Может, притворимся? (Shall we pretend?)

Укджин сидел один в студии звукозаписи. Все разошлись по домам, кроме него. У него было всего несколько вещей, которые сопровождали его; флуоресцентные фиолетовые лампы и слепящие экраны компьютеров, освещающие комнату, гулкие басы из динамиков, когда он снова и снова проигрывал незаконченные треки, шуршание блокнотов и комкание ненужных бумаг, монотонное щелканье мыши и скрип стула. В комнате было холодно, его незанятая рука, одетая в свитер, лежала у подбородка и прикрывала рот, пока он работал до глубокой ночи, погруженный в свои мысли и творческий процесс. На тот момент Укджин и остальная команда придумали три песни для альбома, а также пару инструментальных интерлюдий. Все это должно было объединить концепцию, стать продолжением их последнего и одного из самых смелых творений. Этот альбом по-прежнему был сосредоточен на темах сексуальности и самоанализа, но теперь углубился в более темные области: паранойю и страх, недоверие и жестокое обращение. Это усложнило процесс написания многих треков, ведь нелегко выразить эти концепции словами, не говоря уже о том, чтобы записать их в песни. Укджин откинулся на спинку стула и отодвинулся от стола. Несмотря на свою натуру трудоголика, он отчаянно нуждался в перерыве. Мелодия засела у него в голове на несколько часов, которую Джунхен помог им создать. Он напевал ее про себя и еще больше откинулся на спинку стула, наконец закрыв глаза. Он перестал напевать, но мелодия продолжала звучать в его голове. Его глаза были закрыты не с намерением заснуть, это было его время подумать, спланировать, представить. Это было просто частью его процесса. Вскоре в его сознании начал возникать образ. С мелодией, которую он помогал создавать, он не мог не думать о Джунхене. Что касается Укджина, то его воображение очень легко поддалось. Этому способствовала его личность, отличающаяся интенсивным творчеством и беззастенчивой импульсивностью. В большинстве случаев он держал это в себе, но для него не было чем-то чуждым думать о своих участниках так, чтобы это выходило за рамки «коллег». Для него это было не намерением, а скорее способом пофантазировать, поэкспериментировать наедине с тем, что его так глубоко очаровывает и возбуждает — сексуальность. Для него было естественно, привычно проявлять любопытство, его разум блуждал и выходил за пределы того, что можно было бы счесть извращением. Для него это не было вульгарным, не было ничего постыдного. Сексуальность предназначена для того, чтобы ее исследовать, экспериментировать с ней, доводить до предела и глубоко обдумывать. Мелодия в его голове была стильной и утонченной, чувственной и интригующей. В его сознании начала складываться более четкая картина, он увидел Джунхена в костюме, разглаживающего лацкан гладкого черного пиджака, поправляющего манжеты, засовывающего маленький носовой платок в нагрудный карман, узкие брюки, обтягивающие его длинные ноги, цепочку, свисающую с жилета и ожидающую, когда ее починят. Длинные волосы до плеч идеально ложились на сильные плечи, подчеркнутые хорошо сидящим блейзером. По его мнению, он выглядел как истинный джентльмен. Он выглядел идеально, — идеальное воплощение того, с чем у многих ассоциируется мужественность. Затем пустота воображения начала создавать локацию. Бар, что-то высококлассное, не просто паб. Кафельные полы, полки с винами и виски за нетронутой деревянной стойкой бара, заведение, тускло освещенное старомодными лампами и люстрами. Больше там никого не было, был только Джунхен. Его Джунхен теперь начал двигаться, он привел в порядок свой костюм, но при этом выглядел идеально. Он начал элегантными шагами направляться к бару, стук его подошв эхом отдавался в пустом сознании Укджина. Расслабленный, хладнокровный, уверенный в себе, он направился к бару. Он откинулся назад, отвернувшись от алкоголя. Его руки спокойно лежали по обе стороны стойки, ладони безвольно свесились с края. В голове Укджина начал формироваться другой образ, естественное развитие событий. Джунхен вытянул