***
Дверь, ведущая в темницу, была не заперта, но Тайрон остановился перед ней, словно налетел на невидимую, но непреодолимую стену. Он знал, что клетки пусты и никто не окликнет его из-за решётки, но легче от этого не становилось. Память услужливо воскресила разговор с Себастьяном и клятвенное обещание Астариона, которое тот вовсе не собирался выполнять. Боги, ну почему даже сейчас так сложно переступить порог темницы, ведь прошло уже больше года и от пленников не осталось даже кровавых луж, от запаха которых тогда кружилась голова, а зверь внутри — рычал нетерпеливо и торжествующе. Сейчас здесь пахло только смертью — тяжёлый смрад, казалось, намертво въелся в стены и пол, пропитал это место насквозь и бил в нос, вызывая тошноту. Тайрон прикусил губу и невероятным усилием воли заставил себя шагнуть вперёд, а мгновение спустя — почти пробежал мимо клеток, глядя прямо перед собой. Не вспоминать. Не думать. Не жалеть о том, что уже не исправить. Никогда. Рванув на себя вторую дверь, ведущую в часовню, он начал медленно и осторожно спускаться по ступеням, пристально вглядываясь в полумрак и напряжённо вслушиваясь в звенящую тишину. Её нарушали только его собственные шаги — пружинящие и лёгкие, которые чародей невольно замедлил, увидев тонкую женскую фигуру, стоящую у пустого гроба Касадора. Длинный чёрный плащ с капюшоном скрывал её лицо, но стоило Тайрону ступить на платформу, как женщина медленно повернулась к нему: бледное лицо, пылающие алые глаза и решительно сжатые губы, которые шевельнулись, произнеся: — Ты один? Хорошо. Так будет проще. — Тебе? — спросил чародей, останавливаясь в нескольких шагах от неё и скрещивая руки на груди. — Нам обоим, — по бледным губам Аманиты скользнула горькая усмешка, — я убью тебя милосердно и быстро, спасу от участи, уготованной тебе бывшим рабом, а ныне — Владыкой ночи. — А с чего ты решила, что меня нужно спасать, да ещё и столь... радикальным способом? — сужая глаза, спросил Тайрон. — А разве нет? — приподняла красивую бровь Аманита. — Я чувствую твои страдания, сожаления и боль, знаю, что ты до сих пор слышишь крики тех, кого принёс в жертву безумной и слепой любви к чудовищу. Скажи, что я неправа, а ты спокойно спишь ночами и ни разу не вспомнил о тех, чья кровь залила это проклятое место? Скажи, что до сих пор считаешь, что поступил правильно, и не жалеешь о том, что сделал? Скажи это, Тайрон, если сможешь... — Нет, — покачал головой чародей, глядя в её глаза и не видя в них ненависти — там плескалась только печаль, бездонная, словно океан. — Но какая разница, что я чувствую и о чём сожалею? Это ничего не изменит и не повернёт время вспять. Да и зачем тебе это знать? — Понять... — медленно протянула она, проводя кончиками пальцев по краю закрытого гроба, — понять, насколько сильно ты похож на него, ведь он не жалеет. Никого. Творение превзошло творца, вознеслось на его крови и с каждым днём становится всё больше похожим на него. Ты знаешь это, не так ли? — Нет, — повторил Тайрон, — ты ошибаешься. Астарион не такой, как Касадор! Он не пытает своих... детей, не сдирает с нас кожу и не запирает в гробах, карая за ошибки. Он... любит нас. — Любит? — переспросила Аманита, словно не расслышав. — Ты действительно думаешь, что он на это способен? Или просто... лжёшь себе, потому что так проще оправдать то чудовищное злодеяние? И, если это действительно так, почему сейчас его здесь нет? Почему твои ночи бессонны и одиноки, если он по-прежнему любит тебя? Молчи! — она предостерегающе вскинула руку, видя, что он собрался возразить. — Не оскверняй свои губы ложью. Ты прекрасно знаешь, что Астариона, которого ты любил, больше нет! Всё хорошее и настоящее, что было в нём, сгорело в ту проклятую ночь и рассыпалось пеплом, как и все они... — взгляд вампирши быстро скользнул по останкам отродий и Касадора. — Ты мог спасти его, но не сделал этого. Почему? — Ошибаешься. Я спас, — процедил Тайрон, — спас от себя. Ты же знаешь, кем я был... — Да, — прозвучало тихо и печально, — дитя Баала, страстно желавшее освободиться от власти Отца и ставшее рабом по собственной воле! — Я — не раб! — громче, чем хотел, произнёс чародей, прожигая Аманиту взглядом. — Разве? Ты снова лжёшь — неумело и неубедительно. Лжёшь, потому что признать