Сокровище луны

      Многие так и не смогли склеить оставшиеся осколки. Война перемолола, пропустила через себя и не пощадила никого. Они так привыкли сражаться, что мирное время стало для них загадкой. Что делать? Куда себя деть? Будто стали лишними в собственной жизни.       Испорченные детали, которые больше никуда не подходили.       Первое время Гермиона не выходила на улицу без оружия: палочки в кобуре, прикрепленной к руке, и маленького пропитанного ядом ножа. Она оглядывалась, как если бы враг притаился в тени зданий. Неуютно чувствовала себя в толпе других людей, словно в любой момент иллюзия мирной жизни могла рассыпаться, и война раскрыла бы вновь свои объятия.        Ее дом был окружен десятком защитных заклинаний. Она вздрагивала от шума, ее пугали женщины, чем-то напоминающие Беллатрису. Гермиона пила успокаивающие зелья. Пока не поняла, что стала зависеть от них.       Она ходила к целителям разума в тайне ото всех. Почему-то признаться в слабости казалось чем-то постыдным. Она слишком крепко цеплялась за свой образ сильной, выжившей и пыталась скрыть то, что резало ножом изнутри.       Шрам на коже – страшное напоминание. Он почти всегда был замаскирован чарами.       Гермиона часто ловила себя на том, что вздрагивала от резких движений. Как-то она выхватила палочку, когда незнакомец слишком быстро повернулся. Успела себя остановить. Досчитала до десяти и пошла дальше.       Ты в безопасности. Никто тебя не тронет.       На самом деле она считала, что справлялась неплохо. Ночью ее изматывали кошмары, но Гермиона училась с ними бороться. Они стали вызовом в новой реальности.       Она знала, что не одна. В послевоенном мире многие носили шрамы. Внутри и снаружи. Общество изрезанных войной людей.       Однажды она увидела, как у молодой девушки случился приступ панической атаки. Гермиона успокоила ее, дала зелье. Она сжимала незнакомку в объятиях, пока та не перестала дрожать.       – Спасибо вам, – девушка вытерла слезы, – я услышала шум, и вдруг воспоминания нахлынули, как мы с братом прятались от пожирателей, – она поморщилась и сжала руку Гермионы, – простите меня и еще раз спасибо.       Гермиона еще несколько минут смотрела ей вслед. Она понимала. Паника накрывала ее довольно часто. Но она никому бы в этом не призналась.       Первое время утешением служил Рон. Из этого не вышло ничего хорошего: два сломленных войной человека не могли исцелить друг друга. Их раны были одинаковыми: глубокими, иногда кровоточащими. Холод, который принесла война, поселился в душе. Они оба нуждались в тепле.       И все же Гермиона отчаянно цеплялась за эти отношения. Искала утешения в объятиях Рона, хотя и понимала, что он больше не мог его дать.       Спустя два месяца она решилась на поездку в Австралию. Нужно было сделать это раньше, сразу же после войны. Только Гермиона не могла перешагнуть через себя. То, что она сделала с родителями, было необходимостью, но стыд мучил ее. За ложь, за стирание памяти. Ей было невыносимо стыдно.       Предательница. Лгунья. Девушка с треснувшей душой.       Она не могла смотреть на себя в зеркало.       Гермиона изучала, как вернуть память. На самом деле она стала довольно хороша в целительской магии. Помимо книг у нее было много практики. Она помогала раненным после битвы.       И все же теперь руки дрожали.       Она нашла родителей быстро. Они жили в маленьком коттедже недалеко от океана. Ее мать улыбалась, пока ухаживала за цветами в саду возле дома. Алые и желтые розы. Гермиона некоторое время наблюдала за ней. Она чувствовала себя вором, который крал мгновения вместо вещей.       – Вы Моника? – вопрос сам сорвался с губ. Больше не было смысла тянуть.       Женщина, так похожая на саму Гермиону, ярко улыбнулась. Ее кожа стала темнее, волосы чуть выгорели на солнце.       – Да. Чем могу помочь, дорогая? – она подошла к забору. Ее духи все еще пахли яблоками.       – Я… Я Гермиона, – и стало так нестерпимо больно, когда на лице женщины не промелькнуло даже минутного узнавания. Моника лишь сказала:       – У тебя очень красивое имя.       Гермиона сморгнула слезы. Это все неважно. Она исправит все, что натворила.       – Я хочу остановиться здесь на пару дней. Быть может, кто-нибудь из ваших соседей сдает дом?       – Ох, милая не знаю. Смиты, кажется, хотели, но они уехали сегодня.       Разговор зашел в тупик. Ей нужно зайти в дом.       Ей нужно было уйти прочь.       – Можно мне, пожалуйста, выпить воды? Здесь такая жара, не привыкла к такому.       – Конечно, дорогая. Заходи, – в глазах женщины мелькнула тревога. Вероятно, Гермиона показалась ей подозрительной, поэтому она не пригласила ее в дом, лишь запустила в сад.       Гермиона достала палочку. Сейчас. Сейчас она все исправит.

