***
Гавриил полузакрыл глаза, прислушиваясь к звукам, доносящимся из дома. Он наполовину сосредоточен на снах Сэма, и его пальцы подрагивают на бедре от желания оказаться у постели Сэма и погладить его по волосам. Разум Сэма силен, но Гавриил может сделать так много, что кошмары не коснутся его. Он может не пускать Люцифера, но не может полностью избавить Сэма от мучений собственного разума. Барахиил! Гавриил! мысленный крик Анны, полный боли и паники. Он мгновенно встает и выходит через парадную дверь, когда Барахиил спрыгивает с крыши. Он жаловался, что Анна ушла внезапно, ничего ему не сказала, и это уже переходило в нытье, поэтому Гавриил отправил его проверить периметр. Если она не сместила защиту, когда уходила, он не очень беспокоился. Анна была большой девочкой и могла сама о себе позаботиться. Но когда они с Барахом побежали на звук рыданий, он уже не был так уверен. Анна лежит на земле прямо за воротами, прижимая к груди что-то… кого-то. Гавриилу требуется мгновение, чтобы понять, что это демон, а затем он понимает, что именно Анна держит в руках. Кроули. Они оба в крови, и Гавриил не может понять, чья она, не может даже определить, ранена ли его сестра. Реакция Анны тоже не помогает, и Гавриил накричит на нее за то, что она была идиоткой и сбежала сама гораздо, гораздо позже. И лучше, чтобы это было позже, иначе кто-то чертовски хорошо заплатит. — Черт, — вздыхает Барахиил, придвигаясь ближе к воротам. Анна поднимает голову и смотрит на него дикими глазами. Она едва удерживает себя в человеческом облике. Гавриил хватает Барахиила за руку. — Мы должны убедиться. — Я не могу, — всхлипывает Анна, снова склоняя голову над Кроули. Гавриил наблюдает за тем, как она старается, растягивая свою благодать вокруг демона. Звук, который издает Кроули, хотя он и без сознания, нечеловеческий и полный боли, когда благодать Анны врывается в и без того разорванную душу демона. Анна кричит, и Гавриил не в силах остановить Бараха, который проскальзывает сквозь заслоны, на этот раз осторожно, и опускается на колени рядом с ней. — Анаэль, посмотри на меня, ты не можешь его исцелить. Просто успокойся. Анна что-то всхлипывает, наполовину по-английски, наполовину на их языке, что-то о метке, об исчезновении и… Внезапно все встает на свои места. Она пометила его, она должна была исцелить его, она ушла и… Он думал, что это просто интрижка, что-то, чтобы скоротать время или доказать, что она хитрее, умнее. Что-то глупое, что-то нелепое. А теперь… Анна не могла помочь своему товарищу. О, отец. — Гавриил? — доносится голос Кастиэля, и Гавриил поднимает глаза на Кастиэля, стоящего в дверном проеме, и Дина прямо за ним. — Оставайся в доме! — он огрызается, чувствуя себя немного виноватым, когда Кастиэль вздрагивает, но это… это плохо. Потому что если они не могут вылечить демона, то он не уверен, что они смогут вылечить Анаэль. Гавриил знает почти дюжину способов убить демона, но как его исцелить? В голове у него пусто. Он слышит, как Кастиэль и Дин разговаривают позади него на крыльце, быстрые, тихие слова, которые он едва может разобрать под рыданиями Анны, а теперь… Черт, теперь Барах хнычет, потому что сестра не смотрит на него, не отпускает демона, не отступает. В воздухе что-то меняется, раздается звон стекла, а затем появляется Ремиил. Гавриил думает, что уже тысячелетия не был рад видеть этого хитрого ублюдка. Ремиил опускается на колени и перебирает руки Анны, прижимая ее к Барахимлу, который обнимает ее, пока она рыдает, а потом прижимает свои руки к груди Кроули, и, конечно же… Конечно, падший мог бы помочь. Проходит несколько секунд, прежде чем глаза демона дрогнут, и Анна задыхается в тишине, а Ремиил кивает, и Барах отпускает ее. Ремиил стоит, глядя, как Анна шепчет обещания безопасности своему демону… своему товарищу. Через мгновение Гавриил замечает, что Ремиил выглядит неважно. Его ладони в крови, волосы растрепаны, а по бокам нелепого дорогого плаща тянется длинная рваная полоса. — Ты собираешься рассказать мне, что произошло, или так и будешь отмалчиваться? — спрашивает Гавриил, склонив голову набок. Ремиил поворачивает голову и выглядит так, будто на мгновение задумался, но Барах смотрит на него и гладит Анну по волосам, пока она качает Кроули взад-вперед. Они обмениваются взглядами, и как раз когда Гавриил думает, что не получит ответа, Ремиил оборачивается к нему. — Это был Джудииль. Он на Земле, видимо, выполняет грязную работу Захарии, — недовольно вздыхает Ремиил. Черт, черт. Это было не то, что он хотел услышать. Ремиил могущественен и временами практически неразборчив, но… Джудиил — просто холодный ублюдок, который должен был пасть много лет назад. Гавриил не может представить, что Джудиил стал лучше с тех пор, как его не стало, а Михаил заперся в своей башне, пытаясь забыть о мире. — Не думаю, что Кроули — первый, за кем он охотится, — говорит Ремиил, доставая из кармана носовой платок. Он методично начинает вытирать кровь со своих рук. При других обстоятельствах Гавриил это бы позабавило. — Судя по тому, что я вытащил из головы Нуриила, они занимались этим последнюю неделю или около того. Демоны, люди, ангелы, язычники, все, с