1900 год, 25 декабря. Нью-Йорк
— О нет, девочки, вы же знаете, что я не верю в эту вашу детскую чепуху — рождественские гадания. Так что и не просите. К тому же, знать про своего суженого я не хочу. Пусть это останется сюрпризом. Поэтому быстро спать! — Эмма Свон покачала головой и снисходительно посмотрела на сестер, вьющихся вокруг нее, словно снежинки во время пурги.
В семье их было трое: младшенькая и всеми любимая десятилетняя Пенелопа, двенадцатилетняя Лора и старшая Эмма, которой недавно исполнилось девятнадцать. Она с наставническим пониманием относилась к их детским шалостям, но где-то в глубине души тоскливо вздыхала, осознавая, какое разочарование их ждет, когда рождественские чудеса растопчет суровая жизнь и заставит увидеть черный дым из труб и грязь под ногами вместо подарков и карамельных тросточек.
И никакой седой дед с упряжкой оленей тут не поможет, а уж тем более какие-то гадания.
Слишком рано Эмме пришлось повзрослеть, и теперь она отдала бы все, чтобы хоть на день по-настоящему окунуться в то беззаботное детство, когда Рождество и Новый год казались сказкой. А их семья была полной и счастливой.
— Эмма, не будь такой занудой! Давай хоть разок погадаем, и тогда мы от тебя отстанем. Что если и правда сработает? — не унималась Пенелопа и прыгала вокруг нее, как белка, а после схватила за руки и потащила в спальню.
— Вот-вот! После рождественского ужина всегда полагается гадание, и, может, я тоже хочу знать, кто будет моим мужем. Почему тебе гораздо интереснее сидеть в госпитале с этими больными, нежели побаловаться с нами? — огромные зеленые глаза Лоры так жалобно уставились ей прямо в душу, что Свон держалась с трудом и чувствовала, что ее воля вот-вот сломается.
Она насмешливо фыркнула и улыбнулась им:
— Во-первых, если кому и нужно дарить чудо и надежду на лучшее, так это таким людям. Дать понять, что они не одиноки и кому-то нужны, особенно на Рождество. А, во-вторых, с вами мне тоже очень интересно, и для такого вы еще маленькие.
Такую роскошь как чудеса Эмме, увы, никто создавать и дарить не собирался, однако имелась возможность хоть на секунду осчастливить кого-то другого, работая медсестрой в больнице. Она мечтала стать врачом, но даже несмотря на относительно хороший заработок отца этих денег не хватало на колледж или университет — он смог оплатить старшей дочери только курсы.
— Ну пожалуйста, от тебя не убудет. И мы, так уж и быть, не будем гадать себе, — последний раз поканючила Пенелопа, и Свон сдалась. Почему бы не разрешить себе побыть с ними ребенком, верящим в сказки?
— Ладно, ваша взяла, — она расплылась в хитрой улыбке, и девочки мигом сорвались с места, помчавшись в спальню.
Отец, Дэвид Свон, как всегда, задержался на работе, наверное, забыв про торжество, и Эмма даже не надеялась, что он придет раньше полуночи. Поэтому это Рождество они отмечали втроем, не считая их ворчливую
домомучительницу гувернантку, уснувшую несколько часов назад.
Сёстры на цыпочках бежали по длинному коридору квартиры, чтобы не разбудить эту грымзу, хихикали, будто собираясь сделать что-то запрещенное, и гасили за собой свет. Длинные распущенные белокурые волосы Эммы отливали золотом в сиянии трепещущих свечей, а сквозняк развевал девичьи ночные сорочки. В доме витал аромат свежей хвои, в зале, на каминной полке красовались веточки омелы, а в углу сверкала огромная елка, украшенная орехами, конфетами, игрушками и электрическими гирляндами. О, Эмма представляла, как скоро там окажутся подарки от Санта-Клауса, не носящего бороды! Маленькие фарфоровые куклы с бантами, от которых девчонки точно будут без ума. Она тайком откладывала с зарплаты деньги несколько месяцев, чтобы порадовать сестёр, зная, что отец откажется покупать настолько дорогие подарки.
И в этот миг озорства она почувствовала зыбкий флер рождественского и новогоднего настроения.
Пока Лора и Пенелопа составляли странную конструкцию из зеркал на туалетном столике — маленького и большого, стоящих напротив друг друга, — Свон почему-то пробирал холодок по коже, и она нервно вышагивала по спальне девочек. Совсем ничего не намекало на то, что в этой, украшенной еловыми ветками и шариками комнате, может произойти нечто потустороннее, однако внутри что-то настороженно ёкало.
Любила ли Эмма заниматься подобной потусторонней ересью в детстве? Безусловно. Как и большинство детей, ее привлекало все магическое и спиритическое. Верила ли она сейчас? Точно нет, и, пожалуй, лет с десяти просекла, что гадания и вызов сущностей в виде пьяных гномиков — полная профанация.
Тогда почему же ей так жутко не по себе?..
Свон отмахнулась от этих странных мыслей и переключила внимание на сестер, любуясь ими: они так напоминали ей маму… Такие же большие зеленые глаза, курносый, аккуратненький нос и ямочки на щеках, темно-каштановые волосы. Только Эмма, единственная из троицы, светлой мастью пошла в бабушку-блондинку.
— Значит так, смотри в зеркальный коридор и повторяй: «Приди, мой суженый, приди, мое будущее! Раскрой тайны сердца, покажи путь нашей любви. Гадание зовет тебя, откликнись и явись! В рождественскую ночь пусть сотворится чудо». Хотя бы сегодня не будь такой серьезной, — важным командирским тоном приказала Лора и усадила сестру на пуфик, всучив ей горящую свечу.
