His Greatest Honor

      У его высочества был...? Его высочество был… Его высочество…       М У Ж!?       Это слово звучало в голове Умина снова и снова, так громко, что заглушало все остальное. Внезапно все приобрело ужасный смысл: элегантные одежды, слуги, которые беспрекословно подчинялись приказам его высочества, поместье, которое, по словам его высочества, принадлежало другому, но в то же время было его домом.        Собиратель цветов под кровавым дождём, Хуа Чэн. С таким титулом этот человек, вероятно, был верховным князем призраков. Какой призрак, князь или кто-то еще, мог бы быть достаточно хорош для его высочества? Какой демон осмелился бы считать себя достойным? Он им не был. Умин знал это так же точно, как он когда-либо знал что-либо еще. Не было ни какой возможности, ни единого шанса, что он мог бы быть достаточно хорош для его бога. Такого призрака не было, как и человека или бога. Понимал ли это Хуа Чэн?       Впервые с тех пор, как его высочество сказал ему, что его воспоминания были стёрты, Умина внезапно охватило глубокое желание узнать, что живет в этих пустых местах в его сознании. Раньше его это не слишком заботило. Было ли ему любопытно? Конечно. Но какие бы мелкие детали ни скрывались за те годы, которые он пропустил, у него все еще было самое главное — его бог. Его драгоценные воспоминания о первых встречах с Се Лянем были нетронутыми, яркими и насыщенными, какими они всегда были в жизни, в остальном состоящей только из серой нескончаемой боли. У него были воспоминания о его боге, и, что еще более важно, у него все еще был его бог. Что бы ни случилось за те потерянные годы, он смог вернуться к Се Ляню, и это было все, что имело значение.       Но сейчас… Сейчас он недоумевал. Если он был рядом с Се Лянем, то, должно быть, встретил и его мужа, этого Хуа Чэна. Каким он был? Что думал о нем Умин? Полностью ли этот человек понимал, как мало он заслуживает Се Ляня? Может быть, он спросит Инь Юя. Они, должно быть, знают друг друга как слуги одного хозяина, а слуги всегда знали суровую правду о тех, кому они служили.       Муж… То, как его высочество произнёс «муж»...       Мысли Умина продолжали метаться, как бревно в море. Его высочество казался таким счастливым, таким гордым, и то, как он говорил ранее о драгоценном человеке, который подарил ему это кольцо… Кто еще это мог быть, кроме Хуа Чэна? Итак, тогда его высочество был счастлив, счастлив с этим мужчиной, который обеспечивал его всем, в чем он мог нуждаться.       Это было… Это было хорошо… Это было…       Блять.       Что, черт возьми, с ним было не так? Почему его внутренности горели от ревности? Почему он инстинктивно хотел рассеить душу этого мужчины на месте? Не то чтобы у него был шанс. Не то чтобы он этого не знал. Се Лянь ничего ему не должен. Он был никем, просто безымянным призраком, достаточно благословленным, чтобы ему все еще позволялось стоять рядом со своим богом, слышать его добрые слова, видеть его улыбку. Какое значение имели его мечты и желания перед лицом счастья его бога? Разве он не должен просто радоваться, что Се Лянь больше не страдает? Радоваться, что кто-то вмешался и сделал то, в чем он явно терпел неудачу снова и снова?       Умин покачал головой, злясь на себя, и только тогда заметил, что ничего не понял из последних нескольких минут разговора. Когда он, наконец, осознал, что происходит вокруг, ведущий культиватор, запинаясь, бормотал что-то о господине, который дал ему яды.       — Что за господин? — спросил Се Лянь.       Ведущий культиватор неопределенно указал на Се Ляня.       — Как ваше высочество...       Глаза Се Ляня сузились.       — Чем он похож на меня?       — Он сказал, то есть, он сказал, что он...       — Бог?       Культиватор кивнул.       — Понятно… Он сказал тебе, что он за Бог?       Культиватор покачал головой.       Се Лянь на мгновение задумался, затем склонил голову в сторону культиваторов.       — Спасибо.       С этими словами он повернулся на каблуках и вышел из подземелья. Умин думал, что этот мусор не заслуживает кивка или благодарности, но ничего не сказал, просто повернулся и быстро последовал за своим богом.       Обратный путь в комнату его высочества прошел в тишине. Умин догадался, что его высочество был глубоко погружен в размышления о том, что он узнал, и о том, какой бог посмел мешать ему и его городу. Умин хотел бы сказать, что его разум тоже был полностью сосредоточен на этом, но каждые несколько шагов он возвращался к слову «муж». Прежде он даже не был уверен, что его высочество интересуют мужчины, а теперь, узнав что-то подобное…       Только когда они приблизились к комнате Се Ляня, Умину, наконец, удалось яростно стряхнуть с себя это облако мыслей и сосредоточиться на том, что имело значение. На служении своему богу.       ...Что, собственно, и вызвало вопрос…       — Ваше высочество? — Се Лянь только что толкнул дверь своей комнаты, но при звуке голоса Умина оглянулся через плечо туда, где призрак стоял в нерешительности прямо за дверью комнаты, — Есть ли место, где я должен быть, или какая-то обязанность, которую я должен выполнять для вашего высочества? … Я не помню, в чем заключаются мои обычные обязанности, — Умин чувствовал себя немного бесполезным, спрашивая это, но что еще он мог сделать?       Глаза Се Ляня слегка расширились, а затем выражение его лица смягчилось, и он быстро покачал головой.       — Нет, нет, ничего подобного. Пожалуйста, войди и посиди со мной.       Его высочество приоткрыл дверь чуть шире, и Умин вошёл, как ему было сказано, и последовал за Се Лянем обратно в его спальню.       Принц откинулся на край роскошной красной кровати и слегка похлопал по месту рядом с собой.       — Подойди и сядь, — снова сказал он, и поэтому, чувствуя себя немного неловко, Умин подошел и сел рядом со своим богом.       — Ваше высочество?       — Да?       Он знал, что не его дело спрашивать о чем-либо у своего бога, но его высочество ранее поручил его задавать вопросы, поэтому он спросил:       — Вы знаете, что за бог стоит за этим?       Принц покачал головой.       — Пока нет, но я надеюсь, что скоро узнаю.       — У вашего высочества есть план, как его найти?       Се Лянь кивнул.       — Да, эм, вместо того, чтобы объяснить, будет проще, если я просто дам тебе послушать.       Его высочество наклонился и взял одну из рук Умина в свои. Призрак вздрогнул от неожиданного прикосновения.       — Ваше высочество?       — Вот, вот так.       Се Лянь поднял руку Умина и прижал два пальца ко лбу его высочества. Мгновение спустя он услышал, как его высочество произнес:       — Линвэнь?       Но его губы не шевелились. Умин понял, что принц, должно быть, участвует в таком же безмолвном общении, которое он видел ранее, но физический контакт должен позволять ему слышать.       Мгновение спустя незнакомый женский голос ответил:       — Ваше высочество?       — Могу я попросить вас передать для меня два сообщения?       — Что-то случилось, ваше высочество? — теперь женский голос звучал обеспокоенно.       — Да, но в данный момент я бы предпочёл не вдаваться в подробности.       Последовала пауза, затем женщина, предположительно Линвэнь, ответила.       — Хорошо, ваше высочество. В таком случае, какого рода сообщения и кому?       Умин понятия не имел, кто этот человек. Призрак? Бог? Видимо бог, но, похоже, по крайней мере, она уважала его высочество. Хорошо.       — Первое сообщение предназначено для общей духовной сети. Второе сообщение предназначено специально для Фэн Синя, Му Цина, Пэй Мина, Цюань Ичжэня, Лан Цяньцю и Повелительницы Дождя. Пожалуйста, попроси их проигнорировать мое первое сообщение.       Последовала еще одна пауза, а затем Линвэнь спросила:       — А первое сообщение?       — В Призрачном городе произошел тревожный инцидент, и мне может потребоваться некоторая помощь. Вопрос довольно деликатный, поэтому я все еще надеюсь решить его самостоятельно, но есть шанс, что все может пойти не так, поэтому, не могли бы какие-нибудь боги, желающие помочь мне, спуститься в Призрачный город завтра в полдень.       На этот раз пауза на другом конце провода была еще длиннее, и Умин подумал, не собирается ли Линвэнь расспрашивать Се Ляня дальше, но в конце концов все, что она сказала, было:       — Хорошо, ваше высочество. Будет сделано. Я желаю вам удачи с этим.       — Спасибо, — ответил его высочество, прервал связь и повернулся обратно к Умину       Умин поспешно отдернул свою руку.       — Ваше высочество устраивает ловушку?       Принц кивнул.       — Именно.       Умин улыбнулся под маской. Его бог был таким же гениальным, как всегда.       Услышав этот отчет, какой бы бог ни стоял за этим, он поверит, что их первоначальный план по нейтрализации Хуа Чэна увенчался успехом, но он также будет обеспокоен тем, что вскоре будет большое количество богов, которые захотят помочь его высочеству. Умин не знал, был ли целью этого таинственного бога Хуа Чэн или Призрачный город. В любом случае, если бы он был кем-то, кто потратил столько времи и усилий на свой план, то не хотел бы, чтобы все пропало даром. Скорее всего, он будет действовать быстро, чтобы попытаться достичь своей цели, и, не имея времени на планирование или подготовку, он, скорее всего, придёт лично или пришлёт кого-нибудь из своего дворца.       Это был хороший план. Умин не мог найти в нем никаких недостатков, хотя ему было любопытно.       — Ваше высочество, кому вы отправили второе сообщение?       Единственными именами, которые он узнал, были имена бывших слуг его высочества, так что список казался не очень удачным.       — Они мои ближайшие друзья и союзники на Верхних Небесах. Я был обеспокоен тем, что без отдельного сообщения от меня кто-нибудь из них может попытаться прийти мне на помощь быстрее и случайно разрушить мой план.       Значит, эти два куска дерьма вознеслись сами по себе? Жалкие.       — Ваше высочество уверены, что им можно доверять? — Се Лянь, должно быть, услышал сомнение в голосе Умина, но только весело улыбнулся.       — Да. Фэн Синь и Му Цин – мои друзья. Я знаю, они тебе не нравятся, но отношения между нами сильно изменились за последние несколько десятилетий. Повелительница Дождя не интересуется политикой и конфликтами, и из всего небесного двора у нее самые лучшие отношения с моим мужем. Пэй Мин может быть беспринципным во многих отношениях, но он честен и прямолинеен, и если бы он захотел выступить против моего мужа, он бы просто бросил ему открытый вызов. То же самое можно сказать и о Цюань Ичжэне. Лан Цяньцю когда-то был моим учеником, и он также честен и благороден. Линвэнь не всегда благородна, и такого рода схема была бы вполне в пределах ее возможностей, но у нее нет мотива действовать против меня, и она не из тех людей, которые предпринимают действия без очень веской причины. Более того, она умна и обладает теми же характеристиками, как и все остальные в моем списке.       — Какими именно? — Умин с любопытством посмотрел на своего бога.       Когда Се Лянь ответил, большая часть мягкости исчезла из его голоса. Он по-прежнему был спокоен, но теперь это было спокойствие неподвижного клинка, готового вонзиться в сердце.       — Никто из них не настолько глуп, чтобы поверить в то, что они переживут попытку отнять у меня мужа.       При этих словах глаза Умина расширились. Дело было не столько в словах, или, точнее, не только в словах, но и в тоне, которые вместе образовали сочетание, от которого в его груди разлилось тепло. Сказать, что его высочество был привлекателен в таком настроении, было бессмыслицей, потому что его высочество был привлекателен всегда, но все же…       Мысленно он отогнал эту мысль. Важно было то, что его высочество был прав. Любой, смертный или бог, осмелившийся посягнуть на счастье его высочества, заслуживал смерти. ...То, что счастье, о котором идет речь, является мужем, было тем, о чем Умин очень старался не думать. Все, что имело значение — это уничтожение врагов его высочества. Да. Так. Он сосредоточится на этом.       — Для этого было бы честью стоять рядом с вашим высочеством против ваших врагов.       Однако он не ожидал, что Его Высочество отреагирует на эти слова выражением боли, которое теперь наполнило глаза его бога..       — Ах...       — Ваше высочество?       Се Лянь прикусил губу, затем медленно кивнул сам себе и сказал:       — Насчет этого… Нам все еще нужно поговорить об этом.       Его высочество выглядел одновременно обеспокоенным и расстроенным. Умин понятия не имел, почему или что он мог сказать, чтобы помочь, поэтому он только тихо сидел и ждал, пока Се Лянь скажет все, что нужно.       Наконец Се Лянь прочистил горло и сказал:       — Прости меня.       Умин моргнул.       — Ваше высочество? Что...?       — За то, как я обошелся с тобой тогда. Я был ужасен и жесток, и ты ничего из этого не заслуживал, — теперь, когда его высочество начал говорить, слова хлынули потоком, и все, что мог сделать Умин, так это смотреть на него с недоверием, — ты всегда был рядом со мной, всегда пытался помочь мне, а все, что я сделал, это причинил тебе боль. Я был недостоин твоей преданности и твоей доброты.       Умин продолжал пристально смотреть на него, а затем отчаянно замотал головой.       — Ваше высочество, вы слишком суровы к себе. Ваше высочество никоим образом не может быть никем иным, кроме как достойным. Вашему высочеству никогда не придется извиняться перед этим ничтожеством. Это ничтожество всегда был благодарен только за то, что его высочество позволил этому одинокому желанию последовать...       — Прекрати это, пожалуйста, — голос Се Ляня был мягким, но его звук мгновенно заглушил поток слов, срывающихся с губ Умина.       —Ваше высочество?       — Перестань называть себя ничтожеством. Это неправда, и мне больно это слышать.       — Я... — голос Умина затих, внезапно он совершенно потерял дар речи.       Се Лянь серьезно продолжил.       — Кроме того, мне действительно нужно извиниться перед тобой. Я должен был извиниться тогда, но еще больше сейчас, когда я знаю... Я знаю все. Я знаю, что ты был тем, кто оставлял мне эти цветы. Это был добрый подарок, а я просто растоптал их, как будто это ничего не значило.       