Из огня да в полымя

Они сидят в кабинете полным составом и ждут, когда придёт Минхо, затеявший срочное совещание. Все переговариваются, обсуждая прошедшие выходные, но Бэкхёну всё равно: ему нечем поделиться. Его ещё немного штормит после прошедшего гиперактива. Где-то в глубине души умирает надежда, что с истинным всё должно проходить по-другому. — Я терпеть не могу горный туризм, — делится коллега из рекламного отдела. — Это тяжело, долго и неинтересно. Зачем идти в гору, если суть всей прогулки подняться наверх и спуститься? — Чтобы на вид сверху посмотреть? Мы обошли все холмы в нашем районе. Обычно прогулка занимает шесть — десять тысяч шагов. Бэкхён опускает голову и трëт лоб, думая о том, как меняется восприятие людей с появлением новой техники или приложений к этой технике. Не будь шагомера в каждом устройстве, то как тогда люди будут оценивать продолжительность, длину, трудность, легкость прогулки или похода по магазинам? Такие вещи определяются либо техническими параметрами, либо эмоциональной восприимчивостью. Может, Бэкхён отстаёт от жизни, но лично ему количество шагов говорит лишь о том, что он много-много двигает ногами. — Держитесь за стулья и громко не кричите, — приветствует их Минхо, когда заходит в кабинет и захлопывает за собой дверь. Говорят, что драконов не существует, а по факту вот он, стоит двухголовый, хвостом по полу бьёт от нетерпения. Бэкхён уже по хмурому виду начальника понимает, что что-то серьёзное будет. Он оглядывается по сторонам и замечает, что в помещении присутствуют руководители абсолютно всех отделов. Это нехорошо. — Скажите мне, дорогие мои, вы же знакомы с тем, что многие химические вещества вредны и иногда напрямую опасны для здоровья? — Минхо опирается руками о стол и смотрит на всех свысока. — И что даже существует перечни тех веществ, которые напрямую запрещено использовать в производстве всего, с чем может соприкоснуться человек? И что этот список обновляется время от времени, а в ваши прямые обязанности входит постоянное наблюдение за этими изменениями? Минхо замолкает, гневно раздувая ноздри, и Бэкхён испуганно сглатывает, уже понимая, куда тот ведёт. Это плохо. Очень плохо. И чудится ему, что спрашивать будут именно с него. В конце концов, именно в его ведении находится лаборатория, проверяющая продукцию на токсины и опасные химикаты. — Тогда каким образом эта дрянь оказалась в нашей косметике? Зачем мне такой огромный штат специалистов, если подобные вещи оказываются неотслеженными? Риторически вопрошаю, вы же знаете! Минхо берёт листок и начинает зачитывать список альдегидов, которые признаны запрещёнными ещё с прошлого года аж на государственном уровне. Да, это их вина, что плохо проверяли материалы, поступающие с новых заводов: там что угодно могут намешать, вплоть до утечки в процессе производства чего-нибудь не сильно лицеприятного. — Вы что, сбрендили, прекрасные мои люди? — Минхо бросает листок на стол и снова обводит пристальным взглядом всех собравшихся, каждый при этом старается смотреть куда угодно, но не на него. — А что пострадало? — спрашивает Кибом, всё ещё отважно противостоящий разгневанному зверю. — Крем по уходу за телом и шампунь для очищения кожи головы. Но это не настолько важно, так как всё равно придётся отзывать со всех складов и магазинов испорченный товар, что не может остаться незамеченным. А также нужно сделать официальное заявление. Вы же прекрасно понимаете, какие негативные для нашего бизнеса последствия это повлечёт. — Не достаточно, что ли, просто снять продукцию с продажи и этим самым закончить освещение? — спрашивает один из маркетологов. — Кто вообще из наших покупателей разбирается в химических реагентах? Их интересуют только селебрити на упаковках! Кто читает состав? Кому вообще может быть интересно, с кем мы сотрудничаем и кто нас подставляет? — Ага, действительно, никому! — усмехается Кибом, хотя по нему видно, что вовсе не позитивные эмоции им овладевают. — Последствий у этого никаких не бывает, это точно. Подумаешь, десятки лет используют и ничего: светятся немного в темноте, а больше побочных эффектов-то и нет. — Мы же ненарочно это делаем! Всегда может случиться непредвиденное. — Конечно, нарочно никто ничего делать не хотел. Я понимаю, — Минхо падает в кресло и злобно выдыхает. — Только теперь придётся останавливать запущенные проекты, потому что спрос на продукты будет настолько отрицательный, что положи мы туда волшебную пыльцу от фей, положение это не исправит никак. И это я только в кафешках и точках продаж поспрашивал, в инстанции повыше не