Потаённое мгновение

Почва под ногами трескалась, хрустела, словно перекрошенные кости мелких животных. В этих землях даже спустя годы после войны царила страшная, беспомощная засуха. Се Лянь направился на север, вглубь страны – и здесь его вновь не встретило ничего кроме разрухи, смерти и болезни. Словно странное, злое отражение его собственного состояния, скрытого глубоко внутри. Липкое и промерзлое. Воздух стоял холодный и сухой, болезненный, заставляющий кожу трескаться, а во рту пересыхать. Уже давно здесь совсем ничего не росло и люди, оказавшиеся в безвыходной ситуации, голодали. Неудивительно привычная, въевшаяся в подкорку сознания картина. Се Лянь старался держать голову ниже, прячась под шляпой, скрывая молодое, несмотря ни на что всё ещё привлекательное лицо. Не стоило встречаться взглядом со здешними людьми, Се Лянь знал лучше. Незачем было вглядываться в осунувшиеся, усохшие лица со впалыми, темными глазами, полными необъяснимой, мрачной и притягательной пустоты. Порой сложно было вот так определить, дышит ли этот человек, или он уже принадлежит потустороннему, незнакомому миру, откуда он хладно наблюдает за происходящим здесь. Но была и обратная сторона – пряча глаза, упираясь ими в серую землю, обязательно ненароком наткнешься на раскинувшиеся безразлично мертвые тела. Худые, словно скелеты, неестественно обтянутые тонкой, потемневшей кожей, окруженные стаями мух и такими же смертельно худыми псинами, жадно желающими обгладать иссыхающие трупы. На запах Се Лянь уже давно не обращал внимания – от него было не спрятаться. Ноги и спину безжалостно ломило от усталости, он не знал как долго шёл без остановок. Серые, грязные одежды почти не защищали от пробирающего холода и отвращения. Болезнь витала в воздухе, забивала носоглотку и словно бы покрывала глаза противной, полупрозрачной плёнкой, сквозь которую было сложно разглядеть суть. Хотя бы намёк на жизнь. Вдоль дороги зловещими пропастями зияли пустые, темные, полуразвалившиеся дома, чьи хозяева уже никогда не смогут вернуться. Се Лянь знал, что ему нужно продолжать двигаться вперёд, подальше от того, что неумолимо наступало ему на пятки, куда бы он не направился. Он предпочитал не думать о том, кто это или что это. Мир мог быть большим, страшным и болезненным, но у него не было причин не верить, что... За ним не... Это не было им, в любом случае. Это не могло быть им. Но ему продолжало казаться, что в каждом развалючем домишке его уже поджидали – ехидно и гостеприимно. Знакомо. Вдох выдох. Всё было в порядке, просто порой ему становилось немного не по себе, вот и всё. Вот и всё. Се Лянь игнорировал накатывающую сильными, сковывающими всё тело волнами тошноту и головокружение, сжимал посиневшие губы и силой воли заставлял себя дышать размеренно и глубоко, вдыхая гадкий воздух, полный смерти. На корне языка осел мерзкий привкус. Ему не нужно было видеть, как его провожают взглядом голодные, полные безысходности полутрупы. Как из черных прорезей окон на него жадно смотрит белое лицо. Так всегда происходило, с тех пор как всё в его жизни перевернулось с ног на голову. Иногда ему становилось немного дурно. Но всё было в порядке, это были просто воспоминания и застарелые шрамы, дающие о себе знать. Иногда ему всего лишь казалось, что из его туловища выскребли все внутренности. Иногда ему казалось, что за ним кто-то следил. Это были просто страхи. Иногда ему казалось, что в его воспоминаниях зияли, как окна в домах, пустые, холодные провалы. Вдох выдох. Иногда ему казалось, что он засыпал и просыпался в совершенно ином месте. Но это ничего. Его жизнь теперь была такой пустой, такой бессобытийной – неудивительно, что он забывал некоторые повторяющиеся, незначительные моменты. Всего лишь мутное, ускользающее мгновение, ничего не значащее.

***

Как-то раз он моргнул и заметил, что во рту у него не хватало нескольких зубов.

Как-то раз он проснулся, лишенный одного пальца.

Как странно, куда он пропал?

Как-то раз он осознал себя в тёмном лесу. Над головой у него тихо покачивалась петля.

Он просто не мог вспомнить...

