Falling Apart At The Seams

      Ремен Сукуна был знаком с пытками. Очень близко.       Взять живое существо, здоровое и невредимое, нежными руками, чтобы тщательно вплести в коллекцию мучительных рыданий и злобных проклятий в мольбы о помиловании — пытка была не чем иным, как искусством. Каждое тело — холст, каждый подход — среда, с помощью которой можно вывернуть свою жертву наизнанку, чтобы она расцвела.       В некоторых случаях — в буквальном смысле. Будь то выщипывание ногтей, нанизывание органов над собственной головой, или медленное поедание ненужных конечностей… Сукуна наслаждалась всем этим.       Никакая краска не могла сравниться с металлической медью свежей крови на его пальцах. Не пахнет. Разумеется, не по вкусу.       О его страсти к вытягиванию боли из тех, кто был с ним лично связан, ходили такие слухи, что любой, кто оказывался в его присутствии, знал, что лучше не молиться ни о чем, кроме быстрого конца, ибо альтернатива не давала спать даже самым уравновешенным. А другие варианты событий не позволяли спать даже самым спокойным господам в их предполагаемых святилищах, не подвластных проклятию.       Поэтому, когда Сукуна решил изобразить то, что он испытывал, как вершину формы, которую может принять как пытку, его действие имело великий замысел. Форма пытки не только тела, но и низменных желаний его души.       Врожденные инстинкты долгое время дремали, пока одна случайная встреча не пробудила в нем самые настоящие силы. Тот, с кем он так упорно боролся, только для того, чтобы повернуться и поддаться его похотливому соблазну, словно он был обычным любовником.       Никогда в жизни Сукуна проклятый навеки в расцвете сил, не был бы влюблен в омегу, к которой бы ему не разрешалось прикасаться.       Это был не первый раз, когда он переживал этот ад, но он был в отчаянии и молился, чтобы он стал последним. Каждая встреча, с момента самой первой. Заставляла Сукуна облизывать края своих ноющих клыков. Жажда. Его привлек медовый аромат, насмешливый, выдающий истину этого скрытого цветка, чьи шипы были направлены во все стороны, и его защитный механизм был в полной боевой готовности.       Даже сейчас, в убежище, которое Сукуна любезно предоставил своему маленькому беглому колдуну. Омега все, еще считал себя в безопасности. В доме альфы? Сукуна мог понять подобный страх только тогда, когда вступал в чужую территорию, когда тот натыкается на чужого. Все, что физически разделяло этих двоих, еще не создавших официальную пару, — это перегородка из непрозрачной ткани, едва шевелившаяся от ночного ветерка. Никакие другие физические барьеры не стояли на пути альфы, если бы он решил приблизиться к омеге. Не существовало и проклятой энергии для него.       В этом не было нужды, ведь тем же вечером, за несколько часов до того, как неожиданный гость переступил порог его дома, на самых глубоких жилах гигантского дерева, возвышающегося над его поместьем, была произнесена клятва. По его собственным словам, Сукуна так долго скрывался от посторонних глаз. Он молча бродил по коридорам своего поместья, не в силах оторваться от жаждущей омеги. Не в силах смириться с тем, что страдания паренька будут слышны в одном ряду с бессмысленными стонами просьбы.       Итадори Юдзи остался нетронутым.       Любые отметины на его коже, от заточенных ногтей, впивающихся в руки, до покрасневших внутренних поверхностей бедер и синяков, оставленных в поисках облегчения — все это было его выбором.       Одно только воспоминание об этой панике в глазах омеги, о горячей мольбе к Сукуне выслушать столь мучительную просьбу возбудило проклятого до предела. Рот, широко раздвинувший его ягодицы, выпустил позорную струйку слюны вниз, рискуя намочить хакама. Одежда была лишь наполовину стянута вокруг его нижней половины, ослабевая по мере того, как одна рука пыталась удовлетворить желание Сукуны к стимуляции в сочетании со сладким воздухом и затуманенными мыслями о том, каким должен быть его омега, сверкающий от пота под алой луной этой ночи.       Благодаря своему собственному правилу не допускать никаких проявлений слабости, губы Сукуны едва заметно подрагивали. Ни одна просьба не прозвучит, ибо Король проклятий не сломается. Парадоксально, но для того, чтобы не оказаться в этой самой неопределенности, Сукуне нужно было просто уйти.       Уединение.       Убежать, поджав хвост, как трус, и все ради того, чтобы сохранить дистанцию между собой и той, кто его так манил.       И все же, что если он понадобится?       Если бы его омега сломался первым и воззвал к нему, аннулировав их клятву…       Он должен был присутствовать при этом, чтобы услышать. Почувствовать, как их объединенная проклятая энергия распутывает цепи вокруг его конечностей и дает ему разрешение прийти… Нет, для этого он был слишком горд. Сукуна поднялся на ноги, стряхивая с себя прежние ошибки, которые мог вырвать из него только его омега, прежде чем подойти к желанию своего наваждения и потребовать то, что всегда должно было принадлежать ему.       Именно поэтому Сукуна остался. Его дыхание стало тяжелее, чем гора, а плечи потяжелели от тяжести этой чудовищной ответственности. Во всем виноват его омега. Бедная бедолага, которая бежала в его земли и поднималась по ступеням его обители, ища убежища в трудную минуту, не испытывая ни малейшего страха, слишком доверяя, прежде чем можно было дать клятву. О, как же сильно Сукуне хотелось порой вырвать свое сердце, только чтобы повторить это сжатое, затаенное чувство в собственной груди…       «Сукуна?»       