Кто убил Виктора Нинифорова?

— Если со мной что-то случится, вам это с рук не сойдёт! — кричал Юра в темноту. Вся эта ситуация походила на начало какой-нибудь криминальной драмы, какие Лилия в последнее время смотрела взахлёб. — Я уже предвижу заголовки: «Два Олимпийских чемпиона заморили голодом невинного подростка до смерти, замуровав в их собственной спальне». Просто чтоб вы знали.        Вспыхнул свет, резко ударив Юру по глазам. Он чуть не упал на спину вместе со стулом. — Уберите эту херню от меня!         Луч света отвели к потолку, что позволило Юре увидеть перед собой мужчину в вычурном сером костюме и бежевом плаще. Стрёмная федора на голове этого мужчины скрывала его лицо (и редеющие волосы), но Юра и так понял, что перед ним Виктор.  — Не волнуйся, Юрочка, — Виктор пафосно сдвинул шляпу назад, открыв своё лицо свету по всем законам драмы. — Тебе не о чем беспокоиться, если будешь сотрудничать.  — И это я слышу от самого несговорчивого человека, которого я когда-либо знал. — Как ты мог заметить, мой Юри последнее время выглядит довольно унылым. — Конечно, ты ж его муженёк.       Виктор проигнорировал эту издёвку. У него уже выработался иммунитет к подобного рода словам, Юре стоило бы проявить больше оригинальности. — И вот причина его грусти, — он указал на поднос с пакетом. — Его любимый плакат со мной был уничтожен.  — Это который с «Виктор Нинифоров»? — Я ещё даже не сказал, какой именно, — нахмурился Виктор. — Это и так понятно! — Юри отклонился на спинку стула. — Юри постоянно его с собой таскает, так что легко можно сложить два и два, если хоть одной извилиной пошевелить. — И правда, — согласился Виктор. — Что ж, он был кем-то уничтожен. — И ты поможешь нам понять, кто это сделал, — сказал более мягкий голос позади Юры.       Юри вышел из тени и встал около Виктора — он тоже был выряжен в костюм, не в тот его старый отвратительный костюм с дерьмовым галстуком, а в дорогой, подогнанный точно под его размеры, цвета ночного неба. Его волосы уложены назад гелем и несколько взъерошены. И с всё теми же очками на носу.    — Опусти глазки, Юрио, — улыбнулся Виктор, прочистив горло и привлекая к себе внимание. — Как я и говорил, ты поможешь нам раскрыть это дело. — Ради Бога, — согласился Юра. Хоть какое-то разнообразие в жизни. Он уже откровенно задолбался смотреть телевизор с Лилией каждый вечер. — Но можно я не буду играть в переодевалки? — он уже подорвался с места, готовый начинать расследование, но Юри усадил его обратно. Юра медленно перевёл взгляд с одного на другого, пытаясь понять, почему они так подозрительно на него смотрят, будто не доверяют совсем. — А, вы думаете, что это я его порвал? Я его не трогал. — Для начала несколько вопросов, — сказал Виктор. — Я сказал, я не трогал ваш сраный плакат!       Но Виктор лишь выудил из кармана блокнот, в котором обычно записывал элементы программ. — Вопрос первый: у Юри внушительная коллекция плакатов с определённым человеком. Кто этот человек?   — Это так тупо. — Отвечай на вопрос, — пригрозил Юри. Он скрестил руки на груди и присел на самый край стола. Ткань костюма была настолько идеальной, что от его движений слышалось лишь нечёткое лёгкое шуршание. — У него огромная коллекция твоей тупой физиономии, — пробормотал Юра. — Хорошо! Так, следующий вопрос. Да или нет. Ты засматриваешься на Юри? — Нет. — Ты уверен? — улыбнулся Виктор, и Юра с удовольствием выбил бы всю эту ехидность с его лица собственноручно. — Ты глухой? Я уже ответил, — Юра хлопнул ладонью по столу. — Следующий вопрос! — Кажется, Юри тебя отвлекает. — Я полностью сосредоточен! — Это потому что… — СЛЕДУЮЩИЙ ВОПРОС! — Вау, как агрессивно, — Виктор повернулся к Юри. — Видишь, любовь моя, вот он, тот самый человек, в котором достаточно злости для такого поступка. — Давай не торопиться с выводами, — засомневался Юри. — Да. Не торопись с выводами, придурок. — Ладно, — Виктор перевернул следующую страницу. Когда Юри наклонился, чтобы заглянуть в записи, Виктор обернул руку вокруг его талии. Их тела сливались в идеальную фигуру, почти на автомате, и так естественно, словно они сами этого не подозревали, но у Юры эта картина вызывала только рвотные позывы.    — Не стоит у него это спрашивать, — сказал Юри. — Почему нет? Вполне разумный вопрос. Буквально суть моей теории. — Мне нужно покормить Петю через двадцать минут, так что давайте в ритме вальса. — Без проблем! — по самодовольной роже Виктора, Юра понял, что ещё пожалеет о своих словах. Виктор широко взмахнул рукой, чтобы укоризненно ткнуть указательным пальцем прямо в сторону Юры. — Ты ревнуешь Юри к плакатам, потому влюблён в него!        Юра весь напрягся. — Воу, у тебя в конец маразм развился, — поддел его Юра. — Будто я найду что-то привлекательное в свинье, который рыдает из-за всего на свете!  — Я не рыдаю из-за всего на свете, — нахмурился Юри. — Да не пизди. А Виктор тебе во всём потакает, потому что такой же идиот, — Юра сердито затопал в сторону двери. — Если бы вы двое не были такими узколобыми, вы бы поняли, что тот, кто порвал ваш плакат, находится с вами в одной комнате, — он щёлкнул выключателем, и темнота комнаты сменилась светом от люстры. — Вот он! — крикнул он, поморщившись от яркости. — Виновник преступления.          Виктор и Юри одновременно оскорблённо вздохнули. — Нет! — возмутился Виктор. — Только не мой хороший мальчик, — он кинулся к Маккачину и обнял его, устроившегося на лежанке и жующего плюшевую кость. — Он слишком хорошо воспитан и никогда ничего не портил.  — Ну, если это не я, и не ты, значит это собака. Других объяснений не вижу. — Ни за что! — отрезал Виктор. — Он не испортил ни единой вещи, даже будучи щеночком. — Витя прав. Макка всегда был послушным, — Юри зашмыгал носом. — В таком случае, не важно, кто это сделал. Мой плакат уничтожен, и ничего с этим не сделаешь, — он начал плакать, закрыв лицо ладонями и пытаясь успокоиться.       При виде его слёз, уже успокоившаяся злость снова окатила Юру. Из всех вещей, над которыми Юри мог бы поплакать, он выбрал дебильный плакат с Виктором. — Ну, начинается… — Солнышко, — Виктор вмиг подлетел к нему и начал успокаивать, — я с тобой, — проворковал он.    — Я любил этот плакат, — Юри заплакал ещё сильнее, уткнувшись в грудь Виктора. — Всё будет хорошо, любовь моя. Мы что-нибудь придумаем. — Да еб вашу мать! — вымучено простонал Юра, заглушая их слащавую болтовню. При включённом свете, он снова осмотрел обрывки плаката, даже потряс их в пакете, и приметил подозрительно ровные края кусков. У него возникла идея. — Эй, я одолжу их, — сказал он, пихая пакет в свой портфель, но эти двое были слишком заняты своим разговором.   — …Правда? Ты это сделаешь? — спросил Юри, растворяясь в объятиях Виктора и уложив руки ему на грудь. — Конечно, ради тебя — что угодно, солнышко. Уверен, издательства будут только рады распечатать ещё одну копию. Я даже подпишу её. — Ты самый лучший муж на свете.       Виктор поплыл от этих слов. Его взгляд в разы смягчился, и он потянулся вперёд, чтобы слиться со своим мужем в поцелуе.       Юра закатил глаза так сильно, что они чуть не упали внутрь.       Если бы ему давали по рублю… хотя нет, даже не целый рубль!       Да хоть копейку!       Если бы ему давали по копейке каждый раз, когда Виктор таял от любых слов Юри, или от простого чиха в его сторону, Юра мог бы послать в пешее эротическое всех своих спонсоров. Он бы уехал на Мадагаскар жить на огромной яхте с дедушкой и Петей. Ладно, лишь только из своей невероятной щедрости, он бы разрешил Юри приезжать к нему в гости, но при условии, что Виктор останется дома.   — Эй! — Юра разорвал их объятия прежде чем они начали пожирать друг друга. Если бы он подождал, пока они закончат, он бы опоздал на автобус, Петя голодал бы ещё целый час, а в одну машину с Виктором за рулём он бы ни за что не сел. — Я говорю, я одолжу у вас обрезки, и только попробуйте меня потом обвинить в краже. — Конечно, — сказал Юри, провожая Юру к входной двери. Виктор поплёлся следом. — Но Макка точно этого не делал. — А некому больше, — бросил ему в ответ Юра. — Юра, ты не знаешь его так, как я, — Виктор опять прилип к Юри, обернув руку вокруг его талии так, словно улетел бы в любую секунду как воздушный шарик. — Это не обсуждается.  — Что ж, вы оба ошибаетесь, — Юри скользнул в свои Конверсы. — Я докажу вам, что это ваша грёбаная псина виновата, — он хлопнул дверью, уходя прежде, чем кто-либо успел ему возразить.        