поднимался. Половина присутствующих разочарованно вздыхает, потому что большинство несколько месяцев усердно работает над детской продукцией и косметикой для чувствительной кожи, чтобы пустить их в продажу раньше намеченного срока, а тут привет. Слишком большие надежды они возлагают на эти проекты. И теперь придётся отложить всю проделанную работу в дальний ящик. — Как обычно, я забыл изучить эпизод из классического фильма Гая Ричи, там где «и главное — не нанимай на это дело идиотов», — вздыхает Минхо и отбрасывает ручку, которую крутит в руках. — Потому что если у вас проект долго разрабатывается и на стадии запуска подобные дилетантские проблемы испытывает, то это про то, как вы его блестяще спланировали! И не надо мне сейчас про недобросовестных поставщиков! Ровно так же бурлит вода в количестве девяти литров, спускаемая посредством нажатия кнопки на санитарном устройстве, наличествующем в любой квартире. Бэкхён рисует каракули на пустом листе перед собой и думает, что слишком он занят Чонином, раз успевает допустить подобную оплошность. Он, конечно, не может постоянно вручную проверять качество работы своих подчинённых, но проводить периодически мониторинг всё-таки стоит, тем более что это часть его работы. А он пускает всё на самотëк, увлёкшись посторонним. Мелочи, но показательные. Дополняющие картинку полного провала, если что. — Вы мне лучше объясните, как мне теперь перед инвесторами оправдываться, когда до них информация дойдëт, и они решат меня уволить за ваши ошибки. Может, ты, Бэкхён, подскажешь? — Любой вопрос в совете директоров из десятка голов превращается в торг «сколько я за это получу при условии, что если тема будет профукана, я ни за что подписанное никак не буду отвечать», — Бэкхён трёт глаза и судорожно пытается что-то придумать. — Им нет дела до конкретных причин проблемы, пока они в плюсе. Отсюда и соответствующий КПД. Главное — показать себя человеком «своего круга», заслуживающим доверие, тогда и поблажек будет предостаточно, и не пустят первым в расход. В этом случае работают три главных принципа: не прятать косяки, которые нельзя исправить, и в результате чего проблема может приобрести другой масштаб, не красть у своих, а если человек ещё и профессионал — вообще идеально. — Ага, спасибо, учту. Искренне впечатлён, — по лицу Минхо видно, что он совсем не это ожидает услышать. — Сам-то чем занимался всё это время? — Личной жизнью, — бурчит Бэкхён себе под нос, опуская взгляд в стол. — Оно и видно, — хмыкает Минхо, качая головой. — Как мы с вами собираемся отмывать упавшую в грязь репутацию? Никто не отваживается первым высказать мнение, потому что уровень критичности сейчас высок, и вряд ли по головке погладят, если идея будет просто красивой. — Давайте проведём какую-нибудь пиар-кампанию, — предлагает Кибом: он Минхо боится меньше всех. — Распродадим часть товаров со склада со скидкой, раз всё равно ожидается снижение спроса. В конце концов, напишем официальное подтверждение, что с остальным всё в порядке. — Пропаганда не поможет, — отбраковывает идею маркетолог. — Только «правильная» подборка фактов, эмоциональная окраска аргументов и игнорирование нестыковок позволяют представить искажëнную картинку истинной. Так же как с рекламой для детей: надо было красивые картинки рисовать, а не пояснения о пользе шампуней вставлять. — Вы же сами всю эту тему запустили, мегапланировщики хитрых инфокампаний! — возмущается Кибом, когда начинается игра «как подставить соседа». — Где вы были, когда решения принимались? — Ага, вместо речей победителей — оправдалки, — вздыхает Минхо и встаёт, чтобы уйти. — Даю два дня, чтобы каждый из вас предоставил кризисный план, пока эта дрянь расползается по всем охотным до сплетен головам. Кто не справится — уволю к чертям собачьим! Минхо уходит, и все выдыхают с облегчением. Но это только на мгновение. Через минуту начинается обвинительная драка, так как каждый пытается переложить свою ответственность на остальных. Бэкхён решает в этом не участвовать, потому что желания собачиться с агрессивными коллегами у него нет: своих проблем навалом. Но настроение портится окончательно. В конце концов, доля его ошибки во всей этой истории очень велика. Бэкхён вздыхает, закрывшись в кабинете. Думать не хочется совсем. Все его мысли забиты разношёрстными теориями о истинности, изучением которых он занят последние дни. С утра до ночи он вчитывается в книжки, уже забывая, какие выводы делает изначально. Результата пока никакого. И это расстраивает. Бэкхён обещает себе, что расставание с Чонином — это временное