Prepare for lover - and make it double!

— Слушай, Николай, мы когда признаемся Бонни с Синистрой в наших чувствах? — Скоро, Вериди, пока не время. Мне…нужно морально подготовиться. — Тебя не смущает, что ты готовишься вот уже целый месяц? — А тебя не смущает, что ты мне по этому поводу мозги долбишь примерно столько же? Если кто-то думает, что делить одно тело на двоих — это лёгкая и беззаботная ноша, то нет. Сам факт жизни, разделяя с кем-то одно туловище, неудобен и непрактичен. Если один хочет сделать или пойти куда-то, то ему нужно согласовать со вторым, который не всегда будет весь такой готовый к любым просьбам первого. Если кто-то ничего не хочет делать, а второй полон энергии и энтузиазма, то жди неистового противостояния между развитием и деградацией. А если кто-то из них влюбляется и другой явно не разделяет чувства товарища, то это беда похуже стихийных бедствий. Ситуация с Гороховой Хваткой можно отнести к последнему. Но с небольшим нюансом: они оба знают о чувствах к этому растению и не отрицают их. Только Вериди, Горохострел в пасти, их признал после пары дней и уже вовсю готов к отношениям. А вот Николай, само растение, был более стеснительным и неуверенным в этом плане. Из-за чего подобные диалоги всплывали за последнюю неделю больше, чем нужно. То есть большего одного раза. Влюблена наша Гороховая Хватка в Двойного подсолнуха. Который представлял собой двух Подсолнухов, выращенных как один организм. Левая, Синистра, была весёлой, озорной и энергичной с лучезарной улыбкой на личике. Прям младшая сестра. Правая, Бонни, же являлась спокойной, рассудительной и серьёзной с безмятежным взглядом. Прям старшая сестра. К Синистре испытывал тёплые чувства Вериди, влюбившись в задорный смех и широкую улыбку. К Бонни был неравнодушен Николай, влюбившись в убаюкивающий голос и глубокий взгляд. — Ник, часики-то тикают. Не успеем оглянуться — и их заберут! Нам нужно действовать, пока не поздно! — возмущался Горохострел во рту, с насупленными бровями подняв глаза наверх. — Я понимаю, дружище. Просто…мне нужно время. Так что давай мы завтра устроим день откровений, ладно? — не слишком уверенно сказал Николай, в чьём тоне слышались страх и смущение. И не без причины. Ведь, в отличии от Веридия, который чуть ли не каждый раз строил глазки Синистрии и получал ту же реакцию в ответ, Николай боялся даже дышать рядом с Бонни, что уж говорить о признании в любви. У него нет ничего, от чего можно было бы отталкиваться и быть уверенным в своих действиях. Да и само обещание признаться Двойному подсолнуху было сказано с целью того, чтобы «зелёный язык» отстал от него. Лучше сейчас отоспаться, а то вечер на дворе и очередь грибов отдуваться за основную пачку защитников двора… …Но мысли о признании не давали заснуть, из-за чего пришлось таращиться на звёздное небо под храп Горохострела внутри рта. Весёлое времяпровождение, ничего не скажешь. —«Нужно…прогуляться и освежить голову», — проскочила мысль у Николая, который уже намеревается навернуть пару кругов вокруг огорода. Так как других идей, как заставить свой организм вырубиться, не было. Во время прогулки мыслей, тревожащие Гороховую Хватку, стало ещё больше. Веридию волноваться нет смысла — у него хотя бы была уверенность в том, что Синистра ответит ему согласием. Николай много раз попадался на долгом осмотре правого Подсолнуха и при обнаружении Бонни награждала его довольно суровым и даже холодным карим взором. Видимо, ей неприятно. А если так получится, что его чувства не получат положительный ответ? С одной стороны ничего страшного — переживёт и