Маэстро

      По некоторому скромному мнению, люди в музыкальной индустрии делятся на два типа и больше никак. Первый тип это вечные дети с золотой ложкой в жопе, которым все обучение, оборудование и свой уголок в компании обеспечила родня, в то время как ребята второго типа — суровые труженики из трущоб — бились за место на сцене как за воздух. Очень грубое деление, но основные положения понятны.       Бесспорно гении были и там, и там, но вряд ли кто согласится, что не талантливый человек с неприметной внешностью имеет шанс ворваться в шоу бизнес без хорошего финансирования.       Ах, финансирование...       С тем, чего нет разбираться проще, но, пожалуй, многие предпочтут пошевелиться и раздобыть любым путём денег на еду, чем вернуться в каменный век, где сам можешь стать чьей-то едой. Хотя, стоит заметить, даже в двадцать первом веке иногда проскакивало такое чувство, будто кто-то хочет вцепиться в шею.       Так вот, финансирование. "Думаю из вас получится хороший дуэт!" — сказал господин продюсер, вовлекая Гена в авантюру.       И ладно авантюры это дело обыденное по молодости. В один день ты тыришь кошелёк, чтобы прокормиться, в другой надеешься, что новый коллега по хорошо оплачиваемой работе окажется не последним говнюком. Жизнь она ведь как партия в шахматы, по окончании которой короля засунут тебе в... В общем работа дорогая, работу потерять не хочется, но нервы, знаете не резиновые. Как впрочем и фигура короля, которого...       Судя по всему Гена просто пошлют в ту самую жопу с золотой ложкой, потому что по первым источникам, его новый коллега тот ещё гроссмейстер.       Нет, правда гений. Его инструментал всегда логичен, как по учебнику, и необычайно последователен в чувственной передаче, будто бы самого Бетховена поставили за пульт и сказали заново сочинить лунную сонату. А что до текстов? Они прекрасны. Сложные обороты о простых мирах обладали определёнными шармом, имея смелость громко заговорить о безразличном для всех, но не для того, кто послушал.       Ген ему откровенно завидовал. Это же насколько надо было выслужиться перед верховным божеством, чтобы родиться с таким набором из обеспеченной, понимающей семьи, таланта к музыке и таланта к искусному словесному изречению!       Впрочем, если всё-таки верить кое-каким источникам, это всё компенсировалось нелюдимым, грубоватым характером. Но вот если бы Гену пришлось выбирать талант или приятный характер, он бы определённо выбрал первое. От того зависть все ещё огрызалась где-то на фоне, пока злорадно гоготало эго, которое считало себя в более выгодной позиции относительно соперника. В выгодной позиции для чего, правда, дело пока стояло вопросом. Например для партии в шахматы... — Ген, это Сенку. Сенку, это Ген.       Честно ощущалось как знакомство собак на улице, оставалось только под хвосты носами потыкать для верности, а потом славно погрызться.       Ген улыбнулся во все тридцать два, а Сенку сухо кивнул, даже не сняв наушники, и вернулся к делу, будто бы неравномерная дорожка звука была последним оплотом человечества. Мудак. Так бы ему и поставил мат...       Асагири пришлось проглотить пресловутое "приятно познакомиться" и поймать виноватый взгляд звукооператора. Вот он ангел во плоти, прикрывающий нимб кепкой, надежда человечества и в частности Гена сегодня. — С Укио же все знакомы?       Три четверти комнатушки неловко улыбнулись, под равнодушное клацанье кнопок.       За позитивную составляющую, Бьякуе-сану, конечно, спасибо, но с дражайшим Укио Ген только вчера записывал костяк для другой песни. В повысившей градус неловкости тишине, казалось Ген не один такой неуместный был здесь, ржавый чайник среди навороченных кофеварок. С другой стороны если углубляться в тему, то помимо Укио, человека с абсолютным слухом, и, гениального композитора, Сенку, Бьякуя-сан был профессионалом своего дела, спродюсировавшим достаточно популярных песен, чтобы быть на слуху и вызывать уважение одним именем.       Не дав отчаянию просочиться, Асагири героически перенаправил всю гордость с языка в ноги и подошёл к рабочему столу. И первые секунд пятнадцать ему удавалось делать вид, что он вообще-то не лыком шит и все тут понимает, а потом разговор плавно перешёл на термины и всё слилось в единое всё-ничего. В состоянии внутри разговора, но где-то на другой волне, которая то и дело обрывалась стоило только коснуться, не сразу получилось заметить что теперь от него что-то хотят. Точнее, ему что-то объяснили и теперь ждали ответа. Точнее ждал Сенку, нетерпеливо вперившись взглядом в вероятно очень глупые глаза Гена. — Все ясно?       Ген кивнул.       А нахрена? Ни черта же не ясно. — Тогда за дело.       Распознав, что дело его ждёт по ту сторону окошка, в комнатушке звукозаписи, Ген напрягся. Кончились хиханьки-хаханьки, никто тут не будет на пальцах пояснять что такое модуляция, альтерация и не напомнит из какой категории терминов будет большая терция, а значит надо как-то выкручиваться. Прикинуться дурачком и переспросить или сделать наугад? С одной стороны нет гарантии, что действительно пояснят на понятном языке, а лишний раз унижаться совсем не охота. С другой стороны тыкать пальцем в небо очень непрофессионально и непродуктивно. Эники-беники…. — Делай как считаешь нужным.       Показалась спасительная соломинка! Похоже сомнения выдал наступивший ступор и спасибо всем великим композиторам, что подметил это только чуткий продюсер. Бьякуя-сан умел изъясняться на простом, человеческом языке и вкладывать в свои слова нежный пинок к действию.       