Зимний поцелуй

За завтраком Драко беспокоило появившееся ощущение слежки. Странное, томящее и какое-то вязкое, как патока. Он подозревал, что на самом деле за ним вряд ли следят, что это чувство – следствие произошедшего в прошлом. Тогда Драко пришлось отправиться в Азкабан, на время ожидания вынесения приговора. У него сохранились отрывочные воспоминания о месяце пребывания в узилище. Он помнил урывками запахи, картины и звуки. Он в то время был не участником, а больше свидетелем своей жизни. Даже если Малфой очень напрягался, всё равно воспоминания оставались отрывочными. Помнил только, что в каземате его неусыпно держали под наблюдением даже во время сна. Потом были и соответствующие видения. Ему много такого мерещилось после выхода из тюрьмы, когда надзор уже был снят. Вспоминать об этих галлюцинациях он почему-то побаивался по сей день. Тогда отчётливо казалось, что за ним круглые сутки следят, любые расспросы прохожих, слуг, извозчика, случайных попутчиков в маггловском транспорте выглядели подозрительными. Казалось, чей-то глаз всюду наблюдает за всеми его движениями, и потребовалась пара месяцев, чтобы избавиться от этого самовнушения. Последние дни Малфою снова не давало покоя подобное тревожное состояние, точно, как тогда, после войны, овладевшее им. Вдруг ему начинало казаться, что он не один на улице, что некто, неотступно наблюдающий за ним, находится рядом, следует по пятам, то приближаясь, то отставая, лишь временами оставляя в покое. Драко озирался по сторонам, убеждая себя, что никого поблизости нет, что ему просто чудится. Тогда он начинал думать, что просто под благотворным влиянием Джинни стресс, в котором он постоянно жил уже несколько послевоенных лет, немного ослабил свою хватку, и начался откат: на смену отчаянной храбрости и решимости пришли, вынырнув из прошлого, забытые сомнения, опасения. – Джем будешь? – извне ворвалась в пространство его мыслей Джинни. – Да! Слушай, – спросил её Драко, чтобы переключиться на другую тему, – ты мне покажешь, как ты вызываешь патронуса? – И покажу, и, если хочешь, я объясню и научу тебя, – предложила девушка. Она умела что-то такое, что было недоступно ему, и была готова этим просто так поделиться. Малфой стушевался. – Я был бы тебе признателен за это, – пробормотал он тихо, и в его голосе послышались сильные эмоции. Когда они поели, Драко по настоянию Джинни вышел на середину гостиной. Он снял рубашку, и ей при утреннем свете бросилась в глаза сеточка тоненьких шрамов на его спине, которые Джинни раньше почти не замечала. Она внезапно вспомнила, что это и благодаря кому. Это были следы Сектумсемпры, которую Гарри жестоко испытал на Драко, и Драко, её Драко, тогда лежал на полу туалета, истекая кровью. Каждая эта паутинка кровоточила! Джинни содрогнулась от осознания того, насколько бесчеловечно поступил Поттер и какие муки пришлось перенести его жертве, которую тот подстерёг и чуть исподтишка не убил. Это воспоминание обожгло её. Она не удержалась и погладила спину Малфоя. А тот вдруг застеснялся своей роли ученика, своих бледных до прозрачности кожи рук и испугался, что у него ничего не выйдет. Он неопределённо махнул по своему обыкновению: – Не стоит! Давай ты! Я лишь хотел увидеть. – Поучаствовать куда лучше, чем просто увидеть, поверь! – Уловившая сомнения Джинни, став сзади, взяла руку Малфоя и вложила в неё его палочку. – Как следует прицелься. Потом вспомни самое счастливое воспоминание твоей жизни о том, что в ней было. Самое-самое счастливое. Войди в него, окунись в него с головой, переживи его заново. И произнеси «Экспекто патронум». Бам, и всё. – Ну давай попробуем, – Драко сдвинул плечами. – Какое твоё самое счастливое воспоминание? – Их было много, – проговорил он после недолгого раздумья. – А самое-самое? С чем связано? – Не с чем, а с кем, – поправил Драко. – И с кем? – С дедушкой, – он вздохнул, закрыл глаза и встал в правильной стойке для взмаха палочкой: одна нога чуть впереди... плечо... стан. – ...Прицелься, – прозвучал голос Джинни над ухом. Малфой покопался в своей памяти, извлекая из неё самый безмятежный, полный покоя эпизод, когда в детстве он играл со щенятами под Йольской ёлкой, распаковывая подарки. Когда не было никакой школы, зато был жив дедушка Абраксас – добрый, ласковый и пахнущий дорогим одеколоном, бравший его на руки и учивший всему. В детстве он был по-настоящему счастлив. – Экспекто патронум! Из конца палочки показалось только маленькое серебристое облачко. – Это ничего, – утешила его Джинни. – Сразу и у меня не получалось. Ни у кого с первого раза не получается. Но у тебя хотя бы так, а у многих вообще ничего. Значит, ты сможешь! Просто подбери другое, более сильное, более счастливое воспоминание! Что может быть счастливее? Его первый полёт, когда он поднялся над домом? У него захватывало дух. Это были непередаваемые