Щекотливая тема

      Цзян Ян Ли витала вокруг стола суматошным светлячком. Все сидящие томились в ожидании ее присоединения, не приступая к трапезе, однако та без конца бегала в кухню, словно каждый раз когда оттуда выносили блюдо из воздуха появлялось еще три.       — Так, мальчики. — Она сказала дежурным учительским тоном, наконец заняв стул рядом с мужем. — Овощи, рыбка, бобы. Накладываем, быстро! Чтоб ни у кого не было пустой тарелки!       В Вей Усяне по старой памяти, проснулся страх быть отправленным к директору, и он набросился на кушанья как беглец из голодного края.       Цзян Чен же, продолжал молча играть в «кто быстрее моргнет» со своим отражением в тарелке.       — Тебе что? — Спросил оживленно Вей Усянь.       Невнятный бубнеж в ответ не то чтобы шибко помог сориентироваться, а поскольку в данную секунду воздушные баоцзи с рыбой таял на языке Вей Усяня, не оставляя и шанса думать о чем-то кроме потрясающего вкуса лосося, он не встретив кроме хмурого взгляда никакой намек на отказ, и Цзян Чену за компанию поставил эту булочку с рыбой.       — Фуди, ты хорошо себя чувствуешь? — Цзинь Цзисюань обратил внимание на его странное поведение.       — Да, А-Чен, что с тобой, дорогой? — Беспокойство Цзян Ян Ли присоединилось к нему. — Молчишь, не ешь. А-Сянь же тебя не обидел?       Натянув на лицо улыбку словно снятую с мученика, Цзян Чен ничего не ответил, и факт, что он даже не возразил, подсадил в душу возмущение.       — Я его? Ни в жизни, никогда такого не было. Да, любовь моя?       При последних словах Цзян Чен взъерепенился. Ответ уже капал желчью с кончика языка, но вдруг Вей Усянь, крепко держа, поднес его ладонь к губам и вжался в нее своей коварной ухмылкой.       Два кольца: фиолетовое на указательном, красное на безымянном, захватили внимание Вей Усяня, но стоило ему высвободиться из одного плена, как он тут же попал в другой, впутавшись во взгляд Цзян Чена.       Обрывистый кашель разразился в стороне, но он не отодвинулся даже увидев краем глаза как Цзинь Цзисюань поперхнулся соком. За то этот звук стал отрезвляющим для Цзян Чена.       — Ты сдурел?! — Заверещал он во все горло и вырвал свою руку из хватки.       — Гляди-ка, А-Цзе, я его включил! — Гордо заявил Вей Усянь, попутно уворачиваясь от подзатыльника. — Эй, и люди еще говорят что это я тебя обижаю?!       — Сестра, ну хоть ты, вразуми его! — В крик Цзян Чена как влитые вплелись хрипы Цзинь Цзисюаня.       Пока первый лишь прятался от стыда, согнувшись над тарелкой с баоцзи, Цзинь Цзисюань пришел в себя и нашел смелость для побега, аргументируя, то, что он вскочил будто на стул подложили раскаленных углей, плачем Цзинь Лина, и пусть кроме хихиканья Цзян Ян Ли ничего слышно не было.       — А-Сюань, дорогой, сядь. — Призвала она. — Мальчики, вы такие милые когда демонстрируете свою любовь. Вот это я понимаю.       Видимо расценив ее последние слова как призыв к действию Цзинь Цзисюань безропотно поцеловал изящную кисть жены.       — О… ты тоже любишь меня? — Цзян Ян Ли изумленно спросила.       — Больше всего на свете.        Вей Усяню пришлось пригнуться, чтоб не упустить бесценное зрелище, коим была красная физиономия Цзян Чена. Он выглядел как страус взбешенный отсутствием песка, и увидев его, прошипел прямо в ухо:       — Ты что творишь? Лучше набери «911» пока мы до дома не доехали, садист чертов.       Их соседи по столу, слишком увлеченно миловались друг с другом, чтоб разобрать грозный полушепот, который предназначался лишь одному слушателю.       — Ты такой заботливый, баобей. — Ухмыльнулся Вей Усянь и, показывая свое истинное отношение к его угрозам, щипнул за нос.       Когда уже казалось, что все кулинарные изыски разложены и дерево ломится под ними, Цзян Ян Ли принесла кастрюлю, лишь аромат из которой уже выигрывал соревновании с остальные угощениями, недотягивающими до уровня супа из корня лотоса и ребрышек.       — О, смотри! — Возликовал Вей Усянь. — Уж от этого ты не откажешься.       Цзян Чен посмотрел на него и кивнул, однако унылый вид намекал, что согласие это не искреннее, а из жалости, что отнюдь не умоляло радости Вей Усяня, и он налил ему порцию.       — А-Сянь, чуть не забыла! — Пискнула Цзян Ян Ли и поставила перед ним бутылек Сычуаньского перца.       — Спасибо, А-Цзе. — Он вытянул губы бантиком, и в ответ ему тоже прилетел воздушный поцелуй.       — Сестра, а у тебя в школе как? — Цзян Чен спросил, задумчиво купая ложку в пиале.       — Ой, а у нас экзамены… Честно говоря, и учителя страдают и дети.       — И взрослым и мелкатне настроение перед праздниками портят. — Фыркнул Вей Усянь, нападая уже на вторую миску супа.       Контраст количества поглощаемой ими пищи невольно наталкивал мысль, что он украл желудок Цзян Чена, не оставив тому выбора, кроме как грустно смотреть на еду.       Вдруг всю беседу перебил раскатистый плач прямиком из детской комнаты. Следы усталости, что Вей Усянь не замечал на лицах Цзян Ян Ли и Цзинь Цзисюаня стали в миг явными, когда те вдвоем молча остались сидеть с закрытыми глазами пару секунд. Они больше не подрывались с мест как ошпаренные при первой слезинке ребенка, потому что уже привыкли, и чего греха таить, были вымотаны родительскими заботами.       — Чуть бы раньше, сынок… — Вздохнул Цзинь Цзисюань, очевидно досадуя о том что сын не пришел на выручку к нему, в той самой неловкой ситуации.       — Дорогая, не вставай. — Он положил руку на плечё Цзян Ян Ли.       — Ты вчера всю ночь не спал, давай я… — Запротестовала та.       Пока они спорили Вей Усянь не выдержал и поднялся сам, потому что можно было насчитать всего два звука в мире способных выбить его из колеи: собачий лай и плач.       — Дайте дяде Усяню все решить…       Он почувствовал нежное прикосновение на своем запястье когда проходил мимо Цзян Ян Ли.       — А-Сянь, милый, ты мое солнце, спасибо.       — Сестренка, о чем вопрос? — С улыбкой отмахнулся Вей Усянь.       Не успел он зайти в комнату Цзинь Лина, за дверью раздался ворох шагов, а следом голос Цзян Чена, с уже приросшей к нему гневной интонацией: «С вашей стороны очень смело вот так доверить ему ребенка!».       Вей Усянь раздраженно закатил глаза и подошел взять беспокойный, сморщенный комок из колыбели, который находил безмерно милым, несмотря на схожесть с креветкой.       Дверь скрипнула, тонкий луч от люстры пролез в щель, но исчез через секунду, и вновь ночник остался единственным источником света.       — Цзинь Жулань… — Сладким голосом пропел Вей Усянь, укачивая ребенка. — Цыпленок, дядя пришел тебя успокоить, чтоб ты не орал как… твой другой дядя. — Сказал он и поднял свой смеющийся взгляд навстречу с осуждением от Цзян Чена.       Последний заговорил еле слышно, но в его голосе неизменно присутствовали нотки желчи:       — Ты хочешь его успокоить или довести до исступления своей болтовней?       — Спи-спи, Цыпленочек… — Прощебетал он, и в такой же ласковой манере ответил: — С тобой работает, когда ты орешь, значит и с твоим племянником должно.       Брови Цзян Чена пошли волной, но словесный удар остался при нем. Молчание этого человека означало далеко не согласие, а то что он в данную секунду мысленно уже сломал кое кому нижние конечности.       Вей Усянь выбросил мысли о предстоящей расплате из головы и вновь посмотрел на Цзинь Лина.       Его плачь с первого дня жизни, удивительным образом походил на писк, поэтому прозвище «Цыпленок» с ним сроднилось, хотя досталось изначально лишь по вине отца «Павлина».       — О… гляди, и правда успокоился. — Поразился Цзян Чен. — Стой. — Прозвучало, когда Вей Усянь наклонился к люльке. — Вдруг он притворяется. Чтоб ты ушел. Покачай еще немного.       Он повиновался, тихо хихикая над его бдительностью которая даже тут не давала слабину.       — Не хочешь тоже подержать? — Предложил он, увидев, как Цзян Чен приблизился на шаг.       — Нет, я… я просто посмотрю. У тебя хорошо получается.       Вей Усянь смущенно улыбнулся. Это же выражение примерзло к его губам, а глаза вылезли из орбит. Осталось только сопротивляться мурашкам, чтоб ненароком не разбудить Цзинь Лина, когда чужая рука мягко опустилась на плечи.       Раз за разом он обещал себе, что перестанет впадать в ступор при проявлений нежности от Цзян Чена, но когда сказанное шёпотом «Люблю тебя» обдало жаром ухо, стало понятно, что реагировать на это спокойно за гранью его досягаемости, и вряд ли настанет день, когда это изменится.       Пулей Цзян Чен прошмыгнул за дверь, до смешного схожий с каким-то нашкодившим малолеткой, у которого дерзость иссякла стоило на горизонте замаячить последствиям его шалости.       Вей Усянь как мог, относился с пониманием. Все же признаться в чувствах мужчине, когда ты сам того же пола, дело достаточно волнительное и в целом рисковое, «но не в случае когда ты с ним в браке три года и выплачиваешь совместную ипотеку!» — Пронеслось в мыслях.       Напоследок, ткнув с любовью Цзинь Лина в щеку, он вышел.       — С ребенком все хорошо? — Свой нервный голос первым подал Цзинь Цзисюань, чья поза, как у марафонца на старте, намекала о готовности ворваться в детскую с секунды на секунду.       — Зятек, ну мы ж не пингвины, чтоб вашего ребенка тырить. Спит как мер…       Вновь устроившийся за столом, Цзян Чен постарался утопить сравнение в натужном кашле до того как Вей Усянь совершит эту ошибку.       — …как ангелочек. — Он невинно посмотрел на него исподлобья. — А-й-й-я! Да что такого? Это фигура речи.       Вей Усянь почувствовал бабочки в животе когда вернулся к еде после разлуки.       — Так. — Придав голосу жесткости, начал он. — Золотые мои, ребенку два года, а он все еще не называет меня «Дядя Сянь». Что будем с этим делать?       — Будет называть, А-Сянь. Будет. — Цзян Ян Ли прикрыла рот, чтоб заглушить смешок.       Слово за слово, а потом и полтора часа за просмотром фильма незаметно превратили вечер в глубокую ночь, вместе с чем и их не полное, без родителей у которых не так давно проснулась тоска по Китаю, семейное собрание близилось к концу.       В случае Вей Усяня же, если что-то и могло пробудить бурю чувств к этнической родине , которую он в глаза не видел, так это Улыбка императора — несравненное вино из Гусу.       Зная об этом Цзинь Цзисюань купил целый ящик, и заключил с ним сделку: каждый раз, когда приходя в гости Вей Усянь не называл его «Павлином», он приносил бутылку, и сегодня был этот случай.       В итоге, открыть её вызвался Цзян Чен, тот которому сначала хотелось утаить сущность алкоголика, скрытую не так уж и глубоко, но эмпатия взяла вверх, и стало слишком больно наблюдать пытки пробки штопором, поэтому он выхватил все из рук Цзинь Цисюаня и неприлично легким движением руки откупорив многострадальный сосуд.       — Вот! — Восторженно ткнул пальцем Вей Усянь. — Вот почему я вышел за него замуж!       — Не буду скрывать, целился пробкой тебе в лоб. — Пытался Цзян Чен звучать искренне, но суровый тон рассыпался со смехом.       — Идиот, это рисовое вино, а не шампанское, так как ты, черт возьми, хотел чтоб она выстрелила? — Выгнул бровь, парируя Вей Усянь.       Он разлился хохотом больше не от их перепалки, а от озадаченной физиономии Цзинь Цзисюаня. Цзян Ян Ли же шутка напротив понравилось, что тоже видно было по лицу. Вообще, она была из того малого числа людей, которые при виде взаимодействия своих братьев не советовала им семейного психолога. А ее муж, бедняга, еще не свыкся, и порой выпадал в осадок, слыша как эти двое проезжаются друг по другу, но она неустанно объясняла, что так всего-навсего проявляется любовь между ними.       — На обратном пути ты за рулем, ведь так? — Вей Усяня насторожило то, что Цзян Чен наполнил все бокалы без исключения.       — Да? — Прозвучало со столь искренним удивлением, что даже его заставило усомниться. — Алкотестер с тобой не согласится. — С этими словами, оперативно опережая любимые аргументы к которым можно было прибегнуть, Цзян Чен опрокинул в себя, столь желанный Вей Усянем напиток.       В груди закололо. Было такое ощущение, что опустошили не бокал, а его сердце. Вей Усянь пустил скупую мужскую слезу, почувствовав в спине лезвие ножа.       — Ладно-ладно, прости. — Сказал Цзян Чен виновато, но не достаточно для своего поступка. — Вызовем такси?       — Грешник. — Вей Усянь цокнул и пихнул его в плечо, но голос его недолго держал обиженный тон, а при виде по-прежнему полной пиалы, мысли улетели вообще в другую сторону. — На пустой желудок то зачем?       — А… я сейчас поем! — Заверил Цзян Чен в заметно приподнятом настроение. Не понятно, от вина ли, а может от осознания что ему не влетит. — Сестра… остался еще суп с рёбрышками?       Лицо Цзян Ян Ли тут же озарила улыбка, и она побежала накладывать брату щедрую порцию, с пылу с жару, не жалея кусочков мяса.       Все средства были хороши, чтоб заставить Цзян Чена есть иногда. Вей Усянь это знал, и вкус победы ему ощущался милее даже Улыбки императора.       ***       Они вернулись домой словно после ограбления продуктового магазина.       — Когда А-цзе только успевает столько готовить? — спросил он, роняя на пол тяжелый вздох и три набитых до нельзя пакета.       Дверь следом за ним беспрепятственно закрылась, что его смутило. Спустя мгновение озарение накрыло, и Вей Усынь виновато отворил её перед Цзян Ченом, который был не в состоянии сделать это самостоятельно из-за груды упакованного съестного, что чудом сумели обхватить его руки. Красные от напряжения щеки сдулись, когда он выдохнул:       — Помочь не хочешь?       — Хочу. Очень хочу. — Уверенно ответил Вей Усянь. — Но руки заняты. — Он сказал, подняв те ничтожные по сравнению с ношей Цзян Чена, два пакета.       Поскольку роль бесплатного водителя и на обратном пути тоже выпала Вей Усяню, по чистой несправедливости, работу не оплачиваемого грузчика он решил спихнуть ему, чтоб вновь воцарился баланс.       — Так, муженек, — Сказал Вей Усянь, взваливая пластиковые мешки на стол. — А-Цзе угрожала мне: говорила, что если ты не съешь хотя бы половину из всей этой… кучи, она спустит с меня шкуру. Поэтому, со всем уважением к твоему стрессовому периоду, делай что хочешь, но голодать прекращай. Начни брать пример с меня, я вот жру в три горла когда нервничаю.       — Теперь хочется не есть чисто из принципа, чтоб увидеть это прекрасное зрелище. Пусть позовет меня за компанию.       Вей Усянь в миг расслабил лицо, и почувствовав как уголки губ легли ровной линией, понял, что с преданием себе серьёзного вида преуспел. Особенно это подтверждало напряжение, резко пронзившее позу Цзян Чена.       — Мы ж по очереди. — С жуткой ухмылкой спросил он, убедившись, что от привычной, добродушной улыбки ни следа не осталось. — Сначала я сниму кожу с тебя. Какая разница как над организмом издеваться, да? А потом уже А-Цзе расправится со мной.       — Иногда и ты и сестра меня пугаете!       — Так работает шоковая терапия, дружочек мой. — Холоднокровно заявил он.       Раскладывание продуктов Цзян Чен со своих плеч пихнул сугубо на чужие, а сам пошёл дописывать главу. Было около двенадцати ночи, однако спать он точно не собирался, и Вей Усянь решил подсобить ему в этом кружкой кофе.       Хотя это варево им воспринималось как горькая жижа для особых мазохистов, желающих насиловать свои вкусовые рецепторы, жизнь свою он связал навсегда с человеком, что души не чаял в, за гранью разумного, крепком напитке.       Кабинет Цзян Чена, где он работал над чужими рукописями, особо не изменился с той поры, когда еще был его детской комнатой. Поры, когда этот дом принадлежал родителям, а сестра не переехала к мужу. Только рисунков с подписью Вей Усяня, этих собачих морд, которых он изобразил на бумаге со своей кинофобией, стала просто целая туча, так что те оккупировали всю стену.       — Ну как тебе пишется то? — Спросил Вей Усянь, подкравшись сзади. Любопытство взяло вверх, и он наклонился, чтоб различить мелкие буквы на текстовом файле.       — Да никак. — Пессимистично бросил он. — Говорил же, что у заказчика идея сюр изначально. Не знаю как о таком писать. Какие-то заклинатели, перерождение, полеты на мечах. А главный герой… вылитый ты. Разгильдяй и самодур.       — Красивый хоть? — Тут же поинтересовался Вей Усянь, услышав о сходстве.       — Да я тебя умоляю! — Цзян Чен махнул рукой, словно отгоняя его тупость. — Они там все как с обложки журнала если бы их выпускали в древнем Китае. У них даже есть список самых красивых господ поколения! Это же надо до такого додуматься!       — И на каком месте главный герой?       — Да вроде четвертое.       — Ха, и правда сюр. Почему не сделать центральным персонажем того, кто на первом месте?       — Так на первом месте его хахаль! — Пояснил он с желчным смешком. — Стой… или брат его хахаля. Я их путаю.       — Ты главное когда постельные сцены писать будешь не перепутай. — Прыснул Вей Усянь и поставил кружку кофе на стол.       — Спасибо. — Ответил Цзян Чен на сей жест доброй воли, однако в глазах, которые он не спешил вернуть к ноутбуку, читалось подозрение.       Выпученные окуляры Вей Усяня можно было бы назвать образцом простодушия, но не этим словом Цзян Чен бы их описал, что собственно и читалось у него во взгляде.       — Баобей, а ты не хочешь…. — Сказал он вместе с тем как начал мять ему плечи, из-за чего мышцы только больше напряглись. — Ну…       — Вей Усянь… ей-Богу по тонкому льду ходишь.       — Ну, что сразу по тонкому? Не тонкий он… нормальный.       — Выкладывай уже. Нет сил слушать твой бред. — Он отхлебнул горячего, второй рукой ударяя по кнопкам клавиатуры.       — Как тебе предложение пойти на… мой нефритовый стержень?       Его вопрос встал значительным препятствием для глотка кофе в горле, вогнав Цзян Чена в приступ кашля.       — Ладно-ладно! Сформулирую нормально, как ты любишь, — Затараторил Вей Усянь, похлопывая чужую спину — Займемся сегодня сексом?       — Сразу после того, как я тебя убью… — Он сказал и, осознав опасность, незамедлительно добавил охрипшим голосом: — …только попробуй пошутить про некрофилию.       Вей Усянь сменил стратегию, уже в следующую секунду его голова легла на чужое плечо, а ехидный шепотом лился в самое ухо:       — Цзян Че-е-е-н — С ликованием он отметил как мурашки пробежали под руками и потянул губами его мочку. — Цзян Чен, ну не будь ты настолько букой. Ты ведь слишком милый, когда такой.       Вей Усянь со всей подлостью втиснул руки ему в подмышки и начал тарабанить пальцами, мгновенно провоцируя истеричный смех.       — Нет, нет, нет! Нет, Вей Усянь! — Цзян Чен кричал ни то с гневом, ни то с мольбой и старался съежится как можно сильнее, чтоб не дать вездесущими пальцам свободно разгуливать, но щекотливых мест на его теле было уж слишком много.       Зажатому меж креслом и столом Цзян Чену оставалось лишь беспомощно извиваться и дурно хохотать, пока его истязатель не наиграется.       Наконец этот час настал. Он как мог вернул ритм дыханию и повернулся к Вей Усяню который уже приготовился к укору, однако был застигнут врасплох, тем что Цзян Чен начал медленно приближаться, и в ответ инстинктивно подался навстречу.       — Это то, чего ты хочешь? — Тихий голос Цзян Чена опалил влажные губы.       — Если хочешь ты… — Ответил он, не зная откуда взялась эта робость.       — Очень хочу… — Томно выдохнул Цзян Чен.       И Вей Усянь как пес, при звуке команды, сорвался, чтоб увлечь его в поцелуй, но почти приблизившись к точке невозврата, уперся в указательный палец.       — Очень хочу. — Нотка желания из голоса Цзян Чена испарилась, осталась лишь сухая иронию. — Но руки заняты. — Он демонстративно выбил из кнопок пару щелчков.       — А-а… — Негодование нахлынуло на Вей Усяня и вымыло все речевые обороты.       — Вот же оно! — Цзян Чен покачал перед его ошарашенной миной указательным пальцем, словно получил озарение.       Он судорожно ввел что-то на ноутбуке.       — Какое? Да ладно! «Фрустрация»?! — Вей Усянь всхлипнул. Голубая линия мигала в конце этого слова, точно насмехаясь.       — Да. Спасибо тебе, солнышко. — Пропел он с искренней радостью, теребя его за щеку как будто Вей Усянь снова вернулся в ясли.       — Да ты стервец. — Усмехнулся он после прихода в себя, не в состоянии толком сравнить вес двух одинково мощных желаний: ржать как конь и плакать навзрыд, чтоб понять за кем из них следовать.       — А ты идиот. У всех свои недостатки.       — Ну ладно. — Пожал плечами Вей Усянь.       — Спасибо за кофе. — Повторно бросил он.       — Люблю тебя, дорогой! — Вей Усянь крикнул уже будучи в шаге от порога его кабинета.       — Секса не будет!       — Ради тебя дам обет целомудрия. — Сказал он, на миг высунувшись из дверного проема.       Губы изогнулись победно, когда уже в коридоре его догнал смешок Цзян Чена.       У себя в комнате, он скинул одежду и лег на пол, а после, достав резиновый стержень, экей стилус, приступил к работе.       Вей Усянь был заядлым любителем ходить по дому в неглиже. И трусы не носил бы, если б не крокодильи слезы, с которыми Цзян Чен его умолял.       «Художник должен быть голым» — сказал однажды он. Цзян Чен же попытался его исправить: «Голодным может?». Но это была не исковерканная пословица, а без малого жизненный принцип.       В общем, его рабочий «костюм» включал в себя наготу и неряшливый пучок, который выступал как своеобразная антенна для вдохновения, потому что вибрации вселенной могли не достигнуть Вей Усяня, развалившегося над графическим планшетом.       