И вообще-то Ген тут не последний дурачок и мнение своё имеет, и с ним следовало бы посчитаться. Не зря же его первый сингл так хорошо разошёлся, а критики возлагали надежды!       Что ж, вот дверь в комнатушку вёрстки закрылась, а перед Геном открылся более понятный мир. Теплый свет, серенькие рельефные стены, куча инструментов на две трети комнаты, и посередине всей этой вакханалии искусства стойка с микрофоном. Приятная обстановка, если не учитывать пытливо-торопливые взгляды из-за стекла, но всё мелочи жизни, всё суета сует, ко всему происходит адаптация. На пюпитре кто-то оставил заботливо расписанный терминами текст. Уставившись в бумажку с символами, как в афишу коза, Ген понял, что началась самая сложная часть работы артиста — импровизация. Где-то были знаки, где-то слова, но справедливости ради древнеегипетские скарабеи и птички были бы попроще.       Как новый лучик надежды в мрачнеющем царстве, в наушниках зазвучал теплый голос Укио. — Готов?       Ген кивнул. Хотя был ни разу не готов.       В жизни всегда так, ты не хочешь, не можешь, не готов, но вот подключили инструментал и надо открывать рот, и ты открываешь рот. В конце концов, кто не ошибается, тот не растёт, а кто не растёт, тот не попадает в чарт, а кто не попадает в чарт, тот меняет профессию, а кто меняет профессию остаётся несчастливым и безденежным, а кто несчастлив и безденежен....       Музыка затихла, в наушниках снова раздался голос, но уже другой. — Асагири, ты зачем после первого куплета мелизмами пошёл? — голос недопонятого гения звучал сухо и с ноткой обиды. — Если хочешь оставить место для раскрытия потенциала, то это нужно делать своевременно! — А я думаю, что можно изменить логику повествования и начать с больших карт, чтобы в момент, когда все ожидают козырь, ты неожиданно закончишь партию парой шестёрок. — Бессмысленный риск, который испортит повествование. — Субъективно. — Это объективно.       Правда подтвердить это с той стороны пока никто не собирался. В полумраке каморки верстки звука со светлого пространства за стеклом было не разобрать выражения лиц, но интерес к происходящему повис в воздухе. Можно было бы и дальше препираться на детский манер «нет-да-нет-да», но в бедовой голове родилась забавная идея. — Слышал, что гениальный Сенку открыт для новаторства и именно этим зарабатывает себе славу, — на отвлеченный манер, слегка разочарованным голосом Ген закинул блесну. — Как жаль оказалось, что индустрия не щадит никого и заставляет даже такие светлые умы прогибаться под свои потребности, заставляя изменять тяге к новому…       Наступившая на пару секунд тишина располагала для восхищённого свиста, но профессионалы на то и профессионалы, что только округлили глаза как рыбки. Как удобно, что Ген уже подергивал удилище, привлекая хищника. Правда Сенку был чуть больше и разумнее селёдки, и мог с легкостью социального существа понять, что его блеснят, но авантюра она на то и авантюра, что не попробуешь — не узнаешь. — Ну, ничего, давай, я перезапишу как то требуется и забудем…       Потупив всепонимающий взгляд, Ген вспомнил вдруг то самое ощущение чьей-то жажды крови. — Продолжай писать то, что задумал.       Над простеньким микрофоном в каморке за стеклом сверкнул интерес. Отлично, эту селёдку можно вытягивать.       А вот что делать с записью, было не особо понятно. То, что Ген выдал про изменение логики повествования было словом ради слова, а не ради дела, и теперь, когда его восприняли всерьёз, надо было уже вспоминать, что нагородил две минуты назад.       Изначально было не особо понятно у кого тут с кем совместная работа, ибо новый виток нужен был обоим, а власть конечно была в руках одного. Поэтому вроде как и партии было разделены строго пополам, но лебезить, чтобы добиться рассмотрения своей мысли нужно было только Гену. И ладно его изворотливость по жизни помогала в том, чтобы удержаться на плаву, но извините, поддерживать диалог на конструктивном плаву с чересчур прямым индивидом было выше всех сил. Слово за слово и вот они уже совсем не конструктивно покрывают друг друга случайными терминами.       Когда Сенку не выдержал бесполезных препирательств и телепортировался в комнатушку с инструментами, чтобы на пальцах объяснить Гену, где он не прав, Укио в своём сознании преисполнился и вышел на перекур, хотя и не имел тяги к сигаретам. Оставшийся один на один с техникой, Бьякуя убавил звуки словесной драки из соседней комнатки и изредка поглядывал через окно, чтобы гении не поубивали друг друга за модуляцию в бридже. По правде говоря, что есть этот бридж, что его нет, особой разницы не было. Костяк уже звучал интересно и оборви эти наработки на середине, всё равно останется законченная мысль, а вот если добавить для послевкусия этот мост, то пища для размышления у слушателей будет иная. Вот так и упёрлись два барана, ценителя смысла, на мосту.       Поначалу это было забавно, однако спустя полчаса сверху свидетельствования агрессивных выяснений болела голова. — Господа, время позднее, я пошёл, — объявил продюсер в микрофон и звякнул ключом по столу. — Закроете, когда уйдёте.       Никто правда и ухом не повёл, но справедливости ради — их проблемы. С чистой совестью Бьякуя-сан отправился навстречу заслуженному отдыху и порекомендовал Укио последовать примеру. Запись, она ведь никуда не убежит. Можно и завтра продолжить, и послезавтра, и через год, и с каждым по отдельности, если эти милейшие овечки в скором времени не определятся между собой.       Кто бы знал, чем это обернётся…