***
— Что он вообще вытворяет? — этот вопрос крутился в голове Баки, пока они с Земо ехали обратно. — Пытается обольстить? Устроить «медовую ловушку?» Какого хрена?! Неужто всерьез считает, что с Баки пройдет тот же номер во второй раз? В прошлый раз, он все это провернул, ради того, чтобы потом ударить побольнее, и заставить сыграть по его правилам. А сейчас-то зачем? Баки сам к нему пришел, сам, за каким-то чертом, подписался на весь этот цирк, потому что тогда ему казалось это выходом. Барон только согласился участвовать. Неужели он опять все это каким-то образом подстроил для очередного своего скрытого плана? Нет, ну это уже как-то слишком… Либо у Баки разыгралась паранойя, либо тут дело в чем то другом. Но в чем тогда?.. Он ведь был женат, и, судя по всему, жену свою любил… Может, конечно, у них были и какие-то сложные отношения, но он вроде бы никогда о таком не упоминал и не говорил. Хотя он вообще почти ничего не говорил о своей семье. Пытался в прошлый раз, но Баки обрубил все это на корню, чтобы лишний раз не проникаться чужими страданиями и не начать сочувствовать. Но судя по тому, что Земо устроил всю эту грандиозную операцию с развалом «Мстителей» и местью Стиву Роджерсу, — семья для него много значила. Также Барнсу теперь было хорошо известно и его истинное отношение к нему самому, — «капитанскому прихвостню». Отношение, которое Земо таит глубоко внутри, деликатно не демонстрируя, но которое прорвалось однажды в момент, когда тот был уязвим, и когда контроль над его сознанием был ослаблен. Эти слова вырвались наружу, показав его истинное отношение, скрытое под маской вежливой любезности. Для него Баки один из тех, кто лишил его семьи, отнял самое дорогое, заставив страдать. Возможно он и не винит его во всем этом, но точно не испытывает к нему ничего такого, что зачем-то время от времени демонстрирует. Возможно, это просто манера общения барона? его кинестетическая сущность диктует ему бесцеремонный тактильный контакт со всеми, и за этим не стоит ничего иного? Он привык так общаться с людьми. Возможно к этому еще примешивается аристократическое воспитание, в котором раньше культивировались: вежливость, любезность и учтивость, которые сейчас многие могут воспринять за что-то большее, но которые за собой ничего такого не несут. Все это и так достаточно сбивало Баки с толку, но особенно мешала сосредоточиться его давняя, и казалось бы, уже отошедшая в прошлое «дрессировка» Гидры, которая заставляла его вестись на властную харизму барона как мотылька на свечу. «Нужно попытаться посмотреть на всю эту ситуацию отстранённо». Возможно, он что-то упускает, находясь внутри нее. Возможно, он не видит очевидного, пока неконтролируемый стук сердца, и приливы эндорфинов к голове, и другим частям тела, при слишком тесном общении с Земо, мешают ему адекватно рассуждать, снова и снова попадаясь в ловушку «Стокгольмского синдрома»… --- Пока барон снимал пальто, стараясь не оторвать окончательно рукава своей рубашки, Баки сходил к себе за скудными вещами — смартфоном и документами. — У тебя здесь есть wi-fi? — произнес он, отключая режим полета. Земо нахмурился, и, обернувшись, настороженно взглянул на него. — Что ты делаешь? — Пытаюсь заказать себе билет на ближайший рейс, — пробормотал Баки, все еще не находя сеть для подключения. — Черт, ни фига не ловит! — И куда ты собрался? — Земо полностью развернулся к Баки, сложив руки на груди перед собой. — Что-то случилось? — Надеюсь, что нет. Но лучше убедиться в этом самолично. Ладно, попробую подключиться к общественной сети в каком-нибудь кафе… Баки дернулся было к выходу, но Земо резко шагнув, преградил ему собой путь. — Мы еще не закончили. Пока у меня есть свободное время, лучше использовать его. Неизвестно, как долго это продлиться, — произнес он, глядя Барнсу в глаза. Баки уставился на него в ответ. — Мне нужно прийти в себя после сеанса твоей «бордельной терапии»! — произнес он с сарказмом. — Слетаю домой на день-два, не дольше… — Ты останешься здесь, пока я сам не разрешу тебе покинуть этот дом! — рука Земо легла Барнсу на грудь, мягко, но достаточно уверенно. Баки посмотрел на