Кто мог остаться

Кроули чувствовал себя, мягко говоря, раздражённым. Раздражение - это самый мягкий термин, а самый верный - он горел с всепоглощающей электрической яростью. Он должен был быть благодарен "Бентли"; ведь это единственное, что удерживало его от того, чтобы стать виновником автомобильной аварии, так как он зашёл слишком далеко, чтобы чувствовать что-то, кроме бурлящей внутри ярости. Как он посмел, как он посмел, как он посмел, - повторялось у него в голове, когда Кроули подъехал к книжному магазину и, выходя, захлопнул дверь. Бентли заскрипела и возмущенно пискнула. Всю дорогу сюда у него было ощущение, что машина злится на него и он не мог даже притвориться, что знает за что именно. На улице было многолюдно, а значит, возрастал риск столкновения с покупателями, что, как он ядовито напомнил себе, было хорошо. Пусть приходят. Пусть скупят все книги и посмотрят, есть ли Кроули до этого дело. (Ему есть до этого дело. Ему было бы не всё равно, и он, возможно, украл бы их все обратно ночью, пока никто не видел, но это уже не важно.) – Мюриэль, – прорычал он, протискиваясь в дверной проем, как ребенок, у которого началась истерика. – Что такого важного могло произойти, что ты... – Мюриэль, правда, может, ты просто объяснишь, что произошло? Кроули замер на месте. Голос, доносившийся из задней комнаты, был ему так же знаком, как и его собственный, но он всё равно не смог его воспринять. Должно быть, это его мозг играет какую-то извращенную шутку. Этого не может... этого не может быть… Он приказал себе твёрдо стоять на земле или может быть, он мог, развернуться, сесть обратно в "Бентли" и уехать далеко-далеко, куда угодно, но его ноги, казалось, действовали сами по себе, и он обнаружил, что идёт с откровенно недостойной скоростью в сторону источника звука. Его мозг отказывался понимать происходящее - Мюриэль нервно переминалась с ноги на ногу, смотрела в глаза и разговаривала с источником всех снов и всех кошмаров, придуманных Кроули за последние несколько месяцев. У Азирафаэля перехватило дыхание, и на какое-то время, которое могло быть как секундой, так и целым днём, в комнате воцарилась смертельная тишина. Ни звука, кроме короткого, тревожного дыхания Мюриэль, заполнившего пустое пространство. Через мгновение Мюриэль заикнулась. – Привет. Вам обоим. – она подождала ответа, а когда его не последовало, сказала – Ничего срочного. Это был трюк. Нина научила меня фокусам. Ни ангел, ни демон не издали ни звука, пока они стояли на противоположных концах комнаты и смотрели друг на друга, не испытывая ни молчаливого веселья, ни мгновенного понимания того, о чем думает другой, к чему они оба привыкли. Кроули хотелось заболеть. Или швырнуть что-нибудь. Или и то, и другое. – Я ухожу, – категорично заявил он. – Как и я, – горячо ответил Азирафаэль. – Нет! – сила, с которой прозвучал ответ, ошеломила всю комнату. – Нет, – повторила Мюриэль, уже тише. – Вы двое должны остаться. Пока вы не исправите... что бы там ни было, что нужно исправить, и вы должны остаться. Когда Кроули зашипел, а Азирафаэль повернулся, чтобы уйти, она поспешила продолжить. – Если вы не сделаете этого сейчас, то уже никогда не сделаете! Вы больше никогда не увидите друг друга, разве вы не понимаете? – Мы сделали свой выбор, – ответил Азирафаэль. Коротко, пусто, отрепетированно. – О, да, – усмехнулся Кроули. – Выбор. Мюриэль раздраженно хмыкнула. – Вы такие упрямые. Вы должны, понимаете? Вы должны поговорить, вы должны вернуться на путь истинный, потому что... потому что вы просто должны... Пересекая комнату, она остановилась в дверном проеме, отделяющем заднюю часть магазина от передней. – Вы оба... вы знаете, что хотите всё исправить. Вы знаете, что хотите, но никто из вас не хочет быть первым, кто это скажет. Поэтому я говорю это за вас. Молчание. Мюриэль вздохнула, и последовавшая