***

      Но память так и не вернулась к родителям. Она не смогла это сделать сама. Не помогли и целители. Что-то пошло не так, когда Гермиона стирала память. Это что-то не позволило отменить заклинание.       Она кричала, тонула.       Она потерялась.

***

      С тех пор все пошло по наклонной. Отношения с Роном развалились за пару недель. Отпустить было легко, гораздо сложнее оказалось сохранить дружбу, ведь трещина этой неудавшейся любви слишком глубоко пролегла между ними. Но они пытались.       Гермиона чувствовала себя одинокой среди других Уизли, будто ей здесь больше не находилось места. Это, конечно же, было не так. Молли своей заботой пыталась заменить ей мать. Ошибка. Некоторых людей заменить невозможно.       Она стала избегать этих встреч. Теплое гостеприимство чужой семьи причиняло боль. Гермиона не хотела ворошить свои и чужие раны.       Она искала замену. Что-то, способное убить время, отвлечь.       В выходные Гермиона помогала в больнице святого Мунго, в другие дни она изучала древние артефакты в министерстве. Ее мозг постоянно был загружен. Она не позволяла себя отвлекаться на прошлое и думать о будущем.       Маленький кабинет в министерстве был завален книгами и пергаментом. На столе лежали различные предметы, которые ждали своей очереди в бесконечном списке Гермионы. После победы у многих семей Пожирателей изымали артефакты: некоторые из них темные, другие просто приглянулись кому-нибудь из министерства.       Жизнь Гермионы шла по одному и тому же графику. Ей нравилось чувство стабильности. Нравилось управлять своей судьбой. Знать, что ждет тебя завтра. Возможно, она пряталась от настоящей жизни в мирке, который сама же и создала.       Но никто ее за это не осуждал.       Один серый дождливый день принес перемены. Вечером сова доставила письмо от Кингсли. Теперь уже министра Бруствера.       Гермиона, Надеюсь, с тобой все в порядке. Я не хотел тебя беспокоить, но есть дело, с которым помочь можешь только ты. Как наш лучший специалист по артефактам. Приходи завтра в девять утра в мой кабинет. Просьба никому не сообщать об этой встрече. PS Письмо исчезнет, как ты ее прочитаешь.       Листок превратился в пепел в ее руках. Гермиона задумчиво смотрела в окно. По какому вопросу она могла понадобиться министру? Если только…       Нет.

***

      В их жизни было несколько запретных тем. Любая из них могла разрушить в свое время с трудом достигнутое равновесие. Первой была война. Даже маленькое напоминание о ней отправляло в те кровавые, страшные дни. Вторая была связана с первой. Угроза, заключенная в ней, оставалась реальной.       Том Риддл.       Лишь несколько раз они говорили о нем.       – Я не понимаю, Гермиона, не понимаю, почему они не убили его. Это ведь так просто, – она обняла Гарри за плечи. Он тихо плакал, уткнувшись ей в шею.       – Я знаю. Знаю и понимаю. Но есть правила, и никто не может их нарушить. Мертвых не спасти, Гарри.       – Если, если они не смогут его отправить? – сбивчиво спросил он.       – Этого не может быть. Иначе наша временная линия уже была бы нарушена.       Но время шло, а Том Риддл все еще оставался в настоящем. Заключенный где-то, лишенный магии. Но все еще опасный. Лишь несколько человек знали о нем, и все они были связаны непреложным обетом.       – Если кто-то узнает, что он здесь, может начаться паника. Восстания. Пожиратели смогут обрести новую версию своего лидера. Более молодую. Менее безумную. Никто не должен о нем знать, – слова Кингсли изредка звучали в голове. Она была с ними согласна. Если бы все узнали правду, то в магическом мире наступил бы настоящий хаос.       Большей части присутствующих во дворе в момент появления Риддла стерли память. Для них это было лучшим исходом. Меньше на одного монстра в кошмарах.