это — так сложно и больно, но разве правда бывает сладкой? Ты — раб, точно такой же, каким был сам Астарион! Ты не можешь покинуть дворец и боишься разозлить хозяина, потому что знаешь — наказание неизбежно, но терзать будут не тело, а душу! Так кто из них настоящее чудовище: Касадор или Астарион? И всё же у тебя ещё есть шанс стать свободным, — делая шаг к нему, произнесла вампирша, — помоги мне положить конец злу, живущему здесь! Астарион доверяет тебе... пока что... и это — наша единственная возможность спасти мир от его ненасытности и жажды, которую не утолить всей кровью мира! Всего один удар, — в её руке блеснуло тонкое серебряное лезвие, — и всё закончится, а ты будешь свободен! Я научу тебя справляться с жаждой и жить среди людей, не причиняя им зла, твоя вина будет искуплена и совесть перестанет вгрызаться в твоё сердце каждую ночь! Оно ведь болит, правда, Тайрон? — Да, — сорвалось с губ помимо воли, а руки сжались в кулаки, — но я не... не смогу его убить. Я... люблю его... Даже сейчас... такого... — Мне жаль, — чётко и холодно обронила Аманита, глядя ему в глаза и словно парализуя кровавым пламенем взгляда, — нельзя спасти того, кто не желает спасения... Прости, — последнее слово утонуло в свисте рассекающего воздух клинка, и только быстрая реакция и не успевшие до конца забыться сражения, помогли чародею мгновенно отшатнуться в сторону. Сверкающее лезвие вонзилось не в сердце, а в плечо, но этого оказалось достаточно, чтобы правая рука тут же онемела и повисла плетью, а кровь хлынула из раны, заливая рукав. Тайрон рванулся в сторону, бросая в Аманиту заклинание замедления и тут же опуская руку к поясной сумке. Он точно помнил, что клал туда свиток с «Солнечным лучом» и надеялся успеть прочесть его и остановить вампиршу, упорно приближающуюся к нему, преодолевая силу чар. С её перекошенных губ сорвалось хриплое рычание, а рука взметнулась вверх — зачарованный серебряный клинок устремился к Тайрону, почему-то игнорируя замедляющее поле. Лезвие сияло, пульсируя магической силой и, казалось, пело что-то на неизвестном чародею языке, а секунду спустя плавно вошло между рёбрами, прошивая вспышкой режущей боли и заставляя его рухнуть на колени. — Ну вот и всё, — голос Аманиты звучал совсем близко, — сначала ты, а потом — он, во имя жизни и света, которого в вас... — Хватит, чтобы тебя ослепить, — прорычал Тайрон, выбрасывая вперёд левую руку и прорезая тьму слепяще-ярким солнечным лучом. Вампирша отшатнулась назад и закричала, напрасно пытаясь заслониться от света руками, затрясла головой, подвывая от боли, а её бледная кожа задымилась, источая удушливую вонь. — Уходи, пока ещё можешь, — выкрикнул он, с трудом поднимаясь на ноги, — и забудь о нас, если хочешь жить! — Н-е-е-т, — с ненавистью прошипела Аманита и ринулась к нему, — я заберу тебя с собой, раб! — она вцепилась обгоревшими пальцами в рукоять кинжала, торчащую из его тела, намереваясь выдернуть и вонзить ещё раз — теперь уже точно в сердце, но вдруг закричала пронзительно, а её глаза изумлённо и неверяще распахнулись. «Последний поцелуй», обуреваемый жаждой убийства, словно змея скользнул по руке Тайрона, безошибочно отыскал грудь вампирши и вошёл в неё по рукоять. — Великолепно, — прозвучало за их спинами, и чародей резко обернулся, изумлённо уставившись на Астариона, смотрящего на них с торжествующей ухмылкой на губах. — Я же говорил, что этот стилет — просто чудо, а ты не верил и даже брать его не хотел! — Ты... — Тайрон пошатнулся, чувствуя, как разжимаются руки Аманиты, и видя, как она медленно оседает на пол. — Как давно ты... — Достаточно, чтобы увидеть и услышать самое важное, — ухмылка вампира стала шире, — а всё благодаря им, — он указал взглядом на стайку нетопырей, кружащих над их головами. — Разве я мог пропустить такую забаву и не насладиться видом ещё одной Зарр, тонущей в собственной крови? — с этими словами он подошёл к ним вплотную, склонился над умирающей и быстро облизал губы: — Жаль, что испить твоей крови я не смогу, мой дар отравил её и сделает то, чего не может обычная сталь. Правда, чтобы это случилось побыстрее... — он вырвал стилет из груди Аманиты и протянул Тайрону: — Перережь ей горло и покончим с этим. — Нет, — покачал головой чародей, — зачем, если