эмоции и восторг! Конечно, тогда он ещё не особо умел управлять метлой. Но вряд ли оно самое счастливое. Зажмурившись, Драко вдруг неожиданно вспомнил, как он с родителями летом полетел в Италию. Он до сих пор помнил жаркий день, когда они все вместе, с отцовским псом, беззаботно шли пешком к морю по залитой солнцем просёлочной дороге, и своё непередаваемое ощущение абсолютного счастья и свободы. Он и сейчас мог бы нарисовать ряд деревьев вдоль той дороги, даже лучи солнца, прорезающие листву. Не говоря уже о поводке пса и его мохнатых ушах. – Экспекто патронум! – сказал он уверенно. Из палочки посыпался сноп серебристых искорок. Джинни пошатала головой. Это был не самый счастливый момент его жизни. А они вообще были? Такие, чтобы набрать побольше, охапкой, и пронести с собой через всю эту жизнь. Или вся она – это большая коробка с несбывшимися мечтами, пересыпанными страхом и мучениями? Воспоминаний о чём-то светлом и хорошем в душе больше не осталось. Или их и не должно было быть? Наверное, для вызывания патронуса нужно было какое-то спокойствие, умиротворение, которого ему не хватало никогда. В его жизни было всегда беспокойно, подростком он вообще всего боялся. Жил и дрожал. Не сказать бы, что без причины. Должно быть, это отразилось на его лице, потому что Джинни глянула на него с неподдельным сочувствием. Как в детстве, совсем как в детстве. И затем Малфой подумал, что тот прекрасный зимний день, когда они детьми поцеловались, – это и есть самое яркое, самое радостное и самое счастливое воспоминание в его жизни. Он помнил его во всех подробностях, до мельчайшей ветки на дереве и блеска нетронутого снега на ней, отражавшего небо тысячами маленьких кристалликов. Даже когда всё было совсем плохо, память о нём грела его запропащую душу. Ведь она была как солнце на тёмном небе беспросветности и грусти. Когда накрывала печаль и казалось, что уже ничего не будет хорошо, это счастливое воспоминание, как солнечные лучи, пронизывало тьму и дарило силы и надежду. – Экспекто патронум! – выкрикнул он, уже ни на что больше не надеясь. И тогда случилось чудо. Из кончика палочки вынырнул ...небольшой серебристый светящийся зверёк, явно породы куньих. Он встал на задние лапки метрах в полутора от него. «Разглядывает, – подумал Драко. – Он меня, а я его». Патронус был белым, только хвост – с заметно тёмным кончиком. Его пушистая шубка сверкала серебром, а изящные короткие, но сильные лапы обрамляли коготки. Джинни тоже восхищённо глядела на патронуса, затаив дыхание. Зверёк внимательно осмотрел их своими чёрными, поблескивающими бусинками глаз. Вытянув шею, прислушался, повертел маленькой усатой мордочкой. Потом, мягко изогнувшись, опустился на лапы. Драко замер. Однако патронус повёл себя уверенно. Он сделал по комнате несколько кругов, подбежал к нему, обнюхал острые носки его кроссовок и ласково потёрся о ногу Малфоя. Выглядел он воинственно и хищно. Зверёк немного посидел у его ног и, недовольно «уркнув», исчез. – Кто это был? – спросила Джинни шёпотом. Её глаза всё ещё блестели от восторга. – Горностай, – ответил Малфой, вспомнив, как резко тёмное пятнышко на кончике хвоста выделялось на сплошной белизне зимней шкурки. Ему доводилось видеть этого юркого и стремительного зверька летом, среди камней и камыша, в зарослях ивняка. Драко он очень нравился своей дерзостью в охоте и бесстрашием. Ему говорили, что горностайка имеет среди лесной живности репутацию отчаянного храбреца и нахала, превзойдя даже ласку. Девушка не могла отойти от увиденного. Вообще-то, она хорошо знала, что телесный патронус совпадает с анимагической ипостасью вызвавшего его волшебника, он – именно то животное, в которое тот может превращаться. Учитывая, что прошлый раз премерзостный Барти Крауч обернул бедного Драко в хорька, чтобы поглумиться и завоевать дешёвый авторитет у учеников, можно было предугадать нечто подобное, но всё равно царственный горностай, серебристо-белый, как его волосы, был сюрпризом. Внутренняя сущность её любимого оказалась красивой и грациозной, под стать ему самому. А ещё больше она не ожидала, что Малфой не просто довольно легко возьмёт эту высоту в первый же день, но и достигнет кое-чего такого, что было не совсем доступно тому же Гарри. – Прими мои поздравления. Ты только что успешно вызвал телесного патронуса, – потрясённо выдохнула Джинни. – Это мало кто может. Он даже касается тебя, признавая своим хозяином! Драко, твоя сила огромна, ты же её сам не знаешь! Поражённый и взволнованный Драко благодарно на неё посмотрел, и, как тогда на набережной Темзы, Джинни ощутила его желание. Оно было таким мощным, что она отвернулась, не в силах выдержать его пристального взгляда. Малфой подошёл сзади и ласково погладил её по голове. – Быстрее собирайся! Я буду волноваться, если из-за меня ты опоздаешь на работу, – сказал он, понимая, что