кем Винчестеры могли контактировать за последние несколько лет или кто, по их мнению, мог что-то знать. — Отлично. Нуриил? — требует Гавриил, он знает ответ на этот вопрос, но хочет услышать его от Ремиила. — Мертв, — не похоже, чтобы Ремиил сожалел об этом, но Нуриил был бы не первым братом, которого он убил. И, скорее всего, не последним. Гавриил слышит позади себя резкий голос Дина, но не обращает на него внимания. — Джудиил? Проходит мгновение молчания, в серых глазах вспыхивает гнев. — Сбежал. Я потерял его в Бангладеше, но ему было больно, — он смотрит в сторону Барахиила. — Я… волновался за Анаэль. — Мы должны отвести их внутрь, — голос Барахиила мягкий, словно его сестра — испуганный кролик, а не могущественный ангел. Ремиил окидывает взглядом темный горизонт и кивает. — Так будет лучше, — соглашается он. Гавриил хмурится. Он уверен, что людям это понравится, но сам не в восторге от мысли о демоне под одной крышей с Эль, Кастиэлем и Сэмом. — И куда их поселить? Кто-нибудь из нас доверяет демону… даже демону Анны, находящемуся так близко к птенцу? — требует Гавриил, бросая на Ремиила и Бараха пристальные взгляды. Черт, он не хочет принимать такие решения. Он не хочет рисковать тем, что Анна отправится с демоном куда-то еще, но только не в их нынешнем состоянии. И, черт возьми, он даже не может винить ее за то, что она сделала, отправившись за ним. Как бы глупо она ни поступила, спарившись с демоном, — а он собирается разобраться в этом позже, — он восхищается ее храбростью. Она не могла рассчитывать на Джудиила. Такие решения ему не нужны, потому что он не хочет выбирать между причинением вреда сестре и высшим благом. — Он не причинит ей вреда, — говорит Анна хриплым шепотом. Она не поднимает глаз. — Гавриил, пожалуйста. Барахиил закрывает глаза, и Гавриилу хочется, чтобы он тоже закрыл. — Анна… — Ты мог бы поместить их в комнату паники, — говорит Дин из-за его спины. Гавриил не вздыхает, но ему хочется. Конечно, Дин не станет делать то, что ему приказали, но это хорошая идея. Жаль, что он не додумался до нее. — Так, комната паники. Думаешь, там достаточно безопасно? Дин подходит ближе к Гавриилу, Кастиэль — чуть позади него. — Да. С Сэмом все в порядке, — в том, как он это говорит, есть что-то слишком непринужденное, и Гавриил откладывает это до другого раза. Дин бросает на Ремиила едва заметный взгляд, сосредоточившись на Анне. Кастиэль кивает в знак согласия. — Пока их никто не выпустит, они не смогут покинуть комнату. Это должно быть достаточно безопасное место, чтобы Кроули мог закончить исцеление, а Анна — восстановиться. — Тебе нравится, Анна? — спрашивает Дин, его голос слегка смягчается, когда он обращается к ней. Очевидно, что та привязанность, которую Дин питал к Анне Милтон, все еще сохраняется. Анна кивает, ее лицо все еще мокрое, но она пытается взять себя в руки. Понемногу. Гавриил знает, что не должен удивляться: это его сестра, которая пала без страха, которая вернула себе свою благодать, сбежала от сил Небес и отказалась просто спрятаться. Она была и остается гораздо храбрее его. Решение больше не зависит от Гавриила, и он очень благодарен ей за это. — Хорошо. Барах, постой на страже, пока я проведу Кроули и Анну через палаты. Кас, помоги ей с ним, — Гавриил передергивает плечами и смотрит на Дина. — Дин? Тебе выпала честь объяснить это Бобби. — Сукин сын.***
На кухне тихо, почти слишком тихо по сравнению с остальным домом, но именно там Дин находит Гавриила. Оставив Бобби и его громкие требования ответов, которые Дин не мог дать, Дин сначала попытался зайти в подвал. Комната паники была наглухо закрыта, и Дин почти ожидал услышать внутри крики Сэма, зовущего его. Так что Дин был рад найти Гавриила вдали от всех остальных. Даже если спокойствие и тишина кажутся фальшивыми. Архангел облокотился на стойку и без остановки пьет пиво. Дин закатывает глаза, потом думает, что, черт возьми, у парня правильная мысль, и достает пиво из холодильника. И он должен поговорить с Сэмми о том, чтобы тот положил зелень в контейнер для овощей. Все знают, что эта корзина на самом деле для пива. Дин откручивает крышку с бутылки, стоящей на краю стойки, и бросает пивную пробку за холодильник. — Интересное место для хранения, — говорит Гавриил. Дин смотрит на него и почему-то не удивляется, увидев в его руке новую бутылку. — Так начали делать мой отец и Бобби, — говорит ему Дин, пожимая плечами, хотя и не уверен, что Гавриилу есть до этого дело. Но парень… ангел… неважно, что важно для Кастиэля, так что Дин старается, понимаете? — Как можно просто начать бросать пивные крышки за холодильник? — спрашивает Гавриил, фыркнув. Дин делает долгий глоток пива, затем усмехается. — Думаю, они были пьяны, — он помнит, как спускался по лестнице и слышал смех отца. Дин считает, что именно это воспоминание и выделяет его из общего ряда — смех отца. — Это просто зацепило. Мы с Сэмом в детстве делали это с крышками от бутылок колы. Гавриил хихикает. — Я, Барах и Метатрон делали что-то подобное в те времена. Многое из этого до сих пор там, большая туристическая достопримечательность Ирландии. Конечно, это была