Идолы извращённости

Гермиона Грейнджер всегда выделялась среди своих сверстников. Справедливости ради, сама она считала себя обычным человеком, со всеми достоинствами и недостатками, характерными ее возрасту, может лишь немного более ответственным и организованным, чем некоторые ее одноклассники. В целом, она не особенно задумывалась над природой своей незаурядности. У нее были более важные заботы — Гарри Поттер, лорд Волдеморт, в конце концов, ТРИТОНЫ, чтобы бездарно тратить время на праздные размышления. Тем не менее, ей было всего семнадцать, поэтому она, как и все подростки, иногда позволяла своим мыслям блуждать в сторону взаимоотношений с противоположным полом, но строго дозированно — после занятий и перед ужином. Будучи основательно загруженной учебой и опекой над верными, но не всегда разумными друзьями, ей не часто удавалось выделить время для подобных размышлений. Жизнь Гермионы Грейнджер была переполнена непредвиденными случаями. 
В данный момент Гермиона придирчиво осматривала тыквенную грядку Хагрида, расстроенная тем, что ее друзья бросили её и убежали играть в квиддич, и она была вынуждена в одиночестве выбирать тыкву. Хагрид великодушно предложил каждому члену гриффиндорского триумвирата сделать свой собственный фонарь на Хэллоуин, однако только Гермиона пока не смогла определиться с выбором. Гермиона не теряла надежду найти идеальную тыкву для идеального Джека-фонаря. Она знала, что ее тыква будет ждать ее. Тогда она вырежет жуткий, оскаленный рот и извлечет спелую, оранжевую мякоть, чтобы красное пламя свечи освещало демонические глаза. Она не могла позволить себе выбирать плод наугад, когда нужный ожидал своего часа, и все, что ей нужно было сделать, это просто найти его. Она понятия не имела, как мальчики могли так быстро определиться с выбором. 

 Впрочем, это была неправда, она точно знала, как они выбирали, и это удручало ее еще больше. Гарри взял первую попавшуюся красивую на вид тыкву, которую выбрал для него Рон… А Рону все варианты показались одинаковыми. У её друзей было множество прекрасных качеств, но разборчивость в этот список не входила. Она поняла, что значительно отклонилась от мыслей о Джеке-фонаре. Рон пожирал глазами любую ведьму, которая попадалась ему на пути. Младший из братьев Уизли оказался покорным рабом своих бушующих гормонов. Честно говоря, он напоминал ей озабоченного спаниеля, который пытался оседлать каждую ногу. Из всех людей Лаванда Браун, он серьезно? 

В действительности, вопрос касался не только Рона. Проблема оказалась в том, что каждый юноша, который с интересом смотрел на неё, оказывался «не тем самым». Это все равно, что провести полдня в библиотеке и обнаружить, что ты ищешь арифмантику среди учебников по алхимии. 

 Она была так поглощена этой мыслью, что не заметила, как пересекла границу владений Хагрида, отделявшую их от Запретного леса, чтобы услышать неуместно знакомый смех, доносящийся из-за высоких деревьев. 

Ради Мерлина, неужели какие-то студенты снова, на спор, забрели в Запретный лес? Это было единственное, что могло побудить подростков отправиться на опасную территорию. Разумеется, такая безрассудность могла быть результатом какого-то глупого испытания, и нарушители неизбежно оказывались гриффиндорцами. Это было клеймо Гриффиндора. 

Гермиона перенесла своё раздражение с Рональда Уизли на незадачливых олухов, которым грозило если не отчисление, то потеря всех баллов факультета. И все же, похоже, они не ушли далеко. Возможно, она могла бы прогнать их сама.
 Гермиона почувствовала досаду от очередного непредвиденного случая.
 Несколько шагов вглубь чащи, и голос послышался гораздо дальше, чем ей показалось вначале. Возможно, это все-таки был не заблудившийся школьник. Запретный лес кишел опасными зверями и духами.

 Гермиона уже развернулась, чтобы пойти в школу и позвать мистера Филча, когда заметила какое-то движение и снова услышала этот гортанный смех. Она в нерешительности остановилась и, немного подумав, вошла в лес.