шею, воротник был слишком тугим, галстук душил его. Осторожно, он начал развязывать галстук, в конце концов перекинув его через плечо. Ему нужно было дышать, всему его телу нужно было дышать. Он медленно, поочередно расстегивает рубашку от воротника до груди. Укджин снова прикрыл рот и еще глубже вжался в спинку стула, по-прежнему плотно закрыв глаза. Этот образ менялся все больше и больше; волосы Джунхена становились влажными, естественно завиваясь на концах, пот стекал по его шее, его тело медленно открывалось Укджину. Ему почти казалось, что тот смотрит на него, минуя его разум, прямо на Укджина в реальной жизни. Не было места, куда бы его разум не завел его, образ парня теперь вошел в его фантазию. Одетый в тот же прекрасный костюм, что и Джунхен, он медленно и уверенно направился к нему, что, как знал Укджин, он никогда не смог бы осуществить в реальной жизни. Сценарий в голове Укджина теперь начал воплощаться в жизнь, не требуя ни единой мысли. Он стоял рядом с ним, молча жестом предлагая снять куртку. Джунхен медленно встал, его глаза были твердо устремлены на Укджина. Стоя позади него, Укджин скользнул ладонями вверх по его рукам, медленно продвигаясь вверх, он вскоре осторожно просунул пальцы под шелковую внутреннюю подкладку пиджака и стянул с себя. В этом мире Укджин мог легко заглянуть ему через плечо сзади, медленно приближаясь к шее, теперь удобно свободной от волос, которые скрывали бы его кожу. Он начал поглаживать его руки, слегка влажная поплиновая ткань прилипла к его коже. Он нашел путь вниз по рукам, к запястьям, где осторожно расстегнул запонки, затем быстро спустился по ладони, нежно касаясь ее поверхности. Дыхание Укджина стало тяжелее, он сжал руку в кулак, прикрыв рот. Он нахмурил брови, отказываясь прекращать фантазировать. Джунхен, теперь стоящий прямо перед Укджином, протянул ему руку. И Укджин с радостью её принял, когда Джи начал вести его в центр комнаты. На них упал луч прожектора, остальная часть комнаты снова превратилась в пустоту — пространство только для них. Укджин положил руку на талию Джунхена, а Джунхен обнял его за шею. Они оба были в идеальной позе для бального зала. Как бы он ни старался, он не мог представить себе танец, только смутные и бессвязные образы движений ловко скользящих ног. Все, о чем он мог думать, это о том, что на нем надето, о том, как ткань движется под его пальцами, и о тепле кожи под ней. Его разум хотел идти дальше. «Притормози, подумай о шагах», — Укджин представил, как Джунхен говорит ему это. Укджин глубоко вздохнул и позволил своему разуму успокоиться. Взяв друг друга за руки, они начали двигаться; грациозно покачиваясь в пустоте, делая воображаемые шаги. Несмотря на то, что их руки были заняты, свобода воображения Вукджина все равно позволяла ему разгуляться. Лаская его руки, талию, плотную ткань жилета. Прижимаясь к нему все ближе и ближе, шепча ему что-то, уткнувшись лицом в его шею, потираясь о воротник и тела друг друга. Тяжелое дыхание, которое Укджин ощущал в реальной жизни, начало воплощаться в его фантазии. Вспышки вздымающихся грудей, сталкивающихся друг с другом, и соприкосновения кожи, еще больше расстегивающейся одежды, еще больше жара, еще больше наготы. Лицо Укджина было ярко-красным, эти мысли опьяняли, кружили голову. Он крепко сжал лицо, он не мог позволить себе зайти дальше. Казалось жестоким заканчивать все так быстро, но когда Укджин фантазировал, он знал, когда надо остановиться. «Некоторые вещи не стоит себе позволять,» — подумал он, — «не в этот раз». Он открыл глаза и уставился в одну точку, когда его дыхание, наконец, выровнялось. Его рука все еще прикрывала рот, скрывая маленькую, еле удержимую улыбку. Он глубоко вдохнул, сценарий, который он создал, медленно начал исчезать, его образ лица Джунхена стал отдаленным, — а вскоре и вовсе исчез. Волнующий прилив адреналина, вызванный его воображением, теперь заканчивался, он чувствовал усталость. Однако это ничего для него не значило. Немедленно и на автомате Укджин сел, отодвигая стул, и начал писать.