Как всё было

Коколии настойчиво казалось, что она слоняется по расположению без дела. То есть, разумеется, у неё не оказалось ни одной свободной минуты после того, как они расстались с Сервал. На передовой всегда отчаянно не хватало рабочих рук – передать сведения, помочь механикам с простой работой, проверить укрепления… Коколию мгновенно включили в рабочий процесс, быстро и непринуждённо, как будто бы она всегда была здесь. К счастью, солдаты и командующие толком ничего не спрашивали и не пытались обвинить в дезертирстве. Получен приказ – и получен. С Верховной Хранительницей лучше не спорить. Передавая бесконечные сообщения, слушая бесконечную ругань механиков Коколия ощущала себя совершенно не занятой. В груди то и дело поднималось глухое, царапающееся раздражение – она должна быть на передовой, она должна быть рядом с матушкой, она должна делать хоть что-то полезное!.. То и дело она замечала среди солдат знакомую фигурку. Сервал явно чувствовала себя куда более спокойно – мелькала то среди механиков, то среди рядовых, громко жестикулировала, мастерски пряталась от командующего Ландау… Коколия ощущала лёгкую, неприятную зависть. В конце концов, это она бывала на передовой с тех самых пор, как смогла держать в руках что-то, тяжелее ложки; почему она чувствует себя здесь такой чужой? В очередной раз перемещаясь между лагерями с очередными донесениями, Коколия на мгновение остановилась и уставилась вперёд – туда, где за укреплениями начиналась широкая, некогда оживлённая улица. Этот район Белобога расселили уже давно, когда из-под камня пробились первые осколки коррозии Фрагментума – и с тех пор Среброгривые Стражи удерживали линию передовой, не отступая ни на шаг. Что-то продолжало её беспокоить – даже здесь, в лагере, она ощущала смутную тревогу, подбирающуюся к самому сердцу. Коколия никак не могла выкинуть из головы своё странное видение – слишком похожее на кошмарный сон, чтобы ему доверять, слишком реалистичное, чтобы просто забыть. Прежде видения Стелларона приходили ей во сне, обычно в том самом, тяжёлом и липком, которым забываешься после трудного дня или болезни. С другой стороны, сейчас она находилась в самом сердце Фрагментума – ближе всего к Стелларону. Фрагментум беспокойно дышал. Казалось, что под каменными мостовыми и в глубине стен существует иная жизнь, совсем непохожая на ту, к которой привыкла Коколия. Там рождались странные видения, что после примут облик монстров, там происходило медленное разрушение, приносящее с собой конец существующему миру. Именно сейчас, именно здесь, Коколия вдруг отчётливо поняла собственное бессилие. Что волнам до камня, который пытается сопротивляться – у волн в запасе многие века, они сточат его до основания? С чем именно они здесь сражаются – с монстрами Фрагментума, не замечая яд, который проползает по самому телу мира? На секунду Коколии послышался чей-то эфемерный, едва слышный вздох. Она жадно прислушалась, в голове уже почти успела сформироваться какая-то очередная мысль – но родиться ей было не суждено. – Рэнд, – кто-то бесцеремонно ткнул её в плечо. – Эй, не спи! Замёрзнешь! Коколия подняла было возмущённый взгляд, но увидев ухмыляющееся лицо одного из солдат – совсем молодого, едва-едва окончившего Академию – невольно улыбнулась. Паренёк по имени Володя – называли его так все без исключения – обладал каким-то невероятным, слегка нелепым обаянием; в его присутствии совершенно невозможно было злиться. Чем-то он был неуловимо похож на Сервал, разве что в присутствии Сервал Коколия злилась гораздо чаще. – Что? – поинтересовалась она, встряхнув головой, чтобы отогнать тяжёлые мысли. – Только быстро. У меня ещё донесения… Что о донесениях она вспомнила только сейчас, Коколия решила умолчать. Паренёк нисколько не смутился, только жизнерадостно кивнул, будто подтверждая – да, дело важное. – Ага, я мигом. За вторыми укреплениями через два часа… пожалуй, уже через полтора… Сервал собирает народ на концерт. Пока командующий Ландау с… ушёл. – Куда ушёл? – глупо переспросила Коколия, словно поняла только последнюю часть фразы. Смысл доходил до неё с каким-то трудом. – Какой концерт? Володя широко улыбнулся – весело, по-доброму, словно б на мгновение в пасмурный, снежный день на небе проглянуло солнце. – Куда ушёл – не знаю, он мне не докладывается, – просветил он, на всякий случай обернувшись. – А концерт как концерт. Сервал с ребятами собрали здесь кое-какую аппаратуру из старого хлама… Ай, да чего я объясняю, захочешь – сама увидишь! С