Эмма снова снисходительно цокнула:
— Ты правда веришь, что это сработает? В зеркале я вижу только себя. Или вы хотите от меня поскорее избавиться и выдать замуж?
— Верю! Сегодня волшебный день, — закивала Пенелопа.
— И ты нам очень нужна, просто мы хотим, чтобы ты тоже нашла свою любовь, как мама с папой, — Лора едва слышно тоскливо вздохнула.
Любовь… Как же! Когда-нибудь в следующей жизни это, может, и случится. Тем более такая, как у родителей, что рождается одна на миллион. Они любили друг друга настолько сильно, что отец до сих пор не нашёл себе кого-то ещё в жены. Все вокруг пытались найти Эмме жениха, но ни один из этих претендентов девушку не заинтересовал — ее больше волновала помощь семье и воспитание сестер, которым она заменила мать.
Эмма устроилась поудобнее и пристально посмотрела в зеркало, собираясь с мыслями. По коже отчего-то продолжали пробегать мурашки. Казалось, темнота сзади постепенно наступает на нее и скоро начнет обволакивать тело, утягивая в свою пучину.
— Любовь — это хорошо, но рассчитывайте на себя, девочки. Ладно, начнем. Приди, мой суженый, приди, мое будущее… — постаралась увереннее говорить Эмма, но в горле будто встал мешающий ком.
По полу внезапно пробежал сквозняк и зацепил подол ее длинной сорочки. Огонек слабо колыхнулся, и сестры напряженно переглянулись. Свон отчаянно пыталась понять, что же ее пугает в этой детской шалости.
А что если это окажется правдой, и она увидит кого-то в зеркале?..
Именно это и заставляло стынуть кровь в жилах.
— Раскрой тайны сердца, покажи путь нашей любви. Гадание зовет тебя, откликнись и явись! — громко произнесла Эмма и замерла, прислушиваясь к каждому шороху и скрипу.
Волнение застыло где-то в животе, и она вместе с Лорой и Пенелопой настороженно огляделась. Ничего. Свон снова перевела взгляд на зеркало и с усилием заставила себя неотрывно смотреть в зеркальный коридор. В нем жутко, до бесконечности, отражалась тьма, она сама и мерцающая свеча. Похоже, пронесло! Боже, ну конечно же. Действительно, в такой обстановке впечатлительный человек мог много что себе нафантазировать… Только Эмма подумала это, как вдруг внутри зеркала, в глубине мрака вспыхнули непонятные огоньки и резко погасли, а по полу прокатилась едва ощутимая вибрация.
Она вздрогнула и чуть не взвизгнула, мигом отпрянув. Что это было? Ей почудилось? Но нет же! Свон видела это своими глазами.
— Продолжай, — нетерпеливо подтолкнула ее Пенелопа.
— В рождественскую ночь пусть сотворится чудо! — Эмма не хотела этого говорить, как чувствовала, однако переступила через себя…
Сердце рухнуло в пятки и бешено забилось; она несколько секунд в страхе ждала чего-то ужасного, затаив дыхание… Но ничего не происходило. Свон практически расслабилась, но внезапно туалетный столик вместе с зеркалом задребезжал, пламя свечи, словно в крике о помощи, затрепетало и вмиг потухло. В комнате физически не могло быть ледяного ветра, но его жгучие языки моментально пробрались под одежду Эммы, будто рядом с ней оказался кто-то невидимый и заскользил по телу холодными руками. И совсем не будущий муж!
Черт подери, эти игры зашли слишком далеко! Она не понимала, что происходит, и вскочила с пуфика, прикрывая собой сестер.
Неожиданно из зеркала вырвался буйный поток яркого, ослепляющего света, с силой отбросив троицу на пол. Пронзительный визг оглушил Эмму, застывшую от ужаса: оттуда вырвались завихрения бушующих снежинок, сплетающихся в фантастические узоры в воздухе. Медная окантовка зеркала начала покрываться инеем, и лицо Свон словно обдали дыханием мороза.
— Твою мать, этого не может быть! Что вы натворили?! — закричала она и затряслась, лихорадочно засучив ногами по полу.
Она сошла с ума? Неужели они и правда кого-то призвали? Это магия? Мозг отказывался воспринимать происходящее. Отражение покрывалось золотистой рябью, а там, где была видна только тьма, вдруг стали проявляться разноцветные силуэты, а вокруг них закружились тысячи волшебных огоньков, с сумасшедшей скоростью закручиваясь в спираль.
Нет. Нет. Нет! Эмма не успела понять, как сформировавшийся снежный аркан обвил ее ногу и стремительно дернул вперед, затягивая под рыдания сестер в искрящийся водоворот.
Раз. Лора резко вытянула руку, и Эмма в отчаянном порыве почти ухватилась за тонкие пальцы.
Два. Совсем чуть-чуть… Каких-то пара жалких дюймов… Пальцы Свон едва коснулись сестры и… сорвались из-за рывка магического лассо.
— Лора! Пенелопа! — отчаянно зарыдала девушка, цепляясь за каждую щель в полу, словно загнанный зверь.
Три. Нечто ледяное проволокло ее по полу и дернуло в последний раз — Эмма заорала во всю глотку от ощущения, что ногу затягивает во что-то жидкое и мягкое. А после уже ее всю вмиг засосало в зеркало.
