***
Они кормили птиц в парке и наслаждались последними лучами солнца. В закатах всегда таилась особая красота. – Гарри, – позвала чуть неуверенно, – если бы снова нужно было спасать мир, ты бы сделал это? Она не думала, что задаст этот вопрос, но любопытство в какой-то момент перевесило все. В зелени глаз друга мелькнуло беспокойство. – Что-то случилось? – он всегда чувствовал Гермиону лучше Рона. Она могла бы рассказать ему о миссии, кубке, Риддле, но не стала. Не хотела ворошить прошлое. Гарри запретил бы идти или вызвался бы отправиться с ней. – Нет. Ничего, – она постаралась, чтобы ее голос звучал ровно, – просто любопытно. – Тебя же ничего не просили сделать? – он не сводил с нее внимательного взгляда, будто пытался отыскать правду в чертах ее лица. Гермиона отвернулась. – Конечно, нет, – ответила чуть резко. – мне интересно, смогли бы мы совершить нечто подобное снова, после всего пережитого? Она буравила взглядом траву у себя под ногами. Краем глаза Гермиона заметила, что Гарри пожал плечами. – Мы и в прошлый раз не были готовы. Если бы война началась вновь, я бы стал сражаться, – он взъерошил себе волосы, как делал всегда, когда нервничал. На одно эгоистичное мгновение Гермионе захотелось, чтобы Гарри оказался на ее месте. Она позволила себе это, прежде чем навсегда прогнать подобные мысли. – Знаешь, Джинни беремена, – вдруг произнес Гарри. Гермиона удивленно посмотрела на него: – Мы хотели объявить об этом на ужине через две недели, но тебе я скажу первой. Я бы хотел, чтобы мой ребенок рос в мире без зла и войн. В ее голове не укладывалось то, что у Гарри будет ребенок. Она не думала о детях в своей жизни, война не оставила места для подобного. Ребенок… Гарри будет замечательным отцом. – О боже, Гарри, поздравляю тебя, – она порывисто обняла его, – это так замечательно. – Я никогда не позволял себе думать о семье, пока мы воевали с Волдемортом, но теперь я… счастлив. Он прислонился щекой к ее плечу. – Когда мы объявим об этом, сделай вид, что удивлена, – его заговорщический шепот вызвал ее смех, который через мгновение стих, стоило ей осознать одну простую истину. Гарри заметил смену настроения и отстранился. – Кстати, об этом… через две недели меня может здесь не быть, – выпалила на одном дыхании, – командировка. Был ли этот момент точкой принятия окончательного решения? Или оно было принято задолго до? В камере Риддла или же в кабинете Кингсли. Не так важно, ведь только сейчас Гермиона позволила этому прозвучать вслух. – Гермиона, у тебя точно все в порядке? – ладони Гарри коснулись ее плеч. Гермиона кивнула. Она позволила яркой улыбке расцвести на губах. – Да, все прекрасно.***
Я согласна. На пергаменте выведено лишь это. Немного неаккуратно, написано в спешке. Ответ пришел быстро. Приходи завтра в 10 утра на испытание к моему кабинету. Пути назад не было.***
Ладони вспотели, и Гермиона вытерла их о свои темные брюки. Сложно было скрыть волнение. Хотя ей нравилось думать, что эта ситуация нисколько ее не задевала. Она не нервничала, нет. Просто… В конце концов, разве не испытает она облегчение, если это задание ляжет на чужие плечи? Возможно. – Гермиона, пойдем, – она брела за Кингсли вглубь министерства. В маленьком сером кабинете был еще один человек, невысокий и лысый, в выцветшей мантии. Он недовольно поджал губы, когда заметил гостей. – Вы опоздали, – прогнусавил он вместо приветствия. – Приносим свои извинения. Кингсли отошел в сторону. Маленький человек протянул Гермионе пузырек с зельем, природу которого она не смогла определить. – Выпейте это, – зельевар нетерпеливо взмахнул рукой. Гермиона продолжала рассматривать зелье. – Что это? Зельевар тяжело вздохнул. Вопросы утомляли его. – Наше секретное зелье, – он не видел смысла что-то пояснять, – просто выпейте! Гермиона поняла, что спорить бесполезно. Поднесла пузырек к губам и выпила его содержимое. По рту растеклась горечь, но никаких изменений Гермиона не почувствовала. Нужно будет расспросить Кингсли об этой разработке, когда все закончится. – Гермиона, садись