«Я хочу учить людей смыслу их бытия: этот смысл есть сверхчеловек, молния из темной тучи, называемой человеком.»
Фридрих Ницше.
Ещё не до конца оправившись после прошлого визита в обитель Синклера-старшего, Скарлетт вновь вынуждена идти по длинному коридору на встречу к нему. Причина того, что мадам Ришар, с самым недовольным выражением лица из своего, признаться, нескромного арсенала, заявилась посреди вечера выходного дня на пороге номера и проговорила о том, что хозяин отеля ожидает Скарлетт у себя, была неизвестна, оттого невольно побудила девушку почувствовать себя собачонкой на коротком поводке, которую можно отдернуть в любой момент, совершенно не заботясь о её чувствах. Он — начальник, — успокаивала гордость Скарлетт, — возможно, возник неотложный вопрос. Действительно, а может ли возникнуть такой «неотложный вопрос», для которого бы понадобилась помощь простого администратора? — предательски добавило подсознание. «Появились новые правила?» — иная мысль тут же была опровергнута: сообщили бы ей уже на месте, и не сам господин Синклер, а мадам Ришар или, в крайнем случае, Дебби. «Быть может, увольнение?» Учитывая, что произошло за дверью злосчастного номера пару дней назад, будет неудивительно, если Синклер сообщит ей о том, что передумал, и Скарелетт снята с должности, обязательно добавив, что в его отеле должны работать лишь уравновешенные сотрудники. И, пожалуй, даже будет в чем-то прав. Но и тёмные мысли о гадкой начальнице, и догадки о срочном вызове быстро испарились из головы, стоило лишь подумать о гипнозе. Животная паника накатила смертельной волной, заставляя примкнуть к стене, чтобы хоть как-то удержаться на ногах. Скарлетт помнила, как после сеанса просидела под дверью его номера около получаса, дрожа и не переставая думать о произошедшем. Винсент решил поэкспериментировать снова? Нет, он не станет действовать без её согласия, не сможет, он же не волшебник… Если так, то она уйдет сразу же, точнее, трусливо убежит, совершенно не стыдясь. Куда? Куда угодно! Лишь бы только не вспоминать это снова. Шаг. Второй. Остановившись у двери, делает глубокий вдох. «Спокойствие, — повторял разум из раза в раз без передышки, — ничего не случится». Едва сдерживая сердце, теперь готовое вырваться из груди, Скарлетт громко постучала в дверь. — Добрый вечер, — прозвучал низкий голос чуть ли не через мгновение. — Проходите. Улыбка на лице Винсента внушала сомнения, пусть и казалась искренней. Он, одетый в парадный клетчатый костюм с сияющими запонками и бутоном маленькой белой розой, аккуратно вставленной в петлицу, невольно напоминал британского лорда. И как бы не хотелось рассмотреть образ, ведь одна из черт Синклеров — по наблюдениям Скарлетт — это их необъяснимое, пугающие притяжение, она быстро проскользнула в номер, с мыслью, что лучше начать побыстрее и, следовательно, быстрее закончить. — Здравствуйте, мистер Синклер, — голос её, кажется, поднялся на тональность, память снова заполнили сеанс гипноза, объятия, анализирующий голодный взгляд… — Мадам Ришар сообщила мне, что вы просили зайти. Он слегка кивнул, стоя у двери. Как бы мучительны не были картины воспоминаний, всплывающие в голове одна за другой, обстановка казалась иной. Встреча не была похожа на официальную. От Винсента веяло дружелюбием. — Как насчет ужина? — после затянувшегося молчания добавил он, наконец удосужившись повернуться к Скарлетт лицом и окинуть пронзительным взглядом. Заметив удивление на её лице, граничащие, пожалуй, с шоком, поспешил пояснить. — Думаю, вы уже успели увидеть голову оленя, названного в вашу честь. Сегодня его зажарили, и я посчитал себя абсолютным невежей, что собираюсь попробовать его без вас. Всё же, это Ваша добыча, мисс Кацен. — Его эмоции, возникшие при последней фразе, не подходили под описание известных человечеству. Казалось, это смесь злорадства, ликования и предвкушения, прикрытые серьезностью и спокойствием. — Заодно обсудим некоторые вопросы. Прошу. Он указал рукой на открытую дверь, ведущую в смежную, не менее роскошную, чем сам номер, столовую. Аристократизм и элегантность, величие и изысканность — невообразимое сочетание, что таит в себе готика. Высокие окна с витражами, расположенные в стороне от стола, открывали вид на море, спрятанное за золотыми верхушками деревьев. Однотонные стены, украшенные гобеленами и живописью. Скарлетт заметила, что над камином, тоже