Во сне и наяву

      Тепло и мягко. Сану нравилось это ощущение. То, как его пальцы неспеша и нежно скользят сквозь короткую, но густую шерсть — гладкую, мягкую и тёплую. Он не видел, но наверняка знал, как она блестит, переливается под солнечным светом, насыщенно чёрная, покрытая тёмно-коричневыми, кофейными, пятнами.       Сан ощущал нагретую небесным светилом шерсть практически везде, даже между кромкой просторных штанов и чуть задравшейся льняной рубашкой — на плоском, загорелом животе, покрытом испариной. Она липла к нему, местами колола, но он не был против, отнюдь.       — Мне кажется, ты стал ещё тяжелее, — на выдохе произносит Сан, тихо, едва слышимо, будто боится, что его услышит кто-то посторонний, и приподнимает веки, встречаясь с чужими насыщенно-жёлтыми глазами.       Животное, голова которого едва умещается на чужой груди, размеренно мурлычет, издавая звук, похожий на тарахтение едущей по неровной поверхности тележки, и медленно моргает, тем самым будто соглашаясь с человеком.       Сан в ответ улыбается — искренне и нежно. Щурится из-за солнца, продолжая поглаживать шею животного, и шумно глубоко вздыхает, поднимая на вдохе грудь, а вместе с ним и чужую голову.       — Сонхва, — шёпотом зовёт Сан и тихо стонет, пытаясь пошевелиться под весом чужого тела. Он правда был очень тяжёлым — Сану это нравилось. Нет, он был в восторге.       Ему нравилось ощущение чужой силы, чужой мощи — твёрдых, будто бы железных мышц, перекатывающихся под горячей, покрытой шерстью кожей, чужого веса, способного без особых усилий сбить Сана с ног и придавить даже не всем, а лишь частью всего тела, лишив даже малой возможности на спасение.       Животное лениво открывает глаза, сверкая в тени покачивающегося дерева жёлтой радужкой и чёрными зрачками, а затем, отвернув голову в сторону, зевает. Сан прослеживает за тем, как растягивается меж огромными крепкими клыками нить слюны, а потом, когда животное издаёт характерный звук, вовсю открыв пасть, исчезает. Большая кошка, морща нос, плотно жмурит глаза, а затем, закрывая пасть, вновь поворачивается к человеку. Но не укладывает голову обратно на грудь, а подаётся вперёд — тычет крупным горячим носом в щёку, а затем облизывает. С нажимом проводит шершавым влажным языком по коже, вынуждая человека зажмуриться и немного отвернуться, теперь подставляя под очередное движение языка помимо щеки подбородок и часть покрытой веснушками шеи.       — Сонхва, — улыбаясь, вновь зовёт Сан, на этот раз более громко, протяжно, и, прикрывая лицо раскрытой ладонью, ощущает очередное прикосновение языка уже к ней, — перестань.       Кошка послушно замирает, вопреки этому недовольно фыркая, а затем ощущение чужого веса, горячего тела и шерсти исчезает. Сан резко поворачивается, убирает от лица руку, и встречается взглядом с чужим: на этот раз на него смотрят чëрные глаза — глаза человека.       — Перестать? — Раздаëтся низкий глубокий голос, пробирающий Сана до мурашек, а затем, спустя мгновение, чужое лицо оказывается совсем близко — вздохнуть чуть глубже, и человек напротив ощутит дыхание. Или приподнять нос, и тогда...       Губы коснутся чужих. Тëплых, сухих и упругих. Сан невольно закрывает глаза, касаясь кончиками пальцами, а затем ладонями, чужих боков — загорелых, едва влажных из-за пота, и мягких. Ему это тоже нравилось. Он был в восторге.       