сюда, – Кингсли указал на стул в центре кабинета, – сейчас мы наложим на тебя заклинание. На негнущихся ногах она дошла до стула и тяжело опустилась на него. Слабость заполнила тело. Вопросы мучили ее, но ни на один из них не было времени. – Закрой глаза, – она подчинилась. На какое-то мгновение чувство реальности исчезло. Она парила отдельно от своего тела. Была свободной. Чувство пропало так же быстро, как и появилось. Тепло жгло лицо. Гермиона разлепила глаза, чтобы зажмуриться вновь. Понадобилось время привыкнуть к слишком яркому свету. Когда она, наконец, открыла глаза, то увидела дом своего детства. Он больше не выглядел заброшенным, одиноким склепом среди сотен чужих жилищ. Дом манил зайти внутрь. Огляделась вокруг. Сад разительно отличался от того запустения, что она видела не так давно. Цветы клонились под тяжестью жемчужных капель недавно прошедшего дождя. В воздухе висел аромат свежести и меда трав. Сад благоухал совсем как в те времена, когда мама ухаживала за ним. Воспоминания неприятно кольнули тоской. Гермиона перевела взгляд на дверь, попыталась сосредоточиться на задаче. Нужно войти внутрь? Сделала неуверенный шаг вперед и остановилась. Что от нее вообще требовалось? Она не получила никаких инструкций и теперь чувствовала себя потерянной. Она медленно подошла к двери и открыла ее. Зашла в дом. В коридоре пахло выпечкой, яблоками и корицей. Гермиона вспомнила, как часто мама в выходные дни пекла сладкий пирог. Тихо закрыла за собой дверь и замерла, рассматривая фотографии в рамках. На всех снимках она была вместе с родителями. Будто вновь вернулась в тихое, безопасное детство. С кухни послышались голоса. Родные. Любимые. Они принесли одновременно и радость, и боль. Гермиона сморгнула подступившие слезы – не было времени для сентиментальности. Она не могла позволить себе тонуть в этих тяжелых чувствах, которые теперь призраками следовали за ней. – Гермиона, дорога? Это ты? – мама показалась на пороге кухни. Это именно ее мать – Джейн, а не та незнакомка с ее лицом, обосновавшаяся в Австралии. У той женщины не было дочери. Гермиона молчала, позволяя радости от этой встречи затопить себя. Слова не находились. Они казались чем-то лишним. Гермиона могла лишь смотреть и чувствовать себя побежденной. Она понимала – все здесь иллюзия. Но это знание с каждой секундой становилось все более блеклым, словно яркое летнее солнце выжигало его из памяти. Гермиона резко бросилась вперед и крепко обняла мать. Уткнулась ей в плечо и позволила сорваться слезам, которые копились так долго. – Ну-ну, любимая. Почему ты плачешь? – теплые руки обняли ее в ответ. Тихие поглаживания успокаивали. Слезы иссякли. – Поссорились с Роном? Упоминание друга заставило Гермиону чуть отстраниться. Рон ведь больше не играл никакой роли в ее жизни. Она попыталась вспомнить, зачем пришла сюда, но нужное знание ускользало. Потерянная. Разбитая. – Нет, – сказала чуть хриплым от слез голосом, – я просто… я очень сильно люблю вас с папой. Подумала, вдруг у меня больше не будет возможности сказать это. Светлая улыбка тронула губы матери. – Надеюсь, ты нас не хоронишь, – она рассмеялась и аккуратно стерла слезы со щек Гермионы. – Нет, конечно, нет, – Гермиона отвела взгляд. Нужно было вспомнить. Существовало нечто важное, и только она могла выполнить это. – Но вдруг однажды вы меня забудете, и эти слова больше не будут иметь значения. Теплые пальцы аккуратно коснулись подбородка, вынуждая Гермиону посмотреть на мать вновь. – Ничто не заставит нас забыть тебя, – она потянула Гермиону на кухню, – испекла твой любимый пирог сегодня. Отец сидел за столом и внимательно читал утреннюю газету. Он снял свои очки в толстой оправе, когда увидел Гермиону. – Привет, дорогая. А когда придет Рональд? Мне нужно ему кое-что сказать. Гермиона не знала, что ответить. Она не понимала, почему родители продолжали так упорно спрашивать про Рона. Они ведь почти не общались. Она все больше теряла связь с реальностью. – Рональд? – задумчиво повторила, будто хотела отыскать