***
rule number one is that you gotta have fun.
— Ты такой милый, — шёпот касается разгорячённой кожи, пока прохладные ладони гуляли под растянутым свитером, пересчитывая выступающие рёбра. Хисын наблюдал, как пухлые губы сжимаются сильно, а круглые очки съезжают с переносицы, наконец открывая вид на прекрасные обсидиановые глазки, в которых читается недоумение, перемешанное с предвкушающим наслаждением, — когда пытаешься сдерживаться. На это парень получает в ответ неразборчивое мычание, а лицо Ли уже украшает растянувшаяся ухмылка. Его губы лишь дразнят карамельную шею, чуть задевая подступившие вены. И Хисыну нравится видеть, как лишь от одних его губ парнишка рядом готов расколоться на тысячи осколков. Руки же спускаются вниз, достигая классических брюк, от которых, по-хорошему, стоит избавиться. Но Хисын лишь проникает под ткань, чувствуя пальцами возбуждение. Ноготком указательного пальца синеволосый очерчивает член, рассматривая, как в краешках чужих очей скапливаются слезинки, которые, кажется, вот-вот украсят карамельные, слегка покрасневшие щёки. Резко сжав член, он срывает с пухлых губ первый измученный стон, который вызывает внутри беспредел — хотелось всё сильнее и сильнее мучать в своих руках невинного паренька, который одним взглядом просил большего. А Хисын… ему весело, и это веселье закончится только тогда, когда захочет он. — Х-хён, — слетает с пухлых губ, — прошу, пожалуйста, перестань. — Уверен? — усмехается Ли, наконец проникнув под резинку белья, аккуратно касаясь члена, чувствуя на пальцах выступивший предэякулят. — Джеюн-а, как же ты будешь сидеть на занятиях со стояком, м? Или тебе нравится, когда все видят твоё возбуждённое состояние? Хисын мажет по щеке своими губами, а свободной рукой, не без помощи самого Шима, спускает тёмные брюки до колен вместе с нижним бельем. Воздух резко становится тяжёлым. Джеюн, схватившись за чужие плечи, старался спрятать свой взгляд где угодно, лишь бы не встречаться с хисыновым. Но у старшего свои планы. Поэтому он резким движением хватается за острый подбородок, чтобы смущённые глазки наконец оказались напротив собственных. В обсидиановых очах Ли видит нескрываемое обожание и собственный силуэт — это самое красивое сочетание, что мог видеть Хисын в своей жизни. — Будет лучше, если я помогу, не думаешь? — Ли снова возвращает ладонь к разгорячённой части тела, чувствуя, как лишь от одного мимолётного прикосновения Джеюна пробирает дрожь, торопящаяся к коленям, вынуждая сильнее вцепиться в плечи. — Сделай уже что-нибудь, хён, — тихо проговаривает Шим, понимая, что в очередной раз ведётся на это очаровательное личико, — пожалуйста. А Хисын не может скрыть своего удовольствия от такого парня, что дрожит рядом с ним, словно осиновый лист на сильном ветру. Ведь это приятно — видеть, как одно твоё присутствие может довести человека до подобного неимоверно привлекательного состояния. И Ли желал сделать Шим Джеюна ещё прекраснее в этот момент. Поэтому его губы снова оказались на тонкой шее, а рука опустилась на член, тем самым вызывая тихие вздохи. Джейк же прикрыл глаза, утопая в невероятных ощущениях, которые жаром отдавались по всему телу. Движения чужой ладони настолько неторопливые и тягучие, что Шиму приходится кусать свои губы, лишь бы не проронить умоляющий стон, который заставит Ли оттянуть момент наслаждения ещё немного. — Не молчи, Джеюн-а, — остановив поцелуи, слышится прямо у уха. Хисын кусает мочку, вынуждая Джеюна всё же застонать, протяжно и мелодично, именно так, как и любит синеволосый. — Молодец, Джейк-и, не скрывай, как тебе хорошо. Хисын снова возвращается к шее. Целует грубо кожу, засасывает её до ярких покраснений