идея Анаэль — сложить их таким образом. Трудно представить себе ангелов-клоунов, но он видел, как ведут себя Барахиил и Анна. Он видел остатки легкой дружбы между Уриилом и Касом. И теперь Дин понимает, что он разрушил эту дружбу для Каса. Дин царапает ногтем большого пальца этикетку на бутылке. — С ней все будет в порядке? Наступает тишина, пока Гавриил осушает половину своего пива. — Я не знаю, — наконец говорит он. Честно и откровенно, и это немного потрясло Дина. — Такого никогда не было… не должно было быть. Дин думает, что, возможно, ему стоит оставить все как есть, но ему нужны ответы. Они ему нужны. Здесь есть общая картина, и у него есть чувство, что он должен ее увидеть. Хотя бы ради Каса и Эль. — Знаешь, было бы проще объяснить Бобби, что за хрень там произошла и почему в его подвале демон, если бы я сам понимал. Гавриил отставляет бутылку в сторону и устремляет на Дина острый взгляд. — Ты действительно хочешь знать? — Думаю, у меня есть на это право, — замечает Дин. Он даже не злится… он просто хочет знать. — И Анна — моя подруга. — По словам Сэмми, вы двое были больше, чем просто друзья, — резко говорит Гавриил. Дин бьется затылком о шкаф. — Она мой друг и спасла Касу жизнь, — говорит он, проглатывая объяснения и протесты. Гавриил их не заслуживает, их заслуживает только Кас. — Она вела себя так, словно собиралась сойти с ума. Как будто то, что Кроули пострадал, убивало ее. Я хочу знать, почему. Гавриил издает протяжный звук, который наполовину похож на вздох, а наполовину на рычание. — Отлично, — он откидывает голову назад и долго смотрит в потолок, оставляя Дина в ожидании. — Кроули был не просто ранен. Он умирал. Ты не мог видеть этого своими ничтожными человеческими глазами, но душа демона была разорвана в клочья. Я бы сказал, что Джудиил наполовину изгнал его из тела несколько десятков раз, а затем притащил обратно, не прекращая повреждать плоть. — Держи тело сломанным, пока изнашиваешь душу. Плоть можно исцелить, но она помнит, — шепчет Дин, и эти слова доносятся из того места, куда он не любит заглядывать. Кухня становится невероятно тихой. Гавриил просто наблюдает за ним, глаза отрешенные и нечитаемые, как и его выражение. Язык Дина становится тяжелым во рту, и он делает глоток пива, потом еще один. — Какое отношение это имеет к Анне? Я слышал, как Барахиил сказал ей, что она не может его исцелить. Почему? Гавриил резко выдыхает и отворачивается от Дина, в его руке появляется еще одна кружка пива. — Они срезали с него ее метку, выжгли ее из него. Она должна была исцелить его, но когда метка исчезла… ангелы умеют только убивать и уничтожать демонов, но не исцелять их, — он останавливается, как будто обсуждая что-то с самим собой. Рука Дина поднимается к его плечу, где находится метка Каса, и он тяжело сглатывает. — Нам повезло, что Ремиил вернулся. Как падший… он может сделать то, что не под силу даже Михаилу. — Это не объясняет Анну… — Дин отталкивает. Его пальцы все еще лежат на его метке. Гавриил закрывает глаза, рычит, и все стекла на кухне дребезжат. — Все очень сложно, и ты не понимаешь даже половины того, что значит для Кастиэля быть с тобой, так как же ты собираешься понять это? Я скажу это простыми словами, чтобы ты мог понять, Винчестер: если бы Кроули умер, Анна тоже бы умерла. Он ее товарищ, ее вторая половина, она бы сошла с ума от горя или просто угасла. Дин не знает, что на это ответить. Не знает, стоит ли ему оскорбиться на слова о нем и Кастиэле или просто проигнорировать их, потому что Гавриилу больно. Черт, неудивительно, что Кас был таким… взволнованным, а Барахиил выглядел так, будто вот-вот сорвется. И, черт, черт, что это значит для Каса, раз уж Дин получил свою метку на плечо? — Она сильнее, — выдыхает он, гадая, поймет ли Гавриил, что он думает не совсем об Анне. — Кутиил обладал такой силой воли. Лидер своего гарнизона, сильный, способный. Когда его подруга Мюриил погибла во время Второй войны… он просто сдался. Лежал и умирал. Его любви к нашему Отцу не хватило, чтобы удержать его душу на вашем или нашем плане, — голос Гавриила понизился до низкого тембра, и он не смотрит ни на что конкретное. — Анна могла бы удержаться. Ради Барахиила, но она больше не была бы Анной. Не по-настоящему. Тошнотворное когтистое чувство пробирается к горлу Дина, душит его. — А что тогда будет с Касом, если… — обрывает он себя и осторожно ставит пиво на стойку. Он проводит рукой по лицу, прежде чем продолжить. — Однажды Захария отправил меня в будущее, — похоже, это хорошее начало. — Что? — Гавриил говорит резко, с недоверием. Дин заставляет себя небрежно пожать плечами. — Хотел преподать мне урок. Заставить меня быть хорошим мальчиком и сказать «да», — он натянуто улыбается. — Не совсем получилось, как видишь. Но будущее… оно было беспорядочным. Я никогда… Я никогда не преследовал Сэма, даже не пытался. Сэм поехал в Детройт и сказал «да». Зак послал меня через несколько лет после этого… Я видел Сэ… Люцифера. Видел себя. Видел Каса. Я был мертв внутри, свет горел, но никого не было дома. В конце концов все ангелы забрали свои игрушки и отправились домой. Они оставили Каса. И я должен был быть