ответ в этом имени. Отец бросил на нее чуть удивленный взгляд. – Ваша свадьба ведь всего через неделю, – подала голос мать, – они… Отец прервал ее. – Джейн, не порть сюрприз. Мама виновато улыбнулась и поставила пирог на стол. – Прости. Гермиона села на свое любимое место у окна. Свадьба с Роном? Почему… – О, сегодня должны прийти твои подруги, – щебетала мать, садясь рядом, – Джинни и Тонкс. Мы должны решить, что делать с украшением… Гермиона зацепилась за слова, которые казались бредом. Тонкс. Она знала лишь одну девушку с таким именем, и та была мертва. – Но она же умерла, – вслух произнесла Гермиона, – она же умерла на войне. Родители насторожились. – Какой войне, Гермиона? – Ты хорошо себя чувствуешь? – Войне с Волдемортом, – она была уверена в своих словах. Та ненависть, что вселяло в нее это имя, возвращала ее в реальность. – Не было никакой войны, – мать нежно сжала ее руку. Но все было иллюзией. Осознание заставило серость поглотить солнечный свет, лившийся в окна. Силуэты родителей растаяли в этой безжизненности. Гермиона позволила себе побыть в одиночестве несколько мгновений. Затем она поднялась и огляделась вокруг, как если бы искала за что зацепиться. Чуть шатаясь, вышла с кухни. В коридоре все еще были фотографии, но на это раз Гермиона исчезла с них. Она резко отвернулась и пошла вперед. Какая-то сила тянула ее в сторону лестницы, Гермиона подчинилась ей. Она поднялась наверх. Картина на втором этаже быстро сменилась: спальни растаяли, лестница исчезла. Гермиона оказалась в маленькой, серой пещере. Воздух заполнила чья-то тяжелая, подавляющая магия. Неприметный кубок из черненного золота стоял в центре. Гермиона подошла к нему, протянула руку. Она не успела коснуться. Шепот сотен голосов заполнил собой все. Казалось его источником были сами камни, когда-то впитавшие души других искателей. Любое желание. Никакой войны. Твои родители помнят тебя. Гарри вырос в полной семье. Никогда никакой войны. Выпей из кубка и скажи это. Пальцы крепко обхватили кубок. Тысячи соблазнов обрушились на нее. Так много возможностей создать мир без войн, болезней, зла. Идеальное будущее, о котором большинство людей могло только мечтать. Гермиона поднесла кубок к лицу, рассматривая причудливые грани. Узор переплетенных виноградных лоз и несколько незнакомых древних знаков. Внутри кубка плескалась обыкновенная вода. Чужие голоса вторили ее мыслям. Она могла бы вернуть родителям память, тогда бы та картинка из иллюзии стала реальностью. Жажда осуществить это желание завладело ей. Гермиона поднесла кубок к губам, она почти произнесла сокровенное желание собственного сердца, но остановилась. Она лишила родителей памяти из-за войны. Войну разжег Волдеморт. И одна из его версий все еще была в этом мире. Коварный. Он мог бы выбраться из темницы, чтобы вновь погрузить мир в хаос. Гермиона почувствовала, как оковы магии спадали с нее. Чужие голоса стихли. – Я хочу, чтобы Том Риддл отправился обратно в прошлое. В то время, из которого он прибыл, – четко произнесла Гермиона и отпила из кубка. Вспышка яркого света поглотила все вокруг. Гермиона выронила кубок, который со звоном упал на камни. Она крепко зажмурилась, а потом резко распахнула глаза. Ее вновь окружали стены кабинета. Гермиона чувствовала себя так, будто вынырнула из беспокойного сна. Голова раскалывалась от острой боли. Гермиона прижала ладони к вискам, чтобы хоть немного унять ее. Раздались аплодисменты. Этот резкий звук принес лишь новую волну боли. – Ты справилась, Гермиона, – нотка удивления мелькнула в голосе Кингсли, словно он не до конца верил в такой исход. – Вы могли видеть то, что происходило в моей голове? – выдавила из себя вопрос. Она взяла стакан воды, который протянул ей от чего-то молчаливый зельевар. – Да, могли. Она кивнула. Ясно, они оба думали, что она не справится в какой-то момент. Соблазн окажется сильнее ее воли. – Ты справилась, – вновь повторил Кингсли, – вы отправляетесь через полторы недели. Сегодня я дам тебе все материалы, которые нужно будет изучить.