Повелительница

Казань, 1980 - е, универсам. Эта ночь была искушением для тех двух женщин, что находились сегодня в его постели. Внимания вполне хватало на обеих, но то, с какими горящими глазами и ухмылками они смотрели на него, разглядывая каждую набухшую вену на обнаженном теле, как играют мускулы, и изнемогает низ его живота, где уже неприятно давит. Одна рука скользила по женскому бедру одной девушки, а вторая сжимала грудь другой. Женские пухлые губы сплелись в поцелуе, пока мужчина с удовольствием наблюдал за происходящим. Едва собирался подключиться, как дверь в комнату выбили с ноги. Разъяренная рыжеволосая девушка влетела внутрь, грубо хватаясь пальцами за мужские кудри. — Кощей, сука ты плешивая, сколько раз говорила, в моей комнате блудом не заниматься! Вырвался из хватки, вознося в воздухе ладонь и замахиваясь. Женщины в спешке принялись натягивать на себя одежду, так же быстро покидая помещение. Не дожидаясь оправданий, рыжеволосая замахнулась, выбивая мужчине несколько нижних зубов, которые он тут же сплюнул на пол под ее ноги. И когда она заметила несколько кровавых капель, упавших на ее новые белые туфли, злобно оскалилась и вновь ухватилась за его кудри, подтягивая на себя. Прошипела: — Вытирай! — Султана, изыди, дитя Сатаны! Несколько длинных красных ногтей впились в кожу щеки, медленно вдавливая и проходясь вниз, оставляя после себя такие же окровавленные отметины. — Ты привел в мою обитель каких - то шкур, на мою кровать их положил, отыметь там хотел, своим биоматериалом запачкал мои новенькие туфельки, еще и дерзить вздумал мне? Куда уж хуже - то, Кощей? Извиняйся! Поднял на нее свой недовольный взгляд, хлопая длинными ресницами. Не дергался, не вырывался, ждал лишь, когда та наконец уймет свой гнев, к которому он уже привык. Ненавидел ее всей душой, убить хотел, но родственные узы связывали ему руки. Все, что мог - изредка выругаться и погрозить пальцем, а сам постоянно попадал под раздачу. Если он и сдерживал себя, она - нет. Жестокая, беспощадная женщина, руки которой по локоть в крови, вкус которой ей по нраву. Ей было плевать, кто погибнет от них на этот раз, важным было послушание и уважение в своих кругах. И в отходчивости ей было не занимать, все же поступала по справедливости, когда та была к месту. Держала в страхе эти улицы, этих людей и даже цветы, которые увядали тут же, пройди она мимо. И ненависть между ней с Кощеем была обусловлена тем, что родственниками они может и были, но условно, когда их родители решили объединиться в семью. И, казалось, самыми жестокими кровавыми междоусобицами были именно их стычки с Кощеем, с которым вечно не могли что - то поделить. Он намеренно доводил ее, злил, подначивал и подставлял, всю неприязнь к ней не скрывал, ожидал очередной ошибки, чтобы после подшутить. А она всегда защищалась. Так же, как защищалась и сейчас, видя, как он крепко держит в руке перочинный ножик, готовый вот - вот обнажить и полоснуть по ее коже, где найдется свободное место. И каждый шрам, что был на этом теле, был оставлен именно им. Это не было похоже на глупые конфликты и драки между братом и сестрой, это было жестоко и страшно. И ненависть все больше крепла, перерастая во что - то более изощренное и тяжелое, избавиться от чего было уже практически невозможно. Ненавидели друг друга так, как не ненавидят даже враги. Влепила ему сочную оплеуху, от которой он пошатнулся, прикладывая ладонь к месту удара, потирая. — Лучше беги, Султана, лучше беги, иначе... — Иначе что? Ты и меня накажешь? Я такого в жизни своей не слышала! Ты кто, Кощей? —Все здесь - моя территория, сестричка, забыла? Так я тебе напомню. Кощей надвигался на нее так, словно был разбушевавшейся бурей. Рывком подтянул на себя, после чего так же резко отдернул ее, ударяя макушкой об стену. Предплечьем придавливал ее шею, смотря в эти бездонные карие глаза, напоминающие взгляд хладнокровного и жестокого убийцы. Поднес к этим глазам нож, едва касаясь им кожи, насмехаясь. — Ты же понимаешь, что я могу тебя убить? Та плавно перевела взгляд на его руку, держащую ножик, после чего брезгливо фыркнула, резким рывком вырывая его и так же придавливая к стене Кощея. Не стала растрачиваться на болтовню и угрозы, воткнула нож ему в ногу, несколько раз медленно прокрутила