решение, пока он не найдёт ответы на свои вопросы и логическое объяснение их проблемы. Перед глазами всё ещё стоит искажённое болью лицо Чонина, и на душе так гадко от этого. Бэкхёну не хочется портить с ним отношения и рушить доверие, но искусно врать он не умеет, чтобы поддерживать иллюзию счастья. Дом начинает походить на старый архив. Такого беспорядка у Бэкхёна никогда не бывает. Он сам по себе очень опрятный и даже вещи редко разбрасывает, но сейчас как только он приходит домой, сразу возвращается к тому моменту, на котором прерывается в прошлый раз. Ест и спит он тоже среди книг и бумаг. Всюду разбросаны его заметки, некоторые перечёркнуты и скомканы. Бэкхёну просто некогда отвлекаться на наведение порядка. Он просто не понимает, каково это. Он не понимает, почему только ему одному непонятно. Он начинает разбирать по полочкам всё, что ему известно на данный момент. Все более ранние исследования в своём большинстве складываются из одних и тех же тезисов. Многие авторы связывают истинность с поведенческими и физиологическими особенностями животного мира, как пример крайней моногамии. В этом случае паре приписываются такие свойства, как усиленное обоняние, чувствительность к феромонам, особенное развитие половых органов и ментальную связь разной степени. Подобная теория, к сожалению, не выдерживает проверки фактами. Для большинства учёных, в том числе и для Бэкхёна, истинность — это всё-таки биологическое понятие, подразумевающее гистосовместимость и её влияние на выбор пары, потому что именно различие в генах МНС и их влияние на иммунную систему являются залогом рождения здорового потомства, способного лучше бороться с инфекциями. Это все знают ещё со школы, как альма-матер. Ну почти все. Но опять же, это только теория. В этом плане доктор Квон прав: пока не будет завершено исследование геномов истинных пар — не будет ответов. Придётся ждать соответствующие технологии, о которых так любит рассказывать Чонин. Люди, жадные до контроля, всегда проигрывают желанию переделать мир согласно своим представлениям, поэтому следует ожидать появления симулирования истинности, создания её искусственной копии, попыток сделать парой определённого человека с привлекательными качествами, переделывания и перекраивания генома. Читая статьи на эту тему, Бэкхён натыкается на интересную мысль. Человек ведь меняется в течение жизни: его позиция, его отношение, вкусы и пристрастия. Что-то раньше не представляет для него проблему, а теперь он не может и думать об этом. Все приобретённые признаки: изменение организма, перенесённые болезни и операции, развитие интеллекта и физического тела — всё это записывается в геноме и передаётся будущему поколению. Иначе не быть эволюции и ходить нам всем с хвостами и жабрами. Тогда как истинность может быть заложена в человеке ещё до рождения, если геном подлежит «редактированию» с течением времени? Его пара тогда также должна проходить подобные изменения, чтобы соответствовать? На этот вопрос автор не даёт ответа, но его точка зрения и без того встречает отпор и критику, потому что рушит существующую парадигму. Да и сами критики не заморачиваются какими-либо пояснениями. Говоря проще, опять наблюдается не дискуссия, а взаимное декларирование мнений без какой-либо особой надежды на то, что стороны их поменяют. Процесс обречён на бессмысленность. Далее Бэкхён выделяет способность истинных реагировать на запахи. На этом моменте у него начинает появляться надежда, так как реакция на запах может входить в процесс узнавания, того, что предшествует прямому контакту. А именно это Бэкхёну и нужно. Он так цепляется за эту соломинку, что зарывается во все возможные исследования феромонов, даже те, что вообще не упоминают истинность. Но и здесь глухо, потому что на феромонах завязан весь животный мир, и не только истинные подвержены влиянию запахов, но и обычные пары. Что же касается нефизического контакта, то действие феромонов может иметь место и на расстоянии: один выбрасывает феромоны, второй реагирует — образуется связь. Далее их действие уже не имеет такого значения. Хотя если рассматривать сексуальное влечение в паре, то зависимость от секса под действием «запаха» имеет место быть. Но это всё не ново и имеет широкий круг воздействия. И беты выбирают партнёра по тому, как тот пахнет. Кому хочется жить с тем, кто воняет? Тем более в таком случае феромоны Бэкхёна должны иметь колоссальное поле действия, тогда Чонин сможет узнать его на расстоянии в конференц-зал на несколько сотен слушателей и с разницей в несколько лет. Однако из