присутствующем в этой комнате, однако сейчас негорящем, висела картина Александра Кабанеля «Падший Ангел» и рвано вздохнула. «Обитель Дьявола…» И, безусловно, сервированный стол на двоих, украшенный настольными серебряными канделябрами. Совершенное великолепие, прекрасно сочетающиеся с образом Винсента. Синклер отодвинул стул, жестом приглашая присесть, а Скарлетт не в силах была возразить. С каждой минутой разум всё громче кричал ей, что надо убираться отсюда, что ничем хорошим это не закончится и красивая обертка скрывает рой противных жуков, однако подняться она уже не могла. — Я знаю, вы посетили маяк, — начал разговор Винсент без обвинений, не упоминая Коула, причин их прихода, тем самым всё более подтверждая своё странное поведение. — Как вам вид сверху? Согласитесь, он совершенен. Успокаивающий шум моря, его кружащие голову волны, бьющиеся о острые камни. Меня всегда завораживало подобное, ведь именно там можно собраться с мыслями, поразмыслить о любой вещи. Оставить неприятное в море, ощутить облегчение и получить от него дар в виде очищенного разума. «Поистине, человек — это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым».— Он наполнил бокал красным вином, опустил его перед девушкой, и, кажется, вовсе не смущался её положения и роли в отеле. — Наверное, Маркус был неприветлив и портил картину. Не обижайтесь на него, он не привык к гостям. Порой не жалует даже меня. — Уголки его губ поднялись вверх. Скарлетт не видела его лица, но уловила улыбку в интонации. — Его история трагична, не стоит портить ею вечер. — У всех на острове есть своя трагичная история? — нечаянно вырвалось у неё, ибо спросить она хотела совершенно о другом. — Многие находят здесь покой. Покой — лучшее лекарство от безумия, а безумие рано или поздно охватывает каждого и причины тому так разнообразны. Покой работает не хуже медикаментов: также изменяет восприятие и мышление, вероятно, затрагивает чувства и умственные способности, мотивацию и волю. Свежий воздух и тишина играют свою роль и чаще всего положительную. Скарлетт чувствовала себя не в своей тарелке. Сидит перед ней явно не хозяин отеля, а кто-то другой. В разум прокралась мысль, что это лишь сон или очередная затянувшаяся галлюцинация, где главным кошмаром был он. Впервые ей хотелось, чтобы это оказалось правдой. — За удачную охоту, — отсалютировал Синклер и, не отрывая взгляда от Скарлетт, сделал глоток. Алкоголь расслабит мозги, уменьшит бдительность, но с другой стороны ей было это необходимо. Винсент медленно ведет к чему-то, нужно дождаться окончания «вступления» без лишних вопросов с его стороны. Вино оказалось более чем сносным, терпким, с легкой сладостью, ощущаемой исключительно на кончике языка и создающей гармоничный контраст. — Лишь Франция раскрывает всю прелесть вкуса, позволяет прочувствовать каждую ноту. Согласны со мной? Скарлетт кивнула. Алкоголь медленно начал действовать, вгоняя тело в состояние релаксации. — Genießen, мисс Кацен. Она взглянула на мясо, аппетитно лежащие перед ней. Не евшая с позднего утра, Скарлетт уловила, как желудок слегка сжался, требуя отрезать кусок и как можно скорее насытиться. «Ещё когда-то он бегал по окрестностям леса, а сейчас приготовлен, благодаря тебе, убийца, — брови нахмурились, она старалась как можно быстрее прогнать подобные мысли, заглушив их иным утверждением, что такова природа: сильные убивают слабых ради собственного выживания. — Но как же просто было спустить курок…» Нож осторожно вошёл в плоть, и из неё потек ароматный сок, отчего рот заполнился слюной, а голод лишь усилил своё влияние, наконец подавляя сознание. Отрезав кусочек, Скарлетт опустила его в рот и неожиданно зажмурилась от нахлынувшего блаженства. Нежнейшее, чуть сладковатое мясо, о подобном выражаются, как «таившее во рту». Мир перед глазами слегка расплылся, а девушка окунулась в омут наслаждения. Более она не прокручивала в голове сцену сеанса гипноза, не чувствовала страх, а обстановка казалась всё менее странной. На её памяти она впервые получила столько эмоций от одного маленького кусочка пищи. — Вы легко лишили его жизни? — звучало это инородно, фраза будто относилась не к этому диалогу, однако Винсент произнес её спокойно, словно принято спрашивать о подобном во время еды. — Да, — честно ответила она. Сердце требовало освободиться от тяжести. — У него не было души, он был лишь животным. Тогда я