нее, а затем пронзил барона тяжелым взглядом в упор. — Мы закончили очередной сеанс, мне нужна передышка… — Ты опять хочешь сбежать, как сбегал от своей Шерон? — язвительно произнес Земо, а затем указал на вазу в углу. — Со мной этот фокус не пройдет. Ты останешься здесь, по крайней мере пока не отработаешь свой штраф. Баки возмущенно вздернул брови. — Я не в рабстве у тебя! Я пришел к тебе добровольно и имею полное право уйти в любой момент. Мне нужна передышка от твоих методов! — Ты можешь добровольно уйти в любой момент и больше сюда никогда не возвращаться! Если тебя все устраивает, — иди, разыщи свою Шерон и порадуй ее сеансом страстной любви с непредсказуемым исходом! — выдал Земо, прожигая его взором темных глаз. Баки возмущенно фыркнул, криво усмехнувшись: — Теперь ты будешь давить на то, от чего сам же взялся меня избавить? Это подло бить в уязвимое место, которое я тебе сам показал! — Ты пришел ко мне с просьбой избавить тебя от проблемы, но постоянно пытаешься диктовать мне как я должен эту проблему решать! Может, если ты сам все так хорошо знаешь, то будешь и избавляться от своей проблемы сам? Без моего участия? Земо решительно подошел к входной двери и, распахнув её настежь, жестом указал Барнсу на выход. Баки недовольно скривил губы глядя на него. — Мне просто нужна передышка… — вновь начал он. — Ты получишь ее в избытке, а я, наконец-то отдохну от твоего невыносимого характера и ослиного упрямства. Желаю удачи в отношениях с Шерон! Баки недовольно поджал губы, глядя на барона и все еще держа смартфон перед собой. Потом решительно двинулся к выходу прошел мимо Земо и, взявшись за ручку, захлопнул дверь. — Не тыкай в меня Шерон, ясно? — выдохнул он, раздраженно глядя в упор в лицо барона. И, чуть помедлив, добавил: — Ладно… окей… И как я на этот раз должен буду отрабатывать свой штраф?***
Баки снились беспокойные сны. Растревоженное подсознание, словно мутный ил, взбаламученный неосторожным движением, всплыл со дна и кружился на поверхности, лишив чистую, до этого, воду прозрачности. Баки злился на Земо, злился, что тот не дал ему улететь, словно нутром почуяв, что это может нести угрозу и Баки, вырвавшись из этого омута, распознает и определит все ловушки и опасности со стороны. Но еще больше он злился на себя, из-за того что его собственное тело помимо воли, начинает реагировать на барона совершенно противоположно тому, как хочет сам Баки. Время от времени, он ловил себя на знакомых еще с Гидры ощущениях присутствия непосредственного патрона, когда способность проявлять инициативу испарялась без следа и напрочь из сознания, оставляя вместо себя лишь тупое ожидание приказа. А временами он чувствовал себя школьником влюбившемся в строгую учительницу (точнее учителя), и любыми способами пытающегося это скрыть и избежать контакта, прогуливая уроки, дерзя и грубо разговаривая с объектом своей детской влюбленности, а та, (точнее тот), не понимая этого, невольно еще больше усиливает этот невыносимый контакт, заставляя приходить еще и после уроков на дополнительные занятия… Перед тем как заснуть, Баки вновь вспомнилось лицо Земо лежащего под ним, с растрепанными волосами длинной челки в беспорядке падающей на лоб и слегка закрывавшей один глаз. С руками, заведенными за голову, часто дышащего и нервно дергающегося в попытках высвободиться… В глазах барона как обычно не было страха, но на одно мгновение в них мелькнули удивление и искренняя не наигранная растерянность, от того что все пошло не так как он изначально планировал. В тот момент, наверное, впервые, Баки ненадолго ощутил полную власть над ним и краткосрочную, но такую сладкую победу в их негласной но упорной борьбе. Обычно он постоянно ощущал обратное: постоянное и гнетущее чувство, что Земо в любой момент может полностью завладеть его волей, окончательно подчинить себе, поработить его дух. Может, но почему-то, пока не хочет… — Чертов «Стокгольмский синдром»… — пробормотал Баки с досадой, сминая подушку вибраниумной кистью, прежде чем окончательно уснуть. --- Он куда-то падает. Долго и стремительно. В бесконечном черном пространстве. Только ветер, треплющий волосы и бьющий