Котёнок, который лечит

      Один из них — кот, который всегда ложится на больное место, а второй — одно сплошное «больное место».       Полночь. Он снова в зале для практик, в очередной раз до совершенства оттачивает свои навыки. Он хочет быть лучше, сильнее, увереннее; хочет доказать самому себе, что достоин, чтобы его знали не только как «подтанцовку BTS». Его стремление к совершенству когда-нибудь сломает крепкий стержень внутри. Однако есть в его жизни тот, кто куда более не уверен в своих навыках и в самом себе, нежели он сам. Музыка в наушниках давно перестала заглушать мысли, которые вертелись, как на карусели, и Минхо пришлось остановить тренировку. Уставший, мокрый и погруженный в себя, он все-таки начал собираться в общежитие. Все пространство в его голове занимал он — Бан Кристофер Чан, который наверняка сам сейчас был вовсе не дома, а либо тренировался, либо находился в студии, работая над музыкой. Перекидывая через плечо лямку от спортивной сумки, Минхо усмехнулся собственным мыслям, гадая, кто вернется домой быстрее — он или Чан.       Чан, тем временем, как будто и не собирался домой, в теплую и уютную кровать. На часах уже было 00:30, а он все пытался дожать из себя все, что мог. Довести до идеала звучание, добавить новые звуки в мелодию, записать «практику» для ребят. Однако сегодня вдохновения не было. Тем не менее, Кристофер не оставлял попыток. И только ближе к часу ночи он окончательно сдался и все-таки пошел домой. Мысли в его голове кружились, как рой пчёл, и весь вечер не давали ему покоя. Возможно, именно они и были препятствием к вдохновению, но этого он принять не мог.       Первым в общежитие вернулся Минхо. Вернулся, можно сказать, рано, потому что дом не спал. На первом этаже Хан и Феликс играли в приставку, да так, что их смех, казалось, можно было услышать с улицы. Пользовались тем, что старших нет дома. Следуя своей кошачьей натуре, Хо только поздоровался и отправился к себе. Он — кот, гуляющий сам по себе, и много общения ему не требовалось. Именно поэтому фанаты, наблюдающие за ними, считали, что ему следует быть чуть дружелюбнее. На самом деле, он был самым что ни на есть дружелюбным, просто проявлял это по-другому. А после изматывающих тренировок, которыми он занял сам себя, хотелось только одного — в душ и спать. Закинув сумку в угол комнаты, он направился в душ. Горячая вода расслабила мышцы, но не голову. Капли тяжело стекали по волосам, лицу и телу. И на душе было неспокойно. Ему все казалось, что он что-то не сказал или что-то не сделал, что-то важное крутилось на языке. Изо дня в день, весь последний месяц, Хо как будто был в прострации. Он ловил себя на странных мыслях, взглядах и действиях, и сам не мог разобраться в том, что чувствует. Минхо вышел из душа, переоделся и пошёл в комнату, шлёпая босыми ногами по полу. Он посмотрел на время — час ночи. Чаном дома даже не пахло. Ему хотелось дождаться его, услышать, что он делал весь день и почему опять себя не бережет, возвращаясь так поздно. Однако на его собственное удивление, сил хватило только на то, чтобы лечь на кровать, даже не просушив мокрые волосы, и моментально уснуть.       Чан вернулся в общежитие в полвторого ночи. Хан и Феликс к этому времени уже наигрались и разошлись по комнатам. Чан же с Минхо делили одну на двоих. Им так было комфортно еще со времен дебюта, когда они все вместе жили в маленьком общежитии и ютились по несколько человек в комнате. Поэтому, при переезде, они оставили все почти, как было. Каково же было удивление Чана, когда он обнаружил, что в комнате был включен свет, а Минхо спал поверх одеяла, свернувшись клубочком.       — Во сколько же ты сам вернулся, злой кот? — себе под нос усмехнулся Чан. Он снял со своей кровати плед и накрыл им соседа по комнате, надеясь, что не разбудит его. Сев на свою кровать и забравшись на нее с ногами, Бан прислонился спиной к стене, наблюдая за спящим Минхо. Этот человек давно занимал его мысли, порой даже больше, чем музыка, и Кристофер сам не понимал, как и когда это успело произойти.       Они всегда были очень близки. Чан брал всю ответственность на себя, а Минхо хоть и скрыто, но пытался разделить его тяжелый груз. Один всегда знал, на кого может рассчитывать, а второй — кому показать себя настоящего. Перед младшими была идеальная картина серьезного и умного лидера и его «заместителя». И только эти двое знали, какие они на самом деле и какие эмоции хранятся внутри каждого.       Однако они заметили, что отдалились. В преддверии камбэка оба усердно работали и практически не пересекались, разве что во время записи песен и репетиций. Даже в общежитии они встречались поздней ночью либо ранним утром. Их расписание было действительно очень загруженным. Но стоило Чану и Минхо остаться наедине дольше, чем на десять минут, так они не знали, что сказать. Казалось, они давно поняли, что нравятся друг другу, но каждый из них боялся признаться в этом в первую очередь самому себе.       