и сам опоздает, если продолжит стоять на месте. Джинни с утра лихорадило, она вчера закончила свою первую статью про Оттери-Сент-Кэчпоул и окрестности, потратив, правда, на неё кучу времени и сил, зато статья, отпечатанная на машинке Малфоя, получилась, что надо, в меру весёлая, с интересной и, главное, проверенной информацией. Отдав статью мистеру Мисслторпу, Джинни вздохнула свободно, ведь если господин главный редактор примет статью и её не придётся полностью переделывать, то сегодня можно будет пораньше уйти с работы. Девушка заранее решила, что если всё получится, она позволит себе немного отдохнуть и погуляет по городу с Драко. Ждать пришлось недолго, вскоре Джинни узнала, что статья прошла на ура и очень понравилась сэру Тобиасу. Она рекомендована в печать! Главный редактор «Ведьмина досуга» только показал Джинни запятую, которая оказалась не на своём месте, и предложил поменять местами пару предложений, но в целом похвалил её писательские способности и заявил, что не ошибся, доверившись совету, как он выразился, авторитетных и серьёзных молодых людей. Потом он дал ей пару общих рекомендаций, предложил написать ещё что-то о Девоне и пригласил на свой завтрашний семинар для молодых сотрудников редакции. Так что в пять вечера Джинни уверенно шагала домой пешком, предвкушая, что в послезавтрашнем номере мама увидит её статью о родных местах! Тем временем Драко отправился на работу в Министерство. Как и каждый день, он шагал по длинным коридорам с ковровыми дорожками. Людей почти не было видно. Изредка в коридоре мелькала торопливая фигурка эльфийки, торопящейся с прикрытым салфеткой подносом и графином воды на нём к одному из кабинетов. Всё, как всегда. Тем не менее, утро в отделе началось со странностей: их осчастливил своим внезапным кратким визитом Филеас Говард, глава отдела тайн. Это был высокий крупный человек лет шестидесяти с проницательным взглядом, открытым обветренным лицом и щёточкой пшеничных усов. – Вчера, – заявил он после обмена приветствиями, – из кабинета напротив, в рабочее время, был похищен экспертный доклад на имя заместителя министра Маккензи. Его содержание разглашению не подлежит. Содержащаяся в нём информация представляет государственную важность. И не может быть прочитана никем, кроме заместителя министра. Начальники Драко, сэр Элджернон Джеймс Меллоу и Сирил Уиллэн, растерянно переглянулись. Заметив недоумение на их лицах, Говард добавил: – Должен Вам сообщить, что я назначен ответственным за расследование пропажи доклада. Дело под личным контролем Глена Маккензи. Меллоу напрягся: – Но, мистер генеральный директор, должен ли я понимать это так, что Вы пришли сюда говорить с нами о похищении? Он боялся, явно боялся. И предпочёл бы, чтобы речь шла просто о пропаже. – Я полагаю, сэр, что Вы могли бы оказать нам некоторую помощь в этом деле, – почтительно сказал Говард. – Пусть даже в отрицательном смысле, – добавил он. – В отрицательном смысле? – Мистер Уиллэн явно решил, что ситуация явно нуждается в некоторой толике юмора. – Это процесс, который у Вас означает устранение подозрений, если не ошибаюсь? – Не совсем так, сэр, – серьёзно ответил Говард. – Цель опроса состоит в том, чтобы установить, кто мог находиться на месте или рядом с местом похищения в критический момент. Уиллэн даже побледнел. – Вчера на работе находились я, Сирил и лорд Малфой. Никто из нас не брал доклад, мы это готовы подтвердить под веритасерумом, – мрачно сказал Меллоу, глядя ему в глаза и пытаясь сохранять самообладание. – К нам не приходил никто чужой, за исключением курьера мистера Фортескью и мисс Селвин из отдела по делам Содружества. Ещё нас посетил Бьёрнсон, атташе шведского посольства. В кабинете напротив, о котором Вы говорите, работал младший клерк Тесеус Джонс. протяжении всего этого времени я слышал стук его пишущей машинки. Он выходил на обеденный перерыв. Это всё, мистер генеральный директор? Говард сделал пометки в блокноте. – Это ведь не единственное помещение в этой части здания, – сказал он. – Полагаю, в другие кабинеты тоже могли приходить посетители? В голосе его послышался металл. Начальник отдела международного сотрудничества нахмурился. – Вопрос уместный, – сказал он, – но, боюсь, бесполезный. Кроме моего, в этом конце коридора есть ещё два кабинета. Один принадлежит главе службы экспортного контроля мистеру Хитнеру, а он, как Вы можете убедиться, с прошлой среды находится в отпуске. Второй кабинет ещё две недели назад занимал мистер Бутчер-Кэннон, офицер связи, отвечавший за секретность переписки нашего и двух других отделов, пока наше высочайшее руководство не решило, что это непозволительная роскошь в послевоенное время. Таким образом, ответ на Ваш вопрос – нет. Не могло или, точнее, не должно было быть никаких посетителей в этих кабинетах. – Вы уверены? – тут же последовал вопрос с