в самых видных местах. Ему, честно, плевать, как будет Джеюн сидеть с ними оставшуюся часть дня, парню было необходимо разукрасить нетронутые никем участки шеи так, как Хи этого хотелось. И не видя никаких препятствий со стороны Шима, он продолжал оставлять засосы, перемешанные с мокрыми поцелуями и сильными укусами. Одной рукой Ли обвивал чужую талию, забравшись под ненужный элемент одежды, однако избавляться от него не совсем хотелось, а другая — на члене, собирала выступающий предэякулят, размазывая по всей длине снова, чтобы насладиться тихими стонами, которые ласкают его ухо. Ли всегда отмечал, насколько очаровательный голос у президента студсовета, однако никогда бы не подумал, что его стоны ещё слаще и притягательнее, чем будничный тон. Они разжигали ещё больший интерес к этому правильному мальчику, которого хотелось очень сильно хотелось испортить. Ну, а если говорить откровенно, Хисын безумно мечтал разломать Шим Джеюна до мельчайших осколков, чтобы тот навсегда оставался разрушенным. Ведь разбитые мальчики намного привлекательнее тех, кто вечно счастлив. Это так красиво, когда люди ломаются, показывая свои хрустальные, но такие жалкие слёзы… — Х-хён, — дрожащий голос Джеюна сводил с ума не меньше, как и его хаотично порхавшие губы по медовой шее старшего. На хисыновой коже Шим не оставлял никаких следов, всегда с трепетом и нежностью дарил свои поцелуи, пока сам терпел острую боль на ключицах, — я, кажется, скоро… — Нельзя, — голос Хисына сразу становится строже, он впивается клыками в хрупкие ключицы, — я ещё не разрешал. Ли зализывает свой укус сразу же, как только слышит прерывистый крик, слетевший с распухших губ. Их истерзанный вид доставлял Хисыну невероятное удовольствие, однако умоляющий одним лишь своим взглядом Джеюн точно ни с чем не сравниться. Разве что с… Да ладно, это не так важно. Зато Шим слушается беспрекословно, что было его изюминкой, которую Ли любил больше всего. Даже сейчас, если старший скажет тому встать на колени и занять свой рот кое-чем более подходящим его губам, Джеюн в ту же секунду окажется внизу и дрожащими пальчиками прикоснётся к ширинке чёрных джинсов. И, конечно же, Хисын хочет воплотить это в реальность. — Присядь-ка на колени, малыш, и сделай мне приятно, — шепчет на ухо Ли, после сразу же отстраняясь от разгорячённого тела. Он смотрит на парня с лёгким вызовом в глазах, делая шаг назад и предварительно облизав свои губы. — Не только ведь тебе должно быть хорошо, да, Джейк-и? А Джеюн, словно находясь под гипнозом, мгновенно оказывается на коленях. Он вспоминает об очках, поэтому аккуратно снимает их, отставляя на приличное расстояние, лишь бы не сломать. И Хисыну это ещё больше нравится — Джейк без очков. Этот парень скрывал своё очарование под огромными линзами, однако Ли всё равно смог развидеть эти глубокие обсидиановые глаза, обрамлённые пушистыми ресницами, ровный и аккуратный носик, что слегка морщился, когда ширинка на чужих джинсах не поддавалась. Шим Джейк был прекрасен от макушки до пят. — Не забудь ласкать себя, — выдыхает Хисын, когда чувствует красивые ладони на собственном члене, — мы должны кончить вместе. Начинай. Руки синеволосый сразу же располагает в шелковистых шоколадных прядях, зарываясь прямо до корней, слегка сжимая их, когда горячий язык на пробу проходится по головке, а после медленно скользит по всей длине. Джеюн оставлял на горячей плоти излюбленные поцелуи, которые лишь дразнили Хисына, что хватался сильнее за голову, подставляя головку к пухлым розовым губам. — Возьми уже, иначе ты сегодня не кончишь, Джеюн-а, — усмехается Ли, когда видит, как член пропадает в тёплом и узком рту. — Блять, да. Старший