***
Отчим, к несчастью для него, был дома тем вечером: Шерон заметила его силуэт через кухонное окно. Прибежав назад, она даже не стала переодеваться — просто сдёрнула с головы капюшон, распустила волосы и сняла перчатки. Первым делом она заглянула в свою комнату, спрятала телефон под подушкой и запихнула помявшиеся по пути музейные буклеты в ящик письменного стола. Потом она вынула из шкафа жуткий рисунок Рут, который клятвенно пообещала уничтожить, осмотрела его и хмыкнула — сходство с реальной местностью кричало о себе так громко, что списать это на совпадение или буйную детскую фантазию было невозможно. Пока Шерон шла на кухню, её сердце колотилось где-то в горле — ну, или, может быть, в ушах; лицо и грудь горели огнём, а ноги по-прежнему дрожали от нагрузки. Она остановилась у двери и звонко, требовательно постучала костяшками пальцев по лакированному наличнику. — Шерон?.. — отчим удивился и отодвинул чашку. — Что это на тебе надето? Где ты была? Уже поздно. — Поздно, — эхом отозвалась она. — Да, ты прав, уже слишком поздно. А где был ты, — Шерон сделала ударение на последнем слове, — в тот день, когда вы с мамой познакомились? Она знала, что ей стоило бы «подъехать» к этой теме аккуратнее, начать издалека, не скакать дурным галопом по тающему льду, но слова вырывались наружу быстрее, чем она успевала их остановить. Шерон не могла перестать думать о крытых сетчатых мостах, о мутном озере, от которого поднимался сизый пар, и навечно провонявших гарью улицах когда-то симпатичного, тихого городка. — На кладбище, — отчим запнулся и сделал небольшой глоток из чашки. — Навещал могилу жены… бывшей жены. — О, ту самую могилу, которой нет? — Шерон, я не понимаю… — Всё ты прекрасно понимаешь, не юли, — прошипела она, развернула кухонный стул спинкой вперёд и дерзко уселась на него верхом, как на лошадь. — Куда ты дел тело? Расчленил и спрятал в лесу? Для чего тебе понадобилась моя мама? Почему она прикрывает тебя столько лет? — Я… — он судорожно вздохнул. — Ава… — Не знаю, как ты это делаешь, — Шерон твёрдо взглянула на отчима, — но ты упорно пытаешься угробить нас. По очереди. Сначала меня, теперь — Рут. Насчёт мамы сомневаюсь, — она закатила глаза. — По-моему, её можно убить только залпом из танка в упор, и то — не факт. — При чём здесь вообще Рут?.. — отчим рассеянно моргнул и нахмурился. Шерон в очередной раз подивилась тому, как точно мимика Замены повторяла отцовскую. — Ты когда-нибудь возил её на родину своей первой жены? — Нет, с чего бы? — Показывал ей фотографии тех мест? Ностальгировал на словах? — Шерон, я стараюсь не вспоминать лишний раз, а ты говоришь, что я способен… — Тогда какого хрена, — она грубо перебила его, — мелкая рисует вот это?! — Шерон шлёпнула лист бумаги на кухонный стол. — Она не может спать, потому что каждую ночь видит эту срань! Вы с мамой таскаете её по докторам, кормите таблетками, но хоть бы раз спросили, чего конкретно она так боится! Отчим за секунду стал похож на призрак — его глаза ввалились, лицо посерело и осунулось; рука, которой он взял рисунок, тряслась и едва подчинялась ему. Шерон подумала, что если бы отчима вдруг настиг сердечный приступ или инсульт, то она и пальцем не пошевелила бы, чтобы набрать «девять-один-один»: подчистила бы вместо этого следы своего присутствия и на сверхскорости убежала к себе в спальню. Она солгала бы всем — маме, Замене, полицейским и парамедикам, что вообще не бродила ночью по дому, а приехала, уставшая, из кампуса и сразу легла спать. Конечно, потом её замучила бы совесть: когда-то отчим любил Шерон, ласково звал её бельчонком, помогал ей с уроками, водил на ярмарки и в парк… — «Вряд ли он умеет любить, — одёрнула она себя, — кого бы то ни было». — Это… Рут нарисовала? — его голос надломился, в нём проскочил хрип. — Сама?.. — Не я же, — фыркнула Шерон. — Рут не должна видеть их, — отчим перевернул лист и накрыл его бледными дрожащими ладонями, словно изо всех сил пытался не пускать карандашных монстров в реальность. — Это… мои сны. Не её, нет. Не может быть. — В детстве меня мучили похожие кошмары, — задумчиво проговорила она. — Мама, естественно, проигнорировала меня, когда я пожаловалась, да и ты не особо переживал. Всё началось после того, как я нечаянно нашла в старом альбоме фотографию въезда в какой-то город. Красивая площадка, между прочим — сосны, озеро… Кто снимал? — Ава, — выдавил из себя он. — Фото ещё на месте? — Нет, она его сожгла. У моего отца есть другие, много… В нашем доме больше нет. — Зачем мама возила меня туда? — Полицейское чутьё у вас обеих в крови, кажется, — отчим попробовал подняться, но не удержался на ногах и тяжело шлёпнулся обратно на стул. — Ава задавала мне те же вопросы: где был, что делал… — «А у вас с Заменой в венах тормозная жидкость», — Шерон не стала ехидничать вслух. — И что же ты ей ответил? — поинтересовалась она. — Правду. — Повторишь её для меня? Я даже скажу «пожалуйста». — Шерон, но ты ребёнок… — Мне, если что, двадцать лет, — её бровь непроизвольно дёрнулась. — В феврале будет двадцать один. Отчим взглянул на неё исподлобья, и Шерон внезапно замутило. Она ожидала увидеть в его больных, размыто-зелёных глазах