в лицо указывает на движение, а также ощущение невесомости, которое быстро заканчивается, когда Баки, внезапно и резко вздрогнув, ощущает себя сидящим в кресле со стальными держателями. Вокруг него выстроились военные с автоматами. Их лица суровы и беспристрастны. Можно кричать, разрывая глотку, можно проклинать их, брызгая слюной в бессильной ярости, можно рыдать и умолять, — они останутся все также суровы и равнодушны, словно ты не человек, а какой-то жалкий таракан, мечущийся за стеклом банки с закупоренной крышкой. — Нет… Отпустите меня! — шепчет Баки, обреченно роняя голову на подголовник кресла и глядя на слепяще-яркую лампу над собой. — Отпустите меня! Рядом суетятся медтехники проверяя приборы, запуская аппарат. — Отпустите! — Баки дергается активнее. Но техники не обращают никакого внимания на него. Они запускают «стиратель» и тот начинает медленно, скрипя и потрескивая разрядами, двигаться к его голове. — Нет! — вновь выдыхает Баки, понимая, что все бесполезно, но все равно пытаясь. — Нет! Он дергается, причиняя себе боль врезающимся в кожу стальным краем держателя и дергающимся в вене катетером. Но воспоминание о пронзающем тело электрическом разряде, парализующем челюсть и шею, звенящем в зубах и переносице, прожигающем мозг, заставляют вырываться еще активнее. — НЕТ! — кричит он. — Отпустите! Нет! Он знает, что никто его не отпустит. Никто не прислушается ни к его мольбам, ни к его требованиям, ни к его крикам, ни к его слезам. Никто никогда не прислушивался к ним. Всем было плевать, на это. И от этого Баки начинает биться еще активнее, злость и отчаяние дает силы, но все бесполезно. — Нет… — бессильно хрипит он, глядя в этот равнодушный частокол лиц. И вдруг один из стоящих солдат, самый невысокий и узкоплечий из всех, выхватывает из кобуры пистолет и стреляет в стоящего рядом коллегу. Баки удивленно смотрит на это. Выхватив у мертвого военного автомат, невысокий солдат двумя очередями расстреливает всю эту безмолвную и равнодушную толпу, пока те не успели опомниться. Затем отбрасывает автомат и несколькими уверенными и точными выстрелами из пистолета убивает медтехников, в ужасе и растерянности застывших на месте, а потом всаживает оставшиеся пули в процессор компьютера, после чего «стиратель» над головой Баки замирает и гаснет. Баки пораженно и изумленно, раскрыв рот, смотрит на неизвестного солдата в камуфляже и балаклаве скрывающей лицо. Тот отбрасывает пистолет в сторону, и медленно подойдя ближе, снимает с головы смутно знакомую фиолетовую маску… Баки резко проснулся и еще некоторое время лежал с широко открытыми удивленными глазами глядя в темноту.***
— Закончим пораньше, нас еще ждет перелет в другую страну, хочу управиться до вечера, — деловито произнес Земо, и, прихватив Баки под локти, подпихнул в комнату. Тот раздраженно отмахнулся от него и, войдя замер у стены. — И куда мы летим? — произнес он мрачно. Земо лишь загадочно улыбнулся и, опустившись на колени, уселся возле стены. — Присаживайся! — пригласил он жестом, указывая на пространство между разведенных ног. Баки тяжко вздохнул: — Может, я попробую сам? — Извини? — непонимающе моргнул барон. — Медитировать. Думаю, мы уже достаточно долго выполняем ее вместе. — Ты, кажется, уже пробовал сам, дома, — напомнил Земо. — Ты будешь присутствовать рядом. Но не так… — Баки неопределенно повертел пальцами над своим животом. Земо изучающе долго смотрел в его лицо, поджав губы. — Все твои проблемы с доверием ко мне внезапно улетучились за одну ночь? Извини, но я не поверю в это. — Я не хочу случайно сломать тебе руку! — раздраженно выпалил Баки, злясь на то, что приходится выдавать свое беспокойство за сохранность здоровья барона. Земо удивленно моргнул, а потом медленно растянул губы в улыбку. — Очень мило, что ты так беспокоишься за меня… — Я беспокоюсь не за тебя, — раздраженно перебил его Баки. — Ты вряд ли сможешь продолжать мою терапию со сломанной рукой, ясно? Мне придется тащить тебя в клинику, ты как всегда откажешься, сославшись на то, что твоя персона не должна «засветиться», мне придется выдумывать способы помочь тебе на дому без медиков, я… — Обещаю, я