Мы — люди, а так естественно чувствуем себя в Уэко Мундо… Спасаем арранкаров… Стараемся ради шинигами… И это так… хорошо. Я бы хотела, чтобы это продолжалось вечно. Чтобы мы всегда помогали друг другу и вместе защищали наши дома, и чтобы войны так никогда и не начинались.
© Иноуэ Орихиме (Bleach)
— С чего бы начать, — протянула Химе, ковыряясь ложечкой в брауни из бобов адзуки. — Или вы начнете первыми? Тоуко вопросительно посмотрела на Цукумо. Тот едва заметно качнул головой и был прав — они все еще были на военном положении, и, хотя Иноуэ не казалась врагом, но, зная хитрость Такаширо, и то, как умело он плел интриги, скрывая правду… не стоило сразу все выкладывать. — Начинай ты, — сказала Тоуко. — М-м, как бы лучше все это сформулировать, — Орихиме прижала указательный пальчик к губам. — Меня вырастил старший брат… Слушая ее, Тоуко холодела — даже не подозревала, что в прошлом этой веселой девушки скрывается столько боли. Отец и мать — пьяницы, которые могли убить ее в младенчестве и били, если ребенок плакал, спасший ее от родителей старший брат, который мог быть ее отцом — достигнув совершеннолетия, он оформил над ней опеку и забрал с собой, вырастил… ее дразнили в школе из-за цвета волос, однажды старшеклассницы отрезали часть прядей и ей пришлось подстричься… она поругалась с братом, потому что он подарил ей «глупые детские заколки», а когда он ушел после этого на работу — погиб в аварии и умер почти что у нее на руках… Потом Орихиме нашла настоящих друзей, а потом — к ней снова вернулся брат, но в форме огромного чудовища-Пустого, от отчаяния утратив разум; он хотел убить сестру, сожрав ее душу, но ее «спас друг» — на этом моменте Иноуэ замялась, не зная, нужно ли упоминать Ичиго и Урью, которых Тоуко с Цукумо тоже наверняка знали, и решила, что не нужно. — Чуть позже, в тот же год, я получила силу. На самом деле я человек. Не квинси, не шинигами и не Подчинитель. Сама толком не понимаю, что у меня за сила, но она совершенно иного порядка, и, как мне сказали, появилась из-за моего очень сильного желания спасти подругу. — И что это за сила? — спросил Цукумо. Тоуко напряглась — гораздо больше прошлого Химе их обоих интересовали ее способности. — Шун-Шун Рикка, — с нежностью сказала она. Шесть цветов, защищающих принцессу? Звучало это красиво, но не было божественным светом. Ничего похожего на названия техник Гио. — Если подробнее, — продолжила Химе, — Я могу лечить любые раны. Про другие свои техники она не сказала, но и этого хватило, чтобы Тоуко с Цукумо вновь широко распахнули глаза. — А вы — кто? — Иноуэ отправила в рот кусочек брауни. — Вы точно не шинигами. — Мы — стражи, — сказал Цукумо. — А тот парень, который на тебя напал, был демоном. Не высшим опастом, но… — Демоном? — охнула Орихиме. — Ни разу не встречала демонов. — Уже тысячу лет мы сражаемся с ними, — сказала Тоуко. — Мы — род Гио. — Но вы Мурасаме, — удивилась она. — Мы троюродные, — объяснил Цукумо. — Точнее… это сложно. Суть в том, что мы сражаемся с демонами, и делать это способны только мы. Кроме того, раны, которые мы получаем от дюрас… — Дюрас? — Так мы называем демонов. Так вот, раны, которые мы получаем от них, исцелить обычно очень сложно, а иногда на это способен только один человек. А ты вылечила меня, и тебе не стало плохо, хотя даже тот человек после применения своей техники болеет… — Не знаю, почему так, — Химе отправила в рот еще кусочек брауни. — Но я рада, что смогла тебе помочь. Больше они от нее ничего полезного не узнали, как и она от них.***
— Значит, — повторила Унохана, дослушав рассказ Такаширо, — ваш друг, Рейга, намерен призвать Люцифера, чтобы уничтожить мир? — Да, — сказал тот. — Поэтому в противовес его воинам я и хотел призвать других. Тех, кто сражается на стороне не тьмы, но света. — Думаю, это стоило бы узнать Кьёраку, — задумался Укитаке. — Да и всем остальным. — Остальным? — переспросил Такаширо. — Шинигами много? — О, очень много. Это не секрет, — пропела Унохана. — Все началось две тысячи лет назад… Все началось с Генрюсая Шигекуни Ямамото, который основал Академию Духовных Искусств и Готей-13 — армию шинигами, состоящую из тринадцати отрядов. Они занимались тем, что отправляли души в загробный мир, злые души, ставшие Пустыми — очищали, отправляя туда же, и на протяжении всех этих лет сражались с квинси, людьми, также владеющими способностями убивать Пустых, но если меч шинигами не уничтожал злого духа, то квинси именно уничтожали, стирая души навсегда, и баланс между живыми и мертвыми нарушался. Двести лет назад шинигами пришлось истребить квинси, но после оказалось, что те выжили, и война началась заново. Дослушав рассказ Ячиру, Гин потер затылок. — Да уж. Не думал, что появится враг, хуже Айзена. — Ты пропустил все веселье, — подтвердила она. — Между прочим, Айзен нам даже помог. Ичимару присвистнул. — А я думал, вы его казнили. — Как? Мы бы с радостью, — Укитаке развел руками, — но он же бессмертный. — И даже Маюри с Урахарой не придумали, как можно его убить? — разочарованно протянул Гин. — Или не придумали, или не сочли нужным придумывать, но, уверяю тебя, он наказан. Вряд ли ему приятно сидеть в Мукене, целиком обвитому лентами-ограничителями, — Унохана кровожадно