того, что невозможно доказать эту точку зрения, не следует, что можно её опровергнуть. Бэкхён делает себе пометку и открывает очередной журнал. Там он находит статьи из серии «британские учёные доказали». Автор рассматривает теорию определения партнёра под действием контрацепции. Он высказывает мнение, что репродуктивная система омеги при приëме противозачаточных решает, что она беременна, и это прямым способом влияет на то, кто может быть наиболее привлекательным из кандидатов. Когда нет постороннего вмешательства в налаженную систему, то изначально интересен партнёр, который генетически является полной противоположностью. Бэкхён в таком случае не берëтся предсказать, в ком он может увидеть своего истинного: он всю жизнь ест всевозможную химию, и его предпочтения давно должны измениться на что-то совсем необъяснимое. Тем более столько людей употребляет контрацептивы, но никто не жалуется на подобный побочный эффект. С психологической связью в истинности разобраться не получается совсем. Создаётся впечатление, что в свободное от написания статей время авторы делают анализ натальных карт и привороты по фото. Более того, даже мировой конгресс академиков всех наук не придумает, что можно отнести к психологической составляющей истинности. Конкретики ну просто тьма! Главной темой, конечно же, является взаимная эмпатия, умение читать истинного, о чëм большинство пар забывает и просто игнорирует. «Внутренняя сила, духовная связь, независимые от расстояния и возможные только после первой встречи друг с другом». То есть пока не встретишь истинного, тебе ни горячо ни холодно, как он себя чувствует. А некоторым и после встречи. «Эмоциональная связь с истинным настолько велика, что и после смерти кого-то из пары она остаётся прежней, не позволяя построить отношения с кем-то ещё». Видимо, кто-то романтическими книгами вдохновляется. Прямо чудо-исследования. А что если? А не исключено ведь! А запросто и может быть! А вполне в общем-то и реально! Видимо, очень-очень надо ну хоть что-то сказать, но нечего, поэтому такое. В статистике среди истинных пар разводов числится не меньше, чем среди обычных, так что в этой истории больше вопросов, чем ответов. Да и в целом отношения в паре часто далеки от идеала. Чанёль не даст соврать. Бэкхён успевает перечитать и некоторые сказки о любви, способной преодолеть все испытания и остаться по-прежнему яркой и сильной. «Жизнь, к которой нужно стремиться. Страстное непреодолимое притяжение. Пара, созданная на небесах, но разделённая после своего рождения». Истинность воспевается во всех художественных произведениях со времён создания печатного станка. Он не лезет в это больше, чем может выдержать, потому что грустные произведения поднимают волну печали внутри, а счастливые и того похуже. Ему просто хочется обыкновенного человеческого тепла, поэтому он готов поверить даже в подобное. Бэкхён напоминает себе, что он в первую очередь прагматик, поэтому человеческие отношения и чувства рассматривает с точки зрения их полезности для решения практических задач. Он придерживается мнения, что любовь — это биологический механизм, необходимый для успешного продолжения рода. Она способствует моногамии и повышает шансы выживания потомства вследствие более трепетной заботы о нём, а чувство юмора, цвет кожи, привычки и интересы — это уже второстепенное. Он считает также, что человек чаще предпочитает партнёра, похожего на него самого и, что важно для Бэкхёна, с тем же уровнем интеллекта. Тут он с уверенностью может сыграть «олл-ин». Так и выходит практически. С философией у Бэкхёна отношения складываются более удачно. Объяснений истинности тьма, но чем глубже копаться, тем интереснее. «Такая истинность, потому что у нас такие мозги. Был бы другой мозг — была бы другая истинность». Вот как ёмко! Без субъекта нет объекта, и без объекта нет субъекта. Стула нет, если нет того, кто на нëм сидит. Не будет человека — не будет истинности. Точнее, не сложись мозги таким образом у альф и омег — и вообще бы без проблем! Бэкхён прекрасно знает о феномене мозга. Тот не может знать, что является реальностью, что вымыслом, что памятью, а что он в данный момент сочиняет. Для него всё по-настоящему. Он рыдает над художественным произведением, хотя это чья-то фантазия. Рыдать не над чем: ничего не случается в действительности. Никто никого не убивает, никто ни с кем не расстаётся. Этого нет! А для мозга есть, и для него это важнее, чем реальные события. Поэтому плохое психическое состояние, может повлиять на физическое состояние самым драматическим