не доставлю тебе таких хлопот! — чуть повысив голос, перебил его Земо. — Садись! Баки все еще мялся, глядя на него сверху вниз. — Джеймс, садись! — терпеливо повторил Земо, хлопнув перед собой по ковру. Баки снова тяжко вздохнул и, закатив глаза к верху, развернулся и сел. Земо тут же просунул руки под его руками и сложил их в замок у него на животе. Баки положил ладони поверх его рук, но потом убрал бионическую кисть с руки барона, пристроив ее у себя на коленке. — Закрой глаза и расслабься. Дыши глубоко, — привычно начал Земо. Баки закрыл глаза. — Вдох, задержка, медленный выдох, задержка… Вернись в свое безопасное место. Представь его во всех деталях… Голос Земо убаюкивал своим воркующим, чуть хрипловатым тембром. Баки изо всех сил, старался сосредоточиться на дыхании и не заснуть хотя бы в этот раз. Баки хорошо и спокойно. Солнце льется из окна на постель, нежно греет ласковым теплом его щеку. Ему так хорошо, что не хочется вставать, не хочется вообще шевелиться. Но он, сладко потянувшись, поднимается и выбирается из-под одеяла. Он подходит к окну, выглядывает наружу: за окном качается акация, ее ветви хлопают листвой, словно в приветствии. Баки приоткрывает окно, — от ветра начинает метаться висящая сбоку ярко-красная занавеска. Баки разворачивается и идет к двери, шлепая босыми ногами по полу. По пути он смотрит на висящий на стене календарь — на нем седьмое ноября. Баки подходит к двери, кладет руку на ручку и замирает. Дверь. Он должен открыть дверь. Его пальцы сжимают ручку все сильнее и сильнее, но он не поворачивает ее, не открывает, так и стоит перед дверью, стиснув ручку и тяжело дыша. Он боится. Дверь… «Успокойся, дыши! Вдох и долгий выдох… Вдох и выдох»… Баки нажимает ручку. Дверь медленно открывается, но за нею нет ничего пугающего, нет никакой тьмы или еще чего-то в этом роде. За нею все тот же солнечный свет, падающий из окна и силуэт его матери, склонившейся над столом и замешивающей тесто для пирога с мясом. Ее руки по локти в муке, сильные пальцы сминают и разглаживают тесто. — Джеймс, мой хороший, ты уже встал? — произносит мать. — Сегодня суббота, а у меня столько дел… Ты же поможешь мне? Голос мамы звучит так нежно и тепло, расслабляюще и убаюкивающе, но что-то тревожит Баки. — Ты поможешь мне? — повторяет мама. Сердце начинает постепенно ускоряться, откуда-то возникает тревога. — Джеймс! — вновь повторяет мама. — Ты поможешь мне? Она протягивает к нему руку. — Я… — выдавливает Баки, чувствуя, как непонятное беспокойство охватывает его всего. Солнце все также заливает кухню, мама стоит перед ним, протянув руку, но Баки почему-то все это не нравится. — Джеймс, ты поможешь мне? — снова повторяет мама. — Я… — опять с трудом произносит Баки. На мгновение картинка меняется: он стоит в подвальном помещении, с затхлым спертым воздухом, на стене висит красное знамя. — Солдат, — произносит стоящий перед ним полковник, — Ты меня слышал? Отвечай! — Я… — Баки пытается что-то выдавить, но язык словно немеет и едва ворочается, сердце грохочет, как у загнанного, по лбу стекают капельки пота. — Джеймс! — произносит мама, протягивая к нему руку, испачканную в муке на залитой солнцем кухне. — Ты же поможешь мне, правда? — Отвечай, Солдат! — лицо полковника смотрит сурово, глаза буравят его в упор. — Джеймс… — Солдат! — полковник яростно пронзает его своими холодными голубыми глазами, чего-то ожидая. — Ты слышал меня?! — Я… — вновь выдавливает Баки, начиная нервно трястись от напряжения и адреналина. — Ты поможешь мне?.. Джеймс? — Да, мама. Я готов… Ya gotov otvechat… — через силу выдавливает Баки, и тут же сам в ужасе себя обрывает: — НЕТ! Он резко открыл глаза и, вырвавшись из рук, упал на четвереньки, тяжело дыша и трясясь всем телом. — Джеймс? — испугано выдохнул Земо, глядя на него. — Все в порядке? — Нет! — резко выдохнул Барнс, пытаясь унять дрожь и быстро поднявшись на ноги, выбежал из комнаты. --- Баки налил еще один полный стакан воды и тут же залпом осушил его, судорожно перебирая в голове все, что ему снова наснилось. Земо спустился по ступеням и решительно двинулся к нему. — Что случилось? Снова кошмар? — Больше