мертв внутри за то, что позволил случиться с ним. Гавриил молчит, а Дин не решается повернуться, чтобы посмотреть, смотрит ли на него архангел. — Устроил себе маленькую… культовую… оргию… называй как хочешь. Накачанный до умопомрачения, трахающий все, что движется, и пьющий все, что содержит алкоголь, — Дин быстро моргает, и почему-то говорить об этом сейчас, вспоминать об этом сейчас, больнее, чем видеть. — И этот идиот все еще любил меня. И все еще был готов умереть по моему слову. — Кастиэль связал себя с тобой в тот момент, когда оставил тебе свою метку, Дин. Этого уже не вернуть, как бы ты к нему ни относился, — наконец говорит Гавриил, но это явно не то, что он хотел сказать. — Кстати, где наши братья? — это явная попытка сменить тему, но да, Дин с этим справится. Дин передергивает плечами. — Разговаривают друг с другом, насколько я знаю. Эль была немного на взводе, и они, наверное, хотели сравнить, какой я идиот. Гавриил фыркает. — Это не то, что нуждается в сравнении, Дино. — Ха-ха, — говорит Дин, закатывая глаза. — Я возвращаюсь в постель, что-то мне подсказывает, что мне нужно отдохнуть. Гавриил сухо смеется, и это задевает Дина. Ему нужно быть сейчас с Касом, ему нужна Эль.***
Сэм задерживается в гостиной, когда все стихает. Анна разбудила весь дом. Кастиэль ушел суетиться над Эль, которая еще не успокоилась после всех волнений, а Сэм все еще слышит, как его брат разговаривает с Гавриилом на кухне. Никто не кричал, и он не слышал, чтобы что-то сломалось, поэтому может предположить, что все идет хорошо. Он ожидает, что они поссорятся, но было бы слишком надеяться, что они просто вежливо побеседуют и… Дин останавливается, выходя из кухни, и Сэм понимает, что он застыл в дверном проеме, как какая-то курица-мать. — Ждешь, когда начнется фейерверк? — спрашивает Дин, склонив голову набок. — Немного, — признается Сэм. Его параноидальная часть решила, что они говорят о нем, но разумная часть решила, что демон в подвале важнее. — Да, Гавриил — тот еще урод, не пойми меня неправильно, но я уверен, что Кас выбьет из меня все дерьмо, если я снова разбужу ребенка. В голове Сэма проносится множество мыслей, начиная от извинений и заканчивая комментариями о том, какой Дин пофигист, но он не может вымолвить ни одной из них. Он просто кивает, и Дин, вздохнув, проскальзывает мимо него, чтобы подняться по лестнице. Дин преодолевает две ступеньки, прежде чем остановиться и повернуться. — Слушай… Я… Я не должен был так сходить с ума, — говорит Дин низким голосом. Сэм кивает, потому что нет, он не должен был, но… — Я должен был рассказать тебе, что происходит. Дин кивает, и на мгновение все становится таким же напряженным, как и всегда. Очередные плоские извинения, когда они не знают, как посмотреть друг на друга или как… — Папааааааа! Сэм слышит наверху возмущенный вздох Кастиэля, и Дин не может скрыть улыбку, которая внезапно появляется на его лице. Сэм не может удержаться от ухмылки и качает головой. — Она будет продолжать это делать, пока ты не поднимешься туда. — Да, я знаю, — закатывает глаза Дин, пока его улыбка не ослабевает, но не исчезает. — Ну что, все в порядке? Сэм не уверен, что сказал бы, что все хорошо. Ничто не было хорошим или таким, как раньше, и это была его вина. В основном. Но, может быть… — Ага, — говорит он, и Дин кивает, как раз когда Эль снова начинает кричать. Сэм смотрит, как брат поднимается по лестнице, его движения свободнее, чем были сто лет назад, и слышит теплое хихиканье, когда Дин добирается до спальни, приглушенное «малышка», прежде чем дверь захлопывается. Дину это нужно. Он заслуживает этого. Сэм заслуживает… — Это было трогательно, я очень тронут. Он оборачивается: в дверном проеме кухни стоит Гавриил, в его пальцах болтается бутылка пива. Выражение лица у него страдальческое, и Сэм чувствует, как сжимается его грудь. Кастиэль был в ужасном состоянии, когда они привели Кроули, а Анна… это было похоже на взгляд призрака, он никогда не видел ее такой бледной и потерянной. На улице он заметил Барахиила, который кричал и вскидывал руки вверх, вышагивая по ограде, а Ремиил наблюдал за ним, сцепив руки на груди. Спрашивать Гавриила, все ли с ним в порядке, наверное, глупая затея. Вместо этого он делает шаг вперед и вынимает из руки Гавриила пустую бутылку из-под пива, скрещивая их пальцы. Сэм отставляет бутылку на книжную полку и вздыхает — что-то низкое и ноющее. Он разберется с этим позже, сейчас у него есть дела поважнее. Он не совсем уверен в границах прикосновений, Анна не слишком подробно рассказывала об этом, но Сэм решил, что раз уж Гавриил — это Гавриил, то можно и пошалить. Поэтому он обхватывает пальцами запястье Гавриила и слегка потягивает. Видимо, это правильное решение, потому что Гавриил делает шаг вперед, кулаком другой руки обхватывает футболку Сэма и прижимается к нему, зарываясь лицом в его шею. Он теплее и легче, чем Сэм думал, и он отпускает запястье архангела, чтобы обхватить его руками, потому что ему уже многое сходило с рук. Оказывается, это тоже позволительно, потому что Гавриил испускает вздох другого рода, скорее облегчения, и прижимается к Сэму так крепко, как только