его, вдавливая еще глубже. Кощей стиснул зубы, пытаясь сохранять хладнокровие на лице, а сам хотел громко закричать и скрутиться от незримой боли. Обхватил ее ладонь, держащую нож, попытался вытащить его, но та надавила еще сильнее. — Султана, остановись! — Проси прощения. Кощей рассмеялся так громко, что, казалось, его услышала вся улица. Тяжело дышал, расплываясь в широкой улыбке, а на деле едва терпел, чтобы с ног не свалиться. Задрал подбородок и твердо ответил: — Пацаны не извиняются. Как только собралась в очередной раз прокрутить в его ноге нож, как в комнату тут же зашли несколько парней, совсем не удивляясь подобной выходке. Один подхватил девушку на руки, закидывая к себе на плечо, оттаскивая от Кощея, а второй молча начал обрабатывать рану. Кинув Султану на кровать, парень пробубнил: — Когда вы уже успокоитесь, блять? — Завали, Турбо. — Поговори мне тут… огрызается еще… Бросил на нее неоднозначный взгляд, переводя его после на главаря группировки. Тот кое - как присел на стул, позволяя обрабатывать пацанам свои раны. Тяжело вздыхая, говорил: — Еще подобная выходка… и я выкину тебя на улицу, как бракованную и ненужную вещь… — Следи за языком, Кощей, пока я тебе его не оторвала с корнями! И снова между ними развязался конфликт, остановить который был уже никто не в силах. И так же тихо Кощей произнес: — Нееет, я знаю, что с тобой сделаю... замуж тебя выдам за кого - нибудь из универсамовских, сразу начнешь уважать остальных и слушаться. Вон, Турбо, научит тебя уму - разуму. Возьмешь под свое крыло, Турбо? — Исключено. Мне моя жизнь дорога. Турбо и Султана переглянулись, бросая друг на друга противоречивые взгляды. Подметив это, Кощей улыбнулся и сказал: — А что такое? Вы же гоняли как - то, че бы не взять? — Воздержусь. Мне хватило того раза, когда я полгода пролежал пластом в коме. И вновь они переглянулись, надеялся увидеть в ее глазах хотя бы малейшее сожаление, но увидел довольную ухмылку, а бровь его непроизвольно вздернулась кверху, изменился в лице. Не понимал своих чувств, и не хотел понимать. Было это очень давно, да и не правда вовсе. Отношения были примерно такими же, как и у них с Кощеем. А влюблен в нее был когда - то до безумия, смотрел на нее, как на ограненный бриллиант, прикоснуться к которому невозможно, а иногда даже просто посмотреть. Вдохнул незаметно запах пряных благовоний в ее комнате, позволяя немного потеряться в пространстве, а сам хмурился, делая так, чтобы никто не смог вычислить его настоящих чувств. Султана вальяжно раскинулась на кровати, листая любимый журнал и разглядывая симпатичные образы на девушках, что красовались на обложках. — Кощей, мне тоже нужна такая юбочка... Смотри красивая какая... Расправила журнал, показывая фотографирую сводному брату. Цокнул, закатил глаза, бегло осматривая товарищей. Те сдержали подступающие улыбки, переглядываясь. — Оторви этот листик, Султана, я потом на эту девчонку передерну. — Ты идиот? Скрутила журнал, слегка ударяя им по своей ладони, представляя, как пройдется им по его лицу. Закинув ногу на ногу, закурил сигарету, заведомо зная, как это нервирует ее. Молчала, стиснув внутреннюю часть щеки, а сама кипела от дозволенной наглости. Тяжело вздохнула, сдерживала подступающую злость, а сдерживаться становилось все труднее. И когда дошла до предела, громко вскрикнула: — Кощей! Съебись отсюда нахуй! Вон из моей комнаты! И подружек своих с собой забери! Кинула ему прямо в лицо журнал, слыша звонкий шлепок, а после громкий смех ребят. Бросила на пол взгляд, процедила: — И зубы свои с пола подбери! — Возьми, да подбери, все равно толку нет от них уже. Бросив журнал на кровать, вышел, подгоняя остальных. И когда они наконец оставили ее наедине, она без сил рухнула на постель, теряясь в бесконечном потоке своих ужасающих и неприятных мыслей. Едва с ума не сходила от себя же самой, а когда оставалась одна, так вообще дурела. В голову сразу же лезли страшные идеи, воплотить которые ей принесло бы неимоверную радость. Накручивая на палец прядь своих волос, думала, куда можно выплеснуть свою энергию на этот раз. Устало выдохнула, закинула в рот жвачку, надувая огромный пузырь. И не заметила, как перед ней оказался Турбо, который со всей дури ткнул пальцем в этот пузырь, лопая его. Шлепнула его по