за этим бодрая улыбка была вынужденной. – Я оставлю вас. И затем она ушла. Кроули и Азирафаэль не пытались говорить, двигаться, делать что-либо ещё, кроме как погрузиться в тяжёлое напряжение, которое царило в магазине словно физический груз, и это было неправильно, такая энергия в этом месте была неправильной, и они оба это знали. Кроули выдохнул. – Думаешь, она знает, что только что буквально оставила нас на свободе? – Думаю, нет. Они не двигались. Когда в голове не было ничего, кроме тишины, в нём снова забурлил гнев, что-то расплавленное и горячее, чего Кроули не чувствовал с тех пор, как слова "Закрой свой дурацкий рот и сдохни уже" покинули губы архангела, мать его, Гавриила. – Почему бы тебе просто не уйти? – прошипел он. – Похоже, тебе это нравится. Это было по-детски. Он знал это, но не мог удержаться от этой колкости. Азирафаэль не отшатнулся от слов, как он надеялся. Вместо этого он сжал челюсти и посмотрел на Кроули так, что тот вдруг вспомнил, как выглядел ангел с пылающим мечом в руках. – Это, – медленно произнес Азирафаэль. – Это несправедливо. – Несправедливо? – Кроули невесело усмехнулся. – Что в этом несправедливого, ангел? Ты ушёл, ты выбрал их, и это... это прекрасно... мне всё равно, но хотя бы имей наглость, блять, признать это. – Не смей, – ответил Азирафаэль. Кроули показалось, что он никогда не видел его таким злым. – Ты думаешь, я ушёл, потому что хотел? Потому что хотел выбрать Небеса? – Чертовски похоже на то! – Кроули повысил голос. – Ты всегда так делаешь, ты... ты... идиот... – Не называй меня так, – огрызнулся Азирафаэль, и Кроули захотелось чтобы он закричал. Он хотел, чтобы ангел кричал, вопил и грозно гремел, но вместо этого он сохранил свой голос тихим, наполненным ледяной яростью, которую узнал бы только тот, кто был знаком с ним несколько тысячелетий. – Ты когда-нибудь думал о ком-то, кроме себя? – потребовал Азирафаэль. О тебе, - машинально подумал Кроули. Он отогнал эту мысль. Азирафаэль, похоже, ещё не закончил. – Потому что, думаю, если бы ты остановился и подумал об этом, то понял бы, что убегать это эгоистично. Это жестоко. – Мне всё равно! – ядовито ответил Кроули. – Я не... Я ничего им не должен, после Падения, после того, что они сделали с тобой... после всего. – Именно, – спокойно сказал Азирафаэль. – Простите? Азирафаэль закатил глаза и вздохнул, словно разговаривал с тупым ребенком, а не со своим лучшим другом шести тысяч лет. От этого зрелища Кроули вздрогнул. – Ты идиот, Азирафаэль, – прошипел он, не обращая внимания на то, как вздрогнул ангел. – Небеса ненавидят тебя, они всегда тебя ненавидели... – Думаешь, я этого не знаю? – воскликнул Азирафаэль, и наконец-то, наконец-то он закричал. Кроули зашипел. – Ты слишком увлекся их ложью, чтобы заметить. Но я заметил. Я заметил с самого начала, и я сделал всё, что мог, чтобы предложить тебе то, чего они никогда не давали. А потом ты просто ушёл, как будто все это ничего не значило. Ярость снова запылала, совсем не похожая на ту, что он испытывал, когда бранился за свои растения. Она была ядовитой и неконтролируемой, и Кроули не успел договорить фразу. – Ты всегда был по-глупому наивен. Вот почему Небеса тебя ненавидят. Делай что хочешь - мне больше нет дела до всего этого, всё это не имеет ни малейшего значения, так что сделай одолжение и уходи, – вырвалось у него прежде, чем он успел захлопнуть рот. По выражению лица Азирафаэль он понял, что зашёл слишком далеко. Каменная маска нейтралитета не упала с лица ангела, но его плечи дрожали, а руки то сжимались, то разжимались на боку, и Кроули понял, что он пытается удержать себя от нервного разжимания рук. И вдруг, несмотря ни на что, Кроули стало противно от самого себя. – Азирафаэль, я... – Позволь мне кое-что тебе объяснить, – просто сказал ангел, и Кроули вздрогнул от гнева, замаскированного под