Бархат

Ничего особенного в простом рецепте не было, Кощей просто посыпал неровный кусочек белого хлеба солью, затем протянув «угощение» Лизе, а та покорно приняла его, коротко кивнув в знак благодарности. Вот и ужин… или обед? Впрочем, никакой разницы между приемами пищи не было. — Завтра до ларька выберусь. — Объяснил свои планы мужчина, приоткрывая форточку. — Куплю чего-нибудь, а то уже все мыши скопом повесились. Пожелания есть? — поинтересовался бегло, опускаясь напротив, тоже берясь за своеобразный бутерброд, сразу принявшись его жевать — явно проголодаться успел. — Только без этих твоих… привычных вещей, лады? Я тебе не папаша-начальник, гонораров не имею. — Прямо, честно и нисколь не грубо. — Я потом с зарплаты все отдам. — Девушка подперла щеку кулаком. — Яблок если купишь… Могу сама зайти за ними на обратном пути, мне не сложно. Она не спросила его, как прошла встреча с ее родителями, хотя уже поняла, что они определенно пересеклись и едва ли это было сделано за чашечкой чая — раз забрали устное заявление, значит, запахло порохом, не иначе. — Куплю. Ночью гости придут, до утра останутся. — Сообщил мужчина. — Поэтому сиди тихо, как мышь, из комнаты ни ногой, ясно? Я сам уеду, дверь за собой прикроешь, как на работу уйдешь, закрывать нечем, ключей не оставлю — самому нужны. — Хорошо. И снова ни единого вопроса, только догадки аккуратные… Дело какое-то наверняка ожидает, пыльное или нет — не суть даже. Но куда он такой? Ещё после травм толком не оправившийся, держащийся уверенно только потому, что иначе не привык. Слабого вожака свои же быстро сожрут, ведь так? — Аккуратнее будь. Давай тогда это уберу, в порядок тебя приведем. Чтобы… представительно. Перед людьми. — Предложила Лиза, дожевав соленый хлеб. В нем не было ничего необычного, сытости тоже не добавилось, но вкус холодной выпечки вперемешку с плхрустывающими на зубах кристалликами никого не мог оставить равнодушным. — Перед людьми, говоришь… да, уберешь чуть позже, — согласился Кощей, тоже доев, снова куря в сторону, стряхивая на стол пепел. Ему вновь ни до чего не было дела, он был уставшим за день зверем, который наконец-то вернулся домой и теперь не знал, куда себя деть, привыкший действовать, наверняка проводить досуг иначе, чем за посиделкам на кухне напротив девушки, жмущей к себе правой рукой плюшевую собаку, притащенную из старой квартиры. Понимал ли он вообще ценность этой вещи для нее? Были ли у него самого подобные «символы»? — Так значит, «доброе утро» было. — Наконец, начался столь ожидаемый допрос, когда чай был выпит, а солнечные лучи стали пореже пробиваться сквозь плотную «завесь» из газет. — Ну давай, расскажи теперь поподробнее, что и как. И про милицию тоже. А я послушаю. — Что именно ты хочешь услышать? Самое важное или все? — сразу же спросила Лиза в ответ, силясь сосредоточиться на своих мыслях, чтобы ни грамма информации не упустить. — Полностью. — Я пришла раньше, как меня и просили, — начала она тогда, коротко кивнув, — начала с «Универсама», потому что у меня в нем знакомый, ты уже знаешь, Вахит. Они серьезно пострадали, я с ними все утро и большую часть дня просидела, кажется. Все было в порядке, но, когда я уже была в регистратуре — пришли «Чайники». Видимо те, кто до больницы не доехали. Разбили окна, поймали у входа твоих ребят, началась драка. — Рассказывала девушка так себе, будто отчет проговаривая, но Кощей слушал ее внимательно, пока не перебивая. — Мы высыпали на улицу, одна из медсестер милицию вызвала. Пока милиция ехала, из окна выбросили… не помню, чьего, не знаю даже. — Из окна выбросили, значит, — цыкнул языком мужчина вдруг, прерывая. — И не помнишь? — Совсем. Просто… пятно. Я плохо людей различаю и запоминаю. — Лиза зажмурилась, тщетно копаясь в собственной памяти. — Обычный парень. В зеленом… да, на нем была зеленая кофта, наверняка спортивка. И все. Поэтому он с травой слился. — Она открыла глаза, поняв, почему не сумела выцепить никаких отличительных признаков. — Уже лучше, не наш, значит, скорее всего, — тут же прикинул Кощей, прикрыв глаза, тоже о чем-то поразмышляв, чтобы затем предложить: — Продолжай. — Потом все разбежались, я спрятала в регистратуре Вахита, пошла разговаривать с милицией, нас д-допрашивали. Вот и узнала о заявлении. — Девушка прижала к себе игрушку покрепче. — Ничего не сказала, ни где живу, ни что происходит. В милиции отстрелялась, что вернулась домой, а знакомой, когда она спросила, — тут пришлось немного «подправить» правду, — сказать, что я у брата двоюродного. — У брата двоюродного, значит… хорошо, «сестренка», — хмыкнул