 Стараясь ступать неслышно, Гермиона подошла к опушке и спряталась за зарослью темных кедров. Ее сердце пропустило удар, когда она увидела то, чего никогда не предполагала увидеть в лесу — саму себя. Это было невероятно, и все же она была там. Другая Гермиона Грейнджер звонко смеялась в своей абсолютной наготе. Это зрелище заставило ее съежиться от какого-то липкого страха. Затем она услышала низкий, вкрадчивый голос, который узнала бы где угодно. Профессор Снейп.

 Он тоже был обнаженный. 

Она увидела декана Слизерина раздетым, сколько баллов за это снимут с Гриффиндора? Она должна была остолбенеть на месте, но этого не произошло. Правда была в том, что он оказался… не дурён собой. Совсем не таким, каким она его себе представляла.

Не то чтобы она когда-нибудь задумывалась, как выглядит обнаженный Мастер зелий. Если только гипотетически.
 Там, в лесу, под редкими проникающими лучами солнца, играющими на его белой коже, ее профессор целовал не её. Было важно, напомнила она себе, что он целовал не её руку. Не к ее ладони прижимались эти саркастические губы. Не ее большой палец этот рот чувственно захватил от кончика до основания. Несмотря на то, что профессор Снейп, казалось, занимался любовью с Гермионой Грейнджер, она не была частью этого спектакля. Ведьма использовала ее образ.

 Внимательным взглядом она оценила их двоих, своего профессора и ту, которая не была ею. Фальшивка, действительно, была похожа на нее. По крайней мере, у нее было ее лицо. Но ее тело не было идентичным.

 Она не была уверена, был ли это метаморф или кто-то под оборотным зельем. Ноги были короче ее собственных, а грудь и задница более скульптурные. Она отметила, что кожа двойника неестественно чистая, в то время как у настоящей Гермионы по всему телу были рассыпаны маленькие родинки и веснушки. 

Профессор Снейп, если это был действительно он, поражал своим телосложением. Она всегда предполагала, что он носит такие развевающиеся одежды, чтобы скрыть худосочное тело. Она глубоко ошибалась. Лжец! Ей хотелось закричать на него. Лжец. Лжец. Это был не холодный, изможденный аскет, чьи губы скривились в порочной улыбке, когда он запустил три длинных пальца своей левой руки между ног фальшивой Гермионы. У темноволосого мужчины с ястребиным носом было атлетическое телосложение, узкие бёдра, широкие плечи, с рельефными, хорошо очерченными мышцами на руках и плечах. Прекрасно развитые, растирающие, рубящие мышцы, которые образуются за годы приготовления зелий и дуэльных тренировок. Более того, все его тело говорило о незаурядной силе и мощи, играя тренированными мускулами так, что она загляделась. Затаив дыхание, Гермиона обошла парочку сбоку, пока ей не открылся идеальный обзор.

Она размышляла, в какой момент она пришла к выводу, что профессор избегал всего, что не имело отношение к интеллектуальным удовольствиям. Она всегда считала его бесполым аскетом. Она попыталась сопоставить все факты, свидетельствующие об этом, пока не поняла, что у нее их нет. Если не считать неприступного вида и склонности к строгой, чёрной одежде, она почти ничего не знала о его жизни, кроме его непосредственного участия в деятельности Ордена Феникса. Все, что у нее было — это обрывки предположений, впечатлений и догадок.

 Волшебник стоял перед другой ведьмой, как скала, его плечи были почти вдвое шире ее. Литые мускулы на его руках заставили ее судорожно сглотнуть. Все его тело говорило о силе так же красноречиво, как его незаурядные магические способности. Она только что поняла, чего именно не хватало ее сверстникам, и волшебник, на которого она так пристально смотрела, обладал этим в избытке, хотя она до сих пор не решилась назвать это качество вслух. В конце концов, и у Гарри, и у Рона были мускулы, но они никогда не вызывали у нее таких чувств. Любые знаки их внимания неизменно оставляли ее безразличной, нет, хуже, чем безразличной, они вызывали скуку. То же самое происходило и с другими мужчинами, которые, как все уверяли, считались привлекательными. Она неизменно оставалась холодна. Порой она задумывалась о своей истинной склонности к сапфизму, но в настоящее время Гермиона не сомневалась, что ее привлекают мужчины. 

