***
Покои Падишаха поражали одним лишь своим видом: просторная кровать, зеркало, резной стол — всё это было сделано именитыми мастерами своего дела, точно также, как и персидские ковры, по которым сейчас ступали ноги Индиры и семи других девушек-невольниц, которых, по мудрому изречению Ферхата-аги, избрал сам Аллах. Как только девушки зашли в покои Падишаха, им сразу же был отдан приказ выстроиться в ряд, склониться и опустить головы. Султан ещё не пришёл, однако, как сказала провожавшая девушек Салиха-хатун, встречать его надо обязательно в таком положении. — Помните, танцуя, на Падишаха можете смотреть, но не сильно долго. Дальше этого узора, — Салиха указала на узор, вытканный на ковре, — не заступайте. Если Повелитель удостоит кого-то из вас фиолетовым платком, возьмите его, на Повелителя глаз не поднимайте, и, склонившись, спиной к дверям выходите из покоев. Упаси Аллах совершите ошибку. «Не смотрите, не заступайте, не поднимайте, — в мыслях ухмылялась Индира, прокручивая в голове слова Салихи, — у меня свободы больше было, когда мы на корабле в Манису плыли. Нет уж…буду играть по чужим правилам — останусь простой рабыней. Одной из тысячи. Не годится. Буду играть по своим». Двери в покои Властителя мира отворились, после чего сам Падишах зашёл и направился к дивану стремительным и торопливым шагом. Он держал руки за спиной, и только когда сел, оставил их на коленях. Его поза, казалось, была расслабленной, однако, вместе с тем казалось, что в любой момент он может отразить удар не моргнув и глазом. «Напряжённый, устал… — размышляла Индира, исподлобья смотря на Падишаха, — возможно, кто-то испортил настроение. По глазам видно». Сердце забилось с невероятной скоростью. Индира помнила своё общение самой себе: этим вечером она направит всё своё великолепие, всю скопившуюся в ней страсть в нужное русло — русло любви, которой Падишах воспылает к ней. После того, как Индира «очнулась», она заметила, что какая-то хатун, стоявшая слева от неё — не то гречанка, не то венецианка — обращалась к ней, говоря что-то про её наряд: какой он красивый, как выгодно подчёркивает её фигуру, как отблеск свечей отражается на красных складках юбки. Хатун говорила искренне, однако, очевидно, с завистью, но Индиру эту совершенно не интересовало. После того, как Падишах жестом подозвал Салиху-хатун и она подошла, совсем не смотря на женщину он что-то сказал ей, а Салиха, поклонившись, отошла и встала слева от дивана Падишаха, предварительно подав девушкам знак — начинайте. Одна за другой красавицы-невольницы ступали по ковру, непроизвольно то становясь в круг, то разбивая его. Поочерёдно девушки подходили к тому самому узору, на который указывала Салиха, но ни одна не осмелилась сделать ещё шаг к Падишаху. Шатенки, блондинки, рыжие, худощавые, плотные — все они хотели одного: внимания Падишаха. Он смотрел на этих женщин, изредка потягиваясь то к стакану с вином, то к тарелкам с фруктами. Покачивая в такт музыки бёдрами, они тянули к нему свои руки, словно маня, зазывая в свои объятия, но он не поддавался. Закончив танец, девушки упали на колени, склонив головы, после чего, не прошло и десяти секунд, с колен поднялся высокий женский силуэт с чёрными, словно змеи, волосами. Таинственно мерцающие свечи укрывали зал почти потусторонним сумраком. Индира, мягко и плавно ступая по ковру, покачивала бёдрами то влево, то вправо, то поднимая руки над головой, скрещивая их, словно рисуя какой-то рисунок, суть которого была ясна только ей, то тянула их к Повелителю. Выгибалась, проводила рукой около вздымающейся груди. Танец поглотил ею всю, увлекая за собой бёдра, грудь, волосы. Падишах смотрел на неё не отрываясь ни на мгновение: он так и застыл со стаканом вина в руке. Он ловил каждый шаг, каждый поворот, каждое движение рук и её взгляд, которым она манила, сверкая своими чёрными глазами, наводя марево. В его глазах не было какой-то похоти или просто явного желания, было что-то другое, совсем глубокое, и, наверное, неизвесное ни одному из существующих мудрецов. Виляя бёдрами, Индира подняла руки над головой, то скрещивая, то разъединяя их. Опустив руки, она пала на колени перед Падишахом. Прикрыв глаза на пару секунд, она почувствовала, как какая-то мягкая ткань едва коснулась её пальцев. Открыв глаза, её лицо озарила улыбка — разумеется, фиолетовый платок был её. Чуть повернув голову в сторону Падишаха, она краем глаза позволила себе взглянуть на него. Повелитель сидел чуть склонившись вниз, к ней, его левая рука опералась о левой колено, а правая, согнувшись, покоилась на правой ноге. Чуть прищурив глаза, он улыбался. Много ума не надо, чтобы понять — Повелитель остался доволен. Встав с колен, повернувшись лицом к двери, девушки медленно, по одной, начали уходить. Когда последняя, Индира, скрылась за дверями в главные покои медленно покинула и Салиха-хатун, оставив Падишаха вместе с мужчинами — стражей, которые должны были подготовить покои к сегодняшней ночи.***
Вереница девушек плелась по коридорам гарема в полной тишине до тех пор, пока не заговорила Салиха-хатун. Ункяр-калфа, сверкая лисьими глазами, с хитрой улыбкой произнесла слова, эхом раздавшиеся в мёртвых стенах гарема. — Ты была великолепна, Индира-хатун. Твой танец, я убеждена, один из лучших танцев, что видел этот дворец. «Нет. Это уже невозможно. Она словно издевается, — пронеслось в голове Индиры, когда она взглянула на ухмыляющуюся калфу, которая смотрела то на неё, то на фиолетовый платок в её руке, — все эти хвалебные речи наверняка завершатся чем-то ужасным. Она говорила, что выделяет меня, что я ей кого-то напоминаю, но кого? Нет, к ней определённо нельзя быть слишком близко. Доброта есть доброта, но ведь…» — Салиха-хатун, ты как-то сказала мне: «у тебя большие успехи в обучении, прекрасная внешность. Смотри, как бы кто не позавидовал, да не отобрал». О чём ты говорила? — Индира решилась задать вопрос «в лоб». Уж слишком много загадок появилось благодаря этой женщине. Салиха-хатун хатун рассмеялась так, что даже молчаливые, словно неживые, стражники в гареме чуть вздрогнули, но мгновенно приняли совершенно невозмутимый вид. — Моя работа, Индира-хатун, заключается в том, чтобы помогать девушкам, давать им советы, беседовать с ними. В гареме, ты это понимаешь, у тебя отныне будет много соперниц, но главная — это Рана Султан, мать наших шехзаде. Да и… — Салиха не смогла договорить, поскольку Индира её перебила. — Ты не отвечаешь, — хмурясь, сурово произнесла абхазка, — что значит «не позавидовал и не отобрал?». Была какая-то ситуация? Ты что-то знаешь? — вопрошала Индира. — Я что, по твоему, не человек? — остановившись, улыбнулась лисьими глазами Салиха, — да и ты помни, где находишься. Всему своё время, Индира. Идём, у нас осталось не так много времени подготовить тебя к ночи с Повелителем. Думай только об этом, — женщины, торопясь, зашагали по гарему в сторону хаммама. Однако, им не было известно, что этой ночью в покои Падишаха собиралась ещё одна женщина.