руке, хватаясь за палец и выкручивая его. — Остынь, остынь, ведьмочка. — У тебя много пальцев, зачем себе отказывать в таком удовольствии? Кощей зубов лишился, ты пальцев, все по - честному. — Поговорить хотел с тобой, оставь уже пальцы мои в покое. Взглянула на парня с интересом, освобождая его от своей мертвой хватки. Потирая место ушиба, обдумывал свои слова, видя то поднимающиеся, то опускающиеся брови, лицо, наполненное изумлением. — Присяду? — Нет, постоишь. Сунув руки в карманы спортивных штанов, опустил взгляд, кротко и нервно покачивая головой. Нервничал, сразу это подметила. — Боже, да что ты трясешься весь так? Тебе холодно? Согреть что ли тебя? — Перестань, итак двух слов связать не могу... — Моя проблема? — Пойдешь в дом культуры сегодня? — С кем? С тобой что ли? Султана громко рассмеялась, обнажая белоснежные и ровные зубы, оценивающим взглядом проходясь по внешнему виду Турбо. — Н - да, конечно... Турбо, нам по четырнадцать лет? На что ты надеешься вообще? — Ладно, я понял, забей. Развернулся, направляясь в сторону выхода, однако та остановила его. — А кто еще будет там? Не разворачиваясь, ответил: — Все наши - универсамовские. А че такое? Тебе еще кто - то нужен был? — Все, свободен. И дверь за собой закрыть не забудь. Оставшись наедине, снова задумалась: надеюсь, в этот раз танцы обойдутся без происшествий, вечно всю малину портят. А между тем, вспоминала всех знакомых ей парней с универсама, с которым можно было скоротать этот вечер. Раздражало. Не было рядом того, кто бы по - настоящему заинтересовал ее, поступки которого она бы уважала, ценила бы и получала такое же уважение в ответ. Чувство одиночества съедало ее, и поступала вечно необдуманно лишь потому, что рядом не было того, кто бы вовремя остановил, направил на путь истинный. Усмехнулась, посчитав забавным то, что ее всегда окружали люди, и дом ее всегда был наполнен различными голосами и смехом, а близкого по душе найти не могла. И единственный, который, казалось, должен был стать этим человеком, питал к ней такую ненависть, о которой ни в одной книге не напишут, на улице даже нигде не расскажут. Мать, которая благополучно устроила свою жизнь, уехала с новым мужчиной в другой город, оставив ее совсем одну, а точнее со «старшим братом». Душевная боль затмевала рассудок, настроение резко падало, мысли спутались в огромный клубок, от того сильно тошнило и нездоровилось. Было ее особенностью в такие моменты менять резко направление, уходить от грустного к веселому, а от одиночества к вниманию. Словно ничего не было, поднялась с постели, начала наряжаться. Подбирала внимательно, с интересом новый образ. Нравилось ей наряжаться, красиво и ухоженно выглядеть, краситься и вкусно пахнуть. Натянула на себя темную водолазку, смотря на себя в зеркало, с чем можно было ее совместить. Взгляд проходился по ногам, замечая каждый шрам, которые оставил ей он. Глаза намокли, когда в очередной раз начала гнобить себя, считать недостаточно красивой. И постоянно приходилось носить закрытую одежду, чтобы никто не заметил этих ужасных отметин. Не сдержалась, всплакнула, нервно потирая пальцами переносицу. Пообещала себе, что никогда больше не будет плакать, что будет сильной, а когда оставалась наедине с собой, терялась в своих комплексах и обидах. Психанула, скатилась вниз по стене, уткнулась лицом в колени, пытаясь совладать с собой. Проводя пальцами по шрамам, расстраивалась все больше, а когда сил совсем не осталось, горько заплакала, рассматривая эти ужасные метки. Не хотелось ей всего этого, не любила жестокость, хоть и была любима ей. А по - другому вести себя не могла, не знала и не умела. Чувствовала себя психически нездоровой от жизни и ее судьбоносных подарков. А вместе с тем решила, что этим вечером никуда не пойдет, не до веселья ей было и не до чего другого. Так и продолжала сидеть у стены на полу, прожигая взглядом невидимые препятствия, мешающие ей нормально жить. Тихо прошептала: — Прошу, надели меня благами, избавь от этих навязчивых и дурных мыслей, позволь жизнь вдохнуть заново и при этом не задохнуться. Закрыла глаза, исследуя свои внутренние проблемы путем самоанализа и чем - то, типа медитаций. И размышления ее подорвались ворвавшимся в комнату мужчиной, держащим в руке чью - то отрубленную кисть.