страх, вину или стыд, но в них плескалось отчаяние — мучительное, беспощадное, осязаемое почти физически. Ей захотелось плакать, потому что она слишком хорошо знала этот взгляд. Сопровождая папу и Барта на разных миссиях, Шерон встречала людей, которые смотрели на мир так же — будто бы давно уже умерли, но их глупые, упрямые тела продолжали жить, и, более того, смели требовать еды, воды, сна... Как правило, это были те, кто потерял абсолютно всё — родных, друзей, дом, средства — в какой-нибудь глобальной катастрофе вроде землетрясения или цунами. Они бродили, как тени, погасшие, опустошённые и одинокие, и никто во вселенной не мог им помочь. Отчим не должен был так глядеть на неё, не имел права, пока дедушка, мама, Замена и сама Шерон ещё не отправились на тот свет, но… — Я убил её, — чётко выговорил он. — Кого? — Шерон икнула и машинально прижала ладонь к груди. — Мою первую жену. Я её убил. — Как? — прошептала она. — Отравил? Она не болела? — В её лёгких было полно метастазов, — отчим опустил голову, — она не могла дышать без кислородной маски, и я… отключил аппарат. Вынул шнур из розетки. Ненадолго… хватило пары минут. Её не реанимировали. Смерть признали естественной. — И ты… — у Шерон онемели губы, — рассказал об этом моей маме? — Да. — Она осталась с тобой? Не ушла, не бросила, не испугалась тебя?.. — Ава меня не осудила, — их взгляды снова встретились. — Она ответила… что поступила бы так же, если бы оказалась на моём месте. — Психи! — Шерон вскочила, едва не уронив стул. — Вы оба грёбаные психи! Что ты сделал с телом после того, как украл его из морга? — А это ты откуда… — отчим округлил глаза. — Птички в клювиках принесли, — отрезала она, — неважно. — Вот и вырос наш бельчонок-детектив, — он натянул печальную улыбку на лицо и промокнул взмокший лоб бумажной салфеткой. — Ты летала в тот город, так ведь? — Да, — Шерон опустила подробности своего передвижения между штатами. — И в музее побывала? — Да, — повторила она, облокачиваясь на стол. — Нашла информацию о культе? — Ну... частично, — Шерон криво, напряжённо усмехнулась. — Сотрудница музея так обрадовалась туристке, что бесплатно выдала мне целую лекцию про взрыв в шахте и сектантов, которые его устроили. — Его члены поклонялись древнему индейскому божеству… — Я в курсе, — она нетерпеливо вздохнула. — При чём здесь какой-то культ? — Вот что я скажу тебе, Шерон. — Отчим кое-как встал на ноги и медленно пошёл вдоль стола, сцепив руки за спиной. — Пока моя жена болела, я перечитал кучу медицинских книг. Сотни, наверное… если не полтысячи. Учебники, пособия, энциклопедии, монографии… Врачи, которые её лечили, знали гораздо больше, чем я. Но и они её не спасли. — Иногда так бывает, — гнев Шерон погас так резко, будто его задуло порывом ветра, и она притихла, — что болезнь оказывается сильнее. Люди — хрупкие создания. Это даже бесит. — В какой-то момент, когда ты понимаешь, что от традиционных методов пользы не будет, ты начинаешь искать что-то иное. Обращаешься к... — …к магии? — она похолодела и облизнула губы. — К колдунам, экстрасенсам, гадалкам? Магии Шерон боялась — глубоко в душе, на уровне инстинктов. В будущем, обучаясь вместе с детьми других супергероев, она успела усвоить важный урок: любое заклинание, даже самое простое и безобидное, влекло за собой обратный эффект, как выстрел из ружья — отдачу. Порой цена за колдовство оказывалась чересчур высокой, и избежать этой расплаты было нельзя, потому что магия подчинялась законам сохранения энергии. Использовал чужое однажды — лишился своего навсегда. — К альтернативным вариантам, — отчим выразился более расплывчато. — Врачи дали моей жене несколько месяцев. Я был не готов потерять её так быстро. Я любил её. — Твои слова не очень сочетаются с убийством. — Дай мне договорить, пожалуйста. — Развернувшись слишком резко, он пошатнулся и в поисках опоры схватился за стол. — Я тоже не верил в колдовство, отмахивался, глумился — сказки, мол, страшилки для детей. Но доктора быстро сдались, потому что у них закончились протоколы, а жене становилось всё хуже и хуже… От безысходности я запил, Шерон, и меня уволили с работы. Я постоянно пил, много курил, бродил под дождём, как придурок, и думал, думал, думал… — Что случилось потом?.. — по её телу пробежала дрожь. — Я вспомнил одну вещь, связанную с культом, и вернулся в тот город. Ночью, на чужой машине. Вряд ли кто-нибудь следил бы за мной, но всё равно… — Потревожил местный шабаш? — Шерон прекратила бы издеваться, однако речь по-прежнему шла об убийстве. — Ворвался в сектантское святилище с ноги? — Практически, — отчим потёр шею под воротником футболки-поло. — Я попросил у них помощи. Честно сказал служителям культа, что моя жена умирает, надежды нет, и что я готов на всё, лишь бы она выздоровела. — Здесь определённо зарыто какое-то «но», — она поскребла столешницу ногтем. — Ты права. Их бог не умел исцелять, — он сделал длинную паузу, — но умел возрождать. Они дали мне старинную книгу, в которой был расписан ритуал воскрешения. Подробно, в деталях, с этапами. Я долго изучал его — мою долбаную последнюю соломинку. — Тренировался на зверушках? — Шерон почувствовала тошноту. — На