откидывает голову назад, чувствуя, как юркий язычок Джейка играется с его уздечкой, предоставляя невероятные эмоции. Небольшая дрожь проходит по телу, когда взгляд Хисына снова возвращается к Джеюну. Тот, прикрыв глаза, вбирает в рот столько, сколько может, давится собственной слюной, но не прекращает, держится одной рукой бедро Ли, а другой касается своего члена, стараясь с одинаковой скоростью удовлетворять обоих. И в этом Джейк тоже был лучшим. Ведь он был чуть ли не эластичным пластилином, из которого можно было лепить что угодно, чем и всегда восхищался Ли Хисын. Очень удобно. Только вот люди вполне хрупкие создания, стоит задеть их чувства, как из прекрасных глаз польются хрустальные слёзы, а невинное и окутанное любовью сердце разобьётся вдребезги так, что больше никогда не соберёшь все осколки. А может быть, они затеряются где-то в образовавшейся внутри непроглядной темноте, откуда будут оставлять кровоточащие раны другим? И после такого стоит ли сравнивать людей с гибким пластилином, Ли Хисын? Джеюн не прекращая стонал, вызывая у Хисына лёгкий трепет внутри, отдающий по всему телу. Его длинные пальцы давили сильнее на макушку, вынуждая расслабить горло, чтобы член Ли вошёл глубже, вызывая рвотные позывы. Слёзы капали по алым щекам, неприятная боль разносилась по телу, и Джеюн не знал, как это остановить. Ведь прекрасно знал, что если только попробует замедлиться, то Хисын сделает всё сам так, что после Шим не сможет разговаривать… — Давай, Джеюн-а, — Хисын протяжно стонет имя, двигая бёдрами в такт, чувствуя, насколько узко внутри парня, от этого неимоверно сносит крышу. Поэтому и толчки становятся грубее и резче, заставляя Шима схватиться за чужие ноги уже двумя руками, лишь бы сохранить баланс, — не медли. Ли это прекрасно замечает, но останавливаться ради такой мелочи не собирается. Его пальцы сжимают корни волос сильнее, тянут ближе к паху, а сам Хисын прикрывает глаза, чувствуя, как совсем скоро снимет наконец-таки своё напряжение. И даже ладони Шима, сжимающие до красных пятен бёдра, не волнуют. Сейчас хотелось одного — получить желаемое. Раздавшийся стон на всю раздевалку никого не смущает, ведь Хисын не привык скрывать того, как ему хорошо. Особенно если в подобное состояние его привёл такой прекрасный парень. Ли кончает обильно внутрь, даже не предупреждая об этом Джейка, что поначалу слегка давится, однако принимает всё, что даёт Хисын— ещё одно маленькое очарование. — Вы только посмотрите, — восстановив дыхание, Ли обращает внимание на Джейка, что обессиленно приземлился на пол, — кончил лишь от того, что делал мне минет. Хисын не ждёт ответа, вместо этого быстренько справляется с джинсами, поправляет белоснежную футболку и подбирает скинутую у порога кожанку. И только после садится на корточки перед Джейком, что всё ещё не может отойти от полученного оргазма. — Ты такой милый, — удовлетворённая улыбка украшает слегка измученное лицо. Длинные пальцы касаются пухлых распухших губ, собирая оставшиеся капельки. — Посмотрим, что будет в следующий раз. Оставив прощальный поцелуй на лбу, Хисын первым покидает раздевалку, особо не задумываясь над тем, а нужна ли помощь Шиму, всё ли с ним в порядке. Ведь это не в стиле Ли Хисына, который известен на весь университет своим уникальным и омерзительным прозвищем. Потому что сердцееды не влюбляются. Они играются, забавляются, получают удовольствие, а после с наслаждением ломают. Вот и Хисын потихоньку начинал разбирать по мелким осколкам Джеюна, чтобы после включить их свою «золотую» коллекцию разбитых сердец.but baby when you’re done, you gotta be the first to run.
***
rule number two: just don’t get attached to somebody.