холодный профессионализм в его голосе. – На Небесах постоянно царила атмосфера страдания, сколько я себя помню. Они никогда не были заинтересованы в том, чтобы творить истинное добро, и наказывали меня за это, когда я делал. Они высмеивали всё, что я когда-либо говорил, принижали каждую мою идею, снова и снова говорили мне, что я не был и никогда не буду достаточно хорош для кого-либо, ради всего святого, даже ты почти не интересовался мной, кроме того, что я мог помочь тебе, когда мы встретились перед Падением. Они дышали мне в затылок на протяжении всего моего существования. Ты мог дразнить меня за то, что я никогда не лгал в своих отчетах, но как я мог? Как я мог выдумывать, как я мог проводить с тобой столько времени, сколько хотел, когда всё это время я был на стороне, которая могла бы поймать и убить нас обоих. Благодаря мне мы до сих пор живы, и ты можешь называть меня по-разному, но наивным - ни в коем случае. Он сделал глубокий вдох. Кроули на мгновение запнулся. – Ты... – Ты знаешь, что бы случилось, если бы я не вернулся на Небеса? – потребовал Азирафаэль, фактически прервав его. – Ты когда-нибудь задумывался об этом в своем слепом гневе и вопиющем отказе? Я скажу тебе, что бы произошло: Метатрон нашёл бы другого ангела на мое место - или, возможно, сам бы занял эту роль - и Небеса продолжали бы жить так, как всегда. Каждый ангел был бы вынужден пройти через то же самое обращение, то же самое насилие, что и я. Каждого ангела предупреждали бы о риске Падения всякий раз, когда они осмеливались бы совершить ошибку, и тогда они могли бы потенциально пройти через то же, что и ты. А каждый человек проводил бы свою жизнь молясь о том, чтобы попасть в место, далекое от того Рая, который они себе представляют, и встретить там вечность холодного, горького, пренебрежительного разочарования. Как бы я мог жить спокойно, если бы у меня была возможность что-то сделать со всем этим, но я предпочел этого не делать? Это сделало бы меня самым эгоистичным человеком на свете. Сейчас я работаю изнутри. Учу молодых ангелов тому миру, от которого их укрывали, даже убеждаю их - хотя и медленно - в том, что Второе пришествие не так уж необходимо, как хотели бы заставить их поверить их начальники. И если бы я остался здесь, этого бы никогда не случилось бы. Второй Армагеддон был бы неминуем, и у тебя, возможно, есть практическое преимущество бессмертия, но у людей и других существ его нет, и я не стану жертвовать каждой жизнью на Земле ради своего личного комфорта. Кроули открыл рот, чтобы заговорить, но в горле у него пересохло. Он не мог вспомнить, как правильно составлять слова. У Азирафаэля, похоже, их было предостаточно. – Ты помнишь наш последний разговор перед тем, как я ушёл? – Он горько рассмеялся. – Я вот помню. Я помню, что всё тебе объяснил и попросил тебя пойти со мной, чтобы мы могли наконец быть вместе. Быть "нами", как ты это называл. И когда ты отказался, я не стал, блять, злиться, – Кроули физически подпрыгнул от этого ругательства. – как ты. Я уважал то, что ты сделал другой выбор, независимо от того, насколько сильно я был убит горем. Я не был тем, кто вышел из себя, назвал тебя идиотом и сказал, что "ты выше этого" в приступе ярости, который мешал посмотреть на вещи в перспективе. – Его голос сломался. – Это всё твои действия. Ты сделал это, а я всё равно простил тебя. Немедленно! Я ясно дал это понять - так же, как ты дал понять, что не хочешь предложить мне того же. Так что ты можешь продолжать злиться на меня сколько угодно, но не смей думать, что ты жертва, когда мой выбор причиняет мне столько же боли, сколько и тебе, о чём ты так любишь забывать. Это должно было быть сделано, и в глубине души, я думаю, ты тоже это знаешь. – Он вздохнул и посмотрел Кроули прямо в глаза. – Я не виню тебя за то, что ты сделал другой выбор. Я виню тебя за