***

      Утром она стояла возле кабинета министра. Ладони вспотели. В голове был беспорядок из домыслов и страхов. Она поправила растрепавшиеся волосы и зашла в кабинет.       – Доброе утро, – в голосе прозвучали чуть визгливые нотки. Это плохо, это буквально кричало о панике.       Кингсли радушно улыбнулся, но его взгляд оставался напряженным.       – Доброе утро, Гермиона. Ты как всегда пунктуальна. Садись, – он указал на кожаное кресло возле стола.       Кабинет Кингсли казался строгим и аккуратным. Но некоторые мелочи говорили о том, что их хозяин может быть и совсем другим.       – Как у тебя дела?       – Хорошо, – Гермиона скупо улыбнулась, – а у тебя?       – Неплохо.       Повисла тишина. Никто из них не знал, как продолжить разговор. У них никогда не возникало таких проблем на войне. Во время битв все союзники понимали друг друга легко.       Гермиона откашлялась.       – Зачем я здесь?       Кингсли нахмурился. Затем тяжело вздохнул.       – Я помню, что ты пережила. Клянусь, я не хотел привлекать тебя к этому. Но у нас мало людей, которым можно доверять.       Он замолчал. Гермиона сдержалась, хотя все внутри требовало заставить его говорить дальше. Она знала: ей не понравится то, что он скажет.       – Мы нашли способ вернуть Тома Риддла в прошлое, – вновь молчание, после которого: – есть один артефакт. Сокровище луны. Ты слышала об этом?       Гермиона прикусила губу, пока пыталась вспомнить. Да, она слышала о сокровище луны. Кубок, который исполнит любое желание того, кто выпьет из него. Но это было…       – Это же сказка…       – Кубок существует. Мы нашли место, где он спрятан. Чтобы добраться до него, нужно снять защиту. Кубок не может покинуть своего святилища, поэтому нам нужно доставить Риддла туда…       – И причем здесь я? – прервала Гермиона.       Она все еще не понимала, не хотела понимать.       Кингсли посмотрел прямо на нее. Его слова звучали как приговор.       – Я хочу, чтобы ты отправилась с Риддлом и загадала желание. Перед этим тебе будет нужно стереть ему память. Ты единственная, кто разбирается в артефактах, и в ком я абсолютно уверен.       Во взгляде мелькнула ярость. Гнев холодной волной заполнил разум. Она не могла снова в этом участвовать. Она хотела забыть.       – Я достаточно пожертвовала собой, чтобы этот мир был в безопасности. Я не хочу снова участвовать в чем-то. Я просто хочу спокойной жизни.       Кингсли поднял ладони в успокаивающем жесте.       – С вами будет команда авроров. Тебе не нужно быть наедине с Риддлом. Просто сотри ему память и загадай желание, когда выпьешь из кубка.       – Я не…       – Пожалуйста, Гермиона, это в последний раз. Помоги отправить монстра в его мир. Пожалуйста.       Она почти сдалась. Какая-то часть ее души все еще ставила безопасность мира слишком высоко.       – Он, скорее всего, согласится идти только с тобой. Конечно, мы не дадим ему выбора…       Эти слова разбили что-то в остатках ее самообладания.       – Что это значит?       Кингсли устало потер переносицу.       – Он стал несколько… несколько одержим тобой. Так считает его целитель разума. Риддл все время спрашивает о тебе. Сохраняет газеты, если там есть упоминание о тебе…       Кингсли говорил. Гермиона уже не слушала. Его слова погрузили ее в какой-то транс. Тревога завладела мыслями, заморозила все внутри.       Он интересовался ей? В этом не было ничего хорошего.       Она обняла себя за плечи. Хотелось спрятаться. Хотелось стереть любое напоминание о себе из этого мира.       – Я не смогу, Кингсли.       Какое-то время они сверлили друг друга взглядами. Кингсли отвернулся первым.       – Он не стал еще тем волшебником, с которым вы сражались.       Но она знала, каким он был в прошлом. Время, проведенное с крестражем, не прошло зря. Риддл убеждал, соблазнял и пугал. Распространял свое лживое очарование. Отравлял им. Крестраж пытался надавить на все ее болевые точки       – Не дай своим страхам победить, Гермиона, – предпринял еще одну попытку Кингсли.       Он не знал – страхи уже победили. Очень давно.