этими словами он поднял было руку, чтобы ещё раз хлопнуть Коколию по плечу, но почему-то смутился и просто широко махнул ладонью, как будто на прощание. Коколия ещё несколько мгновений смотрела, как он куда-то удаляется, насвистывая радостный мотивчик, будто бы шёл по городу в окружении друзей. Казалось, он только что пришёл из совсем другого мира – мира с концертами, беспечными и радостными улыбками, шутками про командиров… Коколия энергично встряхнулась, во второй раз пытаясь сбросить с себя наваждение. Если на передовой и существует такой мир, значит, она просто обязана там побывать. По крайней мере, это лучше, чем бесконечно прислушиваться к Фрагментуму и тонуть в дурных предчувствиях. Полтора часа до концерта – времени должно было хватить на что угодно, и с лихвой. Коколия начала с того, что всё-таки передала донесения, чтобы с неожиданным удивлением обнаружить, что её помощь больше и не требуется. Очевидно, командование на готовящийся беспорядок просто закрывало глаза, а вот рядовые, особенно из молодых, были крайне заинтересованы в грядущем концерте. Интереса ради Коколия даже заглянула было за вторые укрепления, но Сервал там не нашла. Укрепления среди солдат назывались вторыми, хотя никто никогда не присваивал им номеров. Некогда это действительно был второй форт – ещё до того, как граница поражения Фрагментумом сместилась, ещё когда этот район не был полностью расселён и захвачен коррозией. Сейчас же эти укрепления отделяли зону боевых действий от тыловой части расположения; от места, где располагался лазарет, полевая кухня и прочие такие ценные осколки мирного времени на передовой. Неудивительно, что именно здесь Сервал решила развернуть концерт – вторые укрепления заканчивались как раз на небольшой площади, где в былые времена, кажется, располагалось летнее кафе. Места здесь хватало всем. Коколия некоторое время подождала, побродила между укреплениями, наткнувшись только на кучу аппаратуры, которую сюда явно свалили механики. Она то принималась убеждать себя, что ни на какие концерты на передовой не собирается, то поддавалась манящему и весёлому чувству, которое захватило её сразу после объявления об этом концерте. В конце концов, Коколия махнула рукой, перестав обходить кругами заледеневшую и опустевшую площадь, и вернулась к прежним занятиям. Несмотря на данное себе обещание больше не тревожиться, Коколия никак не могла перестать думать о собственных видениях. Выкидывала их из головы на несколько минут, стараясь заняться обычными делами – и они тут же возвращались, наслаиваясь друг на друга. Пыталась заглушить их любыми способами – в какой-то момент вздрагивала и замирала, словно поглощённая неизвестно откуда взявшимся страхом. Новостей с передовой тоже не поступало – ни одного связного, что огорчало; ни одного раненого или заражённого Фрагментумом, что не могло не радовать. Коколия буквально заставляла себя перестать об этом думать – и в следующий момент вскидывалась, заслышав шаги или непривычно громкую речь. Самой себе она напоминала взведённую пружину. Полтора часа в таком режиме прошли медленно, хоть и хватило их всего на несколько дел. Время обладало здесь удивительной способностью сжиматься и растягиваться по собственному желанию, не повинуясь никаким общепринятым законам. Когда же Коколия снова заглянула за вторые укрепления там уже собралось немало народу. Сервал, на этот раз без шлема, растрёпанная и сосредоточенная, возилась с гитарой, которую устроила у себя на коленях, остальные расселись где придётся – на ящиках с оружием и инструментами, из которых здесь собирали лавки, на походных мешках. Кто-то и вовсе стоял. Над площадью висел оживлённый гам – как будто снова вернулись времена, когда здесь непрерывно сновали люди, и вовсе не для того, чтобы дать бой монстрам Фрагментума. Беглым взглядом Коколия увидела даже несколько раненых, для которых выделили места на лавках. Кто-то поддерживал на перевязи руку, кто-то поправлял повязки… Таких желающих, покинувших строгий военный госпиталь, нашлось совсем мало, но всё же Коколия решила не претендовать на оставшиеся сидячие места. Взгляд Коколии выхватывал знакомые лица – но, к сожалению, не так много, как хотелось бы. На небольшой площади собралось не так уж и много народу; в основном, это были молодые солдаты, с которыми она не успела толком познакомиться. Она приметила Володю, который помахал ей рукой и широко, светло улыбнулся; смущённо махнула рукой лейтенанту, который помнил её ещё совсем девчонкой; но