Ли Хисын на самом деле не помнит того момента, когда такое нежное и трепетное чувство, как любовь, приобрело совершенно другой смысл. Она стала наподобие азартной игры — сколько возможно влюбить в себя, а скольких довести до разрушительного состояния; будет ли ему самому больно или же он никогда по-настоящему не сможет никому отдать своё сердце, а есть ли оно у него вообще? Однако каждая новая «победа» радовала Хисына, и он в очередной раз убеждался, как же легко манипулировать и втираться в доверие людям. Стоит лишь разузнать об их интересах, организовать пару «случайных» встреч в любимых местах и, конечно же, очаровать своим обаянием. Правда, с Шим Джеюном было сложнее. Этого парня интересовала лишь физика и слишком заумные теории, в которые Ли совершенно не желал погружаться. Друзей у Шима мало: каждый из них был таким же умником, к которому тяжело подобраться, ведь они навряд ли поверят в то, что старшекурсник решил снова вспомнить дисциплины второго года обучения, в принципе, как и сам австралиец. Поэтому Хисыну не оставалось ничего, кроме как навязываться Джейку, постоянно попадаясь тому на глаза. За что, кстати, получал иной раз учебниками по голове, потому что Шим не любил крутящихся вокруг себя мошек, которые лишь нервируют его и мешают заниматься своим делом. Да, Шим Джеюн был довольно резок в общении, поэтому оскорблять Хисына каждый раз при встрече было что-то вроде привычной рутины. Только вот сам старший вовсе не отчаивался, закидывая президента всё более страстными комплиментами и подкатами. Но пробрался Ли Хисын в сердце грубого парня совершенно не сладостными речами, а лишь одним действием. И самым глупым, по мнению того же Ли. Оставаясь допоздна в университете, Джеюн занимался документацией, которой порой было уж слишком много. Своих согруппников нагружать президент не любил, поэтому и справлялся в одиночку. Ну а Хисын… Ему просто нужен был Шим Джеюн. И ради него он оставался в небольшом кабинете, просматривая непонятные листы бумаги, пытаясь их сортировать так, как нужно, однако итог всегда был одним. Хисын засыпал над очередным отчётом, скрутившись на маленьком диванчике. А просыпался от аккуратных прикосновений, будящих его снова и снова. И в такие моменты, сонные и непонятные, Ли всегда улыбался растянутой улыбкой, а после тянул к себе Шима, чтобы уложить того рядом с собой. — Тут места совершенно нет, — пробурчал в первый раз Джейк, пытаясь высвободиться из хватки, — не майся дурью, пошли домой. — Ого, уже приглашаешь к себе, ещё и на ночь глядя, — усмехался Хисын, зарываясь в шоколадные пряди волос, а после сгребая парня в крепкие объятия, — ещё пять минуточек, — прибавлял он еле слышимым голосом, — ещё немного, давай полежим так. Что такого в этой просьбе было, Ли до сих пор не понимает, нежась на коленях Шима, что был увлечён очередной книгой. Но благо итога это не поменяло — сейчас австралиец полностью его, каждой клеточкой своего тела, которое хочется поскорее разбить, чтобы… Нежный поцелуй, оставленный на широком лбу, заставляет Хисына наконец вернуться в реальность, в которой он играет заботливого и по уши влюблённого бойфренда. Ли мгновенно переводит взгляд на младшего, и вид, открывшийся перед ним, мгновенно заставляет синеволосого снова застыть, глупо таращась своими большими глазами. Мягко приподнятые уголки губ, тёплая и широкая улыбка, слегка прищуренный взгляд, наполненный непонятным чувством, кажется, это была та самая любовь, от которой Ли Хисын постоянно убегал или пытался убежать. Однако… всё же не получилось? Ведь рядом с Джеюном почему-то хотелось забыть о том, что было в прошлом. Хотелось схватить его за руку, отвезти на тихий пляж на отшибе города и никогда не выпускать из своих объятий. Впервые Хисын желал быть главной причиной этой нежной улыбки, которую он уже вовсю расцеловывает, вызывая