белках, например? — Нет. — Ты реально убил свою неизлечимо больную жену, чтобы возродить её обратно?.. — от гнева Шерон подавилась воздухом, из холода её бросило в жар. — Да ты ещё больший псих, чем я себе представляла! — Я украл её тело, — глядя куда-то внутрь себя, проговорил отчим, — взял с собой все нужные для обряда предметы и поехал к руинам храма. — И? — И упёрся в запаянные городские ворота. Если бы я посмотрел новости за пару недель до этого или прочитал газеты, то узнал бы про взрыв и эвакуацию жителей. А так... — Значит, ты шёл по мосту, — её язык налился свинцом, и слова получались нечёткими, — с трупом на руках. Тоннель казался тебе бесконечным, ты боялся. Видел монстров в тенях. — Боялся? — он наморщил лоб. — Нет... совсем нет. Я заранее планировал убить и себя, если ритуал провалится. — Твоя жена что, воскресла?! — Шерон вытаращила глаза. — Тогда почему она… — Нет, Шерон. Конечно же, нет. Я поверил в чушь и поплатился за это. — Где труп? — она с удовольствием направила бы ему в лицо слепяще яркую лампу, как в кино, или облила ледяной водой — настолько мерзко ей было его слушать. — Утопил в озере, — отчим медленно сел на ближайший к нему стул и виновато сгорбился, — вместе с инструментами. — Почему ты просто не похоронил её?.. — Шерон внезапно поняла, что заплакала — щекам стало горячо и мокро. — Не зарыл в землю, не упокоил достойно, по-человечески? Там же есть кладбище, а ты её притопил, как отбракованных щенков! За что, неужели она заслужила... — Оно маленькое, как и город, — забормотал отчим. — Свежая яма без памятника… жену многие знали в лицо. — Кто, по-твоему, стал бы раскапывать могилу? Всех людей увезли из-за взрыва! — Там работали спасатели… — Вот именно! Они бы скорее откачали воду из озера, чтобы очистить её, чем перелопатили кладбище! — В тот момент я не мог рассуждать логично, Шерон. Ты бы тоже растерялась… разве нет? — Я бы изначально никого не топила! — она шмыгнула носом. — А ты шикарно устроился, как я погляжу. Культисты не сдали бы тебя полиции — мало ли, что они сами творили и кого пытались воскрешать. Потом они дружно подорвались в шахте, и свидетелей твоего безумия не осталось. Не ты ли заложил пластид, случаем? — Шерон прищурилась, и от слёз картинка перед её глазами расплылась. — Что заложил? — Пластид, — повторила она. — Взрывчатку. — Шерон! — возмутился отчим. — Прекрати! Это уже ни в какие рамки! — Что помешало утопиться и тебе? Ты ведь хотел. — Не вышло, — он откинулся на спинку стула и невидящим взором уставился куда-то вдаль, за стены дома. — Я мысленно попрощался с папой, разогнал машину и повёл её вниз — собирался пробить в заборе дыру и свалиться с обрыва в то же озеро. Но дорогу засыпало обломками, я проколол покрышку, потерял управление... Машину занесло, и я влетел в бетонный блок. — Ого! — такого поворота событий Шерон не ожидала. — Я ударился головой — плохо помню, что делал после аварии. Всё было, как в тумане, ещё эта гарь повсюду, нечем дышать... — Ты забыл, как менял колесо? — Я и про ритуал забыл. На какое-то время. — То есть, ты по привычке поехал домой... И по пути встретился с моей мамой? — догадалась Шерон. — Да. Она выскочила из леса, как привидение, я её чуть не раздавил. Еле-еле успел затормозить. Было очень холодно, а она в больничной рубахе, беременная, босиком... Я предложил ей сесть в машину. Ава не отказалась. — Ладно, ты не совсем безнадёжен, — сквозь зубы процедила она. — Сочту за комплимент, — он горько хмыкнул. — Не стоит. Ты страдаешь столько лет, — Шерон внимательно посмотрела на него, — не только из-за убийства по глупости. Та попытка воскрешения... оставила на тебе отпечаток. Изменила тебя. — Что ты имеешь в виду? — не понял отчим. — Помнишь, что мои гены поломаны? — Да, само собой. — Магия… — Шерон вытащила из вазочки яблоко и жадно вгрызлась в него, — реально существует и работает, но не у всех подряд. Чтобы овладеть ей, тоже нужны особые гены, поломанные в правильных местах. Видимо, у тебя как раз такие. — Я не смог воскресить жену, — он в недоумении уставился на неё. — Думаешь, неудачный ритуал сделал меня магом? — Ты всегда им был, — она подалась вперёд. — Древняя хрень, которой поклонялись на родине твоей жены, потрогала тебя в тот день и разбудила твои способности. — Какие ещё... способности? — отчим вновь нахмурился. — Шерон, давай по-честному, ты издеваешься надо мной? У тебя есть на это право, но я... — Ни капельки. Ты сам утверждал, что кошмары твои, — она показала на рисунок сестры. — Да, раньше я видел их каждую ночь. Со временем я научился защищаться и не пускать их к себе в голову. — Как? Читал заклинания? Или использовал другой обряд из книжек? — Я сжёг их, когда до меня дошло, что я сотворил с любимой женой, — поморщился он. — Нет, я просто воображал что-то вроде щитов вокруг себя. — Поздравляю, — Шерон скептически скривилась, — теперь ты телепат. Или гипнотизёр, как это обозвать-то... В общем, ты перенаправляешь свои сны в сознание других людей. Не специально. — Ты сейчас серьёзно? — он вздрогнул и побелел. — Абсолютно. — Ладно, окей, — он с силой провёл ладонями по щекам. — Допустим, ты не сочиняешь и не врёшь. Это как-нибудь выключается? — Попробуй