образом. Попробуй потом докажи, что мысль нематериальна, и нельзя спутать истинность с влюблённостью. Также Бэкхён натыкается на работы одного филиппинского гуманиста, который утверждает, что современное общество превращает нас в бездумных существ, и вся наша жизнь, начиная с детского сада, — это процесс отучения нас думать. Мы не анализируем, а потребляем. Жуëм чужую ментальную жвачку. Используем готовые схемы, которые нам подсовывают. И даже считая, что мы мыслим, мы всё равно оперируем навязанными извне когнитивными шаблонами. Если так рассуждать, то с лёгкостью можно доказать истинность у всех подряд, также как и её отсутствие. «Есть такое направление в науке, называется социальный конструктивизм, — пишет автор. — Сторонники этого подхода убеждены, что никакой объективной реальности не существует. Всё, что мы знаем об этом мире и о том, что и кто нас окружает, — это наш собственный конструкт. Наша фантазия. Но человек — существо социальное, а потому свои знания о том, как всё устроено, получает не только, когда соприкасается с физическим, материальным миром, но и с другими людьми в процессе социализации». Бэкхён вздыхает и откладывает журнал. Ему так это всё надоедает! Если бы не эта ерунда с истинностью, как тогда должны сложиться их отношения с Чонином? Что им в таком случае может помешать? Нет смысла делать вид, что раз они не предначертаны друг другу судьбой, то им не по пути. Истинность тут не при чëм. Называется это всё по-другому. Намного проще. Любовь. У них с Чанёлем таких проблем не возникает. Им не нужно париться и стараться произвести хорошее впечатление на партнёра, трястись над реакцией. Они молоды, и все трудности для них преодолимы. Можно расслабиться и наслаждаться отношениями, у которых нет будущего. Просто Бэкхён как раз застревает в этом несуществующем будущем. «Решение расстаться — временное», — повторяет он про себя. Ему надо понять, где он ошибается. Даже если это из тех задач, которые не имеют ответа. Бэкхён смотрит на список, накарябанный кривым почерком, и думает, что по каждому пункту количество плюсов и минусов практически одинаково. И, наверное, нет ничего страшного, что Чонин легко принимает влюблённость за истинность, потому что при отсутствии всех признаков истинной лихорадки Бэкхён знает, что его чувства тоже пытаются перекричать голос разума. Останавливает только страх, что стоит только Чонину встретить того самого… Бэкхён сглатывает образовавшийся комок в горле. Уже сейчас это тяжело, а в будущем подобная ошибка может привести к непредсказуемым последствиям. И тогда Бэкхён точно столкнётся с этим пресловутым посттравматическим стрессовым расстройством. Но это поспешные суждения, которых следует остерегаться. Людям приятно, когда то, во что они веруют, получает дополнительное доказательство, а когда наоборот — неприятно. Чанёль всегда первый кричит о своих чувствах. Но Бэкхён намного честнее с собой. Он умеет трезво оценивать свои силы и не лезет туда, с чем не может справиться. Он идёт до конца, если знает, что оно того стоит. Когда в десять вечера раздаётся звонок в дверь, Бэкхён искренне удивлён: к нему вряд ли кто-то может прийти, уж слишком он непопулярен. Отложив в сторону ноутбук, за экраном которого проводит последние часа три, он встаёт и, потянувшись, направляется к двери. Чондэ выглядит взволнованным. Бэкхён пускает его и сразу попадает под огонь обвинений. — У тебя совсем крыша поехала?! — взрывается Чондэ, стоит ему только переступить порог квартиры. Бэкхён растерянно моргает и даже забывает спросить, что тот здесь делает посреди ночи. Ничего серьёзного не происходит. Чувствует Бэкхён себя нормально и выглядит вроде тоже неплохо. — А что не так? Чондэ смотрит на него, как на полоумного, и не может выбрать, с какого момента ему начинать ругаться. Он взъерошивает волосы, скидывает обувь, проходя дальше в квартиру, и застывает на месте. Не то что на столе или диване, на полу нет свободного места, кое-где даже на шторах прикреплены распечатки, расчёрканые фломастером. Такого Бэкхёна он знает только в процессе поиска. Но сейчас всё выглядит намного хуже, и это ещё слабо сказано. — Что происходит? — спрашивает Чондэ тихо. — Я работаю, — Бэкхён проходит на кухню и включает чайник, потом берёт попавшийся под руку листок и вчитывается в пометки. — Знаешь, это может послужить хорошим аргументом: если удастся доказать, что возникновение чувств предшествует истинности, то будет недолго до утверждения о существовании истинности у пар, которые истинными не являются. Чондэ смотрит на него, открыв рот. Бэкхён кажется