Юра вывалился на свободу. Весенний воздух был пропитан сыростью и приятным запахом после дождя. Какое же наслаждение после душной квартиры Виктора и Юри! Успев на свой автобус, Юра поехал к Лилии, наблюдая за сменяющимся пейзажем за окном. Тротуары исчезли, сменившись ухоженными живыми изгородями, а назойливый городской шум остался позади, уступив место пению птиц и слабому шелестению крон уже распушившихся деревьев. Это место сильно отличалось от того, где Юра вырос.          Открыв дверь дома Лилии, он ожидал нарваться на негодования голодного зверя, но, на удивление, в тёмной мраморной прихожей никого не оказалось. Он поспешил на кухню и достал пачку кошачьего корма. Не успев вскрыть его, Юра услышал голос из соседней комнаты: — Не надо, я уже покормила его, — Лилия отдыхала в гостиной, а её ноги в тапочках покоились на оттоманке. По телевизору шла очередная серия криминальной программы на слабой громкости. На её коленях калачиком свернулся Петя и тихо мурлыкал. — Проходи, садись.           Они немного поговорили, пока она поглаживала Петю. Хоть Юра никогда бы не признался в этом, он любил разговаривать с ней. Лилию было невозможно вывести из себя, и она воспринимала любые новости, какими бы печальными они ни были, с нечеловеческим спокойствием. Никаких криков, слёз или обвинений в её доме.        Разговор перетёк в комфортную тишину, когда они оба увлеклись просмотром развязки сюжета. Юра не понимал, почему Лилии так сильно нравилось слушать истории обо всех этих жутких убийствах и смотреть скучные документальные кадры. Но это хотя бы было интереснее политических документалок, которые обожал Яков.        Он удалился в свою комнату с появлением первых же титров на экране и разложил на столе обрывки плаката. Под яркой лампой, Юра подробно изучил каждый кусочек, параллельно закусывая свои мысли поздним ужином, оставленным Лилией. Он искал любую зацепку, которая подсказала бы ему, как плакат был уничтожен и, соответственно, кем.        Спустя час скрупулёзного осмотра улик, он понял, что его теория висит на волоске.        С самого начала он считал Маккачина виновником преступления, но теперь уже не был так уверен. Порой высокий интеллект собаки Виктора пугал, но как бы то ни было, пёс не способен так разорвать плакат.        Юра потёр уставшие глаза и сделал перерыв на банные процедуры. На кухне он налил себе стакан воды, но вместо того, чтобы уйти к себе, он устроился в небольшой гостиной и вновь включил телевизор.         Во всех сериях той криминальной драмы всегда находили преступника. Все добивались справедливости, не всегда с первого раза, но добивались. Процесс расследования был последовательным, тяжелым, и всегда приносил свои плоды, очень в духе Лилии.       «Арестовать мужа Светланы помогли отпечатки пальцев, найденные на орудии убийства — сломанном торшере…»        Снова оказавшись в комнате, он уже совсем по-другому взглянул на разложенные части плаката, и его внезапно осенило. Он нашарил в ящике скотч и выкрал пудру из комнаты Лилии. Из шкафа, с самой верхней полки, выудил папку из манильской бумаги, и вытряхнул из неё содержимое на стол.        Стол оказался усеян плакатами с Юри Кацуки, коллекционными карточками и вырезками из японских журналов. Они все были разными: большие, маленькие, лимитированные издания, товары из масс-маркетов, заламинированные или обёрнутые скотчем, копии статей и неофициальные фанатские плакаты.         Юру не волновало, откуда все эти товары, всё равно на них всех изображён Юри, этого достаточно. Он не был настолько фанатичным, как Юри, который не посмел бы и хоть чуток испачканным кончиком пальца коснуться плаката Виктора Никифорова. Юра просто довольствовался тем, что мог себе позволить подросток семнадцати лет.       Он порылся среди плакатов, пока не наткнулся на то, что искал: потускневший плакат с Юри Кацуки примерно две тысячи седьмого года издания, как раз когда Юри лидировал на юниорских соревнованиях. Плакат продавался подозрительным японским сайтом с миллионом всплывающей рекламы. — Теперь всё встало на свои места, — сказал он сам себе, ухмыляясь.