она и так... — Будет подыхать ещё несколько часов, а я не желаю тратить на эту комедию своё драгоценное время! — процедил Астарион. — Делай, что должен, консорт! — и это был уже приказ, один из тех, ослушаться которых Тайрон не мог. Тело повиновалось Владыке, а не ему и покорно приняло окровавленный стилет, чтобы через мгновение опуститься на колени рядом с Аманитой и располосовать её горло одним отточенным и плавным движением. — Умница, — рука Астариона опустилась на голову чародея и погладила по волосам, — и разве это было так сложно? А теперь уберём падаль и... — он повелительно взмахнул рукой и тело вампирши поднялось над платформой, подплыло к её краю и рухнуло вниз. — Вставай и пошли отсюда, — велел Астарион, протягивая Тайрону руку, — я знаю, что мгновенно залечит твои раны и поставит на ноги — свежайшая, горячейшая и вкуснейшая кровь, которая пока что томится в сосуде. Сил возражать у чародея просто не было, они словно вытекли вместе с кровью, продолжавшей щедро литься из ран, но он всё же помедлил мгновение, понадобившееся на то, чтобы поднять кинжал Аманиты и сунуть себе за пояс. Негоже оставлять здесь оружие, едва не отнявшее его жизнь и всё ещё способное... освободить его по-настоящему.***
Тайрон смотрел на безмятежно отдыхающего Астариона, снова и снова прокручивая в голове взбучку, которую эльф устроил ему, как только они вернулись во дворец, а раны чародея бесследно затянулись. — О чём ты думал? — прошипел Астарион, глядя на него полным ярости взглядом. — Какого дьявола пошёл в часовню один? С чего решил, что сумеешь справиться с ней без моей помощи? — Но сумел же, — пожал плечами Тайрон, делая большой глоток свежей крови из своего кубка. — Или ты забыл, что я не только твой... любовник, но и чародей? — Я никогда и ничего не забываю, радость моя, — процедил эльф, — особенно то, насколько уязвимым ты становишься без магии! И это знаю не только я! Тебе сказочно повезло, что Аманита не смазала свой клинок антимагическим ядом, а мои шпионы вовремя донесли о твоей безрассудной и глупой выходке! Ты должен был немедленно сообщить мне о появлении незваного гостя, а не бросаться, сломя голову, на поиски собственной смерти! — Тебя не было, — напомнил об очевидном чародей, — а я ещё не разучился колдовать и держать в руках оружие! Я вполне способен справиться с одной-единственной женщиной, что и сделал... — Благодаря моему стилету, обладающему собственной волей и неутолимой жаждой убийства! — резко перебил его Астарион. — А может... на самом деле ты вовсе не собирался её убивать? — Я не... — начал Тайрон, но снова был резко оборван жёстким вопросом: — Да или нет? Правду, консорт! — Да, — губы произнесли это сами, как совсем недавно рука перерезала горло Аманиты. — Я хотел... убедить её в том, что ты — не чудовище и никогда не станешь таким, как Касадор... — И как? — иронично приподнял бровь эльф. — Получилось? — Нет. Она не оставила мне выбора... но я... действительно не хотел её смерти, она и так... — Жалкое ничтожество, не сумевшее воспользоваться даром вечности! — презрительно произнёс Астарион. — Она — одна их тех, кто превратил мою жизнь в ад, а ты почему-то забыл об этом и слушал её безумный бред, думая о том, что убить меня — не такая уж плохая идея! — Неправда! — выкрикнул Тайрон, бросая опустевший кубок на пол. — Ты прекрасно знаешь, что я никогда... — Неужели? — рука эльфа метнулась вперёд схватила его за подбородок и грубо вздёрнула голову вверх. — Не пытайся солгать тому, кто видит тебя насквозь! Ты и в лучшие времена не умел делать это, а теперь ты всецело и навечно мой, и обязан повиноваться моим приказам, а не заниматься самодеятельностью! Я запрещаю тебе покидать дворец и спускаться в часовню, слышишь? — Да, — ответил одними губами чародей, хоть на самом деле отчаянно хотел прокричать в лицо Астариону: «Нет! Я — не твой раб и не стану сидеть на цепи, ожидая хозяина!» Но яростный протест застрял в судорожно сжавшемся горле, а по коже продрало могильным холодом. — Я буду валяться в постели, пока не прирасту к ней, раз ты этого хочешь! — Прекрасно, — довольно ухмыльнулся эльф, убирая руку, — а теперь покажи, насколько сильно ты по мне скучал, — он толкнул Тайрона к кровати, — я намерен провести эту ночь в твоих объятиях и сполна