Самоистязание

Это не любовь. Что угодно, но только не она. Порыв, зависимость, одержимость — Временный интерес, заблуждение, безучастие. Самоистязание. Влад скрепит зубами, готовый перегрызть артерию любому, кто тронет нечто его родное, близкое, дрожащее сердцу. У него по венам течет разгоряченное железо, и послевкусие во рту после его кулака — тоже с железом. Влад дерется рьяно за свою любовь с привкусом даже не железа, а горечи, самообмана и злобы, раздирающие ему глотку тяжёлым комом, не способным переступить её порог и "выйти" хотя бы в виде образной рвоты, чтобы очиститься от всей грязи, накопившейся в нём. Он чувствует, как переполнен всеми негативными эмоциями и уже не в силах их сдерживать. Потому что Коля ничего не делает. Коля не отвечает, не просит прекратить тратить силы в этой бессмысленной борьбе, не предлагает иных вариантов пути решения вроде бы их общей ситуации. И это равнодушие не даёт Калюке сдвинуться с места, словно сильнее сковывая. Влад каждый раз: " Коля, давай поговорим", "Коля, у тебя есть время", "Коля, ты свободен... ", даже и не скрывая своей загнанности, попытки достучаться, чуть ли не умоляя между строк: Коля, помоги мне. В ответ же каждый раз получая от Коли беспечное: "Возможно не получится", "Не думаю", "Не знаю...": Нет, не помогу. Вот что скрывалось, проще говоря, за всеми этими нечёткими ответами. Нежелание быть причастным, попытка отгородить себя от ответственности и полное бесчувствие. Ромадов всем своим видом и (без)действиями так и демонстрирует: Делай что хочешь. Хочешь — останься. Хочешь — уходи. Полная свобода действий. Но Влад желает делать то, что хочет Коля, пока тому ничего не нужно. А Коле ведь стоит только попросить — что угодно — и Влад сделает, послушается. Правда, послушается, хоть и с притупленным взглядом от не остывшего бешенства, но прекратит биться в закрытую дверь, как в конвульсиях, прося помощи, которую ему не смогут дать. Коля не сможет. Потому что даже жалость он не испытывает. И это не любовь. Или, по крайней мере, уж точно не в самом адекватном её проявлении, когда Влад готов лезть чуть ли не на стену и выть истошно. Владу хочется сжать в тиски Колю, зажать где-нибудь в углу, навалиться на него всем весом, дабы не было возможности сбежать, чтобы, наконец, схватить Ромадова за плечи, неосознанно впиваясь болезненно ногтями, оставляя лунки, и выпалить Коле в лицо: "Что ты, мать твою, вообще хочешь от меня?". "От меня одного, единственного, конкретного, потому что я не понимаю нужен я тебе или нет, ведь ты мне — нужен и мне кажется, что я задыхаюсь из-за/без тебя". Коля будто бы что есть, что его нет — полый, полупрозрачный, бесформенная оболочка. Плоское выражение лица, зеркальные глаза, эфемерное ощущение нахождения рядом. Коля вроде бы добрый с друзьями и близкими, общается на весёлых повышенных тонах, любит свое дело — музыку, ради которой живёт и дышит, но всё равно полый рядом с Калюкой. С тем же Антоном Коля спелся, проводя не мало вместе времени, особенно за бутылкой чего-нибудь покрепче и с долгими посиделками до поздней ночи. Или же, например, с Володей — с ним Коля взаимодействует чуть реже, но Ромадов хотя бы отвечает ему, хотя бы присутствует во время разговора. А с Владом — чтобы он не делал — Коля словно в прострации, не здесь, он где-то далеко-далеко, за километры отсюда, за морями и горами непреодолимыми, хотя в реальности вот же Ромадов — под чужими широкими руками находится, в губы его пухлые целуют, проникают языком в рот едва ощутимо, нежно, без напора до того момента, пока Влад не злится чужой рассеянности и кусается больно за шею, дабы привлечь к себе внимание. И то Ромадов даже не дёргается, не зажимается, максимум только царапает слегка ноготками по коже, но всё равно как будто бы не сопротивляется, принимает, за что его Влад так. И Влад видит это лицо, касается ладонями и прижимается лбом ко лбу, прикрывая глаза, лишь бы не смотреть в своё отражение — потому что туда заглядывать страшно. Там, в чужих глазах, Влад другой, там что-то зловещее и потерявшееся, откуда будто бы не возвращаются живыми. Когда Влад видит себя в Колиных глазах — это выбор, это тот самый бой один на один против себя: желает ли он продолжать сдирать кожу с кровью ради Коли, которому это вовсе не нужно (не интересно?), или же он отпустит, прекращая тратиться? Влад пробует в последний раз. Он выпаливает, становясь на конце фразы тише, чуть ли не шепча, глуша скулеж: — Я люблю тебя А в ответ ему, даже без секунды обдумывания: — Я знаю И Влад теряется. "Я знаю". "Я знаю" — это не "Я тоже" и не "Я тебя нет". "Я знаю" — это ничего, просто данность, с которой ничего не поделать. Это то, с чем можно будто только смириться, оставить как есть. Как ранку на коленке — лучше не трогать, не щкрябать, само заживёт. Влад ощущает себя раной и раненным. — Влад, тебе нужно уйти — произносит Коля, у которого глаза-зеркала бьются вдребезги, разваливаясь на осколки и Владу видится в них просвет, выход, это тот самый выбор, который смог совершить за него Ромадов. Это было первое желание Коли. И это было последнее, что он просил у Влада.