Тонкая черная линия струилась следом за стилусом по контуру мультяшного осла. Логотип для яблочного сока все никак не доходил до нужной кондиции, «румяной корочки», хотя время выкрутило температуру в этой духовке до той степени, что она полыхала, и в ее пламени горели сроки сдачи проекта заказчику.       С вливанием в работу сегодня случился оглушительный провал. Напряжение в теле было столь ярким, что весь мыслительный процесс был посвящен лишь преданию ему образности. Например, как электрические цепи, которые обвили Вей Усяня с головы до пят, удерживая от получения разрядки, к каким бы методам самоудовлетворения он не прибегал.       Вей Усянь прекрасно знал, что может сказать о проблеме Цзян Чену и получить как всегда поддержку. Однако нельзя и отрицать, было некое приятное покалывание под кожей в моменты отказа. В этой его избитой, но живой вопреки всему надежде, что на сей раз Цзян Чен наконец согласится на секс.       Вдруг затылок прожгло ощущение пристального взора. Он перекатился на спину и без грамма удивления уставился на Цзян Чена. Дело было в том, что он уже привык к его бесшумной походке.       — Я заварил тебе ту гадость, которую ты кофем зовешь, на…       — Три в одном? — Спросил Вей Усянь, приподнимаясь, чтобы взять кружку. — Только не говори, что ты сделал это из логики, что теперь тоже мне должен… — Насторожился он. — потому что если да, то я тебя побью.       — Боюсь. — Фыркнул Цзян Чен и опустился рядом. — Аж коленки трясутся, так что сяду.       Он пригубил немного кофе. Взгляд невольно вернулся к экрану. Обычно Вей Усянь называл файлы хаотичным набором букв, но в этот раз животное выходило таким милым, что он выразил свою симпатию, дав ему полноценное имя: «Яблочко».       — Цзян Чен, может нам завести... — Продолжение вопроса отсекла нежданная смена выражения на лице Цзян Чена, будто его окатили водой.       — Кхм… не рано?       — Чего… — Секунду вторую Вей Усянь пялился негодуя, а затем осознал, что первым кто не понял сути был его собеседник. — Эй, про что ты подумал?! — и чуть не разлил содержимое кружки на планшет от порыва смеха.       — А ты про что? — Цзян Чен судорожно забегал глазами.       Вей Усянь же пытался развеять все негодования, однако хохот заполнил его рот, не давая и слову звучать внятно.       — Про осла! Про осла… о, Цзян Чен!       — Осла? — В смятении спросил тот, но внимание его случайно пало на изображение, и все встало по местам. — Вей Усянь! Придурок!       На щеки Цзян Чена будто пипеткой перенесли цвет сочных, красных яблок с рисунка. Они сами приманили их ущипнуть, поэтому Вей Усянь посчитал шлепок по руке, который получил в ответ, совершенно незаслуженным.       Повисла тишина. В глазах, что смотрели прямо в его, читался вопрос, и Вей Усянь качнул головой, призывая выкладывать все на чистоту.       Цзян Чен заговорил не сразу, но когда сделал это, голос был тише привычного:       — Ты же это… — Он замялся и прижал крепче к себе согнутую ногу, будто щит.       Вей Усянь придвинулся в плотную, просто, чтоб уткнуться кончиком подбородка в его колено, не моргая, не убирая улыбку с губ.       — Тебе точно не обидно, когда я отказываю в, ну… — Продолжил Цзян Чен под неистовым зрительным давлением.       Вей Усянь вскинул бровь, ожидая пояснений, но в конце концов решил подсобить:       — В сексе? — Слишком легко произнес он.       — Да. — Ответил Цзян Чен с благодарностью.       — Баобей, обидно было когда ты в детстве проверял боюсь ли я собак на самом деле. — Шутливо бросил он. — А это твоё право.       — До смертного часа будешь припоминать, Вей Усянь? — Буркнув, Цзян Чен с кислой миной отодвинулся от него, скользя по полу до тех пор пока не упрется в стену.       Вей Усянь упрямо пополз за ним.       — Цзян Чен, — Он накрыл его ладонь своею. — я твой муж, а не коллектор и никакой супружеский долг из тебя выбивать не буду, поверь. — Твердым как камень голосом упало с уст. — Хватит уже переживать, у тебя и так много стресса из-за работы, ну?       — У тебя тоже. — Цзян Чен суетливо уставился в потолок. Он вновь оказался в ловушке, без путей отмтупления, в которую сам так непредусмотрительно себя вогнал.       — Ну, каким мужем я был бы оставь тебя одного барахтаться в этой нервотрепке. — Усмехнулся Вей Усянь.       — Я за тобой, как говорится, и в огонь, и в воду, и в горящие дедлайны. Словно лед на губах Цзян Чена подтаял, и он наконец улыбнулся. .       — А почему так вышло то?       — Это Хуайсан, падла, со своим трехнедельным запоем в честь день рождения, ты не помнишь? — Вей Усянь вдруг понял, что сглупил: никто ничего с того празднования не вспомнит. <rab>— Просто… неудобно, что мы абсолютно по-разному переживаем такие периоды.       — Не знаю. У меня есть правая рука, чтоб снять свое напряжение, а у тебя я, чтоб сказать, что все твои переживания не стоят и выеденного яйца и на них надо забить. Разве не это люди зовут гармонией в отношениях?       — Хах… наверно.       — Ну теперь то я заслужил поцелуй? — Проворковал Вей Усянь в опасной близости.       — Хм… — Он опустил взгляд, делая вид будто усердно раздумывает. — Допустим.       Серые глаза обоих в миг заискрились, и, чтоб не позволить этим зачаткам огня разжечься в буйное пламя, они опустили веки, лишь тогда позволив губам соприкоснуться.       — Можно я у тебя поработаю? — Спросил Цзян Чен. — Что-то мне стало одиноко.       — Ну конечно. Я, ты думаешь для кого стол свободным держу?       