нотками металла. – Абсолютно, – поспешил заверить сэр Элджернон, толком ничего не понимая. – Можете свериться с пропусками. – Непременно. Мне не хотелось бы повторяться, но, выслушав Вас, Меллоу, я вынужден ещё раз заметить, что весьма озабочен этим делом, – отреагировал он. – Есть ли вам всем что добавить? Может быть, в тот день случилось что-то странное, по этажу проходил кто-то, кого не должно было быть, может, в коридоре встретились с кем-то, кто тут обычно не ходит? – Да не было никого, – незамедлительно ответил Уиллэн. – Разве что... Цепкий взгляд Говарда метнулся к нему: – Разве что кто? – Ну, – протянул Уиллэн, явно опасаясь брякнуть что-то не то и навлечь на себя гнев вышестоящего. – Не знаю, важно ли это... Я видел, как по коридору проходил высокочтимый министр Шеклболт... Меллоу испуганно зыркнул на него. – Да, точно, – подтвердил Малфой. – Я тоже видел его на этаже в тот день. Собственно, в этом не было ничего удивительного. Обычно министр прохаживался, проверяя, например, у всех ли в кабинетах висят новые календари, призывающие магическое сообщество к толерантности и взаимопониманию. Это было главное, что беспокоило чернокожего бывшего аврора на министерском посту. – Благодарю вас, сэр, – спокойно сказал Говард. – Думаю, это всё, что я хотел у вас узнать. Когда за ним захлопнулась дверь, Меллоу перевёл дух, достал платок, трясущейся рукой вытер пот со лба и нетвёрдым шагом направился к креслу. – Нам остаётся только молиться Кернунну, чтобы лицо, ответственное за исчезновение доклада было найдено.., – пробормотал он. Уиллен, с лица которого уже сходила непривычная бледность, понимающе кивнул. Драко взглянул на него с удивлением. – А разве это так страшно? Ну, доклад. Ну... пропал и пропал. Делов-то... – Молодой ты, – тихо ответил Меллоу, глядя на стену. – Не разумеешь. Он недаром лично явился. Ничего, поработаешь тут с моё – тоже будешь ощущать. Сложно обьяснить. Я не прорицатель, просто шкурой чувствую, что снова начинаются игры больших людей, а мы лишь шестерёнки всего этого механизма, пешки, понимаешь? В случае чего, спрос с нас будет... От этих угрюмых слов по спине пробежала дрожь. Уж кто-кто, а Малфой прекрасно знал, что такое разборки сильных мира сего, на которых малые взирают, раскрыв рот, завидуя ошалело и неразумно. И чем потом всё заканчивается. Вроде бы спокойный разговор с Говардом действительно оставил после себя малоприятное ощущение допроса с пристрастием, ведь сам он не делился никакой информацией. На этом неприятные моменты не закончились. Во второй половине дня Драко отправился с поручением в бельгийское торговое представительство. Он двинулся пешком, вскоре поняв, что его ощущение слежки только усилилось. Очень осторожной, ненавязчивой, но тем не менее... Побродив по шумным улицам Лондона, на ходу Драко повертел головой, позаглядывал в отражения витрин, но естественно, никого не обнаружил. Ещё бы. Если сидишь в засаде или идёшь по следу, сделаешь все, чтобы тебя не обнаружили и не прихлопнули, как муху. Вытряхнуть эти рассуждения из головы и отвлечься от мыслей о чьём-то непрошенном надзоре оказалось делом нелёгким. Когда довольная собой Джинни вернулась с работы и они немного подкрепились, Малфой предложил нескучно провести вечер в одном баре, где будет небольшой сюрприз. Джинни согласилась, и они сперва пошли просто погулять по улицам. Они были не одни такие – метели не было, многим не хотелось сидеть дома. Бары были полны, и иногда из них выходил кто-нибудь шатающейся походкой. И опять у Малфоя появилось неприятное, сверлящее макушку чувство. Может, сдвиг по фазе заразен или даёт рецидивы? Вон у него уже паранойя и мания преследования. Отдалившись от набережной и пройдя немного вдоль Вестминстерского Аббатства, влюблённые остановились напротив бара «Белый Единорог». Выглядел он как самый типичный классический бар Лондона: внешне окрашен в чёрный цвет, с тускло-жёлтыми окнами, размывающими происходящее внутри. Драко подошёл к двери, слегка приоткрыл её и, убедившись в том, что внутри бара безопасно, а те, кто надо, уже прибыли, пропустил Джинни вперёд. – Да вы только посмотрите! Это же малютка Уизли! Джинни не успела войти, как оказалась в могучих объятиях Грегори Гойла. Её глаза широко распахнулись от удивления. Выглядевший добродушным лобастый увалень с коротким русым ёжиком на голове был невыразимо рад её видеть. За эти годы он поменялся мало, только больше раздался в плечах и заматерел. – Ребята, это же Джинни!!! – завопил он растроганно. – Её брат меня спас из огня, если бы не он, я бы с вами тут не сидел! Радость Гойла была такая сильная и искренняя, что Джинни подумала, будто этот большой крепкий парень категорически не может быть плохим. У него были ямочки на щеках. Как у малыша. Драко с ним тоже обнялся по-братски. Но на этом обещанный сюрприз не закончился. Из-за стола поднялся