Чан, погруженный в мысли о Минхо, невольно прикрыл глаза. Конечно, тот был не единственной мыслью, которая витала в его голове. Однако усталость давала о себе знать, и последнее, что запомнил Кристофер прежде, чем уснуть, это именно он.       Первым проснулся Минхо и с удивлением обнаружил на себе плед, еще и не свой, а с соседней кровати. Он встал, проходя мимо зеркала, и пожалел, что вчера ему не хватило сил высушить волосы. Сейчас он был похож на черного кота, который наэлектризовался и теперь его волосы торчали в разные стороны. Он оглянулся на Чана, который, судя по позе, заснул сидя, и глубоко вздохнул. Недолго думая, Хо встал прямо перед кроватью Бана и склонил голову, наблюдая за спящим. Идея только успела появиться в его непроснувшейся голове, а он уже забрался на кровать и обнял Чана, пряча лицо у него на груди. Хо даже не задумался, что может разбудить его. И лишь тогда, когда крепкие руки Бана оказались на его спине и даже прижали к себе покрепче, Минхо капельку пожалел, что прервал его сон.       — Ли Минхо, что ты делаешь? — прошептал сонный, чуть хриплый, но не менее привлекательный голос.       — Я надеялся, что ты спишь, Бан Кристофер Чан, — он отстранился от него, заглядывая в его глаза. На секунду Кристоферу даже показалось, что тот ухмыльнулся. Незаметной для обычных людей ухмылкой, на которую способен только он. Как ни в чем не бывало, Минхо вылез из объятий и без лишних слов покинул комнату. Любой другой на его месте смутился бы от собственных действий, но не Хо. Он хотел смущать других.       Чан остался в недоумении, однако от него пришлось достаточно быстро избавляться, поскольку сегодня была репетиция, а время уже поджимало.       Спустившись на кухню после душа, он обнаружил там всё общежитие во главе с Минхо, которое уже доедало приготовленный, скорее всего, его соседом по комнате, завтрак.       — Тут только твоя порция осталась, соня, — дружелюбно улыбнулся Хан. Хан в хорошем настроении — значит сегодняшняя тренировка хореографии должна быть веселой. В конце концов, это он практически всегда их веселил, пока они умирали от боли в мышцах. Порой Хан действительно напоминал белку. Об этом всегда говорили его кругленькие щеки и веселый нрав.       — Приди ты на десять минут позже, и этого бы тебе не досталось, — с хитрым прищуром сказал ему Минхо, намекая на то, что он бы все съел. И ведь мог. Порой казалось, что у него нет стыда и совести, особенно после утреннего «происшествия». Да, объятия были частью жизни всей команды, но не с утра и не в кровати. Однако вел он себя сейчас как ни в чем не бывало и гордо прошел мимо Чана в комнату, чтобы собраться.       По окончании завтрака, Чан поднялся наверх, где его уже ждал одетый и собранный Хо. Вернее, он думал, что тот его ждал, но догадки оказались неправильными, потому что стоило Крису зайти в комнату, как Минхо её тут же покинул вместе со спортивной сумкой. Чану уже казалось, что он сходит с ума, окончательно не понимая, как себя вести и как выцепить этого недоступного.       В зале для тренировок вся собравшаяся команда была настроена сегодня хорошо порепетировать. Пока все собирались с мыслями, искали нужную музыку, общались с подтанцовкой или просто друг с другом, Чан сел на диван в углу тренировочного зала и, сам того не заметив, завис, наблюдая за Минхо. Все происходящее — определенно его стихия. Он сразу становился серьезным, внимательным и строгим учителем. Нравоучал танцоров, расставлял по позициям ребят, подсказывал, как сделать то или иное движение. В работе он был… великолепен. Нет, точнее сказать восхитителен. Красив, уверен в том, что говорит и делает. Каждое его движение — многолетний, наработанный опыт, которым он был готов делиться. Чана восхищала его техника, его методика обучения и… он сам. Он даже не заметил, как с дивана перешел на нужную позицию и стал повторять танец под чутким руководством Минхо.       По истечении нескольких часов, когда все были уставшие, но довольные проделанной работой, Хо разрешил всем разойтись по своим делам. Однако сам, как всегда, решил задержаться, чтобы потренировать свою собственную технику. На его удивление, когда все ушли, Чан тоже остался.       — Ты чего? Опять хочешь прийти домой в два часа ночи, но уже не с осипшим голосом, а с больными мышцами? — не оборачиваясь, спросил он Чана, смотря в большое зеркало зала и растягиваясь.       — Что было сегодня утром? — Чана терзал этот вопрос с самого утра, и, раз уж у них появилась возможность остаться вдвоем, он решил этим воспользоваться. На него давила мысль, что они были наедине, но по-другому разговора у них бы не вышло.       — А что было сегодня утром? — с прищуром ответил Хо, в пол-оборота разворачиваясь к Чану. Казалось, он дразнился. — Или у нас уже нельзя обнимать любимого лидера? — он сделал яркий акцент на «любимого». Или Чану так только показалось…       Минхо сел на пол, сложив ноги по-турецки, и осмотрел Чана с ног до головы. Сейчас он был похож не на уверенного в себе лидера, а на мальчишку, который пытался признаться в любви старшекласснице. Хо знал его, как свои пять пальцев. Знал не только то, какой он сильный духом, но и то, какой тот на самом деле ранимый. Чану рядом нужен был такой человек, который мог бы не только разделить с ним его ответственность, но и поддержать в случае, если его психика решит дать заднюю. С момента дебюта почти весь негатив шел на него. За любую оплошность хейтеры винили или его, или компанию. Но до компании было сложнее достучаться, чем до Чана, поэтому большую часть хейта видел именно он. Он всегда старался не рассказывать ребятам о том, что видит, слышит и читает, однако от Минхо, живущего с ним в одной комнате, это получалось хуже всего. Именно поэтому Ли понимал, насколько сильно хочет, а главное может, защитить его. Сильный, независимый, крепкий духом и телом Чан, на самом деле нуждался в поддержке, как никто другой. Он был одним большим «больным местом» для самого себя. И Минхо все больше хотелось стать для него котом, который ляжет на это больное место и спасет все своим мурчанием.       — Ты так и будешь молчать? — тишину прервал Чан. Как оказалось, пока Минхо усиленно думал о том, как помочь Чану, тот расспрашивал его уже минут пять.       — Я задумался и не слышал ни одного вопроса, — честно признался он, снизу вверх смотря на Кристофера, стоявшего над ним.       — Это бесполезно, — выдохнул Чан и, на удивление быстро схватив вещи, покинул тренировочный зал. Хо так и не понял, в чем он провинился, однако знал, что если тот зол, то лучше он придет позже, чем сейчас побежит за ним.       Так он и поступил. Перед тем, как вернуться вечером в общежитие, Минхо зашел в маленькую забегаловку, чтобы купить еды. Часто после репетиций они заходили сюда вместе, чтобы перекусить. Вот и сейчас Хо попросил несколько порций пибимпапа, чтобы все были сытые. Дождавшись свой заказ, он отправился домой. Оказалось, что Хан и Феликс ушли прогуляться, а Чан сидел в их комнате на своей кровати, работая на ноутбуке.       — Как удачно, что ты дома, а не в студии, как обычно. Я купил нам еды, — сказал Минхо и, сев на кровать Чана, сложил ноги по-турецки. От наглости вошедшего Кристофер оторвался от компьютера и, посмотрев на довольное лицо Ли и пакет с едой в его руках, не сдержал смеха.       — Держи, — Хо достал из пакета две коробочки с рисом и протянул одну из них Чану. Голодный Минхо открыл свою порцию, набил щеки вкусной едой и с ухмылкой посмотрел на Чана. Тот поблагодарил, и оба молча принялись за еду. Первым тишину прервал Минхо.       — Ты мне нравишься, Чан, — что ж, как всегда, прямолинейно. Однако, даже думавший о том же Крис, поперхнулся. — Не как друг, лидер, брат, хён, сосед по комнате и просто хороший человек. Ты мне прям нравишься, — Хо доел свою порцию и развернулся лицом к Чану. Уши у того были красные до самых кончиков. — Я очень много думал, особенно сегодня, и понял, что избегал тебя последний месяц по той причине, что просто не знал, как сказать и поймешь ли ты. Но когда я тебя обнял сегодня утром, а ты не пихнул меня ногой в бок, я понял, что, возможно, стоит попытать удачу. Мне кажется, ты по той же причине в последнее время приходишь домой еще позднее. Просто потому, что не знаешь, как смотреть мне в глаза.       И, как всегда, Минхо был прав. Порой казалось, что он читает людей насквозь. Чан отставил свою недоеденную порцию и внимательно посмотрел на Минхо. Тот смотрел так же пристально, не опуская и не отводя взгляд. Хо хотел уловить весь спектр эмоций, которые отражались на лице Криса.       — Я хочу, чтобы ты перестал скрывать за своими повадками искренние желания, — неожиданно произнес Чан. И для Ли это было лучше любого признания. Его повадки действительно были своеобразными, и часто он это не контролировал, но в те моменты, когда Хо делал это специально, он скрывал свои настоящие эмоции. Ведь намного проще усмехнуться, чем признаться кому-то в том, чего ты действительно хочешь.       Чан улыбнулся и широко расставил руки, приглашая Минхо в объятия. Дважды предлагать не пришлось. Тот тут же подлез поближе, обнимая его и уткнувшись носом в шею. Кожа Чана была горячая, обжигала. Крепкие руки Кристофера прижали Хо к себе и он почувствовал теплое дыхание на своей макушке. Запах хвойного шампуня ударил Чану в нос. Сейчас хотелось вдохнуть этот аромат поглубже, чтобы он остался в памяти надолго. Такие мелочи, как запах духов и тела только сейчас стали иметь большое значение. И вот, время остановилось для них двоих. Теперь каждое мгновение хотелось проживать. Можно было никого не стесняться, быть честными друг с другом и не скрывать истинные мысли. Они были готовы исцелить раны друг друга и не дать появиться новым. Теперь они были друг у друга.