убрать щиты, которые сам же нафантазировал. Или пей таблетки, чтоб спать без картинок. Ты убиваешь собственную дочь! Сводишь её с ума! — Все эти годы я мечтаю признаться, — отчим уронил голову на руки, и из его груди вырвалось что-то среднее между стоном и всхлипом. — Выйти и закричать: я убил свою жену! Смотрите, я — тот самый идиот, который купился на ритуал воскрешения! — Что тебя останавливает? — Не «что», — поправил он, — а «кто». Ава. Точнее… — отчим помедлил, подыскивая нужные слова. — Когда ты родилась, я почти поверил, что всё может сложиться хорошо. Ты была такая маленькая, миленькая, любознательная — настоящее солнышко, а не ребёнок. Мы с женой мечтали о большой семье, о детях, но она заболела сразу после свадьбы, я смирился… И тут такой подарок судьбы. Я убедил себя в том, что искуплю свою вину, если пригрею Аву и выращу тебя, как родную дочь. У меня даже кошмаров не было до тех пор, пока… — …пока? — мелко дрожащей от голода рукой Шерон схватила второе яблоко. — Однажды я зашёл в гостиную и заметил, что с полки упал альбом. Я поднял его — чисто по инерции, начал листать и наткнулся на фото обзорной площадки, то самое, что сделала Ава, когда рылась в моём прошлом. И все воспоминания, которые я давил, запирал в себе, вылезли наружу. Ты постоянно рисовала это место нам с Авой назло. Я не знал, как заставить тебя прекратить. — До того дня я считала, что площадка мне приснилась, — на миг она забыла, как жевать, — ну, или я увидела её в кино, и она мне понравилась. Альбом уронила я, пока вытирала пыль. Вернее, я поставила его обратно, но криво — поторопилась. Испугалась того, что пейзаж оказался настоящим. — И после этого тебя замучили кошмары… — Да. А вы с мамой упорно играли в молчанку! Ненавижу тайны! Я пыталась хоть как-то вас разговорить — вот и рисовала, чтобы вы злились. Вдруг крикнули бы на меня что-то полезное? — Бельчонок, — полным ужаса голосом забормотал отчим, — клянусь, я не хотел. Я бы ни за что не причинил тебе боль намеренно. Тогда я буквально жил ради тебя. — Тренируй. Свою. Телепатию, — хлопая рукой по столу после каждого слова, отрубила Шерон. — Я крепче, чем Рут. Ей плохо. Она не выдерживает. — Если бы ты умерла в две тысячи пятом, я бы сразу покончил с собой. Освободил бы Аву… и не обрёк бы Рут на это всё. — Зачем вы вообще её родили? Похоронили бы меня и разошлись. — Разошлись?.. — он издал короткий истерический смешок. — Ты считаешь, что Ава способна отпустить людей, которые знают правду о её фальшивых документах, с миром? — Ты всё равно планировал суицид, — она пожала плечами. — Может, и так. Но мой папа не планировал, — парировал отчим. — Оу, — Шерон прикусила язык. — Ава плакала, просила меня подарить ей новый смысл жизни — я никогда не видел её в таком отчаянии. Но то ли я плохо старался, то ли у неё от стресса появились проблемы со здоровьем... У нас долго не получалось зачать. — Мама как-то сболтнула мне, что Замена родом из пробирки. — Ава притащила меня к генетику, как его... — Уэйн? Брюс Уэйн? — Да, наверное, к нему. Стоп! — он встрепенулся. — Мы с ней сдавали разные панели анализов — искали наследственные болезни, изучали совместимость... Ни один результат не показал, что у меня какие-то не такие гены. — Надо знать, куда смотреть. Обычный доктор ничего не найдёт. А если и найдёт, то не поймёт. — Шерон... — Что? — Тебя ведь не похищали из больницы? — Нет, — осторожно ответила она. — Где ты была? Что с тобой случилось? — Там, где существует магия, — Шерон встала из-за стола, громко скрипнув стулом, — и где некоторые люди воскресают. Не бойся, я не раскрою твои секреты — не пойду в полицию, не свяжусь с журналистами... Ты наказал сам себя гораздо строже, чем это сделал бы обычный суд. Но ты должен, — она сглотнула слюну, чтобы опять не разрыдаться, — научиться контролировать сраные кошмары. Ради Рут. Отправляй всю жуть в меня, я вытерплю. — Как?! — он сорвался на крик. — Я не умею! — Без понятия. Практикуйся, если хочешь лицезреть Замену живой и здоровой. Её желудок сводило болезненными спазмами, но Шерон больше не могла находиться в одном помещении с отчимом: один его затравленный взгляд вызывал у неё дурноту. Она выбежала в коридор, поднялась по лестнице, завернула за угол и осела, тихо всхлипывая, на холодный пол. Покачиваясь из стороны в сторону, Шерон мечтала о том, чтобы кто-нибудь внезапно явился с неба, помахал волшебной палочкой у неё перед носом и начисто стёр её воспоминания за последние два дня. В гостиной громко тикали антикварные часы с маятником, за окном лаяла неугомонная соседская собака, заливисто щебетали ночные птицы. Мерный бытовой шум немного успокоил Шерон, «заземлил» её. Наревевшись вдоволь, она с трудом поднялась на затёкшие ноги и отправилась потрошить запасы батончиков из лаборатории доктора Уэйна. Слабость в теле нарастала, и это было очень плохим знаком — обморок мог настичь её в любую секунду, а мама с Заменой уже спали. Заснуть в ту ночь, несмотря на усталость, Шерон не удалось, но и сил на то, чтобы дойти до комнаты Рут, она в себе не нашла. Мучительно ворочаясь в кровати, она думала, насколько несчастны были все члены её семьи: потерявший любимую женщину