насладиться прекрасным телом, которого ты едва не лишился по собственной глупости. Любовь — это не слова, а страсть, мой безрассудный консорт, и я хочу испить её с тобой до дна!.. — Я не... — попытался возразить чародей, но договорить ему снова не позволили: — Не можешь больше ждать или не знаешь, с чего начать? — игриво спросил Астарион, начиная расстёгивать свою рубашку. — Хорошо, я подскажу тебе, чего ты сейчас хочешь: встать передо мной на колени, положить руки сюда, — он на мгновение коснулся своего паха, — и вступить в неравный бой с этими кошмарными завязками, чтобы наконец-то даровать свободу той части меня, которую ты так жаждешь ощутить в себе... Я прав? — Да, — хрипло выдохнул Тайрон, прекрасно понимая, что иного ответа эльф попросту не примет, и плавно опустился на колени, надеясь, что тело окажется гораздо покорнее разума и само сделает то, чего желает Владыка... Потом Астарион расслабленно раскинулся на постели и закрыл глаза, всем своим видом показывая, что доволен своей дорогой зверушкой, которая постаралась на славу, ублажая его белокурое величество. А сам Тайрон лёг рядом, пытаясь убедить себя в том, что ничего плохого только что не случилось и на самом деле он хотел закончить эту долгую ночь именно так, но... Обмануть себя не получилось. Мешала ноющая боль в мышцах, саднящие царапины на спине и неприятно стягивающая кожу кровь, уже успевшая засохнуть на шее после укуса. Но самым паршивым было вовсе не это, а не желающее исчезать осознание того, что Астарион напрочь перестал считаться с ним. Он сделал то, чего хотел, хоть прекрасно видел и понимал — желание не обоюдно. Прежде такого не случалось никогда, но... С каждым днём он становится всё больше похожим на Касадора... Ты ещё можешь стать свободным... Рука сама скользнула под подушку и сжала рукоять кинжала Аманиты. Он доверяет тебе... пока что... Всего один удар и... Незнакомая и странная мелодия зазвучала в голове чародея, стоило только медленно вытащить клинок, она звенела и рождала в его душе и сердце робкую надежду на то, что всё ещё может быть... — Ну, давай, — прозвучало тихо и провокационно, а рубиновые глаза Астариона впились в серебряное лезвие, которое Тайрон, оказывается, уже успел занести над эльфом. Осталось только... — Сделай то, чего на самом деле хочешь... Уничтожь чудовище и обрети свободу от меня и нашей любви. Давай! Тайрон вздрогнул, услышав повелительный окрик и, к своему удивлению, не ощущая парализующих пут на шее и руках. Астарион смотрел ему в глаза и ждал, улыбаясь дразняще и точно так же, как до Вознесения, когда он был просто белокурым эльфом, которого чародей так... Пальцы разжались сами, кинжал упал на постель, скрываясь в складках смятого одеяла, а Тайрон закрыл лицо руками и глухо застонал, понимая, что действительно никогда не сможет убить Астариона, потому что это уничтожит и его самого, ведь они... — Иди ко мне, — руки эльфа легли на его плечи и мягко притянули ближе, ласкающе скользнули по напряжённой спине, — успокойся, моё сокровище... Всё хорошо... Теперь ты понимаешь, что мы — единое целое и так будет всегда? — Чародей молча кивнул, всё ещё дрожа и невольно прижимаясь к Астариону теснее. — Я дал тебе возможность обрести свободу, но... — Я не могу... — прошептал Тайрон, чувствуя, как предательски защипало глаза, — и не смогу никогда... даже если ты... — Уже передумал запирать тебя во дворце, можешь сколько угодно бродить по городу и нарываться на неприятности, но, если тебя окончательно убьют — не вздумай возвращаться! — это прозвучало иронично и очень тепло, совсем так, как было раньше. — Не буду, — невольно улыбнулся чародей, — но обещай, что больше... — Не оставлю тебя одного надолго, — закончил за него Астарион, — я действительно слишком увлёкся делами и едва не потерял то, что гораздо важнее покорения города, который и так никуда не денется, — он помолчал и негромко добавил: — Считай, что Аманита умерла не зря и всё же сумела... вернуть мне часть неоплатного долга семьи Зарр. Но в одном она ошибалась — я по-прежнему люблю тебя и боюсь потерять, потому и не хочу, чтобы ты глупо рисковал собой, понимаешь? — Да, — тихо ответил Тайрон, неохотно отстраняясь и глядя в алые, непривычно искренние глаза, — я верю тебе. И буду верить. Всегда...