время сновидений

Боль — первое, к чему нужно привыкнуть, когда ты берешь в руки меч. Не бывает фехтовальщика, не знавшего боли. Мелкие порезы, ноющие мышцы, синяки, и так далее, так далее — всего лишь начало. В этом смысле, конечно, Тихиро еще невероятно везет — его не ранят слишком серьезно, и, пусть один раз он и принимает на себя полный заряд «Грома», это можно вынести. Куда страшнее боль иная, не физическая. Унижение, досада. Горечь. С эмоциями совладать куда сложнее. Ну а если злость, страх и боль смешиваются, то тогда… Но Тихиро готов к этому. Он готовился предыдушие три года, добровольно продал свое детство в обмен на возможность выйти против «Хисяку». Потому, когда чужие пальцы крепко дергают его за волосы и тащат вперед, Тихиро молчит — ни единого стона не издает, просто угрюмо смотрит в ответ. А там, впереди, возвышается Содзе — с неизменной кривой ухмылкой и кое-как собранными в хвост жидкими волосами. Во время их финальной схватки ему тоже достается, но Содзе нужно корчить из себя продавца на аукционе, потому он еще пытается сделать вид, что с ним полный порядок. — Не получается скалить зубы? — голос Содзе полон яда. — Ну-ну. Следовало думать, прежде чем выступать против таких людей. Но я все понимаю, правда. Когда жажда крови застилает разум — это совершенно нормально. Жаль, правда, что ты проиграл. Жалко же, да? Руки крепко связаны за спиной, сцеплены так, что не разорвать стяжки. Содзе даже не удосуживается притормозить, пока тащит Тихиро за собой по темным коридорам, ведущим неизвестно куда, и все продолжает свою бессмысленную болтовню: — Я все думал: что с тобой делать? Столько идей было, ты просто не представляешь. А потом вдруг осенило: ну конечно! Самую простую мысль, и понял только в самом конце. Представляешь? — он шутливо бьет себя по виску, будто разговор ведется о чем-то обычном, естественном. Хотя, может, для Содзе все так и есть. — Ты мне столько крови выпил, столько ребяток убил, а это все, знаешь ли, потраченные ресурсы. У меня нет столько денег, но ничего. Сейчас мы все исправим. И ты мне в этом поможешь. Улыбка Содзе начинает напоминать оскал. Он вдруг резко останавливается и наклоняется к Тихиро. Опускается на одно колено, чтобы быть с ним вровень. От него пахнет парфюмом и дешевыми сигаретами, и Тихиро инстинктивно подается назад. Хочет прорычать что-то в ответ, но во рту кляп, и все, что получилось бы — неразборчивое мычание. — Когда я узнал о том, что у Рокухиро был сын, я был в шоке. Ты понимаешь, насколько интимно это знание, что твой идол оставил после себя не только бездушный металл, но и живую кровь? Чтобы понять его лучше, я хотел владеть тем же, что и он… — пальцы Содзе пробегаются ниже по лицу Тихиро, отчего тот дергается назад. Но Содзе не дает — резко хватает его за подбородок. — Как ты думаешь, что сказал бы твой папаша, узнай, что сегодня мы продаем аж два его творения? Его меч… и сына. Думаешь, он был бы рад? Попытка ударить Содзе лбом в нос оказывается неудачной, слишком крепко его держат. Содзе расплывается в довольной ухмылке. — Ну, ну. Не дергайся. Побудешь сегодня главной звездой представления. Сцены не боишься? И потом резко толкает вперед. По инерции Тихиро делает несколько шагов еще, пока вдруг не останавливается. Тесные темные коридоры исчезают, оставляя место освещенному прожекторами дохе с множеством зрителей вокруг. Толпа затихает, смотря на нового гостя на сцене, и Тихиро замирает, не зная, что делать. Шаги Содзе позади звучит оглушающе во внезапно повисшей тишине, и когда Тихиро резко дергается вперед, желая сигануть прочь с дохе, ему делают подсечку, отчего ноги подводят, и Тихиро падает на колени. В руках у Содзе микрофон. Он разводит руки в стороны, обводит зал ленной улыбкой. Шоумэн из него хоть куда. — Дамы и господа! — голос Содзе звучит чуть с надрывом, весь полный пафосного торжества и лести почетным гостям. — Встречайте, еще один невероятный лот на сегодняшнем мероприятии! Совершенно неожиданный, но тесно связанный с нашей главной звездой — клинком Рокухиро Кунисигэ, «Истинным Ударом»! Мы и сами не ждали, что он окажется в наших руках, но он тут — наследник известного кузнеца, его сын, которого правительство скрывало от нас все это время! Встречайте!.. Гул в ушах становится настолько громким, что Тихиро уже ничего не слышит, только и может, что смотреть в слепящие прожектора на сцене и на безликую толпу, от которой видно лишь глаза с диким голодным взглядом. Он хочет выругаться, дернуться в сторону, закричать — что угодно, но повязка во рту мешает, и он не может сдвинуться с места, лишь стоять и ощущать, как его осматривают, будто кусок мяса, но не человека. Он чувствует, как Содзе опускает голову вниз, их взгляды пересекаются, и в его глазах Тихиро видит доселе невиданную пьяную радость, будто Содзе невероятно счастлив устроить все это гадкое представление, где он будет одним из покупателей несмотря на свой статус. Потому что ему тоже интересен Тихиро, потому что… Но шум в ушах становится настолько невыносимым, что приходиться