отчим, лишённая прежней жизни, оторванная от родных мама… и младшая сестра, которой грозило безумие. Даже дедушка мечтал о смерти, чтобы встретиться наконец с давно почившей супругой. От этих мыслей Шерон захлёстывала тоска, они разъедали её изнутри, душили; ей хотелось кричать, выть в голос, лупить стены кулаками — только бы стало легче. — «Если бы не тот папин коллега, — крутилось у неё в голове, — то всё сложилось бы по-другому, мы бы жили счастливо... Если бы...» В глубине души Шерон снова проклюнулось навязчивое желание вмешаться в историю, переписать её, изменить ход событий. Да, папа предупреждал, что так делать нельзя, что это опасно, но она больше не могла смотреть на страдания близких людей. Уснула Шерон лишь под утро — зарёванная, голодная, измотанная до предела. Во сне она видела охваченный огнём городок, бегущих в панике людей и цепочки кровавых следов возле парапета. Прямо по мутной глади озера, от которой поднимался густой пар, безмолвно скользили призраки.***
Замена, похоже, была действительно дорога её отцу: сразу после разговора с Шерон он съездил к доктору и пожаловался на бессонницу. Ему выписали снотворное, и, судя по относительно свежему виду Рут, лекарство работало, как положено. — Мне больше не снится тот коридор с монстрами внутри, — украдкой шепнула Замена. — Но я всё равно боюсь. Вдруг они вернутся? — Не бойся, мелочь. Будем надеяться, что твои кошмары пропали надолго, — Шерон потрепала её по плечу. Маму она вылавливала целых несколько дней — из-за напряжённого графика та практически не появлялась дома. Шерон так устала от недомолвок, секретов и переживаний за это время, что при первом же удобном случае без спроса схватила маму за руки, втолкнула её в гостиную и поинтересовалась: — Мам, ты в курсе, что твой муж сделал со своей первой женой? — Сбавь обороты, Шерон, — та смерила её жёстким взглядом сверху вниз. — Я тебе не подружка и не соседка по кампусу. — Он убил её, мама! — Из милосердия. — По глупости! — разъярилась Шерон. — Не суди людей, пока не побываешь на их месте. — Хочешь сказать, что я пережила маловато дерьма и не достойна давать оценки чужим поступкам? — Хочу сказать, что я здорова, — отрезала мама, — и Уолли тоже. Тебе никогда не говорили, что твой близкий родственник смертельно болен. К огромному счастью для тебя. — Но я сама чуть не... — от возмущения у неё перехватило дыхание. — Моя мать, — она наклонилась к Шерон и зашептала ей на ухо, — то есть, моя приёмная мать умерла от последствий химиотерапии. Она боролась больше десяти лет, но все эти годы у нас была надежда. Если бы я знала, что конец неизбежен, если бы мама мучилась, задыхалась и кричала от боли... То я бы не била себя кулаками в грудь и не утверждала, что я святая. Ты меня поняла?.. — Мам, но он собирался воскрешать её, надругался над телом... — Это называется аффект. — Аффект?! — Шерон завизжала бы, если бы они с мамой были в доме одни. — Какой, к чёрту в задницу, аффект?.. Твой муж спланировал всё заранее! Изучал оккультные обряды! На полном серьёзе совещался с сектантами! — Я не собираюсь менять свою позицию по данному вопросу спустя два десятка лет, как бы я тебя ни любила. — Значит, тебе нормально, — она отстранилась. — Могло быть лучше, не спорю, — мама приподняла бровь. — Но могло быть и хуже. — Он мета, мам. — ...мета? — что-то в её лице дрогнуло. — «Муж-убийца — это не страшно, а вот муж-мета...» — мысленно съехидничала Шерон. — Да, — кивнула она. — Он транслирует свои кошмарные сны мне и Рут. — Давно? — мама напряглась. — Очень. Ещё с моего детства. — Почему я об этом не знаю? — Потому что на меня тебе было наплевать, а Замена — скрытный тормоз?.. — Шерон. — Я собираюсь отправиться обратно в спидфорс, — она посмотрела на мать с неприязнью и зачем-то вытерла совершенно чистые ладони о ткань домашних штанов. — Попробую предотвратить твоё похищение. — Что случится, если ты провалишь эту затею? — Не знаю, — честно ответила Шерон. — Моя работа, деньги, наш статус... — бледные обычно щёки мамы порозовели; должно быть, она сильно злилась. — Всё это построено на карточном домике из обмана. Ты же сомневаешься... как и я. Боишься, что рано или поздно тебя вычислят. Ты устала, мам, я же не слепая и не тупая, чтоб не замечать... — Я не смогу остановить тебя, если ты решишься на забег по параллельным мирам. Что ещё ты желаешь от меня услышать? — Имя похитителя. Или хотя бы его суперзлодейское прозвище. — Зум, — мама зажмурилась, как от головной боли, и помассировала пальцами висок. — Хантер Золомон. Уолли не говорил тебе о нём?.. — Папа испугался, что я убью этого гада из мести, и скрыл его личность. Обе. — Видишь, Шерон? — мама вдруг широко, зловеще ухмыльнулась — почти оскалилась. Шерон отшатнулась, потому что ни разу в жизни не видела у неё такого выражения лица. — Ты тоже готова перейти черту, пусть и по другому поводу. — Грустно, что ты не чувствуешь разницу, — она поджала губы. — Предупреди меня, пожалуйста, если надумаешь ломать ход истории. — Ладно, — пробормотала, отступая, Шерон. У неё возникло чувство, что она испачкалась в чём-то густом и липком, как древесная смола. — «Мама всегда была такой чокнутой, или это