очень высокий, немного худощавый юноша. Тех девчонок, которым он нравился в школе, можно было понять. Теодор Нотт – умный красавец со Слизерина, пусть и уступающий Драко по внешности. Только сейчас Джинни отметила между ними некоторое сходство. Нотт тоже был хорошо сложен, но, в отличие от Драко, спорт ненавидел. У него были совсем другие глаза, тёмно-синего, насыщенного цвета, и неровно подстриженные иссиня-чёрные волосы, но схожие аристократические, тонкие черты лица. Тоже отпрыск древних семейств. Вот только Нотт был более дружелюбным и открытым, к нему люди стремились. В то время, как Драко хотелось обходить стороной. Однако именно эта опасность, витавшая вокруг него, была весьма и весьма притягательной. – Тео! Дружище! Разреши тебе представить Джиневру Молли Уизли, которую ты, должно быть, помнишь, – с шутливой торжественностью произнёс Драко. – Рад встрече! – обходительно поклонился Нотт, поднеся к губам и целуя руку зардевшейся Джинни. – Мисс Уизли, это большая честь для меня, и я Ваш смиренный слуга... Драко посмотрел на них, улыбнулся и заявил: – Вот и славно. На этом официальную часть обьявляю закрытой. А теперь – да здравствует усиленный кутёж! И отсалютовал поднятым высоко вверх сжатым кулаком. Это была незыблемая традиция «старых школьных галстуков». Время от времени Драко, Грегори и Тео встречались, чтобы посидеть в каком-нибудь новом месте, вспомнить изумрудный факультет и жизнь, которая была у них когда-то, в которой не было места кошмарам, и решёткам в тюрьме, и родителям на скамье подсудимых, и однокурсникам в мешках для трупов. Салазар искал в своих студентах семена величия, а обрёк на ужасы войны. В общем, и закуска, и спиртное сами по себе их волновали мало. Они общались, трепались, куражились, расслаблялись. Оказалось, что Гойл держит частную пекарню, самую популярную в городе и среди чародеев, и среди магглов. И выпускает он вовсе не те дряблые нарезанные булки, что продаются в каждом британском супермаркете и недалеко ушли от старинной выпечки для бедных, нет, в пекарне Грега делают довольно дорогой хлеб на закваске по качеству лучше, чем когда-либо в истории Лондона: овальные хлебы из ржаной и пшеничной муки грубого помола, длинные батоны, посыпанные изюмом и фундуком, подовые калачи и, как он утверждал, самые вкусные пончики в Лондоне. – Вы приходите ко мне, всей семьёй приходите, – говорил он, широко улыбаясь, – для Уизли у меня всё бесплатно. В счёт долга жизни. Нотт, как и Малфой, работал в Министерстве, в совете по выработке торговых стандартов, получая в качестве квалифицированного рядового юриста с достаточным стажем практики от десяти до пятнадцати тысяч галлеонов в год, что было не так уж много. Выручало то, что у него уже была своя квартира в городе. Теодор, как и его друзья, не был женат. Его пожилой отец жил вдали от Лондона, в Нотт-мэноре. Они пребывали в типичном полумраке бара. Деревянные стены, высокие простые стулья, несколько круглых столиков, удобный диванчик возле них создавали нужную атмосферу. Поодаль за столом сидела компания женщин. Зал пересекала длинная барная стойка, сделанная из дерева и покрытая лаком, над которой виднелся неоглядный ряд бутылок. Позади барной стойки за стенкой была кухня. На стойке стояла кофемашина, а слева над головой многообещающего бармена, смешивающего крепкие напитки, висел небольшой телевизор. В затемнённом углу стоял старый массивный музыкальный автомат с граммпластинками под стеклянной панелью. Удивительное явление в современное время. Он был красный, с хромированными деталями. Джинни присвистнула, увидев это чудо. Как и её отец, она обожала всякие чудные устройства. Любовь к ним явно передалась по наследству. – Он работает? – с каким-то благоговейным трепетом спросила Джинни у бородатого бармена, похожего на бывалого моряка, который как раз натирал поверхность барной стойки белоснежным вафельным полотенцем. Тот кивнул, откладывая белую ткань, и осведомился приветливым густым голосом: – Чего желаете? – Четыре глинтвейна, пожалуйста, – ответил Драко за девушку, присаживаясь на высокий хокер. Мужчина кивнул, закидывая полотенце на плечо. Драко на несколько мгновений выпал из реальности, наблюдая за быстрыми отточенными движениями бармена. Словно фокусник, он из ниоткуда доставал ингредиенты и аккуратно творил чудо в четырёх больших бокалах. Наверное, стал бы хорошим алхимиком. Джинни же ушла изучать музыкальный автомат и его полукруглое стеклянное окошко, надолго потерявшись в выборе песни. Двенадцать дисков на 78 оборотов. Двадцать четыре красные кнопки. Рядом с ними – названия хитов прошлого. Бармен молча поставил передо Малфоем и прочими бокалы с горячим напитком. Драко благодарно кивнул и сделал маленький глоток. Красное вино оказалось нужной температуры – не обжигало, но и не было еле тёплым. Слизнув с губ вкус корицы с мускатным