может. Они остаются так до тех пор, пока в голове Сэма не начинает маячить угроза того, что придет Барахиил или Бобби встанет на ноги. Гавриил издает звук, когда Сэм начинает отступать, и Сэм чувствует улыбку на губах архангела. — Я получил твою записку, великан, — поддразнивает Гавриил. Сэм мгновенно краснеет, но ничего не может с собой поделать. Он разрывается между ужасом от того, что он действительно это сделал, и каким-то затаенным ожиданием того, что Гавриил скажет дальше. Но все тихо, только хрустит бумага, которую сжимают в руке спутанные пальцы. Он не хочет смотреть на нее, даже если ангел практически обхватил его, все равно остается шанс, что… что с ним все еще играют. Но он уже взрослый, черт возьми, и он оставил записку. Он попросил об этом без объяснений, так что ему чертовски лучше… Да. Он прекрасно понимает, что ухмыляется как идиот, как будто девушка, на которую он пялился весь год, только что сказала, что пойдет с ним на выпускной. Только Гавриил не девушка, и средняя школа ему не по душе. Так что, полагает он, это как архангел, который смотрит на него, как на важного человека, и не в том смысле, как при апокалипсисе, когда крадут тела. В лучшем смысле, гораздо лучшем. Он отстраняется, и Гавриил выглядит так, будто собирается что-то сказать, но… а, к черту. Сэм целует Гавриила, Архангела Господня. Это чудесно, великолепно, и крошечный, почти удивленный звук, который издает Гавриил, полностью и абсолютно того стоит. Сэм думал, что поцелуй Гавриила будет подобен огню, резкому и обжигающему. Но это совсем не то. Это сладко, медленно и почти целомудренно. На вкус Гавриил похож на пиво, шоколад и что-то еще, чему Сэм не может дать названия, но это заставляет его думать о теплых летних ночах и чувстве удовлетворения. Это не Трикстер, здесь нет острых углов и скрытых теней. Когда Сэм разрывает поцелуй, на него смотрит только чистый ангел. Этот взгляд немного… напряженный. Он не знает, как это удается Дину. — Хм, это было слишком? И тут же ухмылка, теплая и знакомая. — Ты спрашиваешь меня, было ли это слишком? — Ну, Анна сказала… — начинает Сэм. — А, так это была Анна. — Упс, — улыбается Сэм. — Не совсем. Барах был зачинщиком. Гавриил закатывает глаза, руками разглаживая футболку Сэма. — Это меня нисколько не удивляет. Просто не слушай ничего из того, что он говорит. — Анна уже говорила мне об этом, — Сэм усмехается, проводя рукой по талии Гавриила. — Нелишне повторить. Ты удивишься, как много всякой ерунды он может нагородить. — Значит, если он расскажет мне что-нибудь о тебе…? — Ложь, — усмехается Гавриил, проводя пальцами по шее Сэма. — Если только это не что-то хорошее. — Пойдем наверх, — говорит Сэм, наклоняясь к нему. — О? — Гавриил оглядывается, но затем на его лице появляется более мягкая улыбка. — Зачем? — Потому что я не хочу лежать и гадать, где ты в доме и что делаешь, — говорит ему Сэм, смущаясь и раздражаясь одновременно. Гавриил издал небольшой смешок, но последовал за ним наверх и закрыл за ними дверь. Сэм садится на кровать и наблюдает за тем, как Гавриил осматривает комнату, останавливаясь у стола, на котором Сэм разложил книги и бумаги. Гавриил весь в нервной энергии, его пальцы судорожно перебирают страницы и вычерчивают символы. Сэму не нравится видеть его таким — нервным, неуверенным, словно он разрывается по швам. Как будто ему приходится быть тем, кем он не был уже очень давно. — Кажется, я понял, как контролировать перемены Эль, — предлагает Сэм, и пальцы Гавриила замирают. — Правда? — в его голосе звучит любопытство и столько гордости, что Сэму приходится постараться, чтобы снова не покраснеть. — Да, — говорит он, встает, снова протискиваясь в личное пространство Гавриила, и архангел наклоняется к нему, как луна, попавшая на орбиту. Он раскрывает книгу. — Барахиил сказал, что может запечатать ее в ту или иную форму, но проблема в том, что если мы просто запечатаем ее в человеческой форме, то всю силу, которую она будет генерировать как ангел, некуда будет девать. Она не должна иметь две формы, они не совсем совместимы. Она не меняла форму уже некоторое время, после того как вы, ребята, взяли ее в полет, но это было самое долгое время, которое она провела в своей ангельской форме. Сэм убирает несколько бумаг. — У меня есть теория, если мы изменим символы и привяжем ее к кому-нибудь, возможно, к Кастиэлю. Тогда он сможет контролировать, когда она переключается, и знать, когда ей это нужно. Гавриил некоторое время размышляет, а затем усмехается. — Вообще-то это отличная идея. Сэм усмехнулся, потому что в последнее время ему не везет с идеями, так что он будет принимать похвалу, где только можно, и потому что Гавриил перестал быть беспокойным, как только Сэм снова оказался рядом с ним. С этим можно было работать. Он наклоняется и прижимается поцелуем к месту за ухом Гавриила, улыбаясь тому, что Гавриил издал звук. — Приляг со мной, — он снова подмигивает и добавляет. — Пока ты не упал. Гавриил гримасничает, словно Сэм не должен был этого видеть, словно он должен был не замечать, как вздрогнул Гавриил, когда они закрыли комнату паники. Он не должен был видеть, как быстро архангел оторвался