побочный эффект от долгой амнезии? Что вырастет из Замены? У неё уже взгляд киборга-убийцы, которому забыли задать настройки! Хорошо, что она медленно соображает, иначе мало ли...» Шерон снова, как в далёком детстве, потеряла покой и сон. От непрекращающейся тревоги она заметно похудела и ругала себя за это — боялась, что её никудышная физическая форма не позволит ей преодолеть порог скорости света. Отчим таращился на неё, как на пришельца, вжимал голову в плечи и избегал долгих разговоров. Мама тоже нервничала: Шерон замечала это по её резким, торопливым жестам. Рут пока — в силу юного возраста и неиспорченности, наверное — проявляла гораздо больше участия, чем её родители. Она сочувствовала Шерон, жалела её, наивно полагая, что старшая сестра боролась с монстрами вместо неё, тратила на них всю энергию, уставала и болела. От внезапной доброты Замены у Шерон ныло сердце, а ещё её терзала совесть — Шерон знала, что если у неё получится изменить историю, то никакой Рут не будет в принципе. Мама не попадёт в параллельный мир, не встретится с отчимом, они не поженятся... — «Мёртвым не страшно и не больно, — утешения никогда не были сильной стороной Шерон. — Я не убью Замену, она просто не родится. Глупо оплакивать несуществующего человека». Ей не понадобилось много времени, чтобы решиться на путешествие. Шерон, как обычно, дождалась ночи, надела супергеройский костюм и тихо, стараясь не шуметь, вышла из дома. На улице стоял жаркий, дождливый август; плотный влажный воздух пропах мокрым асфальтом и прелой листвой. В последний момент Шерон обернулась — искала глазами знаки, зацепки, которые вынудили бы её остановиться, передумать, смириться с судьбой... Но всё было тихо. Только слабый, ленивый порыв ветра пошевелил гибкие ветви соседских кустов. — «Пора». Шерон рванула на юг, куда-то к калифорнийскому побережью. Маму она не предупредила специально — по её мнению, это было бы равноценно фразе «сегодня я отниму у тебя твою жизнь» и звучало бы, как угроза. Когда перед ней открылся уже знакомый лабиринт из цветных путей, Шерон вдруг растерялась. Лишь в тот миг она поняла, что не могла ориентироваться только на чьё-то имя, ей требовался яркий визуальный образ — лицо, силуэт, костюм... Ни сочетание «Хантер Золомон», ни короткое «Зум» не вызвали у неё никаких ассоциаций. Представлять папу или Барта Шерон боялась — ей совсем не хотелось возвращаться в красное будущее. Она продолжала бесцельно бежать по зелёному коридору, который словно бы превратился в огромную спираль из бесконечного числа завитков. Её дыхание сбилось, ноги горели огнём, но останавливаться было нельзя — Шерон не знала, в какую эпоху её вышвырнет, если она не зацепится за кого-нибудь конкретного. Тогда она попробовала подумать об Ирвине — не о взрослом мужчине, каким она его запомнила, а о ребёнке. Но представить себе трёхлетнего инопланетянина оказалось сложнее, чем она предполагала. Шерон наугад понеслась к чему-то мутному, неясному, фиолетово-жёлто-белому, и, конечно, быстро сбилась с намеченного пути — из зелёного коридора её внезапно бросило в сиреневый; она до крови порезалась осколками, больно ударилась о мерцающую поверхность… Отдышавшись, Шерон встала, беспокойно огляделась, заметалась по сторонам, но было уже поздно: новая, чужая вселенная загребла её в когтистые ледяные лапы и вырвала из пучины спидфорса. Шерон, кувыркаясь в воздухе, вывалилась из гиперпространства на окраину какого-то города. Едва успев зацепить взглядом ряды высотных зданий, она шлёпнулась на поросший сорной травой грунт и сразу же потеряла сознание.***
Супергерои фиолетового мира отнеслись к ней дружелюбно: поприветствовали, спросили, откуда она взялась, впустили её в один из штабов, накормили... Из их разговоров Шерон поняла, что двигалась в верном направлении — она очутилась в Готэм-Сити, на родине мамы и Брюса Уэйна, в недалёком будущем. Но в «фиолетовом» Готэме не было ни Авы Арчер, ни Ирвина Грейсона, ни Ирвина Уэста; никого из своих спасителей в костюмах она не знала тоже. Ей оставалось лишь поблагодарить их за помощь и отправиться дальше. Она чувствовала себя персонажем древнего мифа — проклятым богами мужчиной, который толкал в гору огромный камень, но тот скатывался обратно, и всё приходилось начинать с нуля. За ночь Шерон побывала в трёх вариациях Готэма — фиолетовой, жёлтой и белой. Во второй делами заправлял Дик Грейсон, носивший мантию Бэтмена, а помогал ему родной сын Брюса, Дэмиан Уэйн. Разумеется, они не узнали Шерон, потому что даже не подозревали о её существовании, но ей было приятно встретиться с ними. «Белый» Готэм и вовсе пустовал: обломки высоток щерились выбитыми окнами, асфальт вспучился и растрескался, на грязном песчаном берегу гнили большие дохлые рыбы. Шерон поморщилась и посмотрела вверх, в затянутое полупрозрачными перистыми облаками небо. — «Не получается, — она сжала дрожащие от напряжения ладони в кулаки, — надо уходить. Здесь может быть опасно». За неимением лучшего выбора, Шерон вернулась домой — ориентировалась не на маму, не на отчима, а на сестру. Проникнув в зелёный коридор, она нашла там свежие прорехи, которые только-только начали подёргиваться тоненькой