Длинная правая рука профессора Снейпа запуталась в волосах НеГермионы, откидывая ее голову назад в том, что выглядело как болезненное объятие. Снейп уткнулся носом в щеку НеГермионы. Его рот встретился с ее устами с порочной нежностью, ее губы были нежно зажаты между его кривыми зубами.
 Его ловкие пальцы прошлись по ее бровям, щекам и подбородку, пока он вглядывался в лицо самозванки. Наблюдавшей за ним девушке его поза показалась одновременно голодной и преклоняющейся. Его мизинец осторожно проник ей в рот. Она с удивлением заметила, что у ее профессора был небольшой живот. Было что-то подкупающее в мягкости такого жестокого человека.

 Гермионе показалось, что оказаться в объятиях ее двойника было то же самое, что утонуть в плоти. Это был секс, именно такой, каким его представляют себе подростки в своих тайных фантазиях — грубый, откровенный, без стыда и застенчивости. Его обнаженное тело ни о чем так не говорило, как о стремлении к гедонизму. Это не мог быть профессор Снейп, так же как ведьма в его объятиях не могла быть Гермионой Грейнджер.

Кто был этот метаморф, который так откровенно использовал ее внешность?

 Когда профессор с нажимом провел руками по талии ведьмы, ее маленький розовый язычок обвел его сосок. Она была такой маленькой по сравнению с ним, что ей едва ли нужно было наклоняться, чтобы сделать это. Профессор громко застонал.
Было шокирующе услышать своё имя из его уст.

 Конечно, он знал, что это была не она.

 Был только один рациональный ответ — это был не Снейп.На поляне ласкали друг друга два странных лесных духа, вовлеченных в извращенную игру. Он снова обратился к ней по имени, когда ведьма, которая не была Гермионой, опустила голову ниже. На его груди была яркая татуировка с глазом Гора. Око над его сердцем. Древний символ могущества и воскрешения. Гермионе показалось, что оно видит ее в ее укрытии среди листвы.

 Ведьма с розовым язычком — возможно, это было наваждение - провела пальцем по полумесяцу его пупка, прежде чем зарыться щекой в мягкие волосы, которые густо росли на его животе. Он задрожал. Его твердый пенис выгнулся дугой от близости ведьмы. — Возьми его, — приказал он.
 Без колебаний фальшивый образ ее самой проглотил член профессора. Он жестко удерживал ее голову, но она не сопротивлялась, казалось, ей не нужно было дышать. Спустя долгие, долгие мгновения, он выскользнул из ее рта. Затем снова вошел. Движение было извилистым и плавным. Оно повторилось две дюжины или больше раз. Бледный темноволосый волшебник выгнул поясницу, и Гермионе показалось, что ее сердце бьется между ног.

 Профессор Снейп без всяких церемоний оттолкнул голову НеГермионы. Его пенис горделиво покачивался в открытом воздухе. Гермиона ни в коей мере не была экспертом, но он определенно был огромный.
 Словно уловив невысказанный приказ, ведьма с ее лицом встала на четвереньки. Профессор опустился на колени позади нее. Это было тревожно и захватывающе. Он был слишком большим для неё. Причина, по которой огромные кентавры не спариваются с пони. 

Он остановился, когда вошёл в неё сзади, с очевидной осознанностью, но это не помешало настоящей Гермионе содрогнуться. Но НеГермиона казалось, получала удовольствие. Его руки гладили ее живот. Его толчки сейчас казались излишне резкими и нетерпеливыми наблюдавшей за ними девушке. Ее двойник должна была быть уничтожена его размерами, силой и свирепостью, но лицо НеГермионы выражало только блаженство. Профессор Снейп крепко зажмурился, выражение восторга было неотличимо от печали, или, возможно, это все-таки была печаль.

 Он говорил на языке, которого она не понимала, языке с разборчивыми гласными и вывернутыми согласными, совершенно незнакомом ей. Что он говорил? Страстное желание понять это сжалось в ее груди, как пружина. У нее было чувство, что если бы только она могла понять, о чем он говорит, ей открылись бы скрытые миры.

