Выйди из этих голосов.

Хенджину удалось приготовить плохую имитацию традиционного корейского завтрака из ингредиентов, которые он нашел в их холодильнике — ингредиентов, слишком сложных для Джисона, что, должно быть, означало, что Ли Минхо готовил там недавно. Совсем недавно, учитывая блеск листьев салата. Хенджин сфотографировал стол, как только накрыл его, и успел сделать снимок как раз перед тем, как Джисон бросился за кофе. Он отправил фотографию своей маме (она бы так гордилась его готовкой, не зная, что просто бодрствовать и есть тоже было важным достижением). Когда Хван снова положил телефон, губы Сынмина были поджаты, когда он раскладывал рис для них всех. — Оно сгорело, — догадался Хенджин. — Извини. — Ты старался, — ответил Сынмин, беря самую почерневшую миску для себя и протягивая Хенджину пышный белый рис с верха плиты. — Обычно он лучше готовит рис, — любезно предложил Джисон. — До того как… — До того, как я исчез и оставил его психически больным, — прямо закончил Сынмин. Он многое помнил. Ким зачерпнул немного этого жалкого риса ложкой и на мгновение поднес ее ко рту, прежде чем тихо добавить: Я полагаю, голоса в твоей голове затрудняют отслеживание времени. Они, конечно, делали это. — В обед у меня получится лучше, — пообещал Хенджин, чувствуя, как стыд поднимается в его груди, несмотря на то, что никто в комнате не винил его за его недостатки. Почти наоборот, их непоколебимая поддержка заставила его захотеть стать лучше, быть меньшим бременем. — Я не уверен, что Минхо позволит тебе приготовить обед, — сказал Джисон. — Он много бормотал себе под нос о вас двоих и о том, что вы не можете сами о себе позаботиться. — Я… думаю… У меня все было хорошо в Лос-Анджелесе, не так ли? — сказал Сынмин, его утверждение превратилось в вопрос, когда закралась неуверенность. — Твоя одежда была ужасающей, — ответил Чонин. — И ты пел за еду. Так что нет. — Сынмин скорчил ему уродливую гримасу. — Лучше, чем ты мог бы сделать. — Я бы вообще не стал трахаться со своим подопечным, — парировал Чонин. — Или показываться ему на глаза, или совершать любые другие твои ошибки в длинном списке, которые привели нас сюда. — Ты бы точно съел мороженое, — сказал Хенджин. — О, подожди — ты съел! — Чонин сердито посмотрел на него. — Заткнись. Хенджин повернулся и улыбнулся Сынмину, ожидая подтверждения его возвращения. Все, что он получил, это то, что парень сидел очень неподвижно, только его глаза метались по комнате. — Минни? — спросил Хенджин, не в силах скрыть разочарование в своем голосе. Сынмин обернулся не сразу, ему потребовалось время, чтобы запомнить свое имя. — Да? — ответил он слишком бодро. — Это из-за мороженого, — сообщил им Джисон, всегда внимательный. — Но я едва… — начал протестовать Хенджин. Джисон беспомощно пожал плечами и понял, насколько бесполезно спорить. Упоминание о поедании мороженого, или намек на то, что Сынмин ел мороженое, или намек на то, что Ким ел мороженое, находясь в квартире, или намек на то, что Сынмин ел мороженое (и трахался с Хенджином), находясь в квартире, было спусковым крючком. Хенджин взглянул на Сынмина, который явно изо всех сил делал вид, что знает, о чем они говорят, высоко подняв подбородок и чуть высунув язык изо рта, пока следил за разговором о теннисном матче. Это было невероятно мило, как щенок, ожидающий, что в разговоре появится слово «гулять». Хенджин не смог удержаться и протянул руку и обхватил ладонями его лицо, взъерошив длинные пушистые волосы. — Все в порядке, Ангел. Мы друзья, ты постепенно это вспомнишь. Ешь свой завтрак. К концу завтрака Сынмин снова начал собирать воедино часть своей жизни. Он поцеловал Хенджина в щеку очень рано, когда понял, кем тот был для него, но в целом, чем больше он вспоминал, тем мрачнее становилось его настроение. — Сколько раз это случалось? — спросил Ким. — По крайней мере, полдюжины, — ответил Хенджин, не желая считать события, хотя и мог. — С тех пор, как мы вернулись домой, стало еще хуже, и так много всего напоминает тебе обо мне, о том, что было раньше. — Это я, — вмешался Джисон, забирая грязную посуду. — Я слишком могущественный человек, чтобы помнить. — Хенджин отмахнулся от него, когда проходил мимо. — Ты даже не видишь Чонина половину времени. — Я силен в других отношениях! — Пукает, — начал перечислять Чонин. — Кричит, запах ног… — Рэп! — добавил Джисон из кухни. — Давай же! — Чушь собачья… - продолжил Чонин, как будто не слышал Хана. — Могу я одолжить блокнот? — спросил Сынмин. Хенджин достал для него старый учебник по курсовой работе и съежился от того, как давно он даже не смотрел на университетские материалы. Вероятно, скоро должен был начаться новый семестр, а он даже отдаленно не был готов к тому, чтобы снова учиться. Его личный альбом для рисования достался из книжного шкафа вместе с незаконченным блокнотом, и он открыл глянцевую синюю кожаную обложку, чтобы увидеть свои старые наброски. Они были из времен до появления Сынмина, или, скорее, из времен до знакомства с Сынмином, и казалось, что до этого была целая жизнь. Возможно, Ким видел, как он их рисует — карандашные наброски при плохом освещении кадров из драм и фильмов, которые трогали его сердце, копии стандартных изображений собак и цветов. У него получилось бы лучше, если бы он нарисовал их заново сейчас, даже без практики, поскольку он сделал так много набросков для своих проектов, когда Сынмин был рядом, так много узнал о контрасте и свете и даже нарисовал макет для обложки не теряя своей ловкости. Теперь он стал лучшим художником, даже не пытаясь быть им. Если бы только все было так просто. — Я собираюсь написать себе записку, — сказал Сынмин, с благодарностью взяв блокнот. Хенджин провел большим пальцем по шероховатым краям своего альбома для рисования, который все еще сжимал в руках. Он не знал, зачем притащил это сюда. — Записка? — На память, — сказал Сынмин, начиная новую страницу с… «Привет, тебя зовут Сынмин. Возможно, мне понадобится твоя помощь.» Это было так просто?