Время сыграло решающую роль в схватке кофеина с человеческой природой, и последнее все же одержало победу. Как бы Вей Усянь не пыжился, чтоб разлепить тяжелые веки и стерпеть жжение от голубого света планшета, он медленно, но верно занимал место в кинотеатре снов, где показывали фильмы лишь одного режиссера, если судить по картинам, наркомана, но ему не предоставили иной выбор для просмотра.       И вдруг все затряслось, а серную пробку в ушах выбило оглушающей звуковой волной:       — Вей Усянь, у меня встал вопрос!       Он встрепенулся, отдирая слюни от ламината.       — Что… кого? Кто встал? Кто встает в такое время? — Вей Усянь еще не установил связь с реальностью и не спешил раздвинуть свои «кожаные жалюзи», спасающие глаза от колючего света. — Сколько часов, Цзян Чен?       — Пять утра! — Точно прокукарекал он, будто обзавелся гребешком и перьями.       Цзян Чен все дергал его обмякшее тело на полу, как тряпку при уборке.       — Только ублюдки встают в пять… — Прохрипел Вей Усянь. — Встают в пять, ложатся в девять. Этот ваш режим поганый…       — Вей Усянь!       Он слышал, что Цзян Чен зовет кого-то, но чьё это имя позабыл, и слова, что падали на голову, будто звучали не на английском и даже не китайском, который он знал худо-бедно, а на инопланетном языке. Но вдруг, четко и ясно, пробило подобно колоколу одно слово, растворив остатки дремы:       — …Сексом?!       — Что?! — И Вей Усянь, как ужаленный, сел. Сна словно ни в одном глазу не бывало.       — Ты все еще хочешь заняться сексом?!       Свет обжигал глаза, но шок Вей Усяня был сильнее этой боли и не помешал ему уставится на Цзян Чена.       Понимая, что не в силах обуздать вулкан чувств, он решил даже не стараться облачить свою радость в слова и перейдя на язык чайки, загорланил дурным голосом и лишь когда крики иссякли, наконец спросил:       — Что происходит?!       Цзян Чен сидел в позе лотоса с трясущимися коленками, а на лице красовалась широченная улыбка, которая была ему не свойственна, и так завораживала, что духу Вей Усяня не оставалось ни шанса сбежать от захвата.       — Я дописал главу… и кажется… — Он дергал его, будто опасался что еще не разбудил до конца. — кажется я так сильно тебя не хотел еще никогда!       — Небеса всемогущие… вот, что тебя возбуждает? — Вей Усянь вдарил рукой по лбу, тяжело вздохнув. — Я изгаляюсь, из кожи вон лезу, а его возбуждает сделанная работа!       — Расчехляй свой нефритовый жезл, придурок! — С небывалым напором потребовал Цзян Чен.       — Да я уже голый, мне только трусы снять… — Засмеялся он. — О Небеса, почему я чувствую себя счастливее чем в наш первый раз?       — Наверно потому, что последний был два месяца назад.       — Это имеет смысл…       — Я в гостевой душ. — Оповестил Цзян Чен.       — Тогда я в тот, который в спальне. — Подхватил на лету он.       Крылья необузданного желания Вей Усяню прибавили скорости и когда его волосы уже были сухими, Цзян Чен все еще не вышел, поэтому он полетел взять свежее постельное белье, чтоб раскинуть его на кровати в их общей спальне.       Помещения обустроенные сейчас под их рабочие нужды когда-то были детскими комнатами Вей Усяня и Цзян Чена. Во времена когда они жили здесь всей семьей, пока сестра не вышла замуж, а родители не переехали в Китай, что случилось три года назад, совпав тютелька в тютельку со свадьбой Цзян Чена и Вей Усяня, однако не вытекало из нее. Цзян Феньмянь и Госпожа Юй, как-то перешагнули скандалы и неприятия, по итогу даже оставив этот дом паре молодоженов.       В очередной раз, контрольный, Вей Усянь придавил воображаемые складки на отутюженном и стираном белье, когда услышал шорох за спиной.       Поступь была немой, как всегда, зато до ушей долетел удар тяжелого от воды полотенца об пол.       Он сплел пальцы на затылке Цзян Чена и силком приблизил, да бы поцеловать. Как за поводок потащив его к кровати, а потом и уложив на матпам, Вей Усянь навис над ним.       Цзян Чен потянулся, пальцем к выбившиеся пряди, как показалось Вей Усяню, но неожиданно он выдернул из пучка заколку, и следом за одним локоном упал целый черный град. Пластмассовые зубчики он небрежно швырнул даже не удосужившись посмотреть куда те угодили.       — Слушай, — Начал Вей Усянь. — Когда мы сексом занимаемся, боюсь у меня фильтр глохнет окончательно, поэтому напоминаю для собственного спокойствия: если сказану, что-то уж слишком обидное назови меня первым именем, хорошо?       Как ни крути, когда ты не прикрыт ни одеждой, ни позой это момент особой уязвимости, и слова, которыми они перебрасывались спокойно за дверьми спальни могли в интимной обстановке, полоснуть по голому сердцу.       — А ты меня вежливым, если я вдруг что учудю. — Кивнул Цзян Чен.       — «Цзян Ваньинь»? — Сам не зная почему, Вей Усянь расплылся в улыбке. — Просто проверка связи.       — Связь отличная, Вей Ин. — Отзеркалил его выражение лица он.       Вей Усянь коснулся губами его ключицы, затем поднимаясь все выше, остановился, чтоб укусить мочку уха. Он ощутил тепло крови прильнувшей к крохотному кусочку плоти меж зубами.       Цзян Чен ойкнул и тело тут же затоптали мурашки. В качестве мести он оставил отпечаток зубов на плече, но Вей Усянь проглотил свою реакцию, не дав ему получить желаемое.       