 НеГермиона в ответ на его горячие слова, лишь простонала: «Еще… еще» и встретила его толчки с алчной улыбкой на устах.

 Как и прежде, он остановился без предупреждения, на этот раз отшатнувшись назад. Там он полусидел, прислонившись к основанию высокого дерева, тяжело дыша. Его лицо снова стало отрешенным. 

Его партнерша, та, что с лживым лицом, забралась на него сверху по невысказанному согласию. Ее движения стали неистовыми. Длинный язык Снейпа умело обвел сначала один сосок, затем другой, пока она скакала на нем верхом. В его глазах вспыхнул дьявольский огонек, и Гермиона на минуту была озадачена, увидев, как он схватил пригоршню влажной земли. Твёрдой рукой он нарисовал грязную спиральную линию на покачивающейся перед ним груди. НеГермиона откинулась назад, ее груди дерзко смотрели в небо, и весело рассмеялась. Профессор воспользовался возможностью, чтобы также нарисовать луну и полярную звезду на ее скульптурном торсе.

 Ne Nsoromma. Символ любви: мужчина и женщина в верности и гармонии. Кто бы ни принял облик Гермионы, профессор любил ее. 

Единственным метаморфом, о котором знала Гермиона, была Нимфадора Тонкс, но идея о Тонкс и профессоре Снейпе вызвала отвращение. Это было невозможно. Но если так оно и было, это выглядело, как измена. Она почувствовала укол ревности.

 Она ревновала Снейпа. Сама мысль показалась непристойной. Она не имела права. Кроме того, это не был профессор. Затем она увидела это. Неправильной формы ожог от первого серьезного несчастного случая Невилла на уроке зелий на тыльной стороне его правой руки. Внезапно ведьма, сидевшая на нем, изогнулась и Гермиона увидела Чёрную Метку на его левой руке. Это был он. 

Она, вероятно, заметила бы знак раньше, если бы не была сосредоточена на других частях его тела. Независимо от истинной личности его сексуальной партнёрши, это был профессор Снейп, создающий иллюзию, что занимается любовью с ней, Гермионой Грейнджер. Осознание этого вызывало у нее чувство гордости и стыда. Возможно, профессор Снейп мог быть холодным и суровым человеком, и на него практически невозможно было произвести впечатление, но именно это сделало его страстное сношение с ее двойником максимально возбуждающим. Словно она получила оценку «превосходит ожидания» за свою женственность.

 Сама того не осознавая, Гермиона шагнула на лесную поляну и открыто встала перед любовниками — своим двойником и своим профессором.

 Гермиона, которая не была Гермионой, покрывала поцелуями испещрённый морщинами лоб Снейпа. — Я люблю тебя, профессор. Я люблю тебя, — шептала самозванка.

 Снейп ответил на ее поцелуи, впившись губами в ее грудь, его длинные руки пробежались по всей длине ее позвоночника.

 — Теория о потенциале valmuri conch, которую ты выдвинула прошлой весной, была довольно новаторской. Я сам исследую возможность, которую ты предложила, — сказал он. И настоящая Гермиона была поражена услышав слова, сказанные в грудь своего двойника. — Это была довольно впечатляющая экстраполяция. 

Это было превосходно. В комментариях к эссе, которое Гермиона получила после проверки от профессора Снейпа, жестоко высмеивались ее «праздные домыслы, имеющие лишь самую слабую эмпирическую основу». Гермиона фыркнула. 
Профессор Снейп вздрогнул и повернул к ней голову. Она никогда не думала, что сможет вызвать выражение такого крайнего ужаса у кого-либо, не говоря уже о гордом Мастере зелий. Его распухшие от поцелуя губы приоткрылись, и он моргнул, надеясь, что это галлюцинация.
 Медленно, очень медленно его спутница повернула голову к Гермионе. На ее глазах тело обнаженной девушки превратилось в груду листьев.

 Профессор Снейп побледнел, и она с недоверием увидела, как возвращается его холодное высокомерие.

 - Что, черт возьми, это было, профессор? 