то, что ты считаешь свой выбор единственно правильным. Тишина заполнила комнату, пронизывая её так, что Кроули захотелось задохнуться. Он опустился в ближайшее кресло, потирая лицо руками и чувствуя ужасную дрожь в животе. Когда он снова поднял глаза на Азирафаэля, ангел смотрел на него, и, чёрт возьми, он выглядел измученным. Как он мог не заметить, насколько измождённым выглядит его ангел? Кроули несколько раз открывал и закрывал рот, подыскивая нужные слова, пока не осталось только одно - правда. – Помнишь, как Небеса всё время делали тебя виноватым? Как это чувство наполняло тебя до краев, пока ты не чувствовал только его? – мягко спросил он. Азирафаэль лишь настороженно посмотрел на него. – Кажется, я начинаю понимать, что ты чувствовал. Только на этот раз это действительно заслуженно. Его глаза горели, и он встал и сделал шаг к Азирафаэлю, насколько осмелился. К его облегчению, ангел не отступил, хотя Кроули не смог бы его винить, если бы он отступил. – Ангел... Мне так жаль, – почти всхлипнул он. – Ты... ты прав. Конечно, ты прав, во всём. Я... я, – он пытался взять дыхание под контроль. – Я ничего не могу сказать, чтобы объяснить, насколько я глуп, но я всё равно попытаюсь, потому что ты, чёрт возьми, заслуживаешь услышать это. Я никогда... Я не имел права злиться. Ни тогда, ни сейчас. Ты не заслужил ничего из того, что я сказал... Прости меня. Мне очень жаль. – Он слепо протянул руку и быстро отдернул её. – Ты не идиот, не наивный, не... и ничего подобного. Ты - самый храбрый из всех, кого Она когда-либо создала. Ты самый хороший из всех, кого Она когда-либо создавала. – Самый хороший - это не то слово, – полусерьёзно возразил Азирафаэль. Его глаза не выдавали его чувств и это заставило Кроули - который обычно привык читать эмоции на лице ангела как будто они были продолжением его собственных, - захотеть заплакать. – Я сделаю его таковым, – твердо сказал Кроули. – Это единственное слово, которое подходит для твоего описания. Азирафаэль выглядел так, словно готов был упасть. – Ты... я не понимаю... – Я знаю. – Голос Кроули был мягче, чем он когда-либо помнил. – Я был ужасен, Я был так ужасен, так ужасен... Это, должно быть, вызывает у тебя боль, я понимаю. Но, чёрт возьми, ты такой умный, ангел, ты... Кто-то, ты там очень хорошо справляешься, да? Азирафаэль опустил глаза, но Кроули видел, как жар поднимается по его щекам, и грудь демона могла бы взорваться от удовольствия. – Я стараюсь. – Ты стараешься, – заверил его Кроули. – Да, и ты великолепен, красив и прекрасен, и я просто... чёрт, ангел, я так тебя люблю. Ой. Он не планировал это говорить. Не совсем. Просто вырвалось. Он смутно подумал, что это должно было быть чем-то гораздо более страшным и уж точно гораздо менее естественным, но единственное, о чём он мог думать, так это о том, как ему понравилось это говорить. Он хотел сказать это снова. Глаза Азирафаэля почти комично расширились, когда он вздохнул. – Ты что? Кроули сделал ещё один шаг вперед. – Я люблю тебя, – повторил Кроули, протягивая руку, чтобы коснуться щеки ангела легким прикосновением. – Я люблю тебя за то, что ты добрый, умный, и очень упрямый, и... и такой красивый, что это несправедливо, и я люблю тебя за то, что ты всегда стараешься и хочешь продолжать стараться. Я просто... я люблю тебя за всё это. За всё, за... за тебя. На долгий миг лицо Азирафаэля словно застыло в шоке, а затем он едва успел вздохнуть и произнести. – О, Кроули, я тоже тебя люблю..., – прежде чем демон прижался к его губам. Это было то, чего не было в их первом поцелуе - мягкое, нежное, ласковое. и абсолютно идеальное - и Кроули внезапно порадовался, что дыхание не было для него технической необходимостью. Он не был уверен, что сможет сделать это в ближайшее время. – Мне жаль, что я испортил наш первый раз, – сказал Кроули, когда они отстранились