Он победно вздернул бровь, когда на лице внизу пронеслась рябь разочарования, и продолжил то, чем занимался, но вдобавок сделал в матрасе два углубления, вдавив кисти Цзян Чена своими.       Вей Усянь почувствовал как во рту скопилась слюна, и ровно тогда Цзян Чен спросил:       — Да почему ты молчишь, как воды в рот набрал?       Осознание нависшего молчания щёлкнуло его по носу, но он не был бы собой, если б упустил шанс поглумится:       — Ай-я-я, ты все время просишь меня заткнуться, а теперь не наслаждаешься долгожданной тишиной?       — Зат… — Цзян Чен во время прервал себя, удержав фразу, которая была уже вбита в его язык и вылетала на уровне рефлекса. — Иди ты, Вей Усянь!       — Ну и как мы можем заниматься любовью, если ты меня совсем не любишь, а? — Спросил он, параллельно балуясь с его руками, то скрещивая их на груди то возвращая на место где зафиксировал их иначально.       — Отвянь… — Раздраженный вдох сорвался с уст Цзн Чена.       — Ну, скажи, что ты меня любишь.       Но вопреки просьбе Цзян Чен лишь свел брови на переносице. Он в принципе мог бы их не разводить, чтоб лишний раз не утруждаться после каждой реплики Вей Усяня.       — Пошёл. Ты.       — Не красиво. — Цокнул Вей Усянь, ущипнув его за сосок, демонстрируя свою рассерженность.       — Не красиво быть придурком, которому нужно словесное подтверждение того, что я на деле доказываю каждый раз, когда убираю твои носки, разбросанные по всему дому!       Такой ответ его не устроил и приблизившись в плотную к ушной раковине Цзян Чена, он прошептал:       — Не думай, что я не знаю, почему ты молчишь. — Вей Усянь переправил свой голос пропитанный насквозь едкой ухмылкой, в другое ухо. — Потому что знаешь, что не будет возможности сбежать? Трусишка. Тебе так страшно сказать это гладя мне в глаза? То что на человека, кричащего в большинстве ситуаций так действовала тихая речь, Вей Усянь считал забавной деталью, и не чурался бить в это слабое место.       — Нет. — Было ответом.       — Ты, даже отрицая это, на меня не смотришь. Кого ты пытаешься обмануть? — Сказал Вей Усянь, наблюдая как тот увел взор к стене, лишь бы не встретиться с лицом собеседника. — Ничего. — Продолжил он. — Знаешь что? Помнишь, как ты страх собак мне помогал побороть?       — Вей Усянь… — Скалясь процедил Цзян Чен.       — Т-ш-ш. — Шипение его куда больше походило на змеиное. Едва ли такой хищный звук мог успокоить. — Я не в обиде, дорогой. Просто хочу… хочу проверить на тебе твою методику.       — Ты не перестал бояться собак после этого.       — Я знаю. — Лишь пожал плечами Вей Усянь.       — Тогда зачем тебе просто надо мной издеваться?       — Просто ради моего личного, садистического удовольствия. — Он признался, не уколовшись и пальцем об совесть. — Ты знаешь, что я сейчас сделаю. Учти, считаю до трех и, если от тебя три волшебных слова…       — Не посмеешь. — Прошипел Цзян Чен и брыкнулся, что не возымело должного эффекта.       За то выглядело мило, в паре с поджатыми губами, сморщенным носом и глазами стреляющими гневными искорками. Вей Усянь будто наблюдал за зверушкой, загнанной в капкан или комок электрического напряжения.       — Это у тебя кишка тонка. Раз…       — Вей Усянь.       — Цзян Чен, два…       — Я сейчас встану и уйду!       — Попытка не пытка, твое право. — «А пытка будет через секунду» — Он осклабился своим мыслям, давя все больше в ответ на каждый импульс сопротивления. — Последний ша-а-анс…       — Прошу…       — Не просить тебя просили… — Опечалено вздохнул Вей Усянь. — Что ж, ты сам не оставил мне выбора.        Цзян Чена, не теряя времени, попытался спихнуть тело с себя, когда его руки ощутили свободу, но реакция Вей Усяня оказалась быстрее и табун его пальцев приступил к атаке. И хотя Цзян Чен принял факт собственной беспомощности, что читалось в его глазах, он продолжал сопротивляться, чем только провоцировал мучения для себя, но забавы для другого.       — Вей Усянь! — Цзян Чен хохотал навзрыд, стараясь увернутся, но эти попытки словно бы вопреки, открывали его более чувствительные места для кровожадных рук.       — Скажи же! — Прокричал он.       — При оформлении брака сказал и хва… ха-ха… хватит с тебя!       — Я могу делать это бесконечно.       Вей Усянь действительно мог бы. Он обожал видеть как Цзян Чен смеется настолько что готов был стать его личным шутом, однако факт, что имелась возможность вырвать насильственно ту же самую, а скорее даже более бурную реакцию, будоражила Вей Усяня. Когда он видел, что из рта льётся звук, символизирующий веселье, но глаза переполняет животный страх, в потемках его души бурлило чувство сродни эйфории.        Он улыбался потоиу что на душе было радостно, звуки издаваемые же Цзян Ченом и не претендовали на искренность, больше походя на крик о помощи, которому суждено было достигнуть только ушей его мучителя.       — Ха-ха-ха-х… хватит… прекрати! Люблю, я люблю тебя! Больше жизни! Фух… — Он наконец смог испустить глоток воздуха спокойно, когда руки Вей Усяня замерли в миллиметре над разгоряченной кожей.       Облегчению не суждено было продлиться долго. Цзян Чен вжал голову в плечи когда, терзавшие его грабли, вновь опустились.       — Все-все… ну. — Успокаивающе зашептал Вей Усянь, медленно поглаживая пальцами дорожку от его скулы до ключицы. — Издеваться над тобой это как пить Улыбку императора, есть суп с ребрышками и получать чек на миллиард долларов. Все это одновременно и в вечер пятницы.       — Купидон принимает возврат, скажи мне? — Он всхлипнул так жалобно, что даже сердце Вей Усяня на миг сжалось.       — Хм… думаю нет. Но разве бы ты им воспользовался? Ты же любишь меня. Сам сказал. Все, теперь не отвертишься. Теперь я буду мучить тебя, как в последний раз, и никуда ты от меня не уйдешь.       Вей Усянь якобы наклонился, чтоб его поцеловать, и с упоением приметил разомкнутые уста, ожидающие, того, что по всем признакам должно было произойти. Но вместо этого он невесомо коснулся их уголка, а следом дразняще очертил языком весь периметр пухлых губ.       Видя фрустрацию на лице Цзян Чена, Вей Усянь почувствовал сладкую, обволакивающую месть на языке.       — Обидно, да? — Спросил он и глумливо рассмеялся, видя то как закатываются под веки зрачки Цзян Чена. — Ну, ладно-ладно. Тебе повезло сейчас выглядеть так будто ты заплачешь… — Вей Усянь сказал любуясь блестящими уголками глаз Цзян Чена, и соизволил компенсировать свой обман настоящим страстным поцелуем.       Он, обмакнув пальцы в смазке, начал массировать сфинктер Цзян Чена одним пальцем, ловя малейшие изменения его лица параллельно.       Рука Вей Усяня медленно скользнула вверх, по всей длине члена, заставив чужое дыхание участиться, а затем вернулась к анусу, вводя уже, не спеша фалангу большого пальца в расслабленное отверстие и продолжил нежно поглаживать внутренние стенки.       Концентрация его была выкручена на максимум и столь огромное количество ее было отдано Цзян Чену что на болтовню просто не хватило, из-за чего стены опять обволокла тишина.       — Что-то не так? — Настороженно спросил Цзян Чен. — Ты молчишь. Почему? — Он приподнялся на локтях, чтоб взглянуть ему в лицо.       — Продуктивный секс сегодня…, мы выяснили твои главные страхи: признание в любви и мое молчание. Бойся, теперь когда я знаю. А… — Вдруг вспомнилось еще одно, но Вей Усянь не озвучил мысль, решив, что лучше будет продемонстрировать и без труда выбил нервный смешок из него. — Хотя это мы знали давно, да?       — Не надо! — Цзян Чен взвизгнул с треснувшим в миг голосом и попытался выдернуть ногу.       — Не буду, не буду. — Вей Усянь дал обещание, но ложь сразу раскрылась, когда он поцеловал лодыжку, и его дыхание на пару с прикосновением послало колючие мурашки прямо как при щекотке.       Тем временем средний и указательный палец уже не встречали особого сопротивления мышц.       Скрупулезность Вей Усяня могла навести на мысль, что это не Цзян Чен в его руках, которого нужно растянуть дабы проникновение прошло комфортно для всех лиц участников процесса, а бомба с заданием ее обезвредить.       — Ты с таким серьезным лицом туда смотришь. — Прошипел он, закрыв глаза. — Чувствую себя на приеме у проктолога.       — Но тебя это возбуждает? — Вей Усянь свел брови на переносице для придания себе более сурового вида.       — Ага… Ай!       — Что? Что такое? Больно? — «Сапер» всполошился и пресек ритмичные движения как только заподозрил неладное.       — Нет. Ты просто… — Цзян Чен растерялся и сумел лишь посмотреть на него в поисках понимания.       — Простату задел, что ли? У меня слабое сердце, любимый! Ты как-нибудь да разучи разные варианты стононов, чтоб я легче ориентировался когда тебя приятно, а когда больно.       — Очень… смешно.       — Давай на бок? — Он качнул головой в сторону, призывая Цзян Чена повернутся.       Вей Усянь пристроился вплотную к его спине и перекинул руку на грудную клетку. Не оформившийся смешок, когда он ощутил биение сердца под ладонью, сорвался с уст, а так как губы прилегали к уху Цзян Чена, тот скосил голову и рефлекторно уклонился.       Его глотки воздуха стали массивнее, когда член наконец вошел в анальное отверстие после всех приготовлений.       — Цзян Чен… так горячо у тебя там.       — У тебя член или градусник, Вей Усянь? Не труп же ебешь, чтоб… — Он настырно продолжал отвечать ему своим фирменным сарказмом даже когда слова перебивали его же мычания и тихие стоны.       — Значит тебе можно шутить про некрофилию? — Вей Усянь усмехнулся.       — Когда в тебе будет мой бамбуковый стручок можешь шутить хоть про мою мать — разрешаю… Вей Усянь сжал губы в тонкую линию, но смех вышел струей воздуха через нос.       — Эй, все хорошо? — Он встревожился, почувствовав как спина Цзян Чена напряглась.       — Да, просто чуть помедленней. Дай привыкнуть.       Вей Усянь уловил надлом в голосе когда спросил, уже выполнив его просьбу:       — Так хорошо?       — Так хорошо. — Удовлетворенно выдохнул он. — Поцелуешь?       Отметина влажных губ заблестела на шее Цзян Чена, в качестве ответа на его вопрос.       Постепенно, с каждым осторожным толчком, туман в голове Вей Усяня становился все гуще, будто кровь отливала к тазу прямиком из мозга. Напряжение в скором времени обещало стать невыносимым. И все, что вертелось на языке — лишь имя, но Цзян Чен его не услышал, тоже заговорив в это время, но за то Вей Усянь смог различить тихое: «давай».       Оба, достигнув пика по очереди, развалились на кровати, обрывисто дыша.       — Так что ты там говорил про Мадам Юй, дорогой? — Спросил он Цзян Чена и в боку сразу засаднило от прилетевшего пинка.       — Вей Усянь, только попробуй шутить про мою мать. Что бы в заднице у тебя при этом не было. Не смей. Понял?       — Да и не собирался я, — Прыснул Вей Усянь. — чай не бессмертный.       — То-то же.