через время забудет. С другой…вдруг Синистра даст зелёный свет их с Веридием отношениям? Это ж получается Николай либо часто будет рядом с неудавшейся любовью, испытывая напряжение и неловкость, либо невольно будет выслушать речи Горохострела о его прекрасном левом Подсолнухе, что рано или поздно будут вызывать раздражение и гнев, или нытьё из-за нежелания тела идти к Двойному подсолнуху. Одно другого не лучше. Недозубастик тяжело вздыхает, явно не радуясь нынешнему положению вещей. Возможно, к завтрашнему дню всё в голове зелёной устаканится, хотя маловероятно. Подходя к бассейну, бодрствующая часть Гороховой Хватки внезапно обнаруживает там… Двойного подсолнуха. Правый Подсолнух прижался к левому, видно, что она уже заснула. Значит, Бонни привела их сюда. Почувствовав бешеный стук сердца и услышав собственное тяжёлое дыхание, растение медленно разворачивается и уже хочет вернуться обратно, как знакомый голос, будоражущий разум Николая, принуждает его застыть на месте: — Кто здесь? — Бонни оборачивается, удивлённо смотря на нежданного ночного визитёра. — Д-добрый в-вечер, Б-Бонни, — тихо здоровается Николай, выйдя из тьмы на свет луны, красиво освещающий его лицо. — Ох, это ты. Здравствуй, Николай, — легонько улыбается Бонни, стараясь не говорить громко. Синистра ведь спит, крепко приклеившись к её стеблю, — Тоже не спится? — М-можно и т-так сказ-зать… — отвечает Ник; листики доносят Гороховую Хватку к Подсолнухам. — Мне вот тоже. Везёт сестрице моей — весь день что-то делает и без особых трудностей засыпает, — горько усмехнулась Подсолнух, заботливо проводя листиком по лепесткам Синистры. — Да уж, думаю ещё и от «фанатов» она нередко устаёт, — Подсолнухи всегда были душой компаний благодаря любвеобильному характеру и ласковому тону. Поэтому неудивительно, что в перерывах многие растения, посажённые для отражения следующих волн, толпились у Подсолнухов. — Буду честна, меня в последнее время воротит от чрезмерного количества внимания. Не понимаю, как самой Сини это не надоело…? — недоумевает Бонни, задумчиво и с непониманием поглядывая на спящую. — Учитывая её характер — это неудивительно. Такие как она — славно солнцем, к которому ожидаемо тянутся многие растения, — лепечет Ник, иногда щёлкая зубами на некоторых согласных. Благо, звук от зубов был не громким и не сможет разбудить спящих. — Завидуешь небось тем, кому посчастливилось оказаться рядом с Синистрой? — хитро ухмыляется Бонни, скользя глазами цвета молочного шоколада по лаймовой морде недозубастика. Правда, в тоне, если хорошо прислушиться, можно выделить лёгкое, едва различимое недовольство. — Да не сказал бы… — отводит лицо в сторону Николай, рассматривая луну и пытаясь не потеть. — А чего так? — Не пойми неправильно, Синистра прекрасная собеседница и с ней поистине приятно общаться. Но…как по мне, она слишком громкая и эмоциональная. И я даже не знаю как описать ту причину, по которой это меня отталкивает. Ведь ничего плохого в её манере речи нет. — Вот как… Понятно. Дальше они сидели в полной тишине и лишь стрекотание кузнечиков на фоне разбавляло неловкую тишину. Николай не в первый раз находится близко к объекту воздыхания, но то было утром или днём, где вокруг есть другие растения. Сейчас они были одни. Вроде и радостно, а вроде и до остановки сердца недалеко. Розовый румянец залил щёки Хватки; сердце не переставало стучать быстрее лопастей вертолёта, и листы не без труда удерживали тело, дабы-то от смущения не стало бы отплясывать лезгинку. Гороховой Хватке было неуютно находиться рядом с Двойным подсолнухом. И сейчас это