остановилась в итоге у стены, оперевшись плечом на холодный камень. Сервал, уже отчаянно с кем-то спорившая, её не заметила – а привлекать внимание Коколия не собиралась. – Не занято? – спросил кто-то у неё буквально над ухом. Коколия удивлённо вскинула брови – не занято что, место у стены? На неё с мягкой, какой-то неестественной улыбкой смотрел молодой мужчина в форме Среброгривых Стражей. Шлема на нём не было – короткие чёрные волосы спадали на лоб, не закрывая глаза. Только заглянув в них, Коколия поняла, что не так с улыбкой – глаза были совершенно пустые, ледяные, будто бы вобрали в себя весь холод Белобога. И было ещё кое-что – Коколия определённо его где-то видела. Она разглядывала знакомое лицо несколько секунд – твёрдый подбородок, едва заметный шрам через бровь, вежливо приподнятые брови – пока не сообразила, что мужчина вообще-то ждёт ответа на вопрос. – Свободно, – мотнула она головой, и вместе с этим жестом мгновенно вспомнила, – капитан Герман? – Я уж думал, и не узнаете, госпожа Рэнд, – мягко посетовал командующий, опираясь на стену по примеру Коколии. Та смущённо отвела взгляд. Командующий Среброгривыми Стражами капитан Герман был яркой фигурой на передовой. Коколия даже присутствовала на его вступлении в должность – тенью за спиной матушки, но всё же. Случилось это не так давно, и многие были удивлены назначению такого молодого солдата на высокую должность – однако капитан Герман быстро доказал, что никакой ошибки в этом не было. Сослуживцы прониклись к нему немалым уважением; поговаривали, что натиск Фрагментума наполовину сдерживает мудрое руководство Верховной Хранительницы, наполовину – доблесть капитана. Очевидно, столь блестящие успехи давались ему тяжело. Коколия помнила его, пусть и смутно, на вступлении в должность – и с трудом могла связать того гордого молодого человека и мужчину, который сейчас устроился рядом с ней. Нет, он не постарел на десяток лет, его не изуродовали раны и шрамы – но одни глаза говорили куда больше, чем могло бы сказать всё остальное. Коколии уже случалось видеть пустые, ледяные глаза – и тем страшнее было видеть их на лице того, кто ассоциировался с надеждой Белобога. Коколия многое бы хотела у него спросить – но, как это обычно и бывает, вышло спросить только самое неважное. – Вы не собираетесь разогнать этот… – она обвела рукой собравшуюся толпу, подыскивая подходящее слово, – этот концерт? Герман посмотрел на неё с вежливым интересом. Коколии отчего-то стало неуютно под его взглядом – как будто её изучали, внимательно, медленно, словно надвигающуюся угрозу. – А вы? – поинтересовался он, переводя взгляд в сторону Сервал, которая тихонько наигрывала что-то на гитаре, подстраивая звук. – Лично я пришёл послушать. Госпожа Ландау отлично играет. Коколия даже не сразу нашлась что ответить. – Но ведь… Я думала… – она покачала головой, стараясь быстро сформулировать, что же именно она думала. Что концерт пройдёт без ведома командующих, что здесь собрались только рядовые, что, в конце концов, это нарушение порядка на передовой! – Думали, что я пришёл разгонять нарушителей порядка и субординации? – Герман быстро перевёл её сомнения на понятный язык. – Госпожа Коколия, я только что вернулся из Фрагментума. Мои товарищи ранены, но мы удержали натиск монстров. Если здесь ещё есть место хорошей музыке, я хочу её послушать. Коколия качнула головой и примирительно подняла руку. Она вовсе не собиралась вступать в спор и уж тем более не собиралась призывать к порядку. В конце концов, она пришла сюда за этим же. Капитан Герман понимающе и благодарно кивнул. – Что творится на передовой? – спросила Коколия, надеясь прозвучать в равной мере заинтересованно и равнодушно. Герман, кажется, оценил её усердия. – Я удивлён, что вы не рядом с Верховной Хранительницей, – отметил он без насмешки. – Вы слышали о том, что здесь творилось? На третьем фронте? Коколия покачала головой. Матушка принимала доклад от гонцов с передовой в одиночестве, отдав дочери лишь пару скупых приказов. На разъяснения она никогда не была щедра. Герман тоже отвечать не спешил – как будто и не он сам только что задал этот вопрос. Вместо этого он смотрел на Сервал, которая подстраивала свою гитару – её маленькая фигурка то и дело терялась из поля зрения, исчезая за спинами вновь подходящих и перемещающихся солдат. – Мы смогли отразить первую атаку только к утру – а всё началось около полуночи, – наконец отмер Герман. Его голос потерял всякое выражение, а слова падали сухо, скупо и коротко – казалось, они даже не успевают обрести вес и силу. – Если бы это продолжалось ещё хотя бы пару часов, монстры бы нас смели. Я никогда ещё не видел такой атаки Фрагментума. Его создания превратились в живую реку – за ними не было видно даже города. Вы видели что-нибудь подобное? Смысл его слов доходил до Коколии медленно, по частям, не собираясь умещаться в голове за один раз. Она было мотнула головой, но задержала движение. Бросила на Германа тревожный взгляд, который он не заметил. – Командующий Ландау меня там сменил – но пока всё тихо, – продолжил капитан, глядя в сторону. – Всё закончилось так же внезапно, как и началось. Первый и второй фронт удерживают остатки, у нас же почти всё спокойно. Он снова замолчал. Фигурка Сервал, которая наконец-то распрямилась и помахала в толпу рукой, стала куда заметнее. Коколия с трудом заставила себя перевести взгляд на неё, чтобы только не смотреть больше в пустые, мёртвые глаза командующего Среброгривыми Стражами. – Странно это всё, – закончил свой рассказ Герман. – Странно то, что они пришли не из поражённых Фрагментумом зон, а словно выросли из-под земли. Странно, что мы отразили небывалый удар – и на этом как будто всё закончилось. Госпожа Коколия, не подумайте, что я повредился рассудком, но… Что «но» Герман так и не успел договорить. – Эй, народ! Мы немного запаздываем, так что пусть к вам всегда запаздывает Фрагментум! – голос Сервал зазвенел над головами собравшихся. Отсюда, от стены, Коколии не было видно – но она была абсолютно уверена, что та использует какие-то усилители звука. – Думаю, вы все меня знаете, поэтому представляться не буду, а кто не знает – тот узнает прямо сейчас! Заявки принимаются от тех, кто громче всех орёт, подпевать и бесчинствовать – можно! Главное, следите, чтобы рядом не сидел ваш командир! Вступление заставило Коколию невольно усмехнуться – так это было в духе Сервал. Кажется, даже лицо капитана Германа оживилось. О Фрагментуме он разговор не продолжал, на Коколию больше не смотрел, и, кажется, его целиком заняло грядущее представление. Струны гитары отзывались в холод совсем лёгким дребезжанием на отзвуке, но собравшихся это мало волновало. Сервал начала с лёгкой, весьма спокойной песни, которую в Белобоге знали почти все; но чем дольше она играла, тем более задорными и громкими становились композиции. Казалось, всего ничего – маленькая гитара, маленькая девчонка с удивительно сильным голосом, но какой это производило эффект! Вечный лёд, сковывавший передовую и весь Белобог, будто бы трескался и ломался, а из-под него пробивалась живая вода. Солдаты, явно привычные к таким сборищам, быстро перестали молча слушать – кто-то кричал невпопад, кто-то, пытаясь переспорить остальных, требовал новую песню. Кто-то пытался изображать нечто похожее на танец, даже раненые оживились, словно забыв про свои травмы, и спорили не хуже остальных. Во всём этом гаме закончить разговор с капитаном Германом не представлялось и возможным – но Коколия вдруг осознала, что прекрасно понимала его несказанные слова. Слишком хорошо она знала взгляд человека, понимающего Фрагментум намного лучше, чем мирную жизнь. Слишком хорошо она знала Фрагментум. Как бы именно ни собирался Герман это сформулировать, Коколия поняла самое важное – у него тоже есть странные дурные предчувствия. Это должно было её успокоить, в конце концов, она не одна сходит здесь с ума – но почему-то тревожило. Что-то знакомое было в скупых словах командующего, что-то совершенно неправильное; и наверняка на одном этом всё не могло закончиться. Сервал же, стоящая на импровизированной сцене, которую окружали несколько ящиков, не думала вообще ни о чём. Её полностью захватила музыка – музыка летела над запретной зоной, музыка была источником жизни, полной противоположностью яду Фрагментума. Оледеневшие пальцы, которые едва нащупывали струны, голос, который она непременно сорвёт, проблемы, которые грозят ей, если этот концерт застукает хоть кто-нибудь – ничего из этого её не волновало. Главное, что она ощущала себя в центре самой жизни. Главное, что она подбадривала солдат, которые принимались петь вместе с ней; смеялась с ними, главное, что их голоса хором взлетали к пасмурному небу над Белобогом. Вечный лёд, возможно, и не был способен разломиться, но вполне был способен оттаять – и Сервал, кричащая очередную песню, уже забывшая о её смысле, была совершенно нелепо, почти по-детски счастлива. И, пока звучала эта музыка, говорила она только об одном – что надежда ещё есть.