орехом и гвоздикой, он довольно зажмурился. После прогулки по морозному воздуху и заснеженной улице горло нежно обволакивало теплом. Была подана и закуска из мяса, жареного миндаля и фруктов. Рядом с Малфоем плюхнулись друзья. – Джинни! – позвал он девушку, постучав пальцами по стулу рядом с собой. Уизли еле оторвалась от джукбокса. Подскочив к стойке, она кинула быстрый взгляд на парней, бокалы, а потом на бармена. – Простите, не могли бы вы разменять купюру? – обратилась Джинни к нему, вытаскивая пятьдесят маггловских фунтов. – Конечно, вам для автомата, мисс? – уточнил бармен, ловким движением фокусника забирая купюру с натёртой поверхности барной стойки. Джинни кивнула и улыбнулась. Получив заветные монеты, она шмыгнула к автомату, так и не притронувшись к своему глинтвейну. К ней присоединился любопытный Гойл. Джинни протолкнула в прорезь монетку и нажала кнопку с выбранной мелодией. Она заказала музыку! Музыкальный автомат пришёл в движение, выбрал из стопки пластинок нужную, поднял её и неторопливо, но точно положил на диск проигрывателя. Диск начал вращаться, головка с иглой опустилась на пластинку, раздалось шипение. Секунду спустя паб наполнила музыка. Это была «Lady in Black». – Отличный выбор! – отсалютовав пустым бокалом, который в этот момент он натирал полотенцем, бармен подмигнул ребятам. ...Она пришла ко мне однажды утром, Одиноким воскресным утром. Её длинные волосы струились На ветру зимнего солнцестояния. Я не знаю, как она нашла меня, Ведь я бродил во тьме, А вокруг меня лежало разрушение После схватки, в которой я не смог победить... Волны энергичных гитарных аккордов подхватили и вынесли в пляс Драко и Джинни. Даже бармен начал слегка пританцовывать. Их первый совместный танец нашёл их сам. Они потом даже не могли вспомнить, кто прошептал: «Потанцуем?» Всё получилось само собой – их руки соприкоснулись, взяв её за ладонь, Драко раскованно и свободно перемещался по всему периметру свободного пространства в баре, то вращая Джинни, то раскручивая в сторону и вновь притягивая к себе. Джинни не захотела уступать ему и тоже отдалась ногами ритму. Это бодрило её, наполняло непередаваемым чувством радостного мироощущения и счастья. Двигаясь без особых правил, но синхронно, они очарованно смотрели друг на друга с такими искренними улыбками, что всем было совершенно очевидно, насколько много значит танец для них. Друзья Малфоя остались сидеть за столом, отбивая такт ногами и неистово подпевая Кену Хенсли. – Ты знал? – громко поинтересовался Тео у Гойла, наблюдая, как слаженно и весело танцует пара. – Не-а, – здоровяк Грег расплылся в улыбке. – Он тихушник. Мы с Винсентом только догадывались, что у него кто-то есть. Глядя на танцующего друга и его рыжеволосую девушку, явственно дополняющих друг друга в движениях и одинаково чувствующих ритм, Нотт вдруг заржал. – Ты чего? – спросил Грегори осторожно, хотя весёлое настроение приятеля уже передалось и ему. – Старушку... старушку Пэнси хватил бы удар, узри она это, – ответил Тео, давясь от смеха. Гойл толкнул его в бок, громко загоготал и забарабанил кулаками по столу. После проигрывания механическая «рука» автомата возвратила пластинку на место, чтобы приступить к следующей выбранной песне. Звучать выпало лирической «Don’t pass me by» Ринго Старра. Джинни она тоже нравилась. Нотт подошёл к ней и, сделав галантный поклон, сказал: – Вы не соблаговолите потанцевать и со мной, мисс Уизли? Она улыбнулась и, кивнув, подала ему свою руку. Что ж, манеры у Теодора были безукоризненные. – Если веселиться, то на полную катушку! – ответила Джинни. Они встали в пару и принялись танцевать. Нотт был хорошим партнёром в танце, он легко двигался и совсем не уставал. Музыкальный автомат в углу пел, не переставая: хард-рок сменила музыка кантри. Под неё Джинни танцевала с Грегом американский лайн-дэнс. Он был немного скован и сделал пару ошибок, но потом как будто освоился и лихо отплясывал бок-о-бок навстречу ей – совсем беззаботно, с радостью от простых движений ковбойского танца. – Меня все всегда считали тупицей, – обьяснял он сконфуженно, проходя в танце мимо неё. – Если бы не Драко, который в меня поверил, рассчитал мой бизнес-план и дал мне в долг денег на пекарню... – Ну прекрати! И вовсе ты не тупой, – Джинни сделалось стыдно, потому что она вспомнила, как Гарри обзывал Крэбба и Гойла телохранителями Драко, видя в них только ходячие горы мускулов. И Рон этому старательно поддакивал. А Грегори просто был верным другом, чистосердечно привязанным к Малфою. – Та ну, я ж знаю, что я не очень умный, все знают. Кроме драки, я ни на что не гожусь. Колдовать почти не умею, – сознался Гойл, делая разворот. – Всегда могу сказать какую-нибудь ерунду, навлечь на себя насмешки. Я же понимаю, что неначитанный, со мной мало о чём поговорить можно. Но я люблю свою пекарскую работу, я её