никаких гребаных медитаций! Никогда! — прорычал Баки не глядя, и снова, наполнив стакан водой, сделал пару глотков. — Может, объяснишь яснее, я готов выслушать! — произнес барон, подходя ближе и складывая руки перед собой. Баки снова сделал пару жадных глотков, — правая рука его мелко тряслась. — Джеймс, — вновь позвал барон. — Я же уже все ясно сказал! — яростно прорычал Баки, и стакан в его вибраниумной руке жалобно хрустнув, рассыпался на осколки. Земо озадачено уставился на это, но потом вновь уверенным тоном продолжил: — Джеймс, медитации работают, может для тебя это пока неочевидно… — Я сказал, — больше никаких чертовых медитаций! — резко развернулся Баки, и уставился в лицо барона. Земо уставился на него в ответ. — Хорошо, — произнес тот, немного помедлив, — Мы пока отложим этот разговор. Вижу, ты сейчас не в состоянии адекватно мыслить. — Нет, мы не «отложим разговор», — разговор окончен! — выдавил Баки. — До тебя не доходит? Они снова уставились друг на друга. Барон первым отвел взгляд, поджал губы, и чуть помедлив, шагнул ближе. — Медитации нужны, Джеймс. А если тебе снятся кошмары, от которых ты теряешь самообладание, — то это тоже проблема, которую нужно решать, а не сбегать от нее. Баки нервно рассмеялся. — Ты глухой? — произнес он, снова став серьезным. — Делай что хочешь! Придумывай другие способы, изобретай другие методы — медитаций больше не будет! — Успокойся! — выдохнул Земо. — А ты не зли меня! — огрызнулся Баки. — Сделай пару глубоких вдохов, — словно не слыша, произнес барон. — Прямо сейчас, Джеймс. — Хватит командовать! — прорычал Баки. — Вдох-выдох! — Не приказывай мне! — Сделай глубокий вдох! — Отвали! — Тебе нужно успокоиться! — Земо глядя ему в лицо, шагнул совсем близко и положил ладонь ему на живот. — Джеймс… — Не трогай меня! — прорычал Баки и, схватив барона одной рукой за ткань на груди, швырнул через весь зал в стену. Земо врезался спиной в плиточное панно и, громко охнув, рухнул на пол. Баки ошарашено замер, глядя на это и запоздало осознавая, что сделал. — Черт… — выдохнул он и ринулся к барону. Тот, кряхтя, пытался подняться с пола, упираясь одной рукой, а второй держась за спину. — Извини… — Баки резко опустился перед ним на колени и обхватил его под руками намереваясь поднять на ноги. — Извини меня! — произнес он отчаянно, — Прости! Я… Земо резко вскинул лицо и распрямил руку отведенную назад. В лоб Барнсу уперлось холодное дуло пистолета. Баки замер, все еще держа свои руки под руками барона и глядя ему в глаза. Земо тоже замер, с яростью во взгляде, сжав губы в тонкую полоску. Некоторое время они не двигались. Затем Баки осторожно продолжил свою попытку поднять Земо на ноги, несмотря на упирающийся в лоб пистолет. Но тот резким движением отпихнул от себя его руки и поднялся сам, сперва на колено, а затем, громко сопя, чтобы задавить постанывания и кряхтения от болезненных ощущений, встал на ноги. Баки все равно помогал ему, мягко, но крепко придерживая под локоть и тем самым создавая опору. Холодное дуло, упертое ему прямо в лоб, уже успело нагреться и стать теплым. — Прости меня… Я сожалею… — вновь очень тихо произнес Баки, когда они уже стояли на ногах, все также сверля друг друга глазами: Баки с раскаянием во взгляде, а Земо с пылающей яростью и пронизывающей до костей угрозой. Он уже однажды смотрел так, когда Баки пошел проверить, что стало с той кучкой «малолетней гопоты», которая к несчастью для себя, нарвалась на них с Земо после прогулки к озеру. Тогда он смотрел также, — в глазах его тлели угольки адского пламени, а лицо казалось пугающе спокойным, словно лицо «смертника» готовящегося дернуть чеку. Баки уже двести раз пожалел о том, что сделал, но жалел он естественно не от страха, а потому что сам с запозданием осознал, что переборщил. Да и в целом чересчур вышел из себя непонятно из-за чего. Давно ему так не сносило башню просто от дурацкого кошмара! Земо еще чуть помедлил, а затем резко отдернул ствол и убрал пистолет обратно под ремень за спину. Некоторое время все также яростно смотрел в глаза Баки, потом отвернулся, поправил и отряхнул одежду. — Мы летим в Германию. Собирайся.