смотрела на него, как на добычу, цель… Тогда выстрел, — она запнулась, прикусывая губу, — был просто выстрелом. — А сейчас? — А сейчас мне дурно. Я… Совесть обвиняет меня в бездушии. — Вас гложет вина, но вы предайтесь наслаждению от трапезы. В вас скрывается поразительное противоречие, мисс Кацен, — восхищение в его голосе заставило девушку поднять глаза, встретившись с изучающим взглядом. — Порой, дабы освободиться от мук совести, нам нужно принять свою натуру, иногда требующую то, что совсем не вписывается в установленные нормы морали, даже если установлены они нами самими же. — Сложно принять то, что ты равнодушный убийца. — Убийцей вы стали бы, если бы убили человека, существа с душой. Впрочем, многие люди — животные, заслуживающие подобной участи. Пальцы крепче сжали столовые приборы, а тело пронзила дрожь. Страх, отступивший под влиянием алкоголя, вернулся вновь, охватывая тело в железные тиски. Нет, вовсе не странные речи мистера Синклера напугали Скарлетт, а мысль, что она с ним согласна. Сколько в мире грубых, невоспитанных, избалованных и противных людей, только портящих общество. Не будь их на земле, мир стал бы лучше. «Но сохранил бы при этом своё равновесие?» — Однако, — он изящно достал платок, пройдясь им по губам, — мир не достигнет совершенства даже со смертью всех бракованных людей. Будут появляться новые и, как печально, цикл будет бесконечен. — Весь мир — нет, лишь его часть. — И мы пришли в начальную точку. Но людей можно менять, как вы считаете? — Не все поддаются изменениям. — Верно, не все, — пальцы Винсента отстучали неизвестный ритм, а взгляд метнулся на стол, — но большинство. Я много думал о вашем отце, после нашего последнего разговора. Считаете, он мог бы измениться? Скарлетт на секунду опешила. Услышанное болезненно кольнуло в грудь. — Я не знаю, — честно призналась она. — Он бы хотел измениться? — Не думаю, что он был на это способен. — Я спрашиваю вас не о возможности, а о желании. — Не знаю. Наверное, хотел бы. Ради семьи. — Скарлетт спрятала лицо в ладонях, стараясь сдержать подступающие слёзы. — Я хочу в это верить, но я не могу найти ответов. — Ответы явятся к вам, Скарлетт, стоит лишь задать правильные вопросы. Она резко посмотрела на Синклера, после едва не свалившись со стула. Напротив сидело существо с чёрной головой оленя, жертва, с глазами хищника. Читалось в них неописуемое желание наброситься, но не убить, а забрать к себе, понять, подавить собственные вопросы, не дающие уснуть. Волю и душу рассмотреть под микроскопом, насладиться ими, утолить жажду. — Скарлетт, — протянуло существо, — взгляните страху в глаза. Смелость ведет к победе. — Нет! — закричала она. — Только не это! Закрыв голову руками, словно маленький ребенок, она зажмурила глаза, в надежде, что воспалённый разум скоро уймется, всё встанет на свои места, а она окажется в безопасности. Но хриплый голос существа продолжал: — Исправление — есть отщепление лишнего, поглощение несовершенства совершенством. Только будучи съеденным людьми более совершенными, дефектный человек становится частью этого совершенства. Скарлетт с трудом разлепила глаза, тут же наполнившиеся истинным ужасом. Приборы выпали из рук от увиденного: из бокалов, ранее наполненных вином, на стол полилась кровь, всё прибывая, а в скором времени полностью окрасив белую скатерть; оставшееся мясо содрогалось каждый раз, когда та или иная личинка показывала маленькую головку из его недр; серебряные канделябры более не держали свечи: в них жестоко воткнуты человеческие пальцы, вокруг ногтей которых обмотаны горящие фитиля. Воздуха стало не хватать, она задыхалась, шепча, что всё это лишь сумасшедший сон и ложь, придуманные воображением. — И вы несовершенны. Поддадитесь ли моему изменению? Сознание погрузилось во тьму. Скарлетт более не видела и не чувствовала ничего, только где-то далеко звучал низкий, размеренный баритон: — «Вас, совершенные люди, я научу принятию высшей пищи! Будете вы готовы каждый день, каждый миг к принятию высшей пищи и будете готовы к плоду её. Научитесь голодать, но не ради лимоктонии — ради высшей пищи! Желание охватит вас, совершенные люди, утешение тела и души найдете лишь в высшей пище! Изнурительно будет ожидание, но сколь сладок окажется горький вкус! Бейтесь, совершенные люди, за высшую пищу — становитесь хищниками! Те из вас, кто не сумеют принять высшую пищу, сами окажутся ею!»