Как-то раз... Се Лянь был рад не обращать на некоторые вещи внимания. Это хорошо, что он практически не чувствовал боль. Дискомфорт – не то, что он мог позволить себе не чувствовать, в любом случае.

***

Как-то раз он застал себя в полуразваленной лачуге, где-то на окраине очередной полувымершей деревни. Серые облака тогда клубились так низко и плотно, что было трудно дышать. Горло спёрло. Следующий, такой необходимый глоток воздуха всё никак не желал проходить. Болезненный спазм сдавил всю шею и туловище – не сдвинуться. Кости в теле зловеще трещали от напряжения. Руки, сжатые в кулаки, не слушались. Се Лянь вновь постарался сделать неглубокий, поверхностный вдох, отчаянно пытаясь протолкнуть кислород в лёгкие. Напряженные глаза уставились в тёмный угол наполовину разнесенного, гнилого здания, силясь разглядеть того, кто там находился. Здесь было так темно. Плотные тени неестественно забили углы и потолок, поглощая воздух и само пространство, сдавливая. Подбираясь. Сердце в груди колотилось болезненно остро, неровно, барабаня по напряженным, оголенным нервам. Изо рта вырвался сдавленный выдох и собственные ногти до крови впились в грязные, холодные ладони. Он напряженно, не отрываясь вглядывался во тьму. Что это там стоит? Набатом стучало в голове и груди, пока ужас сковал всё тело до такой степени, что Се Лянь больше не мог почувствовать даже собственное лицо. Ветер дул сухой и холодный, поскрипывающий. Снаружи и внутри. Всё место скрипело – стонало, протяжно, хрипло. Се Ляню казалось, что он может услышать в этом звуке знакомый смех. Отчаянно скрипнула старая половица. Кто-то подошел к нему со спины. Разве там не было стены? Что это там стоит? Се Лянь не мог отвести глаз от угла – тень там была такая густая, сформированная, он чувствовал, что кто-то смотрел на него из неё. Ожидал, что он обернётся. Он точно знал. Никто не мог быть позади него. Леденяще холодные руки прикоснулись к его талии. Бережное, любящее прикосновение, нечто почти родительское. Знакомое в своей искаженности. Воздух застрял в груди Се Ляня. Застывшая в венах кровь словно разом испарилась, оставив лишь пустую, хрупкую оболочку. Се Лянь с ужасом медленно опустил взгляд ниже. Длинные, бледные пальцы медленно и ласково двигались по его телу, словно паучьи лапки, запирая в плен. Се Лянь задрожал – от страха, от холода, от жуткой знакомости происходящего. Страшные, аккуратные руки мягко опустились ему на живот, неторопливо поглаживая. Волосы на затылке встали дыбом, когда открытой кожи коснулось холодное, влажное дыхание. Медленное, ощутимое, словно хищническое. Се Лянь не мог остановить дрожь. От неизбежности происходящего хотелось упасть на колени и горько, беспомощно заплакать, но тело словно окоченело, лишившись жизни и малейшего проблеска надежды. Воздух за спиной шумно и жадно втянули, пробуя чужой страх на вкус, упиваясь им. Выдохнули, словно последний вздох мертвеца. Стылый, затхлый, пустой воздух. Се Лянь с мертвым в груди сердцем знал, отчаянно и бесповоротно, что его ждало за спиной. До дрожи в губах он не хотел видеть это. Напряженное дыхание касалось его затылка холодной, неизбежной лаской. Нежные пальцы сжали ткань одежды, ощутимо впиваясь в совершенно беззащитную плоть его живота. Из горла бесконтрольно вырвался тихий, болезненный, полный панического страха звук. Дыхание за спиной ускорилось, всего в паре сантиметров от кожи. Ткань под белыми пальцами начала стремительно пропитываться ярко красным цветом свежей крови, словно быстро распускающийся ядовитый цветок. Нежные пальцы безжалостно впились в его плоть, с влажно чавкающим звуком раздирая и раскрывая его на обозрение зловещей, неизбежной тьме.

***

Он вновь очнулся в незнакомом месте, куда не помнил, как добрался. Иногда, ему казалось, что в его воспоминаниях действительно были пустые, полные жестокости и холода провалы. Но он не хотел вспоминать – нет, всё это не имело значения. В любом случае, в этих провалах памяти не могло быть ничего важного.