Внимание! Агент заметил вас.

      Ты мечешься по комнате, то и дело зачесывая волосы назад, нервно кусая губы. В принципе, ничего страшного же не случилось.       Разумеется, не случилось. Тебя всего лишь тактично выгнали из собственного кабинета, заверив доделать все без твоего участия. Мечтала ли ты о том, чтобы влюблённый в тебя начальник — робот около трёх метров, — прогонял тебя с места работы? Точно нет.       Проблема заключалась куда глубже: ты это чувствовала всем своим нутром, неловко ерзая от из ниоткуда взявшегося возбуждения, стоило присесть на кровать. Возможно не только в том, что тебя тянет к этому телевизионщику. Ты в своё время и начиталась, и насмотрелась всякого… Тентакли? Боже, да у тебя теперь НИ ОДНОЙ нормальной мысли в голове нет. Особенно по отношению к большому ТВмену.       Может, стоило ему ответить согласием на признание? Хотя тут и безбожно тупому понятно, что твои слова лишь для галочки, потому что большой ТВмен на удивление стремительно нежно разрушал твои границы дозволенности. Вот уже при каждой встрече он появляется непозволительно близко для коллеги и начальника, вот он прикасается к твоим плечам, когда наклоняется к столу, вот статика с его шипящего помехами экрана щеночек твою макушку, когда он присаживается на колено возле тебя, вот он снова взял тебя на руки, чтобы проводить на улицу.       Его присутствие и внимание мягкое и ненавязчивое, ты даже и не замечала этого до поры до времени, не акцентировала на этом внимание. Пока сама, буквально час назад, вероломно не вторглась в его личное пространство. Не просто личное, а прям, ну, ЛИЧНОЕ.       Ты смотришь на свои руки и неосознанно краснеешь, вспоминая как трогала достаточно гибкий и толстый в обхвате кабель, покрытый металлическими сегментами, как он идеально лежал в твоих ладонях. Ты помнишь мягкую пульсацию фиолетовой подсветки, лёгкую вибрацию и тепло.       А еще то, как другие жгуты собственнически обхватили твои руки и талию, ревностно сжимая.       Покраснев до кончиков ушей, ты завошкалась на кровати, абсолютно не в силах выбросить эту картину из головы. Черт возьми, быть может, острая металлическая клешня на конце и не вызывала возбуждающего трепета внутри, но их же буквально можно использовать как дополнительные конечности. Конечности, которые свяжут твои руки и ноги, пока тебя будут насаживать на…       Ты подвисаешь, ошеломленная собственными мыслями, косишь взгляд на прикроватную тумбу, где у тебя не то что арсенал игрушек для взрослых, но и здоровая такая банка смазки. А у твоего начальника вообще есть потребности сексуального характера?..       Когда в центре комнаты начал сгущаться чёрный туман, ты вздрагиваешь, за каким-то хреном кладешь сбитое в кучу одеяло на колени, и смотришь на замершего спиной к тебе большого ТВмена, надеясь что твое лицо не выдает твои мысли с потрохами.       Блядь, а вдруг он еще и телепат?!       — Я… хотел поговорить, — телевизионщик разворачивается, опускает экран на тебя, и ты нервно комкаешь одеяло в руках.       — Я тоже, Раут, — сипло отзываешься ты, сильнее краснея когда он подходит к твоей кровати и опускается на колено. Снова.       Потому даже с учетом этого он остаётся выше тебя, и взгляд у телевизионщика пристальный — протяни руку и сможешь потрогать. Воплощение идеала в твоих глазах: сильный, обходительный, спокойный и нежный. Во всяком случае он тебе таким кажется.       Большой ТВмен гудит, свет его экрана мягко озаряет твое лицо.       — Ты…       — Можно снова потрогать ваши кабеля? — перебиваешь его, став совсем пунцовой.       Большой ТВмен зависает, ты слышишь как он стравливает воздух из своей системы.       — Ты ведь поняла, как я на это реагирую. Я не смогу сдержаться.       Звучит, конечно, странно, потому что ты не совсем разбираешься в тонкостях строения роботов и более чем уверена: репродуктивной системы у них нет и не будет. Но что-то же он может сделать?       — Вас это возбуждает? — спрашиваешь ты тихо, наблюдая как он кладёт одну ладонь сбоку от тебя, прихватывая твое одеяло.       Большой ТВмен фыркает, мерцает экраном.       — Очевидно да. Я не хотел наседать на тебя, но…       — Я согласна, — выпаливаешь поспешно, шум помех на мгновение прекратился. — Не поймите неправильно, просто мне нужно было время на подумать, но по факту все давно уже решено. А еще я д-думала о том что, ну, вы знаете… Мммгх… — мямлишь, пытаясь подобрать слова для такой деликатной темы.       — О том, что я не смогу вступить с тобой в сексуальную связь? — то, насколько ровно и спокойно это было сказано, пугает тебя сильнее чем то, что он тебя прекрасно понял.       Может быть и правда он телепат, а?       — Мне это не так важно. Ну, то есть, было бы круто, конечно, но можно же и без интима обойтись…       Ты неловко опускаешь взгляд, как он мягко цепляет пальцем твой подбородок, вынуждая смотреть в экран.       — Смотри на меня. Не заморачивайся о такой мелочи, потому что я могу тебе это дать.       Ты пораженно замираешь, и шепчешь ему охрипше:       — В смысле можете? — ты пялишься на него, вздрагиваешь, когда его палец опускает твой подбородок, мягко огладив кожу на шее.       Его рука скользит ниже, едва задевает твою грудь под тонкой футболкой и ложится на горку одеяла, что прикрывало твои бедра.       — А ты хочешь? — так же тихо спрашивает он, шепот сливается с шуршанием помех, за массой щелчков из-за широкой спины снова вылезли кабеля.       Двое из них мягко охватывают твои задрожавшие руки, аккуратно сдавливают и вибрируют, холодят горячую кожу прохладным металлом — позволяют себя гладить, сжимать. Ты смотришь на фиолетовую пульсирующую подсветку, и сипло отвечаешь:       — Смазка в тумбе на нижней полке.       Телевизионщик урчит практически как домашний кот, свободный кабель дотягивается до тумбы, с лёгкостью её открывает и хватает упомянутую бакляшку. Он хмыкает, от чего ты чувствуешь себя пристыженной, а после двумя руками поднимает тебя с кровати, растворяясь в чёрной дымке под твой удивленный писк.       Запутавшись в свисающем одеяле, ты не сразу понимаешь, где оказываешься и на что тебя садят. Лишь проморгавшись разглядываешь широкую комнату с мягким тёплым светом, и смущенно опускаешь взгляд вниз. Большой ТВмен поддерживает твою спину одной рукой, позволяя тебе удобнее утроится на его бедрах. Мать честная…       — А в-вы разве?..       — Хм? Да, я изучил этот вопрос с человеческой точки зрения. А еще случайно лицезрел чужую практику между девушками и агентами.       Ты давишься воздухом и поднимаешь взгляд на мягко шипящий экран. Кабеля по-хозяйски скользят по твоим рукам, сжимают талию, дразняще приподнимают края футболки.       — Это была случайность. Я имею доступ к онлайн трансляции каждого солдата, и когда искал необходимый канал, то случайно наткнулся на… довольно компрометирующий материал.       Ты возмущенно хватает ртом воздух, чувствуя как разогревшийся металл касается твоей поясницы. Вскинувшись, пищишь почти что жалобно:       — Вы подглядывали как другие занимаются этим?!       — Не намерено, но взамен я узнал, как это провернуть с тобой.       Мягкий вибрирующий смех наполняет комнату, ты с тихим вздохом выгибаешься, когда кабеля скользят под футболкой, дразняще огибают грудь, и тянут ткань вверх.       — Но вы же…       — Большой? Да, ты права. Я могу подстроить размер под тебя. Это не сложно.       