улыбнулась. Такаширо начинал понимать, что из всех троих призванных им шинигами она опаснее всех. Как жестоко он ошибался, думая, что сможет ими управлять — не смог бы. Только убедился в своих способностях призывать различные сущности, и все. На рассказ о Рейге, дюрас и войне шинигами отреагировали буднично — война и война. Они каждый день жили в атмосфере битвы или в ожидании грядущих битв — и с памятью о прошлых. Когда-то Юки до слез жалел Такаширо, потому что тот обрек себя на вечную жизнь и память, и ему вправду было трудно нести этот груз, но стоящие перед ним люди столько же лет несли груз едва ли не тяжелее. Но им никто не врал. Ими никто не управлял. Они не были куклами. — Может… может, вы голодны? — неловко спросил Такаширо, и сразу себя выругал: шинигами — почти что духи, они не должны испытывать голод. — Да, — кивнула Ячиру. — Еще как. И я, и они. Нам нужно съесть что-то питательное. — Если это удобно, — смутился Укитаке. — Вам, Укитаке-сан, нужен вдобавок сеанс кайдо, — Ячиру оценивающе его осмотрела. — Впрочем… кажется, вы здоровы. Странно… но хорошо. — Я распоряжусь насчет ужина, — сказал Такаширо. — А еще вам следует переодеться.***
Выбираться в мир живых Хинамори удавалось редко — она и не хотела чаще, обычно ее с головой утягивала работа. Тренировки, документы, отчеты; она засыпала за столом, а Айзен-тайчо накрывал ее пледом, но Айзена сменил Хирако, который вел себя совсем иначе. Он заботился о Момо, но по-другому — вместо того, чтобы кутать ее в плед, заявлял, что она обязана прямо сейчас уйти отдыхать, и это приказ. Пойти лечь спать, или пойти на вечеринку, устроенную Мацумото, и обязательно хоть раз в две недели отправляться погулять. Купить себе что-то, поесть мороженого, да хоть в стриптиз сходить, а не чахнуть над бумажками, ему не нужен лейтенант с переутомлением. Хинамори не спорила. Ей нравился мир живых, и, пусть с работой расставаться было сложно, волшебные слова «приказ капитана» действовали безотказно и позволяли ей не грызть себя за безделье. Приказали гулять — значит, надо гулять. Приказы не обсуждаются. Новое изобретение Урахары помогало шинигами не тратить время на гигаи — приняв особую духовную таблетку, они могли стать материальными и видимыми для людей. Проблема с одеждой решалась тоже просто: достаточно было переодеться заранее, в Сейретее, перед тем, как открыть Сенкаймон. В белом платье с голубым воротником и в балетках Момо почти ничем не отличалась от прохожих. Из всех магазинов больше всего ее привлекал книжный. Хинамори обожала читать; когда она вернулась из больницы после первого ранения Айзеном, то безжалостно сожгла все вещи капитана-предателя, кроме книг. Имеющихся в библиотеке отряда томов ей было недостаточно, вдобавок в мире живых постоянно выходили новинки, и она могла надолго потеряться среди полок и стеллажей. Взяв заинтересовавший ее томик с яркой обложкой, Момо прочла название: «Уцелевший» Чака Паланика. Осторожно открыла первую страницу: аннотация говорила, что это история о последнем выжившем члене секты самоубийц, который рассказывает свою историю перед смертью, пилотируя обреченный упасть самолет. Момо бы начала читать книгу прямо здесь, уже открыла следующую страницу, но вдруг… Кто-то другой мог не почувствовать этого. Кто-то, кто не делал упор на кидо и контроль духовной силы. Кто-то более слабый или более сильный — сильным шинигами такое часто не нужно, но после войны с квинси она едва ли не лучше всех в Сейретее могла улавливать чужие реяцу и прятать свою. От молодого мужчины с удлиненными черными волосами, выбирающего книги возле соседнего стеллажа, исходила мощная духовная сила — но это была не сила шинигами или Пустого. Это была сила квинси. Если бы Момо не была уверена, что всех солдат Яхве убили, она бы сочла его штерн-риттером… но Яхве не был ни мертв, ни заточен в тюрьму. Он сбежал. Что мешало ему начать создавать новое войско? И все же что-то в этом человеке было… особенное. Другое. Реяцу штерн-риттеров ощущалась немного иначе; Хинамори не смогла бы объяснить, как. Просто иначе. Положив «Уцелевшего» во взятую на входе корзинку, Момо подошла к парню, делая вид, что заинтересовалась теми же книгами — и действительно заинтересовалась; он разглядывал полки с романами европейских классиков. Заметив его движение, Хинамори протянула руку к той же книге, и их пальцы столкнулись над корешком «Собора Парижской богоматери». — Простите, — быстро сказала она. — Ничего страшного, — он улыбнулся ей, и Момо это приободрило. — Вам нравится Паланик? — ахнула она, увидев, что в его корзине лежит книга того же автора. — Нравится… о, и вам тоже? — он оживился, заметив книгу Хинамори. — Я еще не читал это. Как думаете, стоит? — Конечно! — выпалила Момо. — Мне кажется, это потрясающая вещь. Судя по аннотации. Смотрите, — она показала ему томик. — Действительно, описание цепляет… А что вы думаете про других представителей жанра контркультуры? — О-о… Больше, чем о книгах, Момо могла болтать только о кидо — но парень с удовольствием включился в разговор, почти во всем с ней соглашался, любил тех же авторов, и очень скоро она забыла обо всех своих подозрениях. Обо всем забыла. Впервые ей было с кем-то настолько легко — будто она знала его всю жизнь.