Сонхва в человеческом обличии был таким же мускулистым, сильным и мощным. Его тело не было неестественно рельефным, руки или грудь не сильно превышали его естественные объëмы, но это не унимало у него сил. Даже будучи человеком он всë так же мог без проблем сбить Сана с ног, придавить к земле, обездвижить и лишить возможности на спасение. Думая об этом, осознавая это и представляя, нечто в животе Сана трепыхалось, щекоча тонкими крылышками сердце и нервы, волновало и вынуждало краснеть.       — Ваше Высочество, — разрывая затянувшийся глубокий и влажный поцелуй, запыхавшимся слабым голосом произносит Сан и ощутимее прежнего сжимает чужие бока, — сюда в любой момент могут заявиться служанки, а мы... Вы ещё и совсем голый.       Сонхва выгибает бровь, приподнимая уголок губ в ухмылке, и дарит парню под ним ещё один глубокий, но короткий поцелуй.       — Разве Ваше Высочество часом ранее не просили не беспокоить нас до ужина и не посещать внутренний сад? — лениво растягивая слова спрашивает мужчина, опуская взгляд от чужого лица вниз, к груди, и, отстраняясь, выпрямляется.       Он мажет заинтересованным взглядом по расстëгнутым верхним пуговицам рубашки, из-под которой виднеется чуть влажная загорелая кожа и тонкая золотая цепочка, игриво сверкающая под дневным жарким солнцем.       — У нас ещё очень, очень и очень много времени... — с ненавязчивой улыбкой на лице томно произносит Сонхва и опускает взгляд ниже, к животу.       Он касается кончиками пальцев обнажëнного, выглядывающего из-под приподнятого подола рубашки плоского живота, задумчиво наблюдает за движением собственной руки, замечая на чуть вспотевшей коже несколько чëрных, принадлежавших его кошачьему телу волос, и аккуратно собирает их, захватывая и отбрасывая в сторону.       Сан судорожно вздыхает, наспех облизывая сухие губы, и переводит взгляд от чужой руки к мужчине. Тот расслабленно сидит рядом с ним на устланной драгоценными тканями и подушками крепкой и широкой, куда без проблем может поместиться несколько человек, кушетке, и вновь касается его живота, на этот раз более ощутимо и настойчиво — всей ладонью.       — Ваше Высочество, вы так раскраснелись, может переместимся в тень? Или вернёмся во дворец? — перемещая ладонь под подол рубашки, с нескрываемой лукавой улыбкой спрашивает Сонхва, и, когда подушечка пальца достигает чужого затвердевшего соска, отпускает короткий смешок.       Наклоняется, незамедлительно касаясь губами чужой щеки, скулы, подбородка, горячей влажной шеи, — того, чего он минутами ранее касался шершавым большим языком, и небольно, но ощутимо прикусывает.       — Ваше Высочество, вы как никто другой знаете, что дело не только в палящем солнце... — на выдохе произносит Сан, касаясь чужой кожи, и сглатывает густую вязкую слюну, когда пальцы, касающиеся его соска, мягко сжимаются, — вернее... Дело вообще не в нëм.       Сана было очень легко возбудить, если за дело брался Сонхва. Зачастую, ему не надо было даже браться. Порой достаточно было по-особенному посмотреть, кое-что сказать низким бархатным голосом, и лицо, а затем и шея Сана, в мгновение ока заливались красным цветом. Сонхва это очень нравилось. Он был в восторге.       От зардевших щëк и скул, опущенных подрагивающих ресниц, приоткрытых порозовевших губ и робкого хрупкого вздоха, покинувшего чужую грудь.       Сан тоже был сильным. Его человеческое тело было более рельефным, грудь и руки чуть объëмнее; вероятно, он тоже мог бы без проблем сбить кого-то с ног и обездвижить, но... Если это будет Сонхва, он даже не будет пытаться. Позволит ощупать его более узкую талию и бëдра, более стройные ноги и такие же, как и у Сонхва, упругие объëмные ягодицы. Возможно, потому что его кошачий облик был ощутимо меньше, и он всегда сдавался, даже не пытаясь бороться. Позволял небольно укусить себя, позволял с нажимом коснуться едва выпущенными острыми когтями пятнистых оранжево-чëрных боков, придавить к горячей, нагретой солнцем земле, с нажимом пройтись шершавым языком по покрытой короткой шерстью шее, и, уткнувшись в неë носом, низко утробно зарычать. Возможно.       