ощущалось сильнее всего. — Николай? — резко зовёт Бонни, отчего названный вздрагивает. — А…?! Д-да? — До меня тут молва дошла, что Вериди влюблён в Синистру. Скажи, пожалуйста, это правда? — Его влюблённые взоры только слепой не заметит, — чересчур быстро вернув самообладание, отвечает Ник, любя закрывать пасть в такие моменты и дико ржать над недоумением «языка». — Хе-хе, ну тут да, соглашусь, — негромко посмеивается Бонни, прикрыв рот листом, — Ну а ты? — А-а что я? — В кого ты влюблён? Ну всё, приехали, черт побери. Зачем ей вообще спрашивать об этом именно сейчас…? — Ну-у-у… — тянет гласную Ник, всматриваясь в каждую травинку, лишь бы не в глаза возлюбленной, — Скажем так, у нас с Веридием одна любовь на двоих. — А. Ясно…подожди, но если ты говоришь, что компания Синистры тебе не душе, то… — Ха-ха, да, ты всё правильно поняла… — Ого…это так… — Глупо, да? Да я и сам понимаю. Ладно Вериди, в нём я не сомневаюсь, но вот кто полюбит зубастое растение, что по некоторым повадкам схож с собакой…? Пока он высказывал свои сомнения, Бонни с завидной незаметностью сокращает расстояние, оказываясь лицом у нижней челюсти Ника. На лице был тот самый проницательный взгляд и широкая ухмылка, с еле заметным пунцом на щеках. — Ну почему глупо? Соглашусь, я замечала за тобой поведение «лучшего друга человека», но это привлекало, нежели отталкивало. Даже мило. Но мне всё же интересно — почему я? — Твой голос и взгляд будоражат моё сердце и голову. Только услышав твой голосок или заметив твой взор на мне, то это сразу заставляет меня трудиться ещё сильнее. Мне…хочется, чтобы ты смотрела только на меня, хочется, чтобы только для меня звучал этот чудный голосок… — с каждым откровением лицо принимало цвет спелого помидора, а слова вылетали из рта с большим смущением. Мда, крепкий сон у Веридия. Рот и челюсти активно двигаются, а ему всё равно. — Честно, не ожидала, что кто-то обратит на меня внимание. Я привыкла быть ниже Синистры и также быть незаметной для других. И осознание того, что кому-то я нравлюсь…очень приятно, — теперь очередь всегда спокойной Бонни краснеть. Её лицо приблизилось к Николаю, мягко и нежно коснулась губками щёку. И пока Ник в шоке глядел на неё и осозновал происходящее, Подсолнух спускается к нижней губе. Первый поцелуй вызывал бурю эмоций, будил бабочек в брюшке и вскруживал голову обоих. — Так вот он какой…поцелуй… — завороженно шепчет Бонни, проводя листком по рту и ласково поднимая уголки губ. — Д-да…так необычно, — криво давит лыбу Гороховая Хватка, успев десять раз помереть от задержанного дыхания. — Я же могу рассчитывать на продолжение? — с надеждой вопрошает Подсолнух, бережно проводя листиком по его щеке. — К-конечно! Мы, кстати, с Веридием хотели признаться вам завтра. Найдёте время? — Естественно. Думаю, Синистра будет рада. Во сколько? — Утром, в этом же месте. — Хорошо, мы придём, — обещает Хватке Подсолнух, напоследок подарив ещё один поцелуй в другую щёчку, неспешно уходя к подоконнику… На заре Гороховая Хватка и Двойной подсолнух таки признались в любви друг другу. И каждый ответил согласием. Николай старался казаться неловким и смущённым, придавая себе привычный вид. Бонни же придерживалась спокойствия и хладнокровности, чтобы сестра не заметила подвоха. Получилось вроде неплохо, учитывая восторженный писк Синистры и довольную усмешку Веридия. — Э, ребят, это конечно всё прекрасно, но…как мы с Синистрой будем целоваться? — спросил Вериди, с прищуром перемещая чёрные глаза наверх. И только он услышал звонкий смех Николая, то понимает, что его шутки перейдут на новый уровень.