Его омега первым нарушил тишину, нависшую над поместьем с тех пор, как он впервые положил голову на постель. В ответ на голос колдуна губы Сукуны скривились в ухмылке, одновременно восхищенной и злорадной. Не желая показаться слишком нетерпеливым, мужчина лишь поднял голову, выпрямляя спину, прежде чем обратиться к тому, кто осмелился произнести его имя без должного уважения к нему.       «Юджи…»       «Я чувствую ваш запах отсюда…»       Слова Юдзи привели к внезапной смерти Сукуны. В глубине его разума раздавались проклятия, поскольку его собственная похоть и слепота к собственному запаху, оставленному на произвол судьбы, были полностью проигнорированы. Неважно, воздерживался ли он от шума или прикосновений, были и другие чувства, которые действовали от его имени, против его воли. — Все это время… — Его омега пробормотал чуть слышно, и звук сдвигаемых одеял последовал за ним. То, что легко могло быть неловким моментом, который будет преследовать его всю оставшуюся ночь, было сметено прочищением горла Сукуны и простым словом, сорвавшимся с его губ. — И? И… — После приглушенного ответа Юдзи наступила пауза, его голова, скорее всего, была скрыта под тканью, которую дало проклятие. — Если ты собираешься быть там, то… неважно… — Попроси меня… — Сукуна прозвучал слишком быстро. Слишком твердо. Это могло бы быть и приказом, на который он бы захлопнул челюсти и нахмурился только для того, чтобы оттяжка наконец осенила его. — Альфа…- Глубокий вдох и еще один выдох, поскольку потребность в мольбе не была естественной. Но и возражать не приходилось, парень очень жаждал его. — Альфа, пожалуйста!       С этими двумя словами Сукуна поднялся на ноги. Вес его шагов сотрясал деревянные доски под его бесплодными ногами, делая его продвижение очевидным, даже если омега не мог видеть его в его нынешнем положении, закутанного так плотно, как он был. Запах Юдзи пронизывал каждый уголок этого алькова, вдыхая ноздри Сукуны, приглашая его встать на колено, когда он приблизится, прежде чем протянуть руку, чтобы схватить его… — Не надо… — Юдзи взвизгнул, его тело отпрянуло еще до того, как Сукуна успел вступить в контакт. — Ты хотел поддразнить меня, позвав сюда? — Несмотря на отсутствие прямого разрешения на контакт, Сукуна не стал извиняться за выражение своего лица. На это выражение омега ответил извиняющейся гримасой, выныривая из своего кокона и вытягивая одну руку вместе с лицом. — Медленно, — Юдзи нерешительно протянул руку, дрожащими пальцами ухватившись за руку Сукуны, чтобы подвести его ближе. — Полежи со мной. Будь нежным… — Хорошо, — Следуя примеру своего омеги, Сукуна опустился рядом с ним, нежась в его уютной кровати, в то время как его внутренний альфа мурлыкал от удовольствия. Это было только начало, но одного присутствия здесь было достаточно, чтобы заглушить большую часть стремительного возбуждения внутри. — Я хочу, чтобы меня обняли… — Юдзи высвободил вторую руку, чтобы Сукуна двигался по своему усмотрению. — Я хочу больше… — Жадный мой, — прошептал Сукуна, уловив, где Юдзи желает оказаться — на коленях, вровень с грудью Сукуны. Так близко, как они были сейчас, Сукуна мог опустить подбородок в волосы Юдзи и поцеловать мягкий пух, который он держал в руках лишь однажды во время их поединков. — Могу я привести тебя в порядок? По очереди, начиная с ног. Я буду действовать медленно, как ты хочешь… — Сукуна, — Юдзи вырвался на свободу, свернувшись калачиком в объятиях Сукуны. Он не возражал, только закрыл глаза, готовясь к прикосновениям мужчины, поскольку такие интимные жесты были ему еще неизведанны. Его хныканье затрудняло дальнейшие действия, но, как и сказал Сукуна, все будет спокойно. Король проклятий с мучительной быстротой просунуло руку меж бедер Юджи. Пробираясь под ткание его одежды, что укрывали шелковистыми слоями. В поисках истекающей промежности между омегами.       Влага встретила руку Сукуны быстрее, чем ожидал он ожидал. Этот фактор помог относительно холодным пальцам Сукуны проскользнуть между аппетитных ягодиц. — Ну вот и все, — Ремен ворковало, методично двигая руку взад-вперед, усиливая давление прикосновений ровно настолько, чтобы побудить омегу раскрыться себя сильнее, чтобы дать формирующемуся рту на ладони Сукуны разрешение на вкус. — Сукуна! — протяжно тянет парень, хватаясь за Ремена — О, Юдзи… Мой омега…       Он вкусил вкус самих небес. Получив награду за хорошее поведение, Сукуна впитывал каждую частичку влаги, до которой мог дотянуться, зная при этом, что дальше будет еще больше.       Его дорогой Юдзи.       От того, что он узнал, что его преследовали меньшие люди, во рту Сукуны остался самый мерзкий привкус. Ярость Ремена имела пределы, и все же, несмотря на то, что их позиции в этом конфликте, не имеющем конца, были противоположны, именно с Сукуной паренок решил испытать прелести свой натуры. Выбор, который, несомненно, будет иметь большие последствия в ближайшие время, но ни тот, ни другой не станут долго размышлять о последствиях, когда есть дела поважнее.       Единственное, что Сукуна знал наверняка, так это то, что к концу этой ночи он в той или иной форме заявит о своих правах на омегу. И только от желания Юджи будет зависеть, какую форму примет его притязание и какие меры придется принять, чтобы никто и никогда больше не прикоснулся к тому, что принадлежало Королю Проклятий…