мужчина, принимая ее слова, но после спросил, сверкнув глазами, с легким нажимом в голосе: — Спросила? А зачем же ей тебя спрашивать было? Ты не юли, Лиз, и не приукрашивай — я этого не люблю. — Она спросила, с кем я живу. — Сглотнула Лиза. — Волновалась, что на улице останусь. Я испугалась, сказала ей, что сбежала. — Уже лучше… призналась, значит. Но это и хорошо, — отметил собеседник, и ее будто отпустило — не злится, выбрасывая окурок в переполненную консервную банку, даже наоборот, кажется, хвалит почти. — В общежитии выбьешь себе угол, там официально пропишешься, а жить будешь где захочешь. Ты мне здесь нахрен не уперлась, конечно, — признался беззлобно, покачав головой, — но можешь задержаться. Все одно за тебя ответ перед «хадишевскими» держать. — И когда его держать?.. — Как спросят. Раз еще не спросили… нет, ну на «поклон» мы к ним сходим, конечно, но не завтра и не сегодня — не время еще. Сейчас папка твой пожаловаться должен. Свою версию уважаемым людям преподнести. Вот оно как. Значит, теперь оставалось только выжидать, надеясь на то, что отец промахнется — ляпнет что-то, не вписывающееся в понятия, или иначе оступится, а Кощей отчего-то был уверен в том, что дело родителей девушки прогорит, всем своим поведением вселяя в ее душу терпкое спокойствие. Она все еще была на нервах, все еще жалась к стенке, как зверек, но в то же время глядела прямо перед собой с едва ощутимой во взгляде надеждой. Не бросил. Остаться разрешил. Даже с углом в общежитии, куда уйти можно. На птичьих правах, но разрешил. Странный такой. Забавный. Не как на портретах карандашным грифелем — лучше. — Им не понравится его версия? — спросила Лиза осторожно, поднявшись, чтобы еще чаю по кружкам разлить. — Я не думаю, что он скажет правду. Ведь если уйти было моим выбором, то… тебе ничего не угрожает, так? — Мне и так ничего не угрожает. — Загадочно ответил мужчина, явно не став раскрывать всей картины, но приоткрыв ее ненамного: — Знаешь, Лиз, воры — люди честные по-своему. Тебе, конечно, их честность не понравится, я уверен, но будь спокойна, если не хочешь, чтобы за шкирку обратно в дом уволокли. — С тобой не уволокут, значит? — Со мной не уволокут. Но для этого впрячься нужно, вопрос решить… вот если встретят тебя, а ты скажешь, что со мной ходишь — это плохое решение вопроса будет, верно я говорю? — он дождался короткого кивка. — А вот если тебя встретят, домой проводят, а я потом побеседую с кем нужно — это будет решение хорошее. Знаешь, почему? Или просто болванчиком со мной общаешься? — Не совсем понимаю. — Честно призналась девушка, едва не пролив на кухонную тумбу кипяток, задумавшись над его словами. — Когда ты мной прикрываешься — это одно, а когда я тебя прикрываю — это другое. Оно все без слов ощущается… и не обязательно каждому встречному-поперечному тебя в лицо знать, если сверху хорошенько ткнут мордой в пол и прижмут покрепче. — Объяснял Кощей туманно, явно что-то свое имея в виду. — Тут не с рогатиками надо дела иметь, на них похеру, но тебе в это все лезть и не надо — там ловить нечего. — Значит, мне нужно просто дождаться, пока «хадишевские» меня домой не утащат? — уточнила Лиза осторожно, поставив перед Кощеем полную до краев чашку, пока он снова закуривал. — Ага. Вот и весь ответ, а внутри уже вновь закипает страх, и колени дрожат, когда видится лицо матери… даже не отца, почему-то сейчас он не казался главной опасностью, эмоционально добить ее была способна именно родительница, не вступившаяся, а только «воткнувшая» в спину пару увесистых ментальных ножей. — А потом что? — А потом суп с котом. — Отмахнулся мужчина. — Сами обратно и приведут. Брат двоюродный, значит… так-то складно получилось! Вот от этого и оттолкнемся. Глупая придумка превратилась в зыбкую явь, которую Авторитет внезапно поддержал. Только почему? Наверное, ему самому не нужны были слухи о «романе», не зря ведь Женя того же Вахита с первой встречи окрестила кавалером — скрывать знакомство все одно не удалось бы долго, оставалось только грамотно его преподнести, не оставляя лишних связей. Родственники. Дальние. Она живет в общежитии, значит, вот и справочка-подтверждение… а тут наверняка в гостях посиживает, чаи гоняет. Только слухи быстро разлетаются, наверняка весь район узнает вскоре о новоявленном родстве, что тогда? — «Универсам» тоже обо всем узнает. — Девушка коротко выдохнула — подумалось вдруг не о том. — О Зиме беспокоишься? — понял ее с полуслова Кощей, прищурившись, не дожидаясь ответа, тут же продолжив говорить: — А вот не стоит. Не о том думаешь ты, Лиз, хотя девка вроде и не глупая. Не