Умин почувствовал, как что-то сжалось в его груди. Он облизнул внезапно пересохшие губы, подыскивая что-нибудь, хоть что-нибудь, что можно было сказать. Потому что, если его бог знал о цветке, то мог ли он знать... Нет. Строго сказал он себе. Кроме того, прошли сотни лет. Он сомневался, что был настолько запоминающимся.       Когда он наконец заговорил, его голос звучал хрипло.       — Вашему высочеству не нужно извиняться. Я был слишком самонадеян.       — Нет, это не так, — Се Лянь сказал это твердо, — Я был жесток, и мне действительно нужно извиниться. То, что я тебе сказал, как я себя вел, даже имя, которое я тебе дал — все это было жестоко.       Пальцы Се Ляня переплелись на коленях.       — Ты заслуживаешь лучшего отношения. Я ненавижу то, что ты этого не знаешь, и я ненавижу то, что я мог быть одной из причин, почему ты этого не знаешь.       — Высочество... — титул слетел с губ Умина слабым шепотом. Что он мог на это сказать? Что он вообще мог на это сказать? Что его высочество не был неправ? Что он был слишком суров к себе? Что Умин никогда не думал о нем плохо? Он уже говорил все это, но, похоже, это было не то, что хотел услышать его Бог. Кроме того, с этим странным узлом, все сильнее сжимающимся в груди, он не был уверен, что действительно сможет что-либо сказать.       — Умин...       Принц поднял руку, и все в Умине замерло, потому что на мгновение показалось, что Се Лянь собирается положить руку на щеку призрака. Однако в последнюю секунду он заколебался. Сначала Умин предположил, что он просто передумал, но затем принц спросил:       — Не мог бы ты снять свою маску для меня?       Умин мгновенно напрягся, фактически немного оттолкнувшись назад, чтобы создать некоторую дистанцию между собой и своим богом.       Се Лянь быстро добавил:       — Ты не обязан этого делать, если не хочешь или если это доставляет тебе слишком много неудобств.       — Дело не в том, что... — Умин колебался, подыскивая правильные слова. Наконец он нашёл.       — Это зрелище не из приятных.       Се Лянь нахмурился. В его глазах снова появилась боль, но когда он заговорил, его голос был мягким.       — Ты позволишь мне судить об этом?       Умин хотел отказаться. Он действительно хотел отказаться. Мысль о том, что его высочество смотрит на него с отвращением, мысль о том, что его высочество отстраняется.... Ему была невыносима эта мысль, он хотел убежать от неё, спрятаться от неё, сделать все, что в его силах, чтобы предотвратить это, но его высочество попросил увидеть его лицо, и кто он такой, чтобы отказать своему богу?       Умин отрывисто кивнул, а затем протянул руку и дрожащими пальцами стянул маску.       Мгновение он просто сидел с закрытыми глазами, дрожа. Ожидая, вдох шока или звук обсуждения.       Их не было.       Вместо этого Умин почувствовал, как нежные кончики пальцев скользнули по его щеке и боковой части лица. Только теперь, когда маска исчезла, и эти мягкие пальцы коснулись его кожи, он понял, что слепота на его ненавистном правом глазу была не из-за бинтов, которые он так часто носил. Бинтов не было. Что-то случилось с этим глазом. Он сомневался, что бы это ни было, это могло заставить эту сторону лица выглядеть менее тревожной, но все же эти кончики пальцев были там, так нежно касаясь его кожи.       Умин почувствовал, как у него сжалось горло. Он открыл глаза, а там, все еще очень близко, были эти теплые, красивые, золотисто-карие глаза.       — Вот и ты, — голос его бога был таким теплым, таким нежным, таким ласковым, как будто… Как будто он смотрел на самую драгоценную вещь в мире. Он знал, что это не так, знал, что это не может быть даже отчасти правдой, и все же, и все же…       Пальцы Се Ляня еще раз нежно погладили правую щеку Умина, и призрак не смог удержаться от этого мягкого прикосновения, узел в горле и груди сжался.       — Мой прекрасный Умин. Тебе больше никогда не нужно прятаться от меня, хорошо?       Умин чувствовал, что слова доносятся до него словно из-под воды. Их звуки отдавались эхом и искажались.       Его Умин? Он был его, конечно, он был, он всегда был его, но чтобы его высочество говорил это подобным образом… И прекрасный? Он? Ни за что. Это не так. Он знал, что это не так. Должно быть, он ослышался. Его высочество ни за что бы не сказал...       И эта рука… Эта нежная ласка… Теплое нежное прикосновение, которого он никогда раньше не знал.       Всего этого было слишком много. Слишком много. Этот узел в его груди затягивался все туже и туже, и внезапно, к его же шоку и смущению, Умин начал плакать.