 — Я бы подумал, что «самая яркая ведьма своего возраста» могла бы распознать обычную тульпу, — медленно ответил он. — Двадцать баллов с Гриффиндора за допрос профессора. 

— Что все это значит? — повторила она, не обращая внимания на его угрозу. Тульпа? Существо, созданное силой мысли волшебника, требовало ошеломляющего количества энергии, чтобы вызвать его к жизни, не говоря уже о его существовании в течение длительного периода времени. Неудивительно, что она распалась в тот момент, когда она отвлекла его. 

— Школьный персонал волен рисковать жизнью и здоровьем по собственному усмотрению, — сказал он таким тоном, как будто был одет в чёрную мантию и находился посреди класса, а не сидел голый на земле в покрывале из листьев. — Хотя, насколько мне известно, вход в лес по-прежнему закрыт для студентов. 

Для Гермионы этих слов было вполне достаточно, чтобы принять вызов. Непроизвольно, ее кулаки скользнули по бедрам, и она решительно шагнула к нему. — Сэр, из нас двоих, я не та, кто нарушает правила. 

— Грейнджер, это не твоя забота. Немедленно возвращайся в замок, — строго приказал он. Его руки все еще были стратегически сложены на коленях. — Нет, сэр, — дерзко ответила она. — Кажется, это касается меня. У нее хватило самообладания, чтобы возразить ему. Однако, ее храбрости не хватило, чтобы встретиться с ним взглядом.

Она мельком взглянула ему в лицо, чтобы увидеть, что он настороженно смотрит на нее.

 — Ты собираешься сообщить директору? — кисло поморщился он.

 — Что я застала Мастера зелий в компрометирующей позе с кучей листьев? 

— Что ты от меня хочешь, Грейнджер? — его голос стал болезненно резким.

 - Ничего, — инстинктивно ответила она.

 - Не лги мне. Чего ты хочешь, Грейнджер? Я учил тебя достаточно долго, чтобы понять, когда ты лицемеришь, — ответил он. 

Она уставилась на него, открыв рот. У нее было полное право злиться, более того, она имела полное право обвинить его. И вот он оскорбляет ее, называя лгуньей. Разве сейчас она кривила душой? Похоже на то. Она ни за что на свете не донесла бы на своего учителя директору, но она действительно могла что-то хотеть взамен, даже если и не знала, что именно. Или, возможно, она знала, но просто не хотела признаваться себе, что отдала бы все, чтобы поменяться местами с кучей листьев.

 Она нащупала один вопрос среди десятков, соперничающих за превосходство в ее сознании. Любопытство пересиливало страх. — Тогда просто ответьте, сэр. Почему именно я? 

— Желание — не особенно сложная концепция для понимания, не так ли, мисс Грейнджер? — сказал это так хладнокровно, как будто находился на уроке, и тема была толщиной с котел.

 - Вы меня…- Нет, она не осмелится спросить его, любит ли он ее. Это было бы безумием. Он засмеётся. И его насмешка будет оскорбительна. Хотя в глубине души она была уверена, что это правда. Она не хотела увидеть момент, когда презрение в его глазах превратится из обидного в убийственное. Она поискала более нейтральное слово.

 - Я вам нравлюсь, сэр? — спросила она.

 - Да, Грейнджер, ты мне нравишься, — сказал он так, словно эти слова горчили у него во рту.

 — Ты жесток ко мне только из-за своей личины Пожирателя смерти? — медленно спросила она.

 — Абсолютно нет, — ответил он насмешливо. — Если я… не слишком добр к тебе, то это потому, что тебе семнадцать, а мне… нет. 

— Мне не всегда будет семнадцать.

 — Верно, — усмехнулся он. — В прошлом году тебе было шестнадцать, в за год до этого — пятнадцать. 

 — Как давно вы неравнодушны ко мне, профессор? — спросила она, и в ее голове возникла мысль, одновременно тошнотворная и привлекательная. Вместо ответа профессор Снейп отвернулся. — Если ты закончила допрос, я хотел бы одеться. 

— Вы любите меня, сэр? — прозвучал вопрос, который она обещала себе не задавать.