понимаешь ситуацию до конца. — Объясни тогда, пожалуйста. — А что тут объяснять? Тебе кажется, они все друзья и мило общаются, как мы с тобой, по кухонькам? Э, нет — мальчишки, пока по рюкакам не сложатся, все будут играть в «войнушку». Ну скажет кому кто… ты в отрицалове, а ко мне подойти страшно — где закусятся, там и обломятся. Стало чуть яснее, но — ненамного. Игру мужчина вел грамотно, явно метя не в нынешний момент, а заглядывая подальше, заранее по доске фигуры расставляя, подгоняя их одна под другую пограмотнее, одна к одной. — Слухи ходить будут, — догадалась вдруг Лиза, — а вокруг меня их столько… — …что и не поверит никто, ага. Вынимай уже это безобразие, — тиранул торчащую из носа тампонаду Кощей, перебивая остатки ее мыслей. — Надоело. Пришлось налить в неглубокую миску теплой воды, которой затем девушка планомерно начала отмачивать через шприц без иглы, даром что их даже на кухне было достаточно, пропитавшуюся кровью вату вперемешку с марлей, чтобы не содрать едва-едва затягивающуюся слизистую, иначе нового кровотечения было не избежать. «Операция» вышла долгой и муторной, разбавленная тем, что мужчина хотя бы в эти мгновения не курил — просто ловкости не хватило бы. Они редко разговаривали так просто, без смысла, будучи никем ранее и случайными соседями теперь, но медсестра ценила каждое мгновение, которое ей удавалось посвятить разговору. Его боялись, теперь это стало ясно, определенно опасались, но в то же время уважали бесспорно, иначе мужчина не бравировал бы сухой уверенностью, не боясь раскрывать небольшие части своих планов, подбрасывая ей огрызки для размышлений. А ведь знакомить собирался не только с «Хади Такташем», ранее звучали слова про еще одну группировку… — Что теперь с «Чайниками» будет? После такого. — Ничего хорошего, Лиз, — ухмыльнулся Кощей, когда наконец сумел вдохнуть проспиртованный воздух носом, — соберемся с Авторами, поговорим. И дадим ему, главному их, по ушам — восвояси отправим, то бишь. — Отошьете, получается? — девушка коснулась ранее незнакомого лексикона осторожно, украдкой. — Отошьем. Вот оно как. Значит, условные «низы» группировки на самом деле не имеют никакой власти над «верхами»? И все бразды правления давно переданы тем самым «ворам»? Пацанская субкультура, выросшая на уголовных понятиях, и сама не замечала, как все быстрее скатывалась к корням — обвитой колючим терном металлической решетке. Лиза ушла проводить вечер в спальне, расстелив себе плед между кроватью и шкафом — вышло несуразно и как-то по-детски, но ее это вполне устроило. Старая одежда уже успела высохнуть, да и мужчина к своей чести принес новую вкупе с документами и прочей мелочью, а ведь девушка у него ничего не спросила про «поход», будто и не вспомнила о нем вовсе. И почему?.. Переодевшись в пижаму, она вытянула из-под постели припрятанный под ней альбом, принявшись за излюбленное рисование, пока Кощей встречал «дорогих гостей». Жизнь покатилась по столь абсурдной колее, что оставалось только наблюдать за ее скачками и падениями — всего с пару месяцев назад подобная ситуация казалась невообразимой, а сейчас представляла собой обыденную, совсем не пугающую картину. Главное ведь придерживаться правил, так? Тогда всякая беда стороной обойдет. На белоснежном листике медленно вырисовывался на этот раз пронзительный взгляд темных глаз, отчего-то он упорно чертился отдельно от лица, повторившись в нескольких искаженных вариациях. В сердце. В душу. В трахею ногтями до крови — именно так он смотрел. Было в этом что-то завораживающее, цепляющее, заставляющее вздрагивать от отзвуков шагов в коридоре, но Лиза совсем не понимала своих чувств, поглощенная впечатлениями от недавнего разговора, упорно игнорирующая собственный интерес к тому, что же случилось в ее родном доме? Что с матерью? Что с отцом? Как они вообще отреагировали на появление в доме местного Авторитета? Поняли ли, с кем дело имеют? Как скоро сообщат обо всем «нужным людям»? — А ты хорош! — цыкнули с кухни смутно знакомым голосом — опять белобрысый гость, виденный мельком, и то не в лицо, говорил. — Как на собаке все заживает, а? Могешь! Давненько мы этих уродов на место не ставили, совсем, блять, охерели суки. — Ага. Сам-то как? Вижу, фонарь что надо. Чокнулись, судя по звуку. Выпили. Закусили. Девушка устало ткнулась виском в край постели, стараясь не закрывать глаза — послушать бы хоть их разговор, не провалиться в собственную зыбкость, ведь когда она оставалась одна, отвлекаясь от альбома хоть на секунду, отчего-то становилось до одури трудно дышать. И как она здесь вообще оказалась?