озорной смех младшего. Около Шима сердце бьётся новым, неизведанным до сих пор, ритмом, который, конечно же, пугает. Даже слишком. Настолько, что Ли старается унять пробравшуюся дрожь в руках, зарываясь в мягкие шоколадные пряди, аккуратно их оттягивая. Была ли это любовь, от которой ты бежал, Ли Хисын? — Ты чего? — чмокнув напоследок широкий лоб, спрашивает тихонько Шим. — Какой-то лёгкий поцелуй, а ты уже готов меня всего расцеловать. — Даже этого мало, — шепчет в ответ старший, и звучит это даже правдиво, что Ли тушуется, однако старается сильно не удивляться, — а что, нельзя? — Я такое разве говорил? — Джеюн усмехается, а после снова склоняется над возлюбленным оставляя на медовых щеках свои незаметные следы. Нежная кожа покрывается приятными мурашками, ощущая чужие губы, но это не мешает растянуться довольной улыбке на всё лицо, делая из Хисына послушного котика, которого ещё и за ушком почесать надо для полной картины. В такие моменты Ли Хисын совершенно забывал о том, как же сильно он любит разбивать чужие сердца в клочья. В такие моменты Ли Хисын забывался обо всём, а перед глазами кружил образ улыбчивого Джеюна, который снова рассказывает о своих довольно скучных теориях. Не было никаких слёз на его карамельных щеках, не было пошлых ярко-бордовых следов, не было места для интимных стонов. Синеволосого это не заботило, желалось лишь одного — видеть перед собой этого парнишку с глупой улыбкой и добрым взглядом, с прикосновениями самыми тёплыми и поцелуями самыми невинными и воздушными. — Люблю тебя, — срывается с губ быстрее, чем Хисын успевает переварить ураган мыслей. И говорил он это не впервые. Но всё же ощущалось это по-другому, настолько, что даже к скулам прилила кровь, оставляя на медовой коже малиновые разводы, которые хотелось стереть чистыми ладонями, однако Джеюн сделал это за Ли — он нежно накрыл розовые щёки своими большими руками, заставляя старшего обратить внимание на него. — И я тебя. И почему-то после слов Шима на душе стало спокойно, а последующий поцелуй показался Хисыну намного слаще, чем предыдущие, намного приятнее, чем тысячи других. И ведь всё дело было в Джеюне, не так ли? Во всяком случае в голове причиной всему этому был определенно Шим Джейк. Но никто и не знал, что твориться на душе у Джеюна, пока сильные руки обвивали его тонкую талию, а его пальцы перебирали синие прядки шелковистых волос. Джеюнов взгляд был направлен куда-то далеко, за пределы уютной комнаты, туда, куда звало его быстро стучащее сердце. Далеко отсюда, далеко от самого Хисына…***
we'll get him falling for a stranger…
Часто ли вы носите маски? Давайте признаем, что для каждого определённого круга друзей, знакомых, родственников мы все разные, снова и снова разгребая огромную кучу разноцветных масок, в которых порой настолько путаешься, что уже забываешь, как выглядит твоё лицо по-настоящему. Хорошо ли это? Непонятно. Ведь никто нас не заставляет притворяться теми, кем мы на самом деле не являемся. Но люди почему-то всегда приходят к этим сжирающим индивидуальность маскам. Они крепко сидят на лице, словно срастаясь с ним, и окружающим довольно тяжело определить — настоящий ли вы перед ними или нет. Хисын привык к этому, ведь для мамы он — лучший студент и вообще душка группы, которая и поможет, и чуть ли не накормит; для близких друзей — прекрасный товарищ, выручающий в любой беде; для преподавателей — талантливый парень, у которого светлое будущее впереди. И что, если для некоторых в университете он прослыл бабником? Плевать. Но стоит подумать о Джеюне, как почему-то что-то внутри начинает мучать. Как будто ему стоит поскорее во всём признаться и побыстрее попросить искренне прощения. Может быть, таким образом получится сохранить хоть капельку хорошего отношения к себе? Ли не уверен. Даже сейчас, стоя перед дверью