Свет фонаря и три мотылька.

Место было довольно загадочное. Разве можно где-то ещё встретить в сердце елового леса, окружённый тьмой, город, полностью опустошённый, но вещи здесь остались. Ни животных, ни насекомых. Герои начали сутулиться. Тело ломило, и спать довольно таки, очень уж хотелось. Этот дикий, ненормальный холод пробирался до костей, и их укутывал, но не тёплыми, приятными объятиями, а холодными. Луна стала мутной, и затянутой в объятия облаков. Таких же еле заметных, но они прекрасно закрывали освещение полной, кремовой луны. Она перестала освещать иногда тёмные углы домов. Тусклого, мигающиго света фонаря не хватало, чтобы он осветил хотя бы три метра. Помимо магазинов, здесь возвышались старые пятиэтажные дома, окна которых были разбиты в дребезги. Телевизионщик успел споткнуться, и грохнутся в снег несколько раз. Спикер сутулился, сдерживал боль а иногда тихо постанывая, но он шёл. А камерамен перешагивал высокие сугробы, и всматривался в дома. —Там окно не разбитое. Пойдёмте в тот дом переночевать. Сказал оператор, и направился в ту сторону. За ним в мелкую препрыжку побежал твмен, а сзади плёлся „Барби”. Странная у них компания. Задумчивый и немного молчаливый синий оператор, сутулый и стонавший от боли красный спикер и конечно, не обойтись без фиолетового телевизионщика, который почти всю дорогу молчал, а под конец поскакал в припрыжку. Они вошли к подъезду и открыли калитку. Та издала скрипящий, режущий слух, звук, и с громким хлопком закрылась. Перед ними появилась длинная винтажнач естница. По бокам были квартиры, половина которых была закрыта. Уже на четвёртом этаже, они остановились около „53” квартиры, с большой металлической дверью, окрашенной в бронзовый цвет, по бокам которой слезла краска, и торчали некрасивые куски металла. Телевизионщик потянул за ручку металлической двери, и открыл её, но без скрипа. Здесь была двухкомнатная квартира. Видимо на одного человека. В прихожей были крючки, на которой весела куртка, шарф, а под ними жёлтая ветровка. Дальше пройдёшь, увидишь гитару, и много раскиданых бумаг. Камерамен поднял одну из них, и начал читать. «Мне надо плакать, но я не могу, выжать ничего из глаз или головы. Я умер?» Написана была песня. «I need to cry, but I can’t squeeze anything out of my eyes or head. I died?" » —Довольно странная песня. С ухмылкой сказал телевизионщикя и аккуратно стал брать остальные листы, чтобы прочесть каждый из них. —Напоминаю, что мы пришли сюда переночевать, а не читать песенки про смерть. Сказал титан-Спикермен, и пошёл искать матрацы¹. Какие только звуки нельзя было расслышать, когда спикер ушёл. То вазу он чуть не уронил и матом заорал, то паука встретил один на один, матрацы уронил, грохнулся на пол, но всё же, принес, герой. Накрываться было практически нечем, пока не обнаружили вязанный крючком плед. Снова звук, будто кто-то упал, и это оказался телевизионщик. Седьмой раз за вечер. Под одним поездом, лежали они уже втроём. Дома было чуть теплее, чем на улице. Уже послышался храп телевизионщика, стоны спикера которых перестали слышать, когда тот погрузился в прерывистый сон. «—Интересно. Как мы отсюда выберемся?» Камерамен закрыл глаза, и заснул. Срочно, твмену костыли. Он падает 24/7 Продолжение будет