 Все еще отвернувшись, он ответил, его шепот почти затерялся в звуках леса: — В тебе горит золотой свет, я бы хотел, чтобы он был моим собственным. Любовь ли это, я не знаю. 

 — Но зачем вы творите такое? Тульпа? Это унизительно. Она слепо искала смысл в его поступке, каждое оправдание, которое приходило ей в голову, было неубедительным. Ей было бесконечно стыдно за него, из-за того, что он позволил себе заниматься любовью с неодушевлённым предметом. Потому что именно так это выглядело — заниматься любовью. — Если бы вы только проявили доброту ко мне, сэр. Когда я закончу школу, мы могли бы… Неужели она только что предложила ему дождаться ее? Она подумала о том, как созданное им существо признавалось ему в любви. Она подумала о его руках на этом заколдованном теле. Такие создания выражали только волю своего хозяина. Выполняли только его приказы.

 Он прервал ее взрывом смеха. Это был ужасный звук. 

— Предатели и шпионы, как известно, живут недолго, мисс Грейнджер. Ты рассматриваешь вероятность того, что я буду мертв к тому времени, когда ты станешь достаточно взрослой? Давай предположим, что, несмотря ни на что, я переживу Темного Лорда не только физически, но и психически невредимым. Захочешь ли ты к тому времени, чтобы я подошел к тебе? Что именно я могу предложить такой ведьме, как ты? — его протяжный голос был почти издевательским.

 — Себя, конечно, — удивленно ответила она.

 — Мисс Грейнджер, у меня дурная репутация, вспыльчивый характер и я на мели. Я также эгоцентричен, высокомерен, с явно сомнительным прошлым, и мне говорили, что я склонен пускать слюни во сне.

 — Ты великолепный и храбрый, — вызывающе сказала она.

 — Обе черты характера, которые подведут меня к смертельному финалу, — сказал он, нахмурившись.
 Их странный диалог принял иной оборот но, по правде говоря, что могло быть более странным, чем сама идея разговаривать с голым профессором вообще. — Сэр? — сказала Гермиона, ее мысли, наконец, сложились в план действий.

 — Да, мисс Грейнджер? 

— Хотите поцеловать меня, сэр? — спросила она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно и по-взрослому. 

— Я хотел бы значительно большего, мисс Грейнджер, но я должен отклонить твоё предложение до тех пор, пока твоё согласие не станет значимым, — сказал он без всякой насмешки, крепко сжав челюсти.

 — Разве уровень интеллекта не может быть принят во внимание при оценке действительности моего согласия? 

— Прекрати, Грейнджер, — сказал он таким же угрожающим тоном, как тогда, когда застукал ее на уроке зелий помогающей Невиллу. 

— Но, сэр, — настаивала она.

 — Нет аргумента, который я бы не рассмотрел. И нет способа обойти тот факт, что ты, фактически, ребенок, а я в данный момент подвергаю тебя опасности, вместо того, чтобы выполнять функции учителя. Не принимая во внимание то, что если бы директор узнал, что я тронул хотя бы один волосок на твоей милой головке, моим следующим пунктом назначения стал бы Азкабан, — сказал он, нахмурившись. Гермионе потребовалось немалое самообладание, чтобы молча выслушать все это. Потом до нее дошло. Было кое-что, что она могла сделать. Она потянулась к маленькой заколке, которая удерживала ее кудри. Несколько вьющихся прядей все еще цеплялись за нее. С помощью этого такой талантливый волшебник, как он, мог бы идеально воссоздать ее реальный образ. 

— Возьмите это, сэр. Это поможет Вам сделать мой… дубль более реалистичным. К слову, моя задница не такая огромная, — сказала она в слабой попытке пошутить.

 Она подошла к нему, чтобы вложить подарок в его ладонь. Тепло его руки обожгло ее, как раскаленное железо.

 — Никогда бы не подумал, — тихо сказал он. — Твоя мантия оставляет большой простор для воображения. 

С лихорадочной ясностью она поняла, как поступить. Она начала со своего гриффиндорского галстука, небрежно швырнув его рядом с мантией профессора и его волшебной палочкой. Что она делала? Она стеснялась раздеваться даже перед своими соседками по комнате, и все же она снимала одежду менее чем в трех метрах от профессора Снейпа. В ее поведении не было логики, только неоспоримое чувство азарта. Это напомнило ей, как они с Гарри пробирались в запретную секцию под мантией-невидимкой на первом курсе.