отстранённым и явно не присутствует в одной с Чондэ реальности. Весь его вид говорит о том, что ему вообще фиолетово, что на нём надето и как он выглядит. И какой-то специфический запах улавливается, будто кто-то давно не проветривает помещение. Потом Чондэ снова переводит взгляд на беспорядок. — Где Чонин? — спрашивает он. Бэкхён ничего не отвечает, продолжая размышлять о чём-то своём. Чондэ мотает головой, решая, как лучше достучаться до упрямого барана. — Я тебя спрашиваю, где Чонин? — повторяет он вопрос, но ответа так и не получает, хотя не сильно-то и нужно. — Ты хоть на работу ходишь? Бэкхён кивает, и у Чондэ немного отлегает. Хотя бы ясно, что расстройство внимания касается только определённого субъекта. Чондэ снимает куртку и откладывает её на стул, прежде скинув с него ненужный «мусор». Бэкхён смотрит на это и недовольно цокает. — Ты хоть понимаешь, в каком ты состоянии? — А что не так с моим состоянием? — пожимает плечами Бэкхён, поднимая взгляд на друга. — Всё как обычно. Я просто хочу побыть немного один и над кое-чем подумать. Я же могу иногда побыть в одиночестве? — В одиночестве — это спрятавшись под одеялом за просмотром кино или чтением книги, — возмущается Чондэ, но потом себя поправляет: — нормальной книги. А это психоз! — Ну вот так и знал, что понимания от тебя не дождусь, — бурчит Бэкхён, отворачиваясь к шкафу, чтобы достать пакетик чая. — Ты реально рехнулся! Я устал тебе звонить и писать! Ты пропал на месяц, и я уж думал… Чондэ переводит дыхание и мысленно себя успокаивает. Он всё знает о Бэкхёне, в том числе и то, что тот мало когда сдаётся, не дав последний бой. Но иногда страх побеждает, и кажется, что если не оказаться рядом, то случится непоправимое. — А ты не думай, — усмехается Бэкхён. — Это тоже иногда полезно. Он знает, что Чондэ опять от него что-то нужно. Сообщения он игнорирует: те сильно отвлекают, а он хочет быстрее со всем разобраться и вернуться к другим проблемам, которые также требуют решения. И поскорее встретиться с Чонином, потому что Бэкхён всё ещё надеется, что вся эта возня приведёт именно к тому результату, который ему нужен. — Тебя забыл спросить, — закипает Чондэ. — Меня достал этот твой эгоизм! Тебе вообще всегда насрать, если кто-то за тебя переживает, или что твои действия и слова абсолютно неуместны и могут задеть чьи-то чувства! — Кто бы говорил, — перебивает его Бэкхён. — Мне кажется, что это твоё хобби: провоцировать людей на драку, чтобы потом поговорить было о чём. И лапшу на уши вешаешь ты профессионально, постоянно держа слушателей в тонусе. — Когда я тебе плохо делал? — Чондэ складывает руки на груди, гневно раздувая ноздри. — Да, действительно, никогда. Только постоянно интриги плести пытаешься. Это же твоя идея: не говори, не думай о Чанёле! Или ты решил, что если я ни с одним из вас не тусуюсь, то вы можете пошушукаться за моей спиной? — С Чанёлем меня тоже многое связывает, а не только родство через тебя! — Раньше ты о нём только по праздникам вспоминал, — фыркает Бэкхён. — В лучшем случае. А теперь вдруг в собутыльники заделался. — Где Чонин, я тебя спрашиваю?! — орёт Чондэ. — Нет никакого Чонина! — Бэкхён отвечает ему так же, но сразу сбавляет громкость, потому что устраивать разборки на ночь глядя — не лучшая идея: соседи могут и полицию вызвать. — Нет и не будет, и вообще быть не должно. Тебе-то какое дело? С чего вдруг бету так интересует альфа? — Ты такой болван! Ты просто… — Чондэ поджимает губы, переводя взгляд на гостиную, но вид той ещё больше расстраивает: догадка, что в итоге выбирает Бэкхён, появляется сама. — Ты настолько на себе зациклен, что готов разрушить жизнь даже близким людям, лишь бы доказать свою правоту! Вместо того, чтобы довериться Чонину, ты зарываешься в книжки и ищешь истину в последней инстанции. И ждёшь, что кто-то, кого ты в жизни не видел, докажет тебе чувства альфы, подходящего тебе по природе. Тебе самому это не кажется абсурдным? Бэкхён пожимает плечами: иногда нужно послушать независимое мнение, чтобы принять объективное решение. И да, на все предъявы можно только развести лапками: речь идёт, вообще-то, о научном исследовании, а не о личной прихоти. — Мне никто не верил, что от истинности здесь только название и крысиный хвостик, — усмехается Бэкхён. — Поэтому я решил найти и содержание, чтобы больше вопросов ни у кого не возникло. Врага надо бить на своих условиях, а не на его подготовленном поле. — Один отжиг мощнее другого, — мотает головой Чондэ. — План — ну просто бриллиант ни дать ни взять! Правда, вопросов до маракуйя. Выдать тебе, что