Знание

"Вдруг, как в сказке, скрипнула дверь..." Куравлёв в телевизоре, пел и начинал танцевать под задорную мелодию. Мама сидит на разноцветном стульчике, подаренном ей Андрюшей и тихо подпевает актеру. На ней синее платье с вышитой на нем сиренью. Это платье совсем новое, в магазине мама не смогла пройти мимо него. Теплая улыбка так и не покинула её лица. Она счастлива и я это знаю. Андрюша с осоловелыми глазами, влетает на кухню и прыгает маме на руки. – Мама, мама, она меня бьет! Легкая на помине Аня, тут же запулевает в комнату. Еще недавно аккуратные косички, теперь представляли из себя несуразное месиво выбитых из резинок волос. Она решительно протопала прямо к маме, которая держала на руках испуганного Андрея. – Он подарки открыть хотел! И не била я его! – Била! – Не била! – А я говорю..! – Так, а ну успокоились! Дети виновато посмотрели на маму, которая медленно опустила Андрея к сестре. Она наклонилась и спокойно сказала. – Андрей, подарки до Нового года открывать нельзя. Мы же целый год их ждали, а ты еще часик потерпеть не можешь? Мой брат пристыженно потупился в пол, пока мама повернулась к Ане. – Ну а ты, Ань? Зачем брата била? Знаешь, вот увидит Дед Мороз, что тут творится и вообще к нам не придёт! На лице Ани отобразился неподдельный страх и она запинаясь пробормотала, что-то на подобии "я больше не буду". Мама улыбнулась. – Ну вот и молодцы. Идите играйте, скоро папа с елью приедет. Близнецы разбежались по дому. Я продолжала попивать остывший чай. Они, наверно, тоже были счастливы. Хотя, кто их разберет? Сами еще не знают. Фильм на экране всё никак не заканчивался. Нет, фильм хороший, но я знаю каждую реплику наизусть. У нас в семье его смотрят чуть ли не чаще чем новости, даже на Новый год. Вот так, у нормальных людей "Один дома", а у нас... В коридоре громко распахнулась дверь и раздалось папино покряхтывание. Когда я подошла, близнецы уже хороводили вокруг елки, на раскидистых ветвях которой всё еще лежал снег. Папа, пытаясь не споткнуться об шарахаюшихся вокруг детей, двинулся на кухню. Елка была оставлена отдыхать на диване, пока добыдчик снимал куртку. Андрей с Анютой нависли над елью, иногда трогая мягкие иголки. – Та-ак, а теперь, – папа одетый в свитер с оленем, вновь схватился за елку и не без усилий, приставил ее к уголку плиты, – Всё, разбойники, украшайте! Брат с сестрой понеслись в свою комнату за украшениями, пока папа устало развалился на диване. Мама смотрела на него нежно. Мне кажется прошёл не один год с того момента, когда она смотрела на него так в последний раз. Близнецы прискакали обмотанные гирляндой и мишурами, держа в руках внушительную коробку всевозможных шариков, звездочек и ангелочков. Мама принялась распутывать украшения на детях, пока я неуверенно взяла в руки шарик из коробки. Он блестел, был белым и совсем новым, на позолоченной ленте. Я аккуратно провела по поверхности пальцем. Гладкий. Я с предельной осторожностью повесила его на самое видное место, посередине. Андрей и Анюта, к тому времени уже развязавшиеся, принялись наперегонки навешивать на ель всё что попадалось под руку. Получалось не очень гармонично, но кому какое дело? – Жень, принеси салаты с лоджии. Я кратко кивнула. Ненавижу свое имя. Странное оно, так еще и под семью нашу не подходит: мама – Алла, папа – Антон, а близнецы Андрей да Анютка. Только я одна Евгения. От этого только больше чувствую, что на семью свою я не похожа. Будто я вообще не тут, не с ними. И радость их меня не касается. Такой я человек, пессимистичный. Даже сейчас, жду какого-то подвоха. Ненавижу. Кое-как поместив салаты в руках, я пошла обратно на кухню. Там папа чистил близнецам мандарины, пока мама распутывает мишуру. Вокруг всё будто светится. Они все улыбаются и смеются. Новый год скоро. °°° Салаты уже подъедены всеми кому не лень, от фруктов остались жалкие ошкурки да пару кусочков