от всех. Но, несмотря на то что некоторые думают, Сэм не дурак, и, если честно, мысль о том, что Гавриил может оказаться в его постели в любой ситуации, не давала ему покоя с тех пор, как Анна заговорила об ухаживаниях. Не обращая внимания на гримасы, Гавриил следует за ним к кровати и позволяет Сэму раздеть его до трусов. Он похож на маленького ребенка, который устал, но еще не уверен, что вся эта история с кроватью — решение его проблемы. Сэм выключает свет и затаскивает Гавриила к себе под одеяло. В доме тихо — совсем другое дело по сравнению с тем хаосом, который разразился… черт, не прошло и часа. Он слышит негромкие голоса, доносящиеся из комнаты Дина через коридор, хотя Эль сейчас молчит. Здесь спокойно, но проходит много минут, прежде чем Гавриил наконец вздыхает, что-то протяжное, совершенно измученное и в то же время довольное, когда он поворачивается, устраиваясь поудобнее под одеялом и прижимаясь к Сэму. — Я знал, что выбрал умного, — бормочет он, прижимаясь к груди Сэма, и Сэм усмехается.***
Кроули просыпается в темноте. Обычно темнота его не беспокоит. К груди прижимается теплая тяжесть, а запах Анны заполняет все его чувства. На мгновение ему кажется, что они находятся в одном из его бункеров, в безопасности и скрыты за слоями заграждений. Потом он вспоминает. Руки Кроули сжимают Анну, словно ее могут оторвать в любой момент. Она спит, по крайней мере, ему кажется, что она спит. Он снова вдыхает ее запах… в нем чувствуется боль, запах крови. Ее, его, демона и запах пепла. Он не шевелится, не желая ничего выдать, пока не разберется со схемой места, где их держат. Он чувствует чары, тяжелые, сложные, с дьявольской ловушкой наперевес. Эти заслоны не только не пускают внутрь, но и удерживают от проникновения. Демоны и ангелы. Некоторые из них новые, он чувствует свежесть силы, ангельской по своей природе, пульсирующей в них. Некоторые знакомы, так похожи на Анну, но не ее. Анна прижимается к его груди. — Кроули? — ее голос звучит напряженно, как будто она плакала, кричала. — Шшш, — успокаивает он ее, проводя пальцами по волосам. Джудиил хотел ее, он отчетливо помнит эту часть их маленького сеанса. «Где моя маленькая бабочка, демон?» — промурлыкал ангел, вырезая символы на плоти Кроули. Он рассказал Кроули о мучениях Анны на небесах, о том, как он коснулся ее крыльев своим клинком и заставил ее плакать. Кроули был… он был благодарен, что не знает, где Анна, не может предать ее, чтобы избавить себя от боли. Не видеть на ней ничьих рук, кроме своих собственных. — Кроули, — снова говорит Анна, в ее голосе отчетливо слышится беспокойство. Она гладит его по горлу и целует его ключицу. Он смотрит на медленно вращающийся вентилятор, наматывая ее волосы на пальцы. — Зачем ты пришла за мной? Она фыркает. — Ты бы предпочел, чтобы я позволила тебе умереть? — ее голос дрогнул. Он почти чувствует вкус страха, эмоций, таких сладких, но на вкус как пепел, исходящий от нее. — Лучше умереть, чем видеть, как он овладевает тобой? Да! — Кроули шипит в ответ. Анна отстраняется от него и смотрит на него сквозь темноту. Не то чтобы им нужен был свет, чтобы видеть ясно. — Кроули, — вздыхает она. — Мы здесь в безопасности. Кроули думает о том, чтобы подняться, но при движении его пронзает боль. Его исцелили, но тело реагирует вяло, и боль, реальная или фантомная, отдается эхом в украденной плоти. — Ты идиотка, — рычит он на нее. Ему следовало бы рассердиться на нее, но вместо этого он смирился, грустит, боится. То, что демоны не должны чувствовать, но это ложь. Порой демоны чувствуют слишком многое. Возможно, сейчас они в безопасности, но она подвергала себя опасности ради него, и она сделает это снова. — Ты попала прямо в его руки. Я ничего не знал. — Ты умирал, — настаивает Анна, в ее голосе звучит гнев. Ему кажется, что ее крылья раскрылись, но он не может их увидеть, не сейчас. Он поднимает руку и проводит пальцами по ее рыжим волосам. — Я демон, и врата ада открыты. — Ты умирал, — снова настаивает Анна. Она прижимается лбом к его лбу. — Ты звал меня. Он собирался уничтожить твою душу. Нет души — нет Кроули. Ни возвращения из ада, ни новых тел. — Я демон, Анна, — напоминает он ей, улыбаясь резко и язвительно, хотя тон его неровный. — А ты — ангел. Ты любишь мертвого человека, которого, как тебе кажется, ты видишь во мне. Не то чтобы я не наслаждался преимуществами… Она наклоняется и целует его один раз, нежно; он никогда не мог просто злиться на нее. Все резкие слова и ложь, которые он говорит себе, просто сползают с нее, как ничто, как будто она знает, что он не имеет в виду. — Ты мой демон, и я бы легла и умерла, если бы потеряла тебя, — шепчет она, положив руку на то место, где когда-то была ее метка. — Если бы Ремиил не смог исцелить тебя, даже Барахиил не смог бы удержать меня в этом мире. Я бы последовала за тобой в небытие и дала бы тебе отпущение грехов из последних сил. Он хочет наброситься на нее, закричать, но не может. Он не должен этого делать, это опасно, неправильно и… — Упрямая женщина, — хмыкает он, обнимая ее за шею, когда она прижимается к нему, знакомая форма, знакомое тепло, все частички встают на свои