зажмуриться, а когда Тихиро раскрывает глаза с громким сиплым вздохом, то уже не видит никаких прожекторов, ничего — только темный потолок над головой. Резко садится, чувствуя, как бешено колотится сердце в груди, потом отстраненно косится в окно. Там, во дворе, какой-то пацан с подружкой гоняют на тарахтящем мотоцикле по кругу, пока кто-то из соседей пытается попасть в них картошкой из окна, чтобы наконец замолчали. Всего лишь кошмар, понимает Тихиро. Всего этого не было. Ты вышел из того боя победителем. Все в порядке. Пот градом катится по лицу, и он с усилием проводит ладонью вниз, пытаясь кое-как восстановить дыхание. Кошмары стали его верным спутником три года назад. Либо они, либо пустые сны. Тихиро привык. Ко всему привыкаешь, к боли тоже. Некоторое время он смотрит в окно на парочку на мотоцикле, потом чувствует, как кто-то дергает его за рукав. Оборачиваясь, видит, что из-под одеяла показывается чья-то тонкая маленькая рука, почти моментально понимает, кто это. — Шаль. Голос после резкого пробуждения неприятно хрипит. — Тихиро? Ты чего? — Почему ты тут? — уходит он от ответа. Наконец, Шаль показывается из-под одеяла и сонно трет глаза. Широко зевает и бормочет себе под нос: — Мне было одиноко… И немного страшно одной. Я решила, что приду сюда! Тем более у тебя тут рядом свободное место… Ты же не против? — под конец ее голос приобретает испуганные нотки. — Мне же можно остаться? Сейчас они в квартире Сибы, месте самом безопасном после территории Камунаби; небольшой перерыв после всего произошедшего. Перед аукционом надо было отдохнуть, так сказал Сиба, и запретил Тихиро даже легкие тренировки, указав, что еще немного, и его тело не выдержит нагрузки. В чем-то это было разумно, хотя Тихиро не был согласен. Было решено, что Сиба присмотрит за Шаль, потому Камунаби их отпустили. Вот так просто. Несколько секунд Тихиро смотрит на левую руку. Еще пару дней назад он не мог ею нормально пошевелить, а теперь от старой раны не осталось и следа. И все — благодаря Шаль. Сиба велит ему не лезть в бой в лаборатории, но выбора нет. Везет, что Тихиро еще додумывается до той техники. А если бы нет? Что случилось бы тогда? — Можно, конечно. Почему нет? Лицо Шаль тут же озаряет довольная улыбка. — Спасибо! — потом она опускает взгляд вниз. — Ой, а что это? Какая смешная футболка! Времени подбирать себе новые наряды для дома у Тихиро нет, потому он пользуется тем, что остается целым после пожара — в основном это запас дурацких отцовских футболок с глупыми надписями, которые так веселят Сибу. Но Сиба беспокоится, боится, что это вызовет ненужные воспоминания, и Тихиро его понимает — потому не обижается на предложение выбросить их. Но все равно не дает. Это последнее, что остается у него от отца. Последнее… вместе с «Небесной Бездной». Но они все еще сильно ему велики. На этой нарисован кот в головной повязке, нарезающий ножом рыбу. — Да. Тебе нравится? — Нравится… — Шаль придирчиво щурит глаза. — Но я не думала, что у тебя будет такая! Настает пора Тихиро удивляться. — Это еще почему? — Ты вечно такой серьезный, а футболка вот… совсем несерьезная. — Вот так, значит? — Да ладно, Тихиро, не делай вид, будто это не так. Ты вечно о-о-очень хмурый. Очень! Тебе говорили? Да, хочет сказать Тихиро. Отец постоянно говорил, что это наследие матери. Но он просто пожимает плечами, решая промолчать. Он откидывается назад, на подушку, и рядом садится Шаль. В лунном свете она выглядит совсем белой, как призрак, и в голову приходит глупая мысль: была же сказка про бессмертную буддийскую монахиню, отведавшую мясо русалки. Говорят, бродила восемьсот лет по миру в белом одеянии. Может, род Кьенаги — кто-то из ее потомков. И потому они и правда не люди, но кто-то выше. Сумела же Шаль излечить искалеченную руку. — Что-то случилось? Шаль смотрит на него жутко внимательно, и Тихиро качает головой. — Просто плохой сон. Вот и все. — Когда мне снились кошмары, мама всегда оставалась со мной. Говорила, что тогда они боятся нападать, и приходят хорошие сны! — Шаль кивает с жутко мудрым видом, будто это непреложная истина. — Как хорошо, что я сюда пришла. Видишь? Сплошные плюсы! Поэтому сегодня я посплю рядом… чтобы, гм, прогнать плохие сны! Шаль поудобней устраивается на соседней подушке и закрывает глаза, так картинно, что не остается сомнений, что ей определенно точно нравится ее задача спасителя хорошего сна. Тихиро ничего ей не говорит, просто вновь смотрит обратно в темный потолок. Хорошо было бы повернуть время вспять. Отцу наверняка понравилась бы Шаль. Есть в них что-то похожее, что-то, что отец всегда пытался найти в Тихиро, но не находил, вот и продолжал вести себя слишком глупо и несерьезно. Пальцы касаются шрама на виске. Все будет хорошо, проносится мысль. Ты на верном пути. Сумел спасти девочку, уже на пути к двум мечам из шести. Осталось совсем немного до… До чего? Но Тихиро решает, что обдумает это позже. Он бросает последний взгляд на уже посапывающую Шаль и закрывает глаза, прежде чем провалиться в пустой черный сон без видений.