ананаса. Новый год через десять минут. Я верчу в руках стакан с недопитым соком и думаю. В Новом году всё должно поменяться. Просто обязанно. Из раздумий меня прерывает звон стакана. Папа поднялся с дивана, призывая всех отвернуться от телевизора. Он прокашлялся. – Итак... Новый год уже совсем на пороге и у меня есть по этому поводу тост. Все мы помним, каким сложным был этот год, через сколько препятствий нам пришлось вместе пройти... Но сейчас, мы все сидим за этим столом и радуемся празднику, поэтому предлагаю тост за то, чтобы так было всегда! Мамино лицо исказила нервная улыбка, близнецы радостно соком чокались с папой, и только я сидела с пустым лицом. Я всё помнила. Я помнила весь этот год. Тогда, я была первой из детей кто понял, что мы – банкроты. Папа вдруг перестал пропадать на заводе, а в холодильнике стали постепенно пропадать продукты не по акции. Мама стала нервной и вечно бледной. Папа каждый день ходил на собеседования, но если куда-то и брали, то за минимальную зарплату, которой еле-еле хватало на одного, не то что пятерых человек. Потом, из дома стали пропадать вещи. Мебель, картины, одежда. Я перестала видеть любимые мамины часы. Нам они ничего не рассказывали, но я понимала и без слов. Не просила ничего нового, рано перестала отмечать дни рождения. Но близнецы – совсем маленькие, не понимали что происходит. Я их не виню, но в моей памяти крепко отпечаталось как плакала мама, когда денег им на подарки не было. Было больно и обидно, но отвратительнее всего, было то, что я знала что может стать еще хуже. И хуже стало, когда я услышала что мама хочет идти просить денег на улицы. Это был удар ниже пояса, хоть я и понимала что однажды, кто-то из нас к этому придёт. Я думала, что это конец. Что скоро меня с близнецами заберет опека, что всё своё оставшееся юношество я проведу в заплесневелом детском доме нашего городка. И помру потом от холода в какой-то подворотне. Но потом что-то случилось. Это произошло неожиданно, совсем не так как нас настигла бедность. Большинство вещей вернулось в дом, не нужно было больше носить на себе рваную одежду. У близнецов появилась тонна игрушек, у мамы – украшения. У папы теперь был целый шкаф костюмов. И вся семья радовалась. Что больше не нужно расцеловывать каждую копейку, что у папы появилась такая прекрасная работа и что всё теперь так хорошо. А я пессимист. И до сих пор жду подвоха, удара под рёбра. Облавы, новой неудачи. Мне страшно, я боюсь что всё случится снова. И я хочу, чтобы в Новом году, всё было и вправду хорошо. Сейчас весь мир застрял в слоу-мо. Я смотрю на свою семью. Мама улыбается, тихо смеётся с бокалом шампанского в руках. Анюта с Андреем завороженно смотрят на салюты. Папа счастливо оглядывает праздничный стол. Потом он медленно поворачивается ко мне и улыбается. Мне спокойно и легко. Я улыбаюсь в ответ. Через минуту будет Новый год. Чистый новый лист. И может, с этом году всё будет так, как я мечтала в прошлом. Я счастлива. Сначала были крики. Не мои, не моей семьи, а людей за дверью. Потом стали раздаваться стуки в дверь. Я не сразу поняла что это не стучат, а ломают. Через секунду коридор наполнил клуб пыли от сбитой с петель двери, а в квартиру ворвались с десяток человек в шлемах и чёрно-синих костюмах. Папу повалили на пол, прижали лицом к полу. Близнецы начали плакать и выть, мама с пустыми глазами смотрела на папу. На улице запустили салют, Новый год. А у нас в диване три килограмма кокаина. Я смотрю на бьющегося в панике папу, смотрю на маму, которая обмякла на стуле как кукла, на близнецов орущих, срывая голоса. Вокруг шум и грязь, люди что-то орут, закрывают отца в наручники. Он умоляюще смотрит на нас, с полными слез глазами, пытается что-то объяснить. Что всё было ради семьи. А я смотрю на него и ничего не вижу. Я ничего не чувствую. Мне пусто. Пусто, потому что я знала, что так будет.