места, хотя не должны были. — Где мы вообще находимся, ангел? Кроули почти слышит, как она моргает, как улыбка растягивает ее рот. — Кроули, любимый, как ты думаешь, где мы находимся? — это почти дразнилка. Он пробует еще раз, но не может почувствовать ничего за пределами охранной системы. — Полагаю, мы не ждем, пока Джудиил решит, что хочет помучить нас еще, иначе тебе не стоит быть такой спокойной. Он действительно хорош в своем деле, ему стоит послать в ад заявление на должность главного мучителя. Я слышал, там уже есть вакансия, — он пробежался по короткому списку союзников и родственников Анны. Она упомянула Ремиила, одного из павших и лейтенанта Люцифера. Возможно, его Анна умоляла брата и добилась для них защиты. Ему не очень нравилась эта идея, но если это обеспечит ее безопасность… Анна улыбается чуть шире. — Мы находимся в комнате паники, принадлежащей другу Винчестеров. Я привела нас сюда. Винчестеры и мои братья предоставили нам временное убежище, пока ты лечишься. О, она, должно быть, шутит… — Я исцелен, — шипит он и пытается сесть, но его проклятое тело не слушается его. Винчестеры, должны же быть эти чертовы глупые Винчестеры. Она поднимает бровь. — Итак, я вижу. Кроули, ты был почти уничтожен, душа и плоть. Дай себе время на исцеление. — И подождать, пока Винчестеры используют меня в качестве мишени для своей замечательной пушки, из которой им не удалось убить Люцифера? — спросил Кроули, резко фыркнув. — Нет, спасибо. Анна издает звук, очень похожий на смех, и обхватывает его за талию, осторожно, словно он может сломаться. — Я буду защищать тебя, — обещает она между поцелуями. Его пальцы снова зарываются в ее волосы, и он глубоко вдыхает ее воздух. Страх и боль по большей части утихли, теперь он знает, что кровь на ней старая. Кровь — доказательство того, что его Анна может быть, если можно так выразиться, маленькой чертовкой. Он хотел бы увидеть, как она расправляется с другими демонами. Она великолепна в бою. — Ангельский щит? — Никогда не выходи из дома без него или без карточки American Express, — смеется она и снова гладит его по ключице. — Ты устала, — мягко говорит он, проводя пальцами по ее волосам. — Теперь я в порядке, — дышит она, прижимаясь к нему, и позволяет ему притянуть ее к себе так крепко, как только он может выдержать. Я люблю тебя, — проносится у него в голове.***
Странный парящий момент перед рассветом, и все молчат. Ремиил сидит на воротах, прижав к спине щиты и закрыв глаза. В радиусе нескольких миль нет ни одного пропавшего без вести, ни человека, ни кого-либо еще. Он чувствует все смещающиеся точки света, которые являются его братьями и сестрами. Он чувствует врата, места их слияния и пересечения, почти незаметные линии между ними, которые всегда нужно охранять. Гавриил и Кастиэль наверху, в безопасности; маленький мерцающий огонек птенца, Эль, приютившаяся среди слабеющей благодати Кастиэля, в безопасности. Он может смутно определить, где находятся Винчестеры, теперь, когда он знает, что ищет не человека, а скорее его отсутствие. Полая форма, в которой свет и дыхание Земли изгибаются именно так. Они также находятся наверху, в безопасности. Хозяин дома, Роберт, все еще спит в своей комнате, в безопасности. Он видит мерцание Анаэль и Кроули, свет и тьма переплетаются в комнате паники за дополнительным слоем защиты, в безопасности. Барахиил… был на крыше. Ремиилу трудно продолжать медитацию, когда он знает, что Барахиил стоит прямо перед ним. Он не знает, когда этот идиот проскользнул обратно сквозь защиту, и это его беспокоит. Он может проследить энергетический след, оставленный Барахиилом, но не может точно определить момент, когда тот шагнул с крыши и прошел сквозь защиту. Он уже высказался, поплакал, высказал свое мнение по поводу всего дела Анаэль и вернулся охранять дом, как только Ремиил дал понять, что Гавриил больше не нуждается в его охране за стенами. Ремиил больше не нуждался в его охране за пределами врат. — Ремиил? Он решил не обращать на него внимания. Люцифер велел ему просто охранять дом и защищать птенца. Он отправился за Анаэль, потому что она представляла угрозу безопасности, и, хотя он никогда не любил Джудиила, он не собирался отказываться от возможности сразиться с ним. Бой успокаивал, простота сражения успокаивала почти так же, как слежка или… — Ремиил. Или другие вещи… Например… Картины, закаты или еще что-нибудь из того новомодного бреда, который Люцифер находил таким забавным. Или пытаться спокойно думать о том, что не было семьей, падением и бывшими любовниками… — Ремиил. Рем. Ради всего святого… Он знает, когда Барахиил смещается, и, возможно, мог бы что-то с этим сделать, но вместо этого он просто позволяет этому невыносимому дураку подтянуться и ткнуть его прямо в середину лба. — Рееееем. Отлично. — Я придерживаюсь единственного мнения, что ты хочешь потерять эту конечность, Барахиил. Фырканье. — Ты бы не хотел. Он говорит как идиот с этим акцентом, смешивая гласные. Это грязно и безрассудно, но ему идет. — Думаю, ты будешь неприятно удивлен, — Ремиил держит голос ровным, без перегибов, пустым. — Сначала тебе придется меня поймать, — говорит Барахиил