паутинкой, и нырнула в дальнюю. Мелкие волокна противно впились в её кожу, но, как только Шерон оказалась вне спидфорса, они тут же испарились. С момента её исчезновения прошло три дня, и домашние уже успели переполошиться; особенно её опечалила грустная мордашка Замены. Мама милосердно позволила Шерон отоспаться и поесть, после чего отозвала её в сторону, больно вцепилась ей в плечи и зашипела: — Я же просила тебя: предупреди. — Что-нибудь... изменилось? — робко поинтересовалась Шерон. — Нет. — Мам, опиши, пожалуйста, этого Золомона. Мне нужно хоть на что-то опираться, пока я ищу его. — Шерон, — она нахмурилась, — в последний раз я видела его двадцать с лишним лет назад. Я давно забыла его лицо. — А что насчёт костюма? Какого он был цвета? — Жёлтого, если я не ошибаюсь, — задумалась мама. — Золотисто-жёлтый, с красной молнией на груди. Как у Уолли... но всё наоборот. Символ Флэша отзеркален. — Надо было сразу спросить, — Шерон рассердилась на себя. — Столько времени и сил зря потратила! — Если ты пропадёшь во второй раз, воскресить тебя официально уже не выйдет, — напомнила она. — Я надеюсь, что мы с тобой останемся в прошлом, и всё сложится по-другому. — Мы с Уолли и Ирвином были на содержании у Брюса Уэйна, — скривилась мама. — Это унизительно! Богатей швырял нам подачки на еду и одежду! — Ты забудешь, что была звездой. — Этого я и боюсь. — Вряд ли твоя приёмная, — Шерон выделила это слово, — мать обрадовалась бы тому, что ты живёшь с психопатом. — Ты опять переходишь границы, — голос той стал холоднее и строже. — Именно! Судьба у меня такая, что поделать, — она демонстративно передёрнула плечами и выскочила в коридор, чтобы топор маминого гнева не обрушился на её голову ещё раз. Едва восстановившись, Шерон запланировала новый забег. Отчего-то ей нравилось действовать ночью, когда все спали — так она чувствовала больше свободы. У неё осталось всего два целых костюма, и Шерон думала, что вместе с ними закончатся и её попытки изменить историю. Она отправила маме текстовое сообщение в расчёте на то, что та прочитает его утром. Разогналась Шерон в этот раз легче, чем в прошлый, но образ злодея Зума в её мыслях рассыпался на неровные фрагменты и никак не хотел складываться в цельную картинку. Тогда она снова попробовала переключиться на Ирвина — безуспешно. Не сбавляя скорости, Шерон потёрла глаза через маску и сконцентрировалась. Внезапно вместо брата ей представился молодой Дик Грейсон — такой же, как в «жёлтом» Готэме, но не в мантии Бэтмена, а в своём облегающем костюме с синей птицей на груди… — Нет! — пронзительно закричала Шерон; пол под её ногами качнулся и треснул. — Нет, нет, я имела в виду не его! Лабиринт не внял её мольбам: она рухнула вниз, как в прорубь, и влетела в новый — ярко-синий — коридор ногами вперёд. Захлёбываясь слезами, Шерон попыталась удержаться за его стенки, но её пальцы соскользнули с острых краёв, и она опять выпала в неизвестность. Последнее, что она запомнила до того, как отключиться — в «синем» мире тоже стояла глубокая ночь.***
Очнулась она оттого, что её спине было мокро. Шерон резко открыла глаза, огляделась и поморщилась — она распласталась на грязном песчаном берегу залива. Мутная вода пенилась, воняла гнилыми водорослями, прокисшим болотом и едкими химикатами. Шерон недовольно шмыгнула носом, поправила маску и волосы, осторожно поднялась на ноги… В темноте она не могла судить наверняка, но ей показалось, что её опять забросило в Готэм-Сити. Предвкушая неприятные приключения, Шерон вздохнула. Чтобы кого-нибудь расспросить, ей нужно было попасть в город. Раньше ей везло — на неё не нападали, не пытались обезвредить или арестовать… Но так не могло продолжаться вечно. В тени под железнодорожным мостом вдруг шевельнулась чья-то фигура. Шерон насторожилась, и, помедлив пару секунд, смело двинулась в ту сторону. Обычных преступников она не боялась, да и не ожидала столкнуться с опасным соперником в подобном месте — подумала, что напугала своим появлением какого-нибудь бездомного любителя выпивки. — «Попрошу прощения, — подумала она, — поздороваюсь, попробую уточнить, в каком я городе, и тогда...» Но все мысли вылетели из её головы, и Шерон замерла, как вкопанная: она узнала этого человека. Бледный, дрожащий, с чёрными провалами под глазами; сердце его билось неритмично, то и дело срываясь на трепет, и это её обеспокоило — ему срочно требовалась медицинская помощь. — Ой! — невольно воскликнула Шерон и тут же прикрыла рот ладонью. — «Это же Джейсон, парень с фотографий Ричарда, его неродной брат! Разве он не должен быть мёртв?..» — она незаметно ущипнула себя за бедро и изобразила вежливую улыбку. — Извините, ой... Вы не подскажете мне, где я?.. — Г-Готэм, — тот запнулся. — «Готэм? Это прекрасно! Но что с ним, почему его так трясёт?» — про себя недоумевала Шерон. Аккуратно, стараясь не показывать вида, что его лицо ей знакомо, она принялась расспрашивать предполагаемого Джейсона. Он вёл себя грубо, даже толкнул её на песок, но она буквально кожей чувствовала, что ему было очень плохо, и он просто защищался из последних сил. К тому же, «вероятно-Джейсон» дал ей денег, когда Шерон обнаружила, что растеряла