Мы обе.

      По стенам однокомнатной квартиры на краю Осаки неумолимо пробегали серебряные лучи полной луны, когда Юри, стиснув зубы и ели держа дрожащие руки в хотя бы малость устойчивом положении, блокировала за три года выученный наизусть номер. Благо, не удаляя, и на том огромное уважение к её нервным клеткам. Она устала! Всё! Нацуки добилась того, чего, видимо, хотела. Бинго. И если она не хочет перестать названивать ей сама (хотя первая удивлялась даже тому, что вообще была записана у неё в контактах.), то идти придётся на крайние меры. Может, даже на посиделки с вином, если эта... не так уж и важно продолжит своими грязными ручками лезть в её личную жизнь!       По крайней мере после того момента, как перестала быть её частью.       Ибо, бог брюнетке свидетель, удерживать её ещё дольше было невозможно.       Может, в первую очередь именно потому, что её приходилось как раз-таки удерживать. Кто, как не Юри, ещё с семнадцати лет общавшаяся с миловидными Сайори и Моникой знала, что отношения (по крайней мере объективно здоровые) состоят не только из прослушивания смеси какого-то панка и странно звучавших опенингов на японском, битых тарелок, сорванных связок, да “Нацу, котёнок, приедь пожалуйста, я была не права, мы можем поговорить?” спустя неделю по телефону. А если юная пекарша будет ещё и в хорошем настроении, то вдобавок выпрашиванием прощения через постель. Иного выхода всё равно не бывало – чужая гордость зашкаливала, била ключом и прямо по лицу.       Может, в том, что она никогда не пыталась удерживать брюнетку сама. Каждый раз, когда обижаться решала уже она, в глубине души надеясь, что наконец-то станет не пустым местом, партнёрша над ней словно насмехалась, прыскала хохотом в ладонь, ибо был то цирк Шапито, а она там – любимая директором зверушка.       Какое-то время девушка старалась молчать. Правда старалась! Стерпится – слюбится, а Нацуки же не зверь, ну в конце-то концов, глотку после очередной ночи не перегрызёт, голова на плечах, а на голове не морда, а настоящее лицо. И лицо милое-милое, любимое-любимое…       А когда перегрызла, начала аккуратно впиваться клычками в воротниковую зону, Юри решила принять это за страстное дополнение к цвета августовского зарева засосам на шее.       Потому что обманывать себя легче.       Было легче.       Потому что когда страсть ушла, а следы остались, заподозрить неладное пришлось.       А от подозрения к фактам. От фактов к осознанию. От осознания…       От осознания к тому, с чего мы начали. Но явно не к тому, чем закончим.       Потому что ровно через полгода наступил канун Нового года. И даже у такой как она было достаточно друзей, чтобы те не оставили её праздновать в гордом одиночестве с бокалом шампанского, пустой гостиной и рыданиями о том, что зато она теперь хотя бы полностью свободная, гордая и независимая женщина.       Моника – 7:23PM – Свободна 31-го?       Моника – 7:23PM – Мы с Сайори арендовали небольшой частный домик за городом. Это не будет вечеринкой, клянусь, просто потусуемся все вместе, старой компанией. В карты поиграем, настольные игры, фильмы посмотрим. Платить ни за что не надо.       Моника – 7:24PM – Прости, что вот так внезапно… В любом случае, отпишись, если надумаешь, я всё скину :D.       И, ну конечно, ни чёрт, ни ангел, за язык её не дёрнули спросить, а будет ли там главная причина её одиночества. Да и предупреждать её, специально или нет, никто не стал.       Вот они – демонюги. А не те, с кем её иронично тесно связывало общество.       Так что только тогда, в назначенные пять часов вечера, когда они договорились собраться, мысли о неладном стали закрадываться снежным комом прямо в глотку, под чёрно-белый клетчатый шарф и такое же чёрное пальто. Точнее – в те секунды, когда прямо перед её тонким, от холода порозовевшим носом открылась дверь, прятавшая за собой силуэты четырёх девушек. Уже природнившиеся Моника – бывший президент когда-то существовавшего литературного клуба, Сайори – тот же бывший вице-президент, Мари – просто участница, вступившая к ним после фестиваля, и Рэйра – подруга последней, вступившая в тот же момент. Привычная компания, спокойная и не задиристая, все друг друга знают…       Но кого-то не хватало. И почему-то от этого практически бросало в дрожь.       – Проходи! – девушка, сверкнув своими хитрыми зелёными глазами, первая отошла от двери, в отличие от остальных не став душить пришедшую объятиями, зато слегка поёжившись от порывов ветра по ту сторону стен, ибо любимая чёрная водолазка никак не помогала. – Все в сборе, чайник поставь, пожалуйста! – крикнула она уже куда-то вглубь дома, от чего брюнетка насторожилась ещё больше.       – А… там есть кто-то ещё? – разуваясь и шмыгая потёкшим ещё на улице носом осторожно спросила Юри.        – Да Нацуки только… Она подойти не смогла, выпекает свои эти, ну… Ты знаешь. На кухне вертится короче. – заметила Рэйра, совершенно не осторожничая, хотя, судя по на секунду изменившимся взглядам зачинщиков сего мероприятия – стоило бы.       Молния на ботинке предательски потянулась обратно вверх, ироничным способом показывая её отношение ко всей этой кутерьме.       – Серьёзно? – наиграв нейтральное отношение, она убрала обувь в сторону, проходя внутрь и куртку снимая уже на ходу.       – Ага. – улыбнулась Мари, поправляя очки, упавшие куда-то на крылья носа. Хотя в тот момент – брюнетка знала точно – хоть улыбайся, хоть плачь. Всё равно почему-то всей этой компании хотелось тактично дать по носу, хотя в силу сдержанности она и проигнорировала ненужный порыв.       Они ведь знали, знали об их отношениях! Неужели никто не помнил о том, как девушка впадала в состояние истерики, комкая одеяло и ненавидя-ненавидя-ненавидя? О том, как шрамы ниже локтя не успевали зажить, прежде чем появлялись новые? Она ведь только избавилась от этой привычки к тому моменту. С какой скоростью опустошалась бутылка красного сухого, от которой всё равно хотелось только спать? А всё равно то ли судьба-проказница, то ли подруги-шутницы решили поиздеваться над беднягой.       Ну и к чёрту.       Пройдя на кухню, про себя она подумала, что главное – сохранять гордый вид. Всё равно уже не так больно.       Может, теперь слёзы прольются с другой стороны.       И изначально – о боже мой – план даже работал! Или, во всяком случае, Юри могло так показаться, что, наверное, уже плюс. По крайней мере, её тщательно скрытое самолюбие неожиданно заметно так торжествовало, когда её бывшая, тряхнув противно выцветшими, смешавшимися с родным блондом волосами, пила больше, чем было нужно, и больше, чем казалось нормальным.       Даже если её саму это не касалось ни на йоту.       Даже если она сама едва ли не тряслась, лишь бы от одного вида когда-то милого-милого, когда-то любимого-любимого лица не приложиться к стеклянному горлу ещё больше своей соперницы.       На секунду в желудке вспорхнула мысль, что может и не *когда-то*. Как раз в ту, когда речь зашла о пройденных Нацуки сеансах с психологом, о том, что теперь она другая, что теперь…       Что теперь, вновь бормоча что-то о произошедшем с этого лета, почему-то смотрела на чужие, августовским закатом отлитые локоны.       И Юри это видела, и что-то у Юри ёкнуло в сердце, словно кто-то нежным-нежным, мягким-мягким пальцем коснулся её нутра. Не навязываясь, но точно напоминая о своём существовании.       Хотя, женщиной она была весьма и весьма бессердечной.       Но, боже мой, не подумайте, что всё, мной ранее сказанное, имеет смысл больший, чем предыстория. Ибо юная пекарша слишком наглая для классической модели поведения человека, а бывшая её слишком далеко зашла.       Так что теперь у них есть абсолютно пустой балкон на втором этаже, сигареты Севен Старс и тысячи невысказанных слов – то ли матов, то ли слёзных мольб о прощении.       – Да блять. – шикнула девушка, встряхнув своими едва ли розовыми волосами, когда фиолетовая зажигалка из какого-то супермаркета равнодушно не реагировала на чужие агрессивные клацания около 240 нажатий в минуту.       – Не зажигается? – странно заинтересованно спросила собеседница.       – Который раз. Клянусь, ещё такое повторится, и..       – И?       – И полетит она к чёртовой матери. – обессиленно-агрессивно протараторила она.       В доме заманчиво горел свет. Такой тёплый, мягкий, в котором видно всё-всё, но ничего не режет глаза. Ещё заманчивее там сновали туда-сюда четверо человек, то смеясь, то грохоча, то толкаясь, то замолкая.       Но Юри – дура. И она об этом знает. Поэтому, даже когда диалог, очевидно, не складывался, а красочно описанные часы у специалиста что-то себя не проявляли, она осталась. Да мало того, что осталась – взяла у девушки, с которой даже общаться не думала, так ею оскорблённую вещичку и занялась ей сама, сопровождённая чужим рваным вдохом и не поддающемуся описанию звуком, сорвавшимся с её губ.       Клац-клац. Клац-клац. Шш.       Два лица – более вытянутое и более маленькое осветил небольшой осколочек пламени, шипящий и переливающийся.       – Вот всё у тебя всегда получается. – с ноткой зависти сорвалось с губ Нацуки.       – Не преувеличивай. – фыркнула в ответ брюнетка, отдавая хозяйке зажигалку с уже потухшим огоньком. – Сейчас не должно гаснуть. Попробуй.       Зажглась сигарета, появился соответствующий запах – блеснув небольшими сиреневыми глазами, девушка скривилась.       – Отвернись пожалуйста. Ты же знаешь, что у меня астма.       – По крайней мере, если у тебя случится приступ, то лёжа в больничной палате, ты вспомнишь именно меня. – ляпнула, усмехнувшись, собеседница, пока пепел падал куда-то вниз, на плитку. Во всяком случае, к просьбе она всё же прислушалась.       Юри заломила бровь, едва заметно изменилась в лице – быстро. Хотя, чего ещё можно было ждать от этого разговора.       – А ты этого хочешь? – тише, но под стать своей бывшей едко переспросила она, опираясь на чёрные, тонкие, вьющиеся перила.       – А ты как думаешь? – метко, вопросом на вопрос.       – Не хочу об этом даже думать. – ещё метче.       – Всё равно ведь это делаешь.       В воздухе повисла тишина – где-то там, далеко-далеко, в безопасности от соприкосновения двух травм и пережитков прошлого громко проехала машина.       А делает ли? О, ну, наверное, да. Несколько лет своей драгоценной жизни ты не выкинешь и не затопчешь, только вот в розовых соплях и слезах «ах, как всё было прекрасно, вернуть бы то время, моя милая», она не расплывалась. По крайней мере, последние 4 месяца и двадцать два дня.       – Слишком высокого ты о себе мнения, Нацуки. – вздыхает брюнетка, съёживаясь, словно только что ей, только научившейся летать птице, ранили крыло.       – С чего ты взяла, что у меня вообще есть о себе мнение? – с нарастающим в голосе отчаянием промямлила блонди, смяв бычок меж пальцев, а после выкинув куда-то вниз.       Юри ничего даже не ответила – лишь потупила взгляд куда-то в пол, меняя позу, скрещивая руки под грудью. Ответ резкий, тупой и явно необдуманный – её бывшую всегда было легко вывести на эмоции.       – Извини. Ты меня знаешь. – продолжила девушка, скрючившись, сгорбившись.       – И давно ты куришь? – перевела тему собеседница.       – Около полугода. – усмехнулась пекарша.       Брюнетке начинает надоедать вся эта кутерьма. У них на разговор около двух минут – Мари должна приготовить всем вкуснейшее кофе с зефиром за это время. И она могла бы ей помочь, принести молоко из холодильника, подать трубочки, но нет! Стоит здесь, с человеком, до смерти простым способом нанёсшим ей громадную такую травму совсем недавно, так ещё и посмевшим улучить момент, чтобы вновь ворваться в её жизнь, и даже не думающим отпустить.       Честно говоря, девушка даже не знала, действительно ли виноват этот самый человек в последнем пункте.       Может, она просто не хотела уходить, чёрт её знает.       – Достаточно… – отметила Юри, смотря на картонную пачку с тонкими трубочками никотина в чужом кармане брюк.       – Ага. – бросила Нацу, улавливая чужой взгляд.       Тишина. Снова. Всё больше первой кажется, что теперь она ненавидит, когда всё молчит (потому что тонкие губы собеседницы не молчали никогда, но к этому мы придём позже).       – У нас меньше минуты, Нацуки. Давай быстрее, пожалуйста. – торопится она, переминаясь с ноги на ногу.       – Ты на меня всё ещё злишься? – удивительно резко выдала девушка, кажется, после этого прикусив щёку.       – К чему вопрос? – тихо спросила брюнетка, приподняв бровь, однако ответа ждать не стала. – Нет.       – А я на тебя злюсь. – её теперь уже знакомая лишь заинтересованно глянула на притихшую собеседницу. Интересно, она и впрямь собиралась разгонять драму? Балкон, сигареты, ночь… все необходимые элементы на месте. – Ты ведь ушла, ни слова ни сказала. И похуй вообще, сколько там я тебе раз звонила, не звонила…       – Подожди… – остепенилась Юри, хмурясь. – То есть, ты будешь винить меня в том, что я решила оборвать с тобой все связи, просто потому, что больше не могла терпеть к себе такое отношение?!       – Какое “такое”? Я просто отплачивала тебе твоей же монетой! – взвилась и её бывшая.       – Что я могла такого сделать, чтобы ты так меня ненавидела?!       – Поверь, было что.       – Расскажи, мне интересно. – уже, кажется, рвалась девушка. Может, она была такой же… лёгкой на подъём…       – У тебя ведь всегда были эти психи. Вот как сейчас. Ты всегда на меня срывалась, прям как мой батя, только в отличие от него ты почему-то после этого решала, что можешь всё изменить ебучим сексом! – засунув худую ладошку в карман, пекарша, кажется, попыталась нащупать там что-то, но тут же бросила эту затею. – Я тебя просто боялась. А тебе же похуй, у тебя всегда только одна жертва в любой ситуации. – она сорвалась на крик.       – Психи? – попыталась набрать она воздуха в лёгкие, но не вышло от возмущения. – Может, их бы не было, если бы ты не творила бог знает что?       Где-то внутри затихли голоса – девушки насторожились. Возможно, их подслушивали. Из интереса, мало-ли.       – Короче, мы обе неправы. – со скоростью, невиданной даже “Формуле 1”, изменилась в лице девушка. Может, психолог с голубыми, мягкими глазами и не был ложью.       – Да… точно. – затихнув, брюнетка выпрямилась, приметив, с какой надеждой смотрела на свою бывшую.       Или… может быть…       – Знаешь, я понятия не имею, выкинешь ты меня с этого балкона прям щас или нет, но… - затихли бушевавшие ветра. Запели, кажется, звёзды. – Я тебя всё ещё люблю. И прошу тебя дать мне ещё один шанс, хотя бы как подруге.       Может быть, полгода в руках с вином и вибратором с дополнительными функциями во время выработавшегося за те три года тактильного голода научили её читать мысли.       За городом не было особого шума – неподалёку отсюда даже не виднелось частных домов. Лишь скрипели перила под их худыми руками и где-то внутри здания слышались шаги. То тише, то громче – иногда Рэйра, иногда Сайори. Луна прикасалась к бледной коже, шрамам на ней, опаляя, но не делая больно. И где-то далеко внутри что-то разгорелось – гораздо сильнее того бычка, уже какое-то время валяющегося на траве.       На разговор было две минуты – они поспешили, не разобрались по большей части, но сказали всё то, что хотели, и то, что, по крайней мере, были должны. Большего не нужно.       Заскрипела пластиковая дверь – к ним заглянула Мари, растерянно глядя на дуэт, прежде чем кивнуть в сторону тёплой гостиной.       Заходя внутрь, Юри украдкой кивнула девушке – им ещё многое стоит обсудить. Но, по крайней мере, на достигнутом они точно не остановятся.       По стенам однокомнатной квартиры на краю Осаки неумолимо пробегали серебряные лучи полной луны – однако в тот момент она была пуста.       Потому что её хозяйке больше не требовалось блокировать наизусть выученные номера. Потому что они друг друга всё-таки стоят.