с дразнящим вызовом в голосе. Это обычная уловка Барахиила. Он пытается начать игру, какую-то неистовую игру, которая приведет к тому, к чему он захочет. За свою жизнь Ремиил достаточно погонялся за Барахиилом, чтобы понять, что его не поймают, если он сам этого не захочет, и даже тогда его не удержать. — Я не в настроении играть в твои игры. Ты находишься за пределами врат и открыт, ты представляешь опасность для птенца. Барахиил надулся и потянулся вверх, чтобы раздраженно потрепать волосы Ремиила. Шальные прикосновения — вот что делает Барахиил, когда игра не удается. — Я никому ничего не делаю. Ты здесь и… Рука Ремиила движется, быстро зажигая свет, почти прежде чем он успевает понять, что делает, и обхватывает запястье Барахиила, прежде чем ангел успевает снова протянуть руку и расчесать его волосы, причем так крепко, что он слышит, как под его хваткой скрипят кости в сосудах Барахиила. На мгновение они оба затихают, а когда он открывает глаза, Барахиил скрипит зубами от боли, но не пытается ни ответить, ни даже вырваться. — Так мы когда-нибудь поговорим? Ремиил выжидает мгновение, прежде чем ослабить хватку Барахиила, который отпрыгивает назад и пожимает ему руку, как человек, которым он притворяется. — Нет. — Ну, тогда ладно. Наверное… А вот это уже что-то новенькое. Этот щенячий взгляд из-под плеча. Он не думал, что Барахиил способен на сожаление или отчаяние, возможно, он научился этому где-то. Возможно, Ремиил научил его этому, сам того не зная. Но он здесь не для того, чтобы смотреть в зеркала, которые, как ему казалось, он разбил, и не для того, чтобы искать новые пути через сожженные мосты. Люцифер будет недоволен им, если он… Его пальцы касаются запястья Барахиила, когда ангел поворачивается, чтобы вернуться в дом. Он знает, что не причинил Барахиилу вреда, не физического. Но не это пробудило в нем семя вины. Барахиил останавливается, и на мгновение остается только эта точка соприкосновения, три пальца и сбившееся дыхание. — Ты знал? Что ты падешь? — голос Барахиила низкий, словно кто-то мог его услышать. — И поэтому ты… перестал приходить? — Я перестал ухаживать за тобой, Барахиил, потому что это ни к чему не привело. Я был не тем, что тебе нужно, — это был покорный ответ, много раз повторенный и заученный наизусть. — Это неправда, — шипит Барахиил так неожиданно, что Рэмиил в шоке поднимает голову и смотрит на него. — Никогда не думай, что это правда. Ремиил никогда не видел в Барахииле такого огня. Все его воспоминания меркли по сравнению с этим, с тем, что было сейчас; этот сосуд, ярко горящий и окрашенный в такие странные человеческие цвета, такой же пленительный, как всегда. Во рту у него пересохло, и он едва успел подумать, что так не должно было быть, но Барахиил поднял руку, снова искушая судьбу, и когда он запустил пальцы в волосы Рэмиила, это было самое бесконечно нежное, что он когда-либо знал. Он хочет сказать Барахиилу, чтобы тот остановился, что ни у кого из них больше нет на это ни времени, ни жизни. Но все слова застревают у него в горле, когда теплые карие глаза Барахиила смягчаются по краям, и он произносит. — Я бы пал вместе с тобой. Годы разбитых осколков встают на место. — Я знаю. Милая улыбка Барахиила ослепительна, как небесный свет, и все, чего хочет Ремиил, — это… — Ты должен пойти в дом, — вздыхает он, закрывая глаза. Он слышит вздох Барахиила, чувствует, как пальцы Барахиила ненадолго смыкаются вокруг его черепа, а затем исчезают. — Хорошо, если ты хочешь так играть. Ремиил хочет сказать ему, что больше не хочет ни во что играть. Он просто хочет. Он позволяет Барахиилу уйти, ворча, а сам пробирается через врата в дом. Ремиил чувствует его на кухне, он дуется и, вероятно, съедает всю человеческую еду. Безопасно. Затем он обращает внимание на женщину, стоящую на дороге. Она небольшого роста, бледная, веснушчатая, с вьющимися рыжими кудрями и в очках. На ней серое пальто в горошек и платье цвета розы, на ногах сапоги с нелепым цветочным узором, а в правой руке — розовая коробка, перевязанная бечевкой. Она мило улыбается, глядя на него, зеленые глаза переходят в черные, когда он встает. — Он милый, Ремиил. Он мне нравится. Давно не виделись, правда? — в ее голосе звучит насмешливая доброта. — Недостаточно долго, Амон. Чего ты хочешь? Ухмылка демона исчезает. — Пока тебя не было, у нас сменилось руководство. Захария сказал, что пришло время сократить всех волков-одиночек. Теперь допускаются только командные игроки. Этого не могло быть. — Люцифер… — Разве ты не слышал? Он пропал. Пропал со вчерашнего вечера. Никакого контакта. Никаких приказов… — Амон раскачивает розовую коробочку взад-вперед. По позвоночнику Ремиила пробежало нечто, очень похожее на страх. Вчера вечером он отправился на доклад, и церковь действительно была пуста. Он не придал этому значения: Люцифер мог приходить и уходить по своему усмотрению. Если бы он мог позвать… — Он тебя не услышит, — Амон усмехнулась. — Как и любой другой из падших. В свободной руке Амона мерцает клинок. Он короткий, зазубренный и, похоже, сделан из кости. Клинок Всадника. Клинок Смерти… — Джудиил сказал приберечь тебя напоследок. Черт.