ли, творожку? Говорят, помогает мозговой активности. — Вот по чему я не скучаю, так по твоим издевательствам, — Бэкхён идёт обратно к своему импровизированному рабочему месту и ставит на стопку книг чашку с чаем. — Я взрослый человек. Я могу сам решать и знаю, что делаю. Бесконечное кружение нянек вокруг начинает утомлять. Советчиков много — реальной помощи никакой. Когда Бэкхёну нужна поддержка, присутствие в его жизни таких друзей видится благом, но в остальное время это похоже на гиперопеку, от которой хочется рвать на себе волосы. — Помирись с Чонином! — требует Чондэ, подходя ближе к Бэкхёну. — Избавь нас всех уже от головной боли! — Отвали из моей жизни! — шипит Бэкхён сквозь зубы. — Я хочу хоть раз попробовать что-то сделать, чтобы твоя тень не маячила за спиной! У тебя муж есть, так вспоминай о нём хоть иногда. Или заведи ребёнка, в конце концов, если так хочется поиграться с чьей-то жизнью. Чондэ молчит, только скрипит зубами и смотрит обиженно. Потом разворачивается и идёт за своей курткой. Бэкхён вздыхает, уже зная, что тот устроит гневное выступление, не желая мириться с поражением. — Желаю тебе приятного падения в пропасть, чтобы это произошло как можно быстрее, болезненнее и минимально задело окружающих! — проговаривает он дрожащим от эмоций голосом, пока завязывает шнурки. — Не надо думать, что без тебя всём будет лучше. Не будет. Мне будет больно. Очень больно. И ещё многим людям, так что неси, твоего деда, ответственность за это! И отвечай на чёртовы звонки! Бэкхён прикрывает глаза, усмиряя раздражение, и возвращается к своим бумажкам, пока Чондэ посылает проклятия на его голову. Его вообще не волнует, куда тот пойдёт или что будет делать. Не всегда все идеи должны быть успешными. — Прости, что заставил волноваться! — орёт он вслед, когда хлопает входная дверь. В общем Бэкхён пикирует в кризис, собрав буквально флеш-рояль проблем. Потому что у этих грёбаных поисков логический конец один — ни черта не становится понятно! И это злит до ужаса. «Can I burn the mazes I grow? Can I? I don't think so»,* — крутится в голове, пока Бэкхён слушает болтовню коллег перед очередным совещанием. Он продолжает философствовать, потому что так справиться с негативными мыслями намного легче. Если думать о том, что миллиарды лет назад на их планете существовали только песчинки, и тоже самое будет ещё через несколько миллиардов лет, то личные проблемы кажутся абсолютно несущественными. Или можно просто представить, как всё, что мучает, превращается в прах со временем. — Сознание, оно как ветер, — рассуждает Бэкхён вслух. — Ветер не видно, но по результатам его деятельности мы знаем, что он есть: ветви качает, волны появляются, исчезают. Так и с сознанием. Коллега рядом усмехается, замечая меланхоличное настроение. Тот за Бэкхёном с начала лета ходит и пытается предложить ему что-то личное: намёки тонкие и не очень приличные. На каменном шарике, летящем в космической пустоте, всё стабильно. — Почему когда я читаю книгу, то слышу голос в своей голове, который произносит слова, что на бумаге? — спрашивает он, проверяя, видимо, есть ли у Бэкхёна ответы на все вопросы. — Потому что вы знаете, как эти слова произносятся, и по тому, как они звучат, можете себе их представить, — конкретно на этот есть. — Когда вы учились говорить, все предметы, явления и действия вам называли, поэтому мозг вначале вспоминает звук. А читать вы научились намного позже. Продолжение диалога Бэкхёна не интересует, тем более что начинается обсуждение способов борьбы с радиоактивной рыбой. Кто-то предлагает использовать побольше йодированной соли, потому что йод выводит радиацию: это все знают. Правда, по медицинским данным, чтобы получить дозу йода, как-то влияющую на ситуацию, надо жрать до семи килограмм соли в сутки, но Бэкхён не делится этой информацией, потому что, ей богу, он же ненастоящий доктор. Работа в больших и сложных иерархических структурах позволяет волей-неволей получить опыт продолжительных, разнообразных совещаний и навык говорить долго, много и ни о чём. Обратной стороной последнего становится умение пропускать мимо ушей абсолютное большинство мусора, что произносится не для достижения конкретного результата, а потому что нужно что-то сказать. Довольно быстро приходит понимание, кто и когда говорит по делу, а кого можно и нужно полностью игнорировать. Минхо терроризирует всех, кто только обладает даром речи: «Что вы тут мелите? Мне племянники это в ТикТоке полгода назад показывали!» Ему нужно решение прямо сейчас. Стратегия всё ещё в разработке, а жалобы уже