друг от друга, настолько близко, что его губы всё ещё касались губ Азирафаэля, когда он говорил. – Всё в порядке, – ответил Азирафаэль, выглядя так, будто ему хотелось рассмеяться. – Я люблю тебя, – прошептал он. Кроули закрыл глаза и нежно прижался лбом к лбу Азирафаэля, обхватив его свободной рукой за талию, а руки ангела легли на лацканы пальто Кроули. – Это неправильно, не совсем. Ты не обязан сразу же прощать меня, любимый. Я не прошу тебя об этом. - сказал демон. – Я знаю. – Кроули не заметил, как Азирафаэль покраснел, услышав это прозвище. Он отложил это на потом. – Я всё равно прощаю, – упрямо сказал Азирафаэль. Кроули ухмыльнулся. – Засранец. Его засранец. Лицо Азирафаэля внезапно потемнело, и он озабоченно скривился. – Прости, если когда я уходил, то намекнул..., что Рай... был выше Ада в каком-то смысле. Я лишь имел в виду, что Ад должен быть злом, должен быть "плохими парнями", и он функционирует так, как должен. Он всегда должен был быть... ну, Адом. Но Рай, он... он должен был быть хорошим, но он таким не был и никогда не был, и я просто хотел... – Эй, эй, эй, тише, – пробормотал Кроули. – Я знаю. Я знаю. Тебе не нужно объяснять. Я прощаю тебя. Всегда прощаю. Прости, что я никогда не говорил этого раньше, да? Ты... ты говоришь это всё время, мне и всем, кто когда-либо просил, даже тем, кто этого не заслуживает, потому что они пытались уничтожить тебя, а потом появились голыми на твоем пороге – он скорее почувствовал, чем увидел, как его ангел засмеялся, – но никто никогда не говорил этого тебе, не так ли? Азирафаэль не ответил. Ему и не нужно было. – Я прощаю тебя, любимый. Ты ничего не сможешь сделать, чтобы я не простил тебя, чтобы я не любил тебя. Безоговорочно. Особенно не это... Ты не сделал ничего плохого, понимаешь? Теперь я это вижу. Я люблю тебя, я всегда любил тебя - с самого Эдема я люблю тебя, и мне даже не стыдно сказать тебе об этом, потому что это чертовски большая честь - любить тебя. Я всегда буду любить тебя, Азирафаэль. Это просто невыразимый закон Вселенной. Я принадлежу тебе. И мне жаль, что я заставил тебя сомневаться в этом, потому что это единственное, на что ты, чёрт возьми, всегда можешь рассчитывать. Я обещаю тебе. Азирафаэль полностью расслабился, прижавшись к телу Кроули, и демон обхватил его обеими руками, побуждая голову своего ангела лечь на его плечо. Азирафаэль повиновался и снова обнял его. – Я люблю тебя. – Голос ангела был приглушен пиджаком Кроули. – Очень сильно. Больше, чем я могу и больше, чем я думал очень долгое время. Кроули зарылся лицом в волосы Азирафаэля, вдыхая их и поглаживая рукой по облаку локонов. Чувство вины всё ещё бурлило внутри него; простить Азирафаэля было гораздо легче, но его ангел сказал, что он достоин, и пока Кроули мог смириться с этим. – Я не знаю, что будет дальше, – признался Азирафаэль, крепче прижимаясь к Кроули. Демон прижался поцелуем к его виску. – Я тоже, – признался он. – Но мы разберемся, любимый. Мы вдвоём. Мы всегда справляемся. И уж точно Азирафаэль больше никогда не будет думать, что его недостаточно, что он не был тем самым прекрасным засранцем, который владел сердцем Кроули шесть тысяч лет. Кроули напомнил бы ему об этом, он делал бы это каждый день, если бы пришлось, и делал бы это с чертовски большим удовольствием. – Люблю тебя, ангел. Больше всего на свете. – Я тоже тебя люблю. Возможно, для этого потребовалось бы несколько хитроумных планов, немного хитрости и определенно нарушение пары тройки правил, но каким-то образом и Кроули, и Азирафаэль знали, что всё будет хорошо. Всё остальное было не в счёт, потому что если ангел и демон могли стоять, обнявшись, друг с другом в задней комнате маленького тихого книжного магазина в Сохо, то каким-то образом мир снова станет правильным. Они уже сделали первые шаги, и они будут делать и остальные тоже. Вместе.