Мания

      — Не вызывай жалость, Арс. — Антон слегка наклонил голову, не отрываясь от глаз мужчины, который стоял перед ним на коленях. — Тебе это не к лицу.       Арсений сглотнул, на секунду прикрывая глаза. Мёртвая хватка пальцев Антона на подбородке обжигала кожу. Колени завтра точно будут саднить из-за жёсткого ковра под ними. В уголке губ чувствовался холодок от стекающей слюны, убрать которую не представлялось возможным из-за связанных за спиной рук. Вокруг царил достаточно приятный полумрак, в котором зелёные глаза казались чёрными. Даже немного демоническими. Будто и не человек вовсе сейчас склонился над Арсением.       — Мне нужен огонь в глазах, Арс. — Антон перестал удерживать лицо мужчины пальцами и этой же рукой, резко и без предупреждения, дал ему пощёчину. — Сопротивляйся! Ты не должен хотеть подчинения!       Арсений еле успел схватить ртом воздух, а Антон уже запустил руку в его волосы и с силой прижал к своему паху. Головка неприятно из-за неожиданности упёрлась в горло, вызывая естественный позыв организма, который Арсений сдержал исключительно на какой-то привычке. Собственный член болезненно просил к себе внимания. Казалось, что стоит лишь подышать на него и Арсений позорно кончит. Позорно и с ужасным облегчением, после которого останется только свернуться калачиком под пледом и провалиться в беспамятство.       — Я хочу чувствовать сопротивление, Арс! — Антон крепче сжал тёмные волосы в руке. — Ты должен! Не огорчай меня!       Должен сопротивляться… Ха! Арсений честно упирался затылком в Антонову руку, пытаясь не давать ему трахать слишком уж грубо. Хотя бы не в рот, ведь Арсений знал, что ещё немного и он будет как последняя сучка стонать под Антоном и содрогаться от каждого его грубого толчка.       Антон — рокер. И панк. Он носит грубые берцы и кожаные штаны. У него тоннели в ушах, ирокез и кольца на пальцах. Арсений — обыкновенный офисный планктон, любящий не совсем стандартную музыку. И Антона. У него идеальная стрижка, туфли и костюм. А ещё пальцы дрожат, когда касаются Антоновой гитары. Она красная, холодная и ужасно дорогая. У Антона мозоли на пальцах, а у Арсения порезы из-за бумаг, в которых он стабильно закапывается в графике 5/2. Антон — звезда. Арсений — тень. На Антона дрочат девочки и визжат как ёбнутые при виде него. На Арсения начальство смотрит с жалостью и коллеги вздыхают при виде него. Арсений для Антона — кайфовое развлечение. Антон для Арсения — воздух. Свежий, необходимый, желанный.       Поднятие с колен за волосы со связанными за спиной руками — боль. А у Арсения мурашки по телу и капля предэякулята летит на ненавистный ковёр. Губы Антона мягкие, но настойчивые, а язык грубый. У Арсения только с Антоном так. Он грубости не любит, классику предпочитает. Нежность и трепет. А на Антона стои́т. Сердце бьётся чаще. Бабочки внутренности своими крыльями беспокоят. Колени сами стремятся встретиться с ковром и рот распахивается под внушительный Антонов член. Арсений от его грубости без каких-либо проблем и рук кончает так, как ни с кем другим. Ебучая чертовщина.       — Какой же ты красивый. — Антон оторвался от Арсеньевских губ и провёл большим пальцем по его щеке, смотря в глаза. — Яркий. И вызываешь привыкание.       Горячими пальцами по плечам, Антон со всей осторожностью развернул Арсения и помог ему устроиться на кровати. И эти моменты… Арсений задыхался внутри от чувств. Антон груб. Матерится, курит, выпивает. Он часто холоден и молчалив. Но его глаза, наполненные восторгом, когда Арсений делает всё так, как надо… Его прикосновения… Слова необходимые такие… И пальцы у Антона потрясающие. Длинные и растягивающие так аккуратно, что у Арсения пальцы на ногах поджимаются и разжиматься отказываются. И от стонов Антоновы пальцы задыхаться заставляют, проходят вновь и вновь по чувствительной простате. Дразняще, осторожно, так, что самоконтроль идёт нахуй, позволяя Арсению подаваться навстречу, лишь бы получить наконец долгожданную разрядку. Он знает, как Антон любит его молчаливые мольбы. Арсений должен быть гордым и держать рот на замке, поэтому и просит он телом и стонами.       Колени после жёсткого ковра, безусловно, благодарны мягкому матрасу, но вот спина неудобной позе не очень. И шея согнута так, что самое время начинать переживать за её сохранность, но Арсению не до неё. Он простыни белые спермой заливает под Антоновы одобрительные хлопки по ягодицам. От осознания, что Антон видит его в таком открытом виде, мурашки. Арсению в целом пора вписывать в медицинскую карту хронические мурашки при виде Антона. И дихлофос для бабочек было бы неплохо попросить, потому что они вновь начали кромсать органы в ответ на то, как Антон аккуратно укладывал его прямо на ещё теплую сперму и развязывал руки.       — Сильно не расслабляйся. — Антон откинул верёвки в сторону и начал осторожно массировать Арсеньевские запястья.       