 — Остановись, Грейнджер, — угрожающе сказал профессор Снейп.

 Она проигнорировала его, бросив свою черную мантию поверх его собственной.

 — Не делай этого, — зарычал он.

 Как бы он ни умолял, она разделась до нижнего белья, настолько простого, словно оно было сшито монахинями.

Она прекрасно знала, что он не остановит ее и не уйдёт. Она остановилась между ним и его палочкой и посмотрела ему прямо в глаза. Он вздохнул и покачал головой. 

 — Не совершай ошибку, думая, что знаешь меня, Грейнджер, — профессор склонил голову набок и уставился на нее сквозь свои вечно грязные черные волосы. Длинные пальцы крепко сжали маленькую заколку для волос.

 — Я бы хотела поближе узнать тебя, если бы ты позволил, — прошептала она.

 — Ты закончила? — спросил он.

 — Я не думаю, что ты хочешь, чтобы я остановилась, — ответила она.

 Он пожал плечами. 

Чувствуя тошноту в животе, она потянулась, чтобы расстегнуть бюстгальтер сзади. 

Снейп не сводил с неё взгляд, но его лицо было лишено всякого выражения, когда она сняла трусики. Тошнотворное чувство не исчезло, просто закружилось и смешалось с возбуждением от возможных последствий, когда она разделась перед взрослым мужчиной в Запретном лесу. 

 Что, если он захочет прикоснуться к ней?

 Он молча поднялся на ноги и встал перед ней, сложив руки на груди, но ближе не подошел.

Его голубые вены проступали сквозь его белую кожу, как железный каркас сквозь мрамор. Он был далек от идеала. Его выражение лица смягчилось. Она боролась как с желанием разгладить пальцами глубокие морщины, которые образовали резкую линию вокруг его рта, так и с желанием поцеловать его высокий лоб. Она понимала, что он был довольно молод для волшебника, но все же у него был вид человека, на долю которого выпало немало испытаний, более того, он выглядел смертельно усталым. По сравнению с ним она была почти нерожденным существом. Эмбрионом. Несформировавшейся ведьмой, которой она однажды станет. — Могу я вас о чем-то спросить, сэр? — сказала она.

 Он наклонил голову в ответ, осторожно кружа вокруг нее и сохраняя дистанцию.

 — Я часто совершаю ошибку, надеясь, что стану значимой для кого-то, но этого не происходит. Я знаю, что мы все просто статисты позади Гарри, сэр. Но ошибусь ли я, если подумаю, что могу что-то значить для вас? — спросила она. 

— Ты не ошибешься ни в том, ни в другом, — ответил он у нее за спиной. Его взгляд был подобен пальцам на ее коже. Все это время она старательно избегала пронзительного взгляда его чёрных глаз, опасаясь, что он откроет в ней что-то такое, что невозможно будет вернуть назад.

 — Я далеко не так идеальна, как твоя тульпа, — печально сказала она. Она резко повернулась, желая оказаться с ним лицом к лицу, чтобы увидеть, как он тоже поворачивается, обходя ее. Его широкая мускулистая спина была покрыта татуировкой в виде атакующей кобры, такой же угрожающей и опасной, как и сам Мастер зелий.

 — Ты настоящая, — благоговейно ответил он. В тот момент это казалось высшей оценкой. 

Было ужасно и волнующе стоять под его пристальным взглядом полностью обнажённой. Страх и возбуждение охватили ее. По коже побежали мурашки. Болезненно возбужденные соски покалывало там, где их касался легкий ветерок. 

— Знаешь, Грейнджер, будь я хорошим человеком, я бы посмеялся над тобой и отправил восвояси, в замок, — бесстрастно сказал он.

 — А если бы ты был не слишком хорошим? — спросила она. 