делаю очень хорошо. – Иногда вовсе не обязательно прочитать сотню книг, чтобы быть интересным, – успокоила его Джинни, тоже поворачиваясь лицом к нему. – И надо делать то, что у тебя получается. Хотя я вот решила пробовать новое, я теперь в «Ведьмином досуге» работаю. Журналисткой. – Ничего себе, – изумился Грегори, – его же моя мама читает! – И моя тоже! – Это хорошо, что не в «Ежедневном пророке», там работает эта грымза Скитер, которая про мою семью гадости печатала! Джинни про себя отметила, что отсутствие велеречивой эрудиции Гойл успешно компенсирует наблюдательностью и житейским здравым смыслом. Он не мужлан и не грубиян, просто имеет трудности в изложении своих мыслей и иногда это изложение звучит так коряво, что кажется грубым, а так он намного сообразительнее, чем о нём думали. Рита Скитер, обладающая патологической тягой к чужому грязному белью, ко всему низменному и похабному, достаточно написала и об Уизли и друзьях их семьи, поэтому работать у неё под пятой и каждый день слушать её пошлые умствования было бы откровенно невыносимо. Вне всякого сомнения, она каждый день давала бы понять, какой она великий журналист и как она снизошла до обучения невежды и выскочки из той самой убогой многодетной семьи. Кроткий и доброжелательный Тобиас Мисслторп, видевший в Джинни продолжательницу своего дела, был её полной противоположностью. Он относился к людям с неподдельным уважением, и они платили ему тем же. Малфой и Тео потягивали глинтвейн, умиротворённо глядя на них, обсуждая лондонские новости и перебрасываясь незлобивыми шутками. – Можно я не буду ходить вокруг да около и прямо скажу кое-что? – вдруг серьёзно спросил Нотт. – Смотря что, – засмеялся Драко. – Что? – Я только хотел сказать, что если вы с Джинни... надумаете играть свадьбу, ты ведь нас с Грегом позовёшь? На миг Малфою показалось, что сидящие за соседним столиком посетительницы напряженно прислушиваются к их разговору. Он стряхнул с себя это подозрение, мотнув головой: – Чего это ты? Мы с Джинни ещё не решали ничего, мы только несколько дней, как начали снова встречаться. – Решите, – усмехнулся Теодор Нотт. – Это дело нехитрое, как мой отец говорит. Самое главное, судя по всему, вы для себя уже решили – а формальности вроде разрешения на брак не в счёт. Драко вздохнул. – Ну не надо пока заранее об этом говорить! Ты не бойся, я вас не забуду, обязательно приглашу, если мы надумаем свадьбу устраивать. У меня же, кроме вас, больше никого нет. Как я без шафера и друга жениха? Хлопок по плечу был ответом, что на старых товарищей всегда можно положиться. Они переглянулись, встали и присоединились к танцующим. Ну а потом был ещё один танец, и ещё, и ещё, и так они всё танцевали, прыгали и подпевали песням, и казалось, что это не кончится никогда. Но время всё шло, и вечернее время медленно, но верно перешло в ночь. Настала пора прощаться. Джинни в душе была потрясена. Она весь вечер зажигала и отрывалась вместе со слизеринцами, бывшими молодыми Пожирателями. Что-то в них было совсем не так, как она привыкла представлять. Никто из них не вспомнил за весь вечер о «предательстве крови». Они были рады видеть её, гриффиндорку и участницу антиволдемортовского подполья, не воротили от неё нос, как в школе, не смеялись нагло в глаза, не строили из себя кого-то другого и не были высокомерными. Не кичились. Не грубили. Вели себя просто и с достоинством, смотрели без наглости, поэтому просто очаровали Уизли. С дружками... друзьями Малфоя оказалось так легко общаться. То ли они банально переросли свои детские придури, то ли вправду были намного лучше, чем тогда о них думалось, просто волей судьбы оказались не на той стороне. – Тео, Грег, большое спасибо за хороший вечер. Я не ожидала такого. И вообще, вас надо бы отругать за то, что вы такие славные. Ну правда, огромное спасибо. – Она застеснялась. Прощаясь, растроганная Джинни обняла Гойла и Нотта и легко поцеловала каждого из них в щёку. Грегори и Теодор были лучшими друзьями Драко, а значит, теперь и её тоже. Они ещё со школы были с Малфоем не разлей вода, и эта дружба не станет ржаветь. Жизнь продолжалась, и ей надо было подружиться с ними. Гойл от поцелуя тоже смутился, а заметно подвыпивший Нотт хитро улыбнулся. На выходе из бара Драко взял её за талию, притянул к себе и поцеловал. Поцелуй был недолгим, но он был волшебным. «Как будто его губы были созданы для того, чтобы целовать мои», – подумала Джинни. Они аппарировали домой, взявшись за руки. Джинни, оказавшись дома, ощутила, что порядком устала от танцев и громкой музыки. Она положила голову на плечо Малфоя, а тот держал её за руку. Они сидели на диване, говорили обо всём на свете и много смеялись. Ей, как и в первый день знакомства, было очень легко с ним, и это даже чуток пугало. Как и обещал, Малфой не давал ей скучать. Он пообещал, что в следующий раз