Судорожно вздохнув, ты проигрываешь в неравной схватке с жгутами — футболка отлетает в сторону, твои руки стыдливо прикрывают обнажённую грудь. Большой ТВмен склоняется ниже, посылает лёгкую вибрацию через весь свой корпус, шепчет над самой твоей макушкой слегка надломленным голосом:       — Но я хочу вместить в тебя столько, сколько твое тело может в себя принять.       Ты позорно и глухо стонешь от такой похабщины — для тебя начальник эталон сдержанности, спокойствия, элегантности. Телевизионщик скользит кабелями к груди, мягко массирует её, щекотливые электрические разряды задевают соски, от чего ты невольно двигаешь бедрами. Одна его рука стаскивает твое одеяло в сторону, в то время как другая все еще страхует спину, поглаживает бок.       Твои ладони хватаются за его фиолетовый галстук, ослабляют узел, тащат вниз под довольный рокот систем и треск помех экрана. Дрожащие пальцы пытаются справится с неподдающимися пуговицами, кабеля сжимают твое тело собственнически, и его ладонь касается твоих бёдер, гладит, дразнит. Всего слишком много, слишком чувственно, слишком…       Слишком.       Ты даже не успеваешь пискнуть, тебя разворачивают спиной к его торсу. Разочарованный стон слетает с твоих губ — проклятье, ты даже не успела вдоволь рассмотреть тёмный металл под чёрной рубашкой, который отбрасывал прекрасные манящие блики, не успела потрогать стыки брони и удивительно тонкий штатив для такого гиганта. Большой ТВмен развернул тебя, быстро подцепил край шорт и нижнего белья одной из своих дополнительных клешней, без промедления стягивая ненужные тряпки с твоих ног. Ты смущаешься, когда чувствуешь насколько ты намокла от незатейливых ласк.       — Раут… — ты шепчешь, прикрываешь взволновано рот рукой, невольно выгибаясь в крепких жгутах, стонешь под вибрацией, под прикосновениями.       Ты словно сплошной оголенный нерв в его руках, и телевизионщик наслаждается твоими звуками, вжимает твою спину в свой торс — ты чувствуешь теплые металлические пластины, вибрацию его корпуса, разогнавшийся гул, словно рядом с тобой работает машина.       А с чего это «словно»? Он и есть машина, у которой, кажется, слетели тормоза.       Ибо у тебя вылетают из головы все слова и мысли, оставляя лишь жгучие ощущения, когда один из его жгутов клешней хватает твою банку, подталкивая её к твоему лицу уже без крышки. Господе, да насколько он ловко ими пользуется!       — Поможешь? — спрашивает он глухо, голос наполнен тресками и скрежетом. Его руки подхватывают твои бедра и раздвигают их в стороны под твой удивленный шумный вздох. И сейчас, смотря как он с дикой лёгкостью обхватывает одной ладонью полностью твое бедро, ты понимаешь вашу разницу в габаритах.       Но останавливает ли это тебя? Отнюдь.       Ты черпаешь смазку почти полную ладонь под одобрительный гул большого ТВмена, не совсем понимая как быть дальше. Один жгут скользит змеёй по твоей руке, направляя вниз. Смазка капает на его брюки, ты тушуешься под пристальным вниманием своего начальника-любовника, когда его кабель отпускает твою руку. Вдохнув полную грудь душного воздуха, ты касаешься пальцами своей уже истекшейся киски, дернувшись и застонав.       Ты никогда не была настолько чувствительной, неужели играет роль его присутствие?       — Ацинму… — вдоль спины прокатывается дрожь от ломаного роботизированого голоса, не совсем понимая что он говорит.       И ты смазываешь себя ещё бóльшим количеством смазки, сдерживаешь постыдный скулеж, проталкивая пальцы внутрь себя. Там невероятно мокро, невероятно жарко, и все такое пульсирующе-мягкое…       Ты запрокидываешь голову, стукаясь затылком об металлические пластины, улавливаешь приятный запах с расстегнутой рубашки и висящего перед глазами галстука, помутневшем от желания взглядом смотришь в тусклый белый свет экрана. В ушах зашумела кровь, ты сгибаешь пальцы внутри и блаженно стонешь, выгибаешься в его хватке, чувствуя давление кабеля на шее. Для тебя это слишком.       