 — Будь я хоть чуть хуже, чем я есть, я бы отлизал твою хорошенькую, маленькую гриффиндорскую пизду так, чтобы ты забыла эту убогую школу и своих несчастных друзей. Тогда я бы увез тебя на край света, где Темный Лорд — не более чем отвратительный слух, и провел остаток своих дней, наслаждаясь твоим интеллектом и твоим телом, будь проклят Дамблдор, — сказал он. Он произнес эти слова так, словно они были смертельной угрозой.

Его грубые признания были столь же шокирующими, как ледяная вода на ее обнаженной коже. Она подняла к нему лицо. Она никогда, ни у кого не видела такого отчаяния. Его глаза были как глубокий черный колодец, а она была камешком, вечно падающим и никогда не достигающим дна. Она хотела от него чего-то особенного, того, чему не могла дать названия, и он отчаянно хотел дать ей это. — Конец приближается, не так ли? Финальная битва, — спросила она.

 Он кивнул.

— Ты знаешь, когда? — спросила она, изучая литые мускулы его плеч. Атлант, поддерживающий мир… В самом реальном смысле профессор поддерживал небеса, защищая их, пока Гарри не станет достаточно сильным, чтобы противостоять Волдеморту. Запах влажной земли и собственного возбуждения заполнил ее ноздри. Если бы только он подошел достаточно близко, чтобы почувствовать его, возможно, это сделало бы все возможным. Если бы только он решился прикоснуться к ней. 

— Это произойдет скоро, — ответил он, — и я сделаю то, что должен. 

— Что ты хочешь этим сказать? — спросила она, подходя к нему ближе. — Каким бы раздражающим он ни был, у Поттера есть цель, и ему нужно помочь достичь ее, — сказал профессор Снейп, тоже подходя ближе. — Неожиданный предатель в рядах Пожирателей смерти должен стать достаточно отвлекающим фактором, чтобы дать ему шанс. Я должен сделать все, что в моих силах, чтобы сохранить свое положение. 

— Я все понимаю, — сказала она, представляя ужасные вещи.
 — Ты ничего не понимаешь, и это к лучшему, — ответил он.
 Когда они подошли почти вплотную друг к другу, она обнаружила, что протянула руку и сжала его ладонь. 

Его дыхание участилось, единственным ответом была лёгкая гримаса. — Сейчас ты считаешь мои чувства допустимыми, потому что воображаешь себя взрослой, мисс Грейнджер, но когда ты повзрослеешь, ты посмотришь на это другими глазами, — сказал он с содроганием. 

— О чем ты говоришь? — спросила она.

 - Жалкая и неестественная тоска мужчины, который слишком долго был один, — сказал он, высвобождая руку из ее хватки и нервным движением зачесывая длинные волосы на лицо. — Когда ты станешь взрослой, ты будешь презирать меня. 

Она подняла глаза и почувствовала, что ее тело тянется к нему, как магнит к железному столбу. — Я знаю, чего хочу, профессор. Я хочу…

 — Нет, Грейнджер, — он грубо схватил ее за запястья, пренебрегая шансом, который она ему дала. — Ты меня слышишь, нет? Не искушай меня, — проревел он, делая все возможное, чтобы отдалиться от ее тела. Подстегнутая его отказом, она подняла к нему лицо, пытаясь поцеловать, но он удержал ее на расстоянии.

 — Что, если кто-то из нас умрет? — умоляла она. — И больше ничего не будет. Ничего, слышишь! Так позвольте мне любить вас, сэр. Я могла бы, если бы вы только позволили мне. 

В пылу схватки его эрегированный пенис задел ее живот. И профессор, и студентка замерли, захваченные вихрем ощущений. Гермиона чувствовала себя загнанным зверем, ее душа была обнажена. Глаза профессора расширились, он изумлённо ахнул, его маска стоицизма была сброшена. Его дыхание сбилось. Он отпустил ее запястья с прерывистым вздохом.

 — Нам придется позаботиться о том, чтобы пережить этот ад, не так ли? — сказал профессор, стараясь говорить бодро, хотя его тело все еще дрожало.

 Это было обещание, которое влетело в ее сердце, как певчая птица. Она закрыла глаза, представив будущее, а когда открыла их, его уже не было. Ее заколка для волос лежала поверх сложенной одежды. Возможно, он больше не нуждался в том, что это могло ему дать.
 Fin.