запас батончиков где-то в лабиринте. — «Я не могу бросить его одного в таком состоянии, — поняла она. — Я должна ему помочь. Вдруг в этом мире именно я спасу его от второй смерти? Если, конечно, была первая...» Она не только купила еду для них обоих, но и украла одеяло с летней террасы какого-то кафе — сырой промозглый холод ночного побережья пробирал до костей. Сама Шерон не особо мёрзла, а вот Джейсон… Пока она носилась по «синему» Готэму, он задремал прямо под мостом. Шерон осторожно накинула одеяло ему на плечи, и он, проснувшись, закричал. Её словно ударило током. Джейсон смотрелся внушительно — на полторы головы выше неё, широкоплечий, с мощной мускулатурой и большими, сильными ладонями… И ни разу за всю жизнь Шерон не слышала, чтобы подобные ему люди вопили от страха на пустом месте. Он нахамил ей, попытался её прогнать, и она совсем растерялась — не привыкла к такому жёсткому обращению. — «Или я много на себя беру?.. Сам как-нибудь спасётся, уже не младенец. Я не обязана терпеть его выпады, у меня полно других забот». Синий мир, по сути, был бесполезен для Шерон, и она приготовилась бежать дальше. Но Джейсон извинился, попросил её остаться, и что-то в ней надломилось. Она вернулась к нему, постепенно они разговорились… Шерон специально ела по-беличьи, чтобы развеселить его и смягчить напряжённую обстановку. Её предположения оказались верными — перед ней действительно сидел Джейсон Питер Тодд, который звал себя Красным Колпаком. Его сбивчивый рассказ зацепил что-то болезненное в её сердце: ненужный ребёнок, которого снова и снова предавали близкие люди… В голове Шерон возникла совершенно безумная идея с передачей импульса, и внезапно Джейсон согласился на эту авантюру. — «Насколько он отчаялся, чтобы вот так довериться мне? Мы знакомы около часа, неужели…» — Шерон осеклась. Джейсону, как когда-то — её отчиму, в этот миг было уже нечего терять. Он не боялся за свою жизнь по-настоящему; в его крови бурлил неестественный, синтетический страх. Шерон приступила к реализации своего плана. Просчиталась она лишь в одном: в разных мирах ей требовалось различное количество энергии для манёвров, и она перестаралась, выплеснула слишком много. Всё вокруг померкло, её тело невыносимо отяжелело, глаза упрямо не хотели открываться — веки словно приварились друг к другу. Она чувствовала, что её куда-то тащили на руках, как кучу дров, но никак не могла этому помешать. Кажется, потом её везли в машине, и над ухом кто-то бурно ругался… Очнулась Шерон в дешёвой, обшарпанной гостинице с продавленными кроватями. Спросонья она подумала, что мама заполучила бы инфаркт, если бы узнала, и тут её подбросило на тощем матрасе. — «Что я наделала? Где я? Джейсон!..» Позабыв о стеснении и правилах приличия, Шерон кинулась будить его. Он больше не выглядел больным, и его пульс вернулся в норму. Она честно сказала ему, что вот-вот умрёт, если не поест, и Джейсон опять — практически без возражений — накормил её. При свете дня его суровое, изрезанное шрамами лицо казалось ей очень красивым; она с трудом отводила от него взгляд. Джейсон улыбался, когда она ела, как белка, и Шерон предательски краснела в ответ. После обеда она с грустью вспомнила, что ей пора домой. Впервые ей было жаль покидать параллельную вселенную — Джейсон ей действительно понравился. Она спросила у него разрешения на то, чтобы запомнить его лицо. Наверное, ей не стоило этого делать — Шерон ведь собиралась изменить историю и навсегда остаться где-то ещё, но… Джейсон вдруг поцеловал её, и в её груди взорвалось солнце, а по венам вместо крови полилась лава. До этого Шерон ни с кем не целовалась — даже в шутку, и теперь всё её тело пылало: от переизбытка эмоций, от внезапного возбуждения, от эйфорического восторга... Каждое его прикосновение пробуждало в ней новые, неизведанные чувства; её душа звенела, пела, как струна арфы. Джейсон смутился, попытался извиниться... В своей неловкости он был до невозможности милым. — «За что ты просишь прощения? Сегодня самый лучший день в моей жизни!» — Шерон не осмелилась сказать это вслух. Она не лгала — пусть посреди чужого города, с едва знакомым парнем, который умел убивать, но Шерон и вправду чувствовала себя счастливой. Отчим-убийца вызывал у неё презрение, а Джейсона она уважала: тот мог бы давным-давно сломаться под гнётом обстоятельств, сойти с ума, совершить суицид или бросить бороться за справедливость... Но он упорно преодолевал трудности и продолжал свой путь. Шерон забрала с собой его кожаную куртку — та всё равно была ему мала — и убежала в слезах, потому что не надеялась встретиться с Джейсоном снова. Возвращаться было гораздо проще, чем попадать в соседние миры — больше лиц, больше воспоминаний, больше опорных точек... После путешествия от тяжёлой, пахнущей сигаретами и порохом коричневой куртки остались лишь кожаные лохмотья. Шерон свернула их в тугой узел и прижала к себе. К дому она шла на слабых, ватных ногах. Днём мама и отчим работали, Замена тосковала в школе… Из последних сил Шерон перемахнула через высокий глухой забор, прокралась в свою комнату и пластом рухнула на кровать — слишком устала, чтобы проверять дату на экране компьютера.