Большой ТВмен с урчанием приподнимает тебя, пару кабелей лениво сползает с твоего тела. Под тобой зашуршала одежда, вжикнула молния и ты поджимаешь пальцы на ногах от предвкушения. Избыток смазки стекает вниз по ягодицам, срывается тяжёлыми каплями на брюки телевизионщика. Тебе, конечно, будет потом стыдно, но точно не сейчас.       Не сейчас, когда к аккомпанементу звуков присоединяются странные щелчки и другие, не поддающиеся описанию. ТВмен за твоей спиной задумчиво и нетерпеливо гудит, вибрирует всем своим телом, и ты чувствуешь, как тебя ведёт.       Руки на бедрах сменяются кабелями, они окутывает тебя подобно веревкам, напоминая упрощённую форму шибари. Твои руки заводят за спину, так же обвалакивают жгутами, фиксируя на месте. Ты дергаешься, не можешь сдвинутся, и хнычешь от желания, двинув тазом, едва тебя снизу что-то коснулось.       — Скажи, если этого слишком много, — голосовой модуль телевизионщика скрипит, ты киваешь болванчиком, блаженно задрожав от обхватившей твое тело ладони.       Большой ТВмен погладил твой бок, касаясь груди, и направил тебя вниз под глухой скрежет. Ты раскрываешь рот, судорожно вздыхаешь, когда ощущаешь долгожданное проникновение.       Его слишком много — ты сидишь на нём, он удерживает твои конечности, он поглаживает твое тело, шепчет что-то неразборчивое реверсом, и распирает тебя воистину громадным членом. Ни одна твоя игрушка в тумбочке не могла похвастаться такими обхватами и длинной.       А как Раут говорил раннее — он намерен заполнить тебя до отказа.       И его слова не пустой звук, ты протяжно и удивленно стонешь, чувствуя невероятную наполненость, вздрагиваешь когда позади тебя что-то лязгнуло — у кое-кого тоже рвет крышу.       — Айакзу… — скрипит он, замирая на мгновение, пока ты, кажется, сходишь с ума на огромном члене, который от внутреннего гула систем едва заметно вибрировал.       Очередной стон срывается с твоих губ, когда ладонь на теле слегка сжалась, и он начал медленно, но верно тебя насаживать. Вот так просто, словно твой вес не имел никакого значения (в действительности так оно и было), словно ему не нужны были твои слова.       Твои стоны говорят за тебя больше.       Влажные звуки наполняют комнату, смешиваются со скрипом вокодера и твоими пошлыми редкими стонами — от таких размеров дай Бог вспомнить, как дышать и не обкончаться от счастья.       Поверхность неровная, плотная, но до одури напоминающая фаллос, ты едва не захлебываешься слюнями, ноги и руки напрягаются в надёжной фиксации. Большой ТВмен наращивает темп, и от безумной наполнености, от кошмарной стимуляции ты неожиданно резко чувствуешь ту грань, до которой прежде добиралась если не через полчаса после начала, то хотя бы после пятнадцати минутного отдыха, в ожидании когда руки расслабятся от сводящей их судороги.       — Р-раут… Раут, я!.. — ты всхлипываешь от острых ощущений, от ставших более резкими движений, от неожиданно горячими металлических пластин его корпуса.       Оргазм несся на тебя подобно сокрушительный волне, и с каждым толчком глубоко внутри тебе казалось, что ещё чуть-чуть и ты рассыпешься в дребезги от ощущений.       Шепот ТВмена разбивает твое хлипкое состояние, врывается в возбужденное сознание подобно иглам:       — Йачнок. Ыналп еиглод айбет ан айнем у, — он вибрирует от лёгкого смеха, и тебя просто ломает изнутри.       Ты кончаешь не то с хрипом, не то с визгом.