Психолог говорит Арсению, что это созависимость и болезненная привязанность, которая не нужна. Арсений в шаге от того, чтобы послать психолога куда подальше, потому что ему нужно. Он только с Антоном себя живым чувствует. Психолог говорит про эмоциональные качели, которые причиняют боль. Арсений чувствует только экстаз. Он достаточно взрослый, чтобы понимать и брать на себя ответственность за отношения с человеком, у которого избегающий тип привязанности. Кто из нас без травм, да?       Антон с Арсением танго в темноте танцует под Мартини. Хорошенько трахает и на выступлениях в глаза смотрит, создавая впечатление, что поёт только для него. Арсений с Антоном чувствует себя особенным. Не таким как все. Он с Антоном не просто офисный работник. Он работник с пикантной тайной, которую не знает вся эта неприятная масса людей. Арсений не ангел, но у него крылья за спиной рядом с Антоном. Он чувства чувствует. От какой-то немного болезненной любви, когда Антон рядом, до точно болезненной пустоты, когда Антон вновь пропадает. Арсений иногда в глаза ему смотреть боится, но тут же об этом забывает, когда губы Антона касаются его собственных.       Арсений сам не понял, как всё закрутилось. Завал на работе, усталость, алкоголь, клуб, в котором выступал Антон. Арсений прямо перед сценой и не может оторваться от ног в облегающей чёрной коже. И от паха тоже. Выше поднимать глаза тогда было просто страшно. Кожаная жилетка на голом теле, расстёгнутая. Блядская дорожка, подкаченный пресс… А когда Арсений всё же смог поднять свой пожирающий взгляд, он пропал окончательно. Антон смотрел прямо на него. В глаза. Сверху вниз. Подчиняя взглядом и будто хваля за такую реакцию.       Арсения тогда буквально выдернул из толпы охранник и привёл прямо к Антону в гримёрку. Арсений до сих пор помнит щелчок замка, который адреналином пробежался по всему телу. А потом колени встретились с полом, рот с членом, а жизненные принципы и убеждения с тем, что их ебали. И Арсения тогда тоже ебали. Немного больно, но неожиданно настолько хорошо, что в следующий раз всё вновь повторилось. А потом опять. И опять, и опять, и снова.       И сейчас тоже. Арсений слышал, как латекс раскатывается по коже, и вновь встал на колени. На этот раз с опорой на руки. Спина с шеей определённо были благодарны за столь прекрасную позу. Холодной смазкой по коже и у Арсения вновь мурашки по коже. На этот раз от сочетания холода смазки и горячего члена внутри него. Антон всегда входил резко и глубоко. До звёздочек перед глазами и полустона-полувскрика. Горячие пальцы до синяков сжимали бёдра, не давая шевелиться. Антон сам задавал темп, втрахивая Арсения в себя.       И вновь он задыхался от стонов, пытаясь дрочить в такт Антону. Арсения совершенно не беспокоило, что они трахаются словно дикари какие-то. Когда хорошо — тогда хорошо, и плевать на остальное. Арсению точно хорошо. Он тупо не мог думать в эти моменты о том, что есть за пределами этой комнаты. Скучный офис, звание главного неудачника, проблемы, мысли, фоновое чувство одиночества, — всё переставало существовать. Только волны удовольствия от каждого толчка. Только стоны. Только рука Антона на шее. И своя на члене.       Арсению нравилось это ощущение принадлежности Антону. Нравилось то, как грубо Антон в него вбивался. Нравилось то, что не щадил, заставляя срывать голос. Нравилось лёгкое головокружение от недостатка кислорода. Нравилось не быть собой. Или наоборот быть. С Антоном никаких сил не оставалось держать на лице тонну масок, которые Арсений носил в обычной жизни. Улыбаясь тем, от кого тошнит. Соглашаясь с лютейшей хуйнёй. Слушая то, что совершенно не интересно. С Антоном Арсений мог быть другим. Тем, кем страшно в остальное время.       Арсений променял бы тот ад за пределами комнаты на Антона. Но Антон слишком независим и любит свободу. Антону не нужно присутствие Арсения в таком количестве, в каком нужно Арсению. Не нужна ему и романтика с нежностью, которых иногда так не хватало Арсению. Он, если честно, даже не знал — отношения между ними или просто грубый секс. Есть ли у Антона такие же чувства, как у него?       Арсений в данный момент уверен, что есть. Он полностью Антонов. И с каждым толчком всё ближе. И к Антону, и к оргазму. Арсений сгорал, отдавая свою душу. Только вверх. Только больше. Только грех. Душа всё равно давно мертва. Да и терять ему нечего. А вот получить может. И только благодаря Антону.       Без Антона — пресно. С ним ярко и сперма вновь пачкает простынь, пока внутри пульсирует член Антона. Совершенно опустошённый и удовлетворённый, Арсений буквально рухнул на кровать. Грязную, как и он сам, но так похуй на это. У него есть немного времени отдышаться и перестать ловить приятные послеоргазменные волны по телу, пока Антон будет принимать душ. Удивительно, как после такого секса у него оставались силы сразу же идти в душ. У Арсения этих сил не было. У него тело — вата. И глаза довольно закрываются.       — Арс. — Антон притормозил возле двери. — Сегодня можешь остаться. Но утром с тебя кофе и сильно не задерживаться.       Арсений с улыбкой угукнул, не отрываясь от матраса. Он сегодня молодец. Ну и концерт сегодня прошёл хорошо. А может, повлияло то, что Арсений сегодня пришёл в кожаных штанах и жилетке? Не важно. Сегодня можно расслабиться. И возможно, у Антона будет настроение повторить ещё раз…