квартиры Джеюна, в которую он позвал на ночёвку, Хисын сомневается в каждом своём действии, которое приведёт к концу. Несколько секунд ожидания после стука по металлу настолько долго тянутся, что Ли уже подошёл к тому завершению, где ему дают смачную пощёчину, а в полюбившихся обсидиановых глазах появляется отвращение. Старший привык к этой эмоции, однако видеть это в очах Джеюна… Другое, совершенно другое. И в этот момент по телу распространяется резкая боль, словно бы предупреждает Хисына о чём-то. — Чего стоишь, хён? — голос Джейка мгновенно успокаивает и приводит в чувства. Мысли отходят на второй план, а на первый выходит Джеюн, который оказывается в тёплых объятиях. Ладони старшего окольцовывают талию, а нос зарывается в тёмную макушку, ощущая приятный аромат манго (видимо, Шим совсем недавно вышел с душа). — Ну же, Хисын-хён, зайдём внутрь, там можешь продолжить. — Что продолжить? — игриво приподнимает брови Ли, отрываясь от австралийца, прикрыв за собой дверь. Они оказываются в привычном коридорчике, в котором, как и всегда, царит предельная чистота. — Всё, что захочешь, — на этот раз Джеюн не смущается, а лишь разжигает внутри Хисына сладостную страсть. — Этой ночью ты получишь всё, чего так желаешь, — тихий шёпот дразнит уже разгорячённую кожу, как и слегка влажные губы, еле касающиеся покрасневшего ушка. Шим Джеюн был однозначно чёртовым змеем-искусителем, который принял облик правильного и тихого студента. Даже его улыбка не казалась милой, как обычно. Она больше походила на довольную усмешку, которую Джейк раньше никогда не использовал. Однако придавать этому огромное значение Хисын не стал, всё же не всем нам играть роль до самого конца, не правда ли? В какой-то момент придётся её снять, и Ли Хисыну тоже. Может быть, это будет перед Джейком — неизвестно, но старшему бы этого хотелось. Может быть, его примут таким, какой он есть, со своими прошлыми травмами и неумением нормально любить? А возможно ли это вообще? Ждать тех исцеляющих чувств от того, кого обманываешь на протяжении долгого времени, над которым практически издеваешься, вытворяя все те вещи, что только могут прийти в голову. Справедливо ли любить человека после подобных издевательств? Хисын и сам не знает, поэтому и выпивает залпом тёплый ромашковый чай, который любезно протянул Джеюн, наслаждаясь сладким ароматом, что распространился по всей квартире. И, наверное, это была главная ошибка Ли — думать, что его очередная жертва такая же глупая и невинная, как и предыдущая… Хисын приходит в сознание лишь тогда, когда чувствует холодный металл на запястьях, но даже не обращает на это должного внимания. Лишь ощущение холода приводит его хоть в какие-то чувства. Резко открывает глаза, однако всё перед ним плывёт. Парень старается сфокусировать свой взгляд на той фигуре, что восседает где-то в сторонке. По телу распространяется неприятная боль, от которой Хисын роняет с губ жалкий стон. И становится не по себе. — Уже проснулся? Это Джейк. Его голос, казалось, звучит откуда-то издалека. Хисын хочет приподняться, однако он не может пошевелить ни ногами, ни руками. Прикован. — Джеюн? — совсем тихонько зовёт Ли, будто испуганный зверёк. — Что происходит? Старший присматривается к проявившейся фигуре, а после поражённо замирает. Казалось, перед ним вовсе не его Джеюн, а какой-то незнакомец. Однако эти обсидиановые глаза говорили, что перед растерянным парнем тот самый Шим Джеюн, который плавился под прикосновениями Хисына и смущённо улыбался, стоило Ли лишь намекнуть на что-то пошлое. А сейчас… всё по-другому. Холодный и чуть ли неравнодушный взгляд, в котором покоился чуть полыхающий огонёк, который был неизвестен самому старшему. — А ты как думаешь? — пуговицы на светлой рубашке освобождались от петелек, легко поддающимся ловким пальцам. Лунный свет мгновенно коснулся