вместе с Ноттом и Гойлом поедут играть на бильярде. – Драко..., – прошептала она вдруг. – Что? – Ты правда думаешь, что у нас всё получится после такого долгого перерыва в общении? Малфой кивнул. – Ты такая искренняя, ты приняла ребят такими, какие они есть. А я именно из-за этого еще больше тебя люблю. Запомни это и оставайся такой же... – сказал Драко. Джинни улыбнулась, села, поджав под себя ноги, и положила голову ему на плечо. – Драко, я так тебя люблю! – прошептала она. – Если я тебя потеряю, я этого не... Драко прижал девушку к себе и, зарываясь лицом в её мягкие рыжие волосы, подумал: «Наверняка от любви можно сойти с ума! Какое же было везенье – встретить тебя, Уизли!» Он был одиночкой в силу того, что являлся единственным сыном. Это не было одинокое детство мальчика без игр и прочих детских радостей. В его детстве действительно было много физических тренировок и музыкальных да художественных уроков, каждый день по много часов занятий и наставники, приходящие к ним домой, в Мэнор. Но было также много книг, игрушек, творчества, любовь деда, папы и мамы, крёстного, просто готовивших его к самостоятельной жизни в чужом и враждебном внешнем мире. Драко не считал своё детство трудным: если бы не оно, не было бы и его как личности. С Ноттом он подружился ещё до Хогвартса, потому что его вдовый отец приходил поговорить к Люциусу Малфою и обычно брал с собой Тео. Предоставленные сами себе ребята играли, разговаривали, а когда стали подростками, их детские разговоры тоже повзрослели и переросли в обмен прочитанным. Оказаться на одном факультете было для них само собой разумеющимся. Равные по общественному положению и близкие по взглядам, они были друзьями-собеседниками, союзниками, единомышленниками и всегда находились в своеобразном утончённом состязании, кто больше прочтёт, подкалывали друг друга и иронизировали. А с Крэббом и Гойлом он сдружился уже в школе. С ними не выходило вести высокоинтеллектуальные разговоры, но зато они были честными, надёжными, такими простыми и прямолинейными. Они, бывало, списывали у Малфоя, но платили за это искренней преданностью и вступались за него во время школьных стычек. Это было нечто большее, чем приятельство просто на основе общих интересов. Они проводили вместе много времени, делились друг с другом самыми сокровенными ребячьими секретами и тайнами. Парни открыли юному лорду мир нехитрых, но увлекательнейших мальчишеских развлечений, начиная с рыбалки и гонок на велосипедах и заканчивая тайным распитием сливочного пивка. С ними он даже окреп физически. Слишком серьёзного, всегда грустного Нотта они тоже охотно приняли в компанию и научили дурачиться без оглядки. Их отцы в войну оказались на одной стороне. Той, которая проиграла. Смерть Винсента сразила Драко наповал. Винсентов отец прислал потом ему сообщение по каминной связи, плакал в нём и благодарил за дружбу с сыном, отчего ощущение своей вины было только больше... Утрата Крэбба связала их с Гойлом навечно, они словно потеряли общего родного брата. И теперь для Драко было важно, что близкие люди из его утраченного, растоптанного детства приняли его любимую девушку, а она – их. Но ведь она тоже была оттуда... Ощущение на себе недоброго чуждого взгляда возникло вновь после выхода из паба и уже не покидало до самого возвращения под спасительный кров – домой, в квартиру. Он понял, что это, несомненно, была слежка – непридуманная, не померещившаяся, умелая и скрытная. Значит, не показалось. Джинни тоже что-то тревожило, но она то ли сама не могла понять, то ли не хотела говорить. Уснули они под свист метели за окнами. Драко нежно гладил Джинни, в его голосе было столько искреннего беспокойства, что она мгновенно перестала нервничать, постепенно успокоилась и, вдыхая терпкий приятный запах Малфоя, затихла в его тёплых обьятиях. Она ненадолго проснулась после полуночи, резко вздрогнув от прерывания сна, наполненого звуками, запахами, прикосновениями. Страхом за Драко. Лежавшего рядом и спокойно спавшего, пока без криков и метаний. Девушка будто бы предчувствовала что-то, но никак не могла разобраться, что именно, поэтому уснула снова. Он пробудился уже перед рассветом, тоже ощущая неясную тревогу. Но усталость взяла своё, и Драко мгновенно заснул. Сон был муторный, тяжёлый. Ему снилась битва за Хогвартс, во время которой он и родители будто бы потеряли друг друга из виду и он не знает, живы ли они, потом они находят друг друга, вместе бежат от Пожирателей или от Ордена Феникса по ночному лесу, рычащие псы за спиной... Он бежит. Или увязает в топи. Пытается вырваться, но всё равно тонет. Захлёбывается почти. Но в какой-то момент топь отпускает. Всё это давно было в прошлом, но не забывалось, причудливо перемешивалось в сновидениях. Война как грязь, вязкое болото, то, что раз и навсегда засасывает в себя человека и уже не отпускает...