Возможно, потому что во время их первой встречи, когда младший на два года Сан ещё даже не был подростком, Сонхва уверенно и безоговорочно заявил, что через несколько лет они обязательно сыграют свадьбу. Родители обоих принцев лишь добродушно посмеялись, а Сан, безнадëжно пытающийся скрыть яркий румянец за отросшей волнистой чëлкой, смущëнно улыбнулся и, сам не понимая почему, утвердительно кивнул. Он навсегда запомнил блеск чужих чëрных глаз и приподнятый в, как показалось Сану, ухмылке уголок губ.       — Где блуждает ваш разум, мой принц? — Поднимая и размещая над головой обнажëнные загорелые руки Сана меж шумными тяжëлыми вздохами спрашивает старший мужчина и коротко целует в зардевшую влажную щëку.       Сан медленно поднимает потяжелевшие веки, отмечая, что солнце, наконец, опустилось ниже самого высокого шпиля дворца, и гулко сглатывает собравшуюся во рту слюну, намереваясь ответить, но не успевает. Его целуют, настойчиво и глубоко, продолжая медленно, но с ощутимой силой двигать бëдрами, тем самым вынуждая Сана тихо и робко, будто бы неуверенно, стонать в поцелуй, ища над собственной головой чужие руки, чтобы схватить их и переплести между собой влажные горячие пальцы.       Отстраняясь, Сонхва замирает на несколько мгновений, любовно, с нескрываемой улыбкой рассматривая раскрасневшееся лоснящееся лицо под ним, и не сдерживает шумного, тесно граничащего со стоном вздоха.       — Ваше Высочество, я неустанно влюбляюсь в вас вновь и вновь, — с неким отчаянием в голосе произносит Сонхва и крепче прежнего сжимает чужие руки, — словно впервые, но в то же время будто бы в тысячный раз. Когда думаешь, что любить сильнее просто невозможно... Если дело касается вас, Ваше Величество, я устремлюсь к бесконечности и буду любить в Вас каждую частичку: вашу улыбку и слëзы, доброту и злобу, ваш острый ум и глупость, сияющие миллионами звёзд глаза и шрамы, вашу силу и слабость, любовь и ненависть... Я буду любить вас любым и оставаться рядом всегда, будь вы хоть принцем, хоть бедняком без имени и рода.       Сан прерывисто выдыхает, едва заметно и ощутимо подрагивая под чужим телом, и плотно закрывает веки, наконец позволяя двум слезинкам плавно соскользнуть из внешних уголков глаз.       — Сонхва... Ваше Высочество, — тихим хрупким голосом произносит Сан и, когда одну из его рук покидает чужая, чтобы через мгновение коснуться влажного от слезы следа на виске, открывает глаза. — Сонхва, я...       — Я знаю, мой прекрасный принц, — когда Сан, гулко сглотнув слюну, замолкает, с нежной улыбкой на лице отвечает Сонхва и продолжает: — Я всё знаю, мой милый Сан. Достаточно взглянуть в твои глаза, и я тут же узнаю, что у тебя на уме.       Младший принц коротко вздрагивает, когда Сонхва возобновляет движения бëдрами, и приподнимает ступни над кушеткой, подгибая пальцы и обнимая ногами чужие бока, касаясь пятками округлых ягодиц.       Когда солнце оказывается ближе к горизонту, чем к шпилю дворца, а до ужина остаëтся меньше получаса, Сонхва, издав тихий протяжный сон, наконец, позволяет себе расслабиться вслед за Саном. Мажет ленивым поцелуем по всё ещё покрасневшей щеке принца и укладывается рядом, позволяя младшему мгновением позже прильнуть к его крепкой, покрытой испариной горячей груди.       — Я тоже бесконечно люблю Вас, мой дорогой принц, Ваше Высочество, Сонхва.       Сан, приподняв голову, робко касается кончиками пальцев чужого подбородка, словно маленькая, одарëнная нежными крылышками бабочка, порхая ввысь, — задерживается на мгновение на покрасневших мягких губах, поднимается к кончику носа, перемещаясь по нему вверх до небольшой горбинки, а затем возвращается обратно.       Он отчëтливо слышит ещё ускоренное биение сердца под ухом, глубокое шумное дыхание и свой невольно сорвавшийся с губ, вздох, когда Сонхва произносит низким голосом: «Жду тебя». Ощущения спешно меняются — вместо гладкой кожи тëплая шерсть, вместо учащëнного сердцебиения ещё более быстрое, вместо привычного человеческого дыхания шумный, резкий вздох, а за ним рокочущий рык.       Отстраняясь, Сан не может отказать себе в том, чтобы с обожанием осмотреть крупную взрослую пантеру — ощутимо более крупную относительно обычных особей.       — Не устану любоваться вами, Ваше Высочество, — с улыбкой произносит принц, а затем в мгновение ока меняет и свой внешний вид — на небольшого размера леопарда.       Вечернее солнце окрашивает высокие кипарисы красно-оранжевыми красками, ложится ярким полотном на не укрытые тенями зданий белоснежные стены и крыши, верхушки цветущего гибискуса и молодых альбиций.       Сан, не сопротивляясь, открывает шею, позволяя острым белым клыкам прикусить его плотную шкуру, размеренно мурлычет, чувствуя как его хвоста касается чужой, — более длинный и плотный, чëрного цвета, — и, медленно моргнув, закрывает глаза. Сонхва самозабвенно, словно ест самый лакомый кусок свежего мяса, с нажимом облизывает густую оранжево-чëрную шерсть, оставляя на шее влажные следы, гулко мурлычет, спустя мгновение бодая головой чужую, а затем, вновь мазнув языком от челюсти к уху, наконец замирает. Удобнее устраивается, закрывая собой почти всё тело небольшого леопарда, и, рывком выпуская из лëгких воздух, облизывается, укладывая голову поверх чужой.       Сонхва большой, тяжëлый и горячий. Громко, практически заглушая Сана, мурлычет, едва ощутимо выпуская и вновь пряча за мехом и подушечками лап когти, и, спустя считаные минуты, засыпает, завлекая вслед за собой в царство сна и младшего принца.       В нëм ярко-оранжевая глиняная земля, цветущая розовым цветом опунция, финиковые пальмы и усеянные несъедобными яблоками высокие кустарники калотрописа. Чëрная блестящая шерсть, усеянная тëмно-коричневыми пятнами, гибкое мускулистое тело и жëлтые, словно цветок пустынного гиацинта, глаза. Пантера, в отличии от своих сородичей, любящая воду, неспеша ступает вдоль берега небольшого, образующего оазис, водоëма, и, когда рядом появляется леопард, игриво взмахивает лапой, брызгая и точно попадая водой на сухую чëрно-оранжевую шерсть, устремляется в сторону вздрогнувшего и пригнувшегося к земле животного.       Там жаркое полуденное солнце, глухие удары крыльев хищной птицы, всплески воды, когда леопард, спустя несколько минут напускного сопротивления, позволяет затянуть себя в мелкий водоëм, и вдруг, откуда ни возьмись, знакомый нежный голос.       — Ваше Высочество, пора ужинать.       Прикосновение ладони к блестящей чëрной шерсти и тихий, раздавшийся совсем рядом мягкий смех.       — Сонхва, просыпайся.       Короткий поцелуй рядом с едва открывшимся жëлтым глазом и кроткое «Любовь моя», как самое естественное и искреннее, что только может покинуть его уста.       — Навсегда, Ваше Высочество.