оголённого торса, словно лаская своими ночными лучами. — Наверное, то же, что ты сотворил с другими? Хисын громко сглатывает, вызывая напротив усмешку. Ли пытается вырваться, встать, чтобы хоть как-то остановить Джеюна, что остаётся лишь в тёмных брюках и медленно подползает к голому старшему, которому становится не до шуток страшно. Только вот Шим крепко приковал синеволосого, чтобы тот не смог просто так уйти. Ведь остальных он не отпускал, даже после жалобных мольб, смешанных со слезами, а порой и кровью. — Д-Джеюн, давай поговорим, — голос у Хисына дрожит, он больше не строит из себя альфа-самца, которому легко взять власть над любым. — Это ведь неправильно… — А то, что делал ты, правильно? — Джейк расположился между длинных ног, руками заставляя Ли согнуть их для удобства. Его пальцы быстро освободили брюки от кожаного ремня, а после он наконец посмотрел на жалкого хёна. — Хисын-хён, ответь: правильно ли то, что ты делал, особенно с Сонхуном, м? И тут по коже Хисына проходится холодок. Знакомое имя, вырвавшееся из пухлых губ, напоминает Ли о многом, особенно то, что хотелось поскорее забыть. Ведь старший совершенно не желал вспоминать ту сторону себя, о которой невероятно стыдно говорить, а тем более признавать. Но сильный шлепок по бедру вынуждает Хисына вернуться в реальность, в которой он стонет от боли и чувствует чужие руки по всему телу. Обычно занимается подобным именно он. — Помнишь его? — Джеюн даже не пытается выслушать старшего, снова бьёт кожаным ремнем, видя, как кожа на бёдрах покрывается красными пятнами, на которые неприятно смотреть. — А вот он тебя прекрасно помнит. Знаешь, почему? В глазах собираются слёзы, дыхание сбивается, а всё тело дрожит, и это точно не от удовольствия. Сейчас Хисын понимает, что сполна заплатить за то, что когда-то совершил. — Отвечай. — П-почему? — Хах, — усмехается Шим, отбрасывая наконец бесполезный ремень, — потому что ты полностью сломал моего лучшего друга, чёртов придурок. Что вы знаете о месте? Приходилось ли вам когда-нибудь буквально пылать от этого разрушающего чувства? Шим Джеюн никогда бы не подумал, что ради мести пойдёт практически на всё. Особенно на то, чтобы на определённое время стать чьей-то игрушкой. В буквальном смысле. Однако реальность оказывается совершенно другой. И вот сейчас перед ним лежит именно тот, кто виновен во всех страданиях родного человека. — Не бойся, хён, — отзывается Джеюн, когда брюки оказались за гранью кровати, — я не такой мудак, как ты. Аккуратно растянул тебя, пока ты спал. И только после этих слов Хисын понимает, откуда эта боль, распространяющаяся по всему телу. А Джейк снова оказывается между ног, широко разводя их в стороны. Пальцы хватаются за анальную пробку, медленно вытягивая, пока старший выгибается и стонет от непривычных ощущений. И не успевает он взглянуть на то, что было всё это время внутри него, как снова раскрывает рот в немом стоне, потому что Джейк сразу же вошёл. Ли чувствует, как всё тело горит, а толстый член врывается дальше, растягивая еле поддающиеся стеночки ануса, вынуждая Хисына задыхаться. — Приятно да, когда ты подготовлен? — спрашивает Шим, начиная плавно двигать бёдрами. — А вот Сонхун кричал от боли под тобой, но тебя это не останавливало. Вся злость, копившаяся долгое время, выходит наружу. Движения у Джеюна грубые, сильные, резкие. Каждый толчок сопровождается яркими стонами и хрустальными слезами, что стекали по медовой коже. Никаких поцелуев, никаких объятий. Лишь взгляд, полный ненависти и отвращения, скользящий по всему телу, лишь сильная хватка на бёдрах. Джейку было самому от себя тошно и отвратительно. Однако он должен был отомстить, он должен был заставить Хисына почувствовать то унижение, которым парень любил награждать других, должен был разбить это потерявшее самообладание сердечко