сыпятся со всех сторон, и финансовый директор машет красным флажком. — Сколько мужчин мне нужно перецеловать, чтобы найти своего истинного? — спрашивает тихо Бэкхён у Кибома, который тоже, судя по всему, давит в себе зевоту, пока коллега у проектора объясняет идущие вниз графики. — Пока один из них не превратится в лягушку, — отвечает тот, не отрывая взгляда от презентующего, хотя числа на слайде его мало волнуют. — А ты ищешь своего истинного? — Нет, — фыркает Кибом и виновато улыбается Минхо, когда тот поднимает на него взгляд. — Ерунда всё это. Лицемерие, враньё самому себе и способ манипулирования. Так дела не делаются. Бэкхён кивает, соглашаясь. Он тоже так думает почти всю жизнь. До событий прошлого года. Только желание спасти свои тонущие отношения не позволяет ему прислушаться к разумным доводам. — А что там с проверками, Бэкхён? — вырывает его из размышлений Минхо. — Ничего, — пожимает плечами тот. — В ассортименте фирмы более трёхсот наименований продуктов. Если я буду рассказывать про каждый реагент, то вы уснёте меня слушать. Когда найдём что-то подозрительное, тогда будем об этом говорить. — Спешка здесь неуместна, — соглашается с ним Кибом. — Изменения нужно проводить постепенно, даже если это хорошие и положительные вещи. — Может, тогда у вас предложения какие-нибудь есть, умники вы наши? — Минхо складывает руки на груди и поворачивается на стуле, чтобы уделить им пристальное внимание. — Есть, — выпрямляется Бэкхён. — Как говорится, плохую репутацию можно исправить только поступками. Можно, например, выкрутиться так, что эта проблема не только наша, но и всех затронутых по касательной. Выкинуть в информационное поле подробности проводимых проверок всей продукции, отчёты по ним приложить и украсить тем, как нас интересует безопасность среды, в которой мы находимся. Это же очень популярно сейчас! Вы вот знаете, что две трети объёма потребляемой корейцами воды — грунтовые воды, добываемые на разной глубине? Остальное добывается на поверхности. На очистных сооружениях воду фильтруют и добавляют в неё хлор. Чаще всего на этом очистка заканчивается. Вода поступает в водонапорные башни для хранения, оттуда она течёт по трубам в краны домов, — у Бэкхёна скапливается столько идей за всё время работы в фирме, что даже домашку делать не приходится. — На всех этапах вода подвергается контролю, вот только глубина этих исследований может быть разной. Стандартные тесты не предусматривают развёрнутого анализа на все вредные для здоровья человека вещества, а включают лишь показатели базовые. Несколько лет назад агентство по охране здоровья потребителей проверяло водопроводную воду на трёх сотнях очистных сооружений по всей стране и выявило присутствие следов растворителя под названием диоксан, классифицируемого как канцероген, и неизвестно откуда поступающего в воду. Такая же ситуация с обнаруженными в воде взрывчатыми веществами гексогеном и октогеном. Ну, и чтоб мало не показалось: двадцать с лишним метаболитов, которые образуются под действием солнца, их токсичность никогда не оценивалась ранее. Также в воде могут содержаться и неизученные, которые при обычных тестах просто не ищут. Поэтому толку биться за чистоту косметики, если в воде могут содержаться вещества и похуже. Бэкхён постукивает пальцами по столу, ожидая вопросов, но все присутствующие молчат. Кто-то деликатно откашливается, но прерывать никто не спешит. — Давайте просто вложим в упаковку с увлажняющим кремом лакмусовую бумажку, например, и напишем большими буквами, как на пачках сигарет, «наш крем ни за что не увлажнит вашу кожу, сколько бы банок вы на себя ни вымазали, если дома у вас течёт настолько твёрдая и грязная вода, что даже сантехника зарастает водным камнем, что уж о порах говорить». И в подарок к большому заказу или за покупку от определённой суммы будем давать фильтр для воды, чтобы наши клиенты умывались очищенной водой. Вот тогда наша косметика станет чудотворной! Бэкхён откладывает ручку и чешет лоб. Сколько раз он использует слово «наш»? Приживается он тут, что ли, частью команды себя начинает чувствовать? Возражений никто не высказывает. Минхо даже делает пометки у себя в планшете. А коллега, который часто интересуется мнением Бэкхёна, останавливает его у выхода, когда все расходятся, чтобы озадачить своей наивностью: — У меня к вам личный вопрос, — улыбается тот. — Вы замужем? Я в вас влюблён! — Не нужно делать из того, что я говорю, культ, а из меня — личность, — Бэкхён прикрывает глаза и качает головой. Нет, Бэкхён абсолютно свободен. И никому ничем не обязан.