вдребезги. Ведь сам Ли никогда и никому не отдавал роль актива, для него это было уж слишком невыносимо, а самое главное — унизительно. Об этом Шим узнал совершенно случайно, но именно этим способом и захотел отомстить Джейк. — Джеюн, прошу, перестань, — Хисын всё равно не сдаётся, просит через стоны и слёзы, просит остановиться, потому что понимает, что это совершенно не приносит ему удовольствия. Он чувствует себя грязным, использованным и разбитым. — Пожалуйста… — Ты заслуживаешь худшего, хён, — отвечает Джейк, окольцевав тонкую шею, — это я ещё тебя жалею. Джеюн контролирует силу, сдавливая горло так, чтобы Ли прекратил говорить. И, не прекращая вбиваться в ослабленное тело, тихонько на ухо шептал все те ужасные вещи, которые в ярких красках сменялись друг за другом перед глазами старшего, из которых текли слёзы ужаса и глубочайшего сожаления. Джейк в самых мельчайших подробностях говорил о каждом повреждении своего друга после проведённой ночи с Хисыном, рассказывал обо всех чувствах, которые бушевали в Паке, пока Ли наслаждался красивым личиком и стройным телом, терзая его в своих руках так, как хотел. — Может, мне позвать своих друзей, — говорит Джеюн, оторвавшись от измученного хёна, однако члена своего не вытаскивает, продолжая медленно двигаться внутри, — как ты это делал, м? Думаю, Чонсон будет рад присоединиться. Ты ведь подобное сотворил не только с Сонхуном, но и с его бывшим парнем, которого не побоялся увести. Хисын захлёбывается в слезах от воспоминаний, не имея возможности проронить и слова. Он сжимает белоснежные простыни, пытается коленями ударить австралийца, однако эти попытки быстро подавляют — Ли уж слишком обессилен, чтобы выбраться из своего кошмара. — Не хочешь? — на это Ли мотает головой, продолжая плакать. Все эмоции слились в огромный водоворот, в котором уже ничего не разобрать. К горлу подкрадывается тошнота, тело горит от боли и горячих следов рук и ремня. — Ну… хорошо. Настолько тяжёлый грех я на себя брать не собираюсь. Джеюн снова бьёт по бедру ладонью, а после врывается внутрь так резко, как это возможно, чтобы снова сорвать с тонких губ пронзительный стон, больше походящий на крик. Было ли Джейку приятно? Конечно, нет. Однако он должен был. Шим просто обязан разломать Хисына на мельчайшие осколки, а после выбросить их в урну, в которую, к сожалению или счастью, никто не заглянет. Длинные пальцы касаются чужого члена, медленно водя вверх-вниз. Джейк наблюдает за тем, как Хисына разрывает от эмоций и ощущений, поэтому все движения ускоряются, а голос, практически сорванный, разносится всё чаще и чаще по тёмной комнате, в которой когда-то они влюблённо смотрели друг другу в глаза и признавались в любви. Получается, их слова о любви были ложными. А последнее признания Хисына, вырвавшееся в порыве чувств, снова восприняли как очередной обман. Ведь искренности от разбивателя сердец невозможно дождаться. Хисыну хочется убить себя, когда горячая жидкость оказывается на его заплаканном лице. Хочется пропасть из виду, вернуться в родной город и больше никогда не видеть того, кого он успел полюбить всем своим жестким сердцем, того, кто сотворил чуть ли не все те вещи, которые когда-то развлекали его самого. Ему становится настолько плохо, что после оргазма он мгновенно отключается, а перед этим слышит ещё порцию ненависти, которой Джеюн не жалел на протяжении всего процесса. Стоит ли мстить людям за их ужасные поступки? Джеюн всю жизнь был уверен, что нет. Даже сейчас, стоя на балконе и раскуривая уже третью сигарету подряд, на душе легче вообще не становится. Отвратительно теперь и от себя тоже, потому что теперь кажется, что и он ничем не отличается от Хисына, который не только любил разбивать чужие сердца, но и физически причинять много боли другим телам. Ведь месть есть наслаждение души мелкой и низкой…