***
Голос, ставший ниже, звучал за спиной. Сан не смел обернуться, принимая все испытания, коими беспощадно закидывал его Создатель, а демон восседал на лавке, вываливая на человека все, что хотел весь день, а может быть последние столетия, забывая о Супруге. — Ким Хонджун — не моё имя, отец Чхве, но зовите меня так. Настоящий хозяин этого имени был очень дорог мне, мы встретились во времена великолепных дворцов, тогда мужчины на вашей родине носили длинные волосы. — Демон расплылся в доброй улыбке. — И странные шляпы. Я не скажу в каком году это случилось… Он был чутким, справедливым, мудрым… и красивым. Мне не стоило так заигрываться тогда, понимаете в чем моя проблема? У Чхве по телу бегал туда-сюда нескончаемый табун мурашек, происходящее казалось бредом, но прикосновения со спины не давали забыться, довольно ласково прося ответить. — Не совсем. Сколько вам лет? — Я прекратил вести счет задолго до появления Христа. Возможно, перестал чуть раньше, это ведь смысла не имеет. Человек ожидаемо не поверил услышанному, а демон тут же ответил ему, наклонившись вперёд. — Вы же понимаете значение «правды»? Ни одно моё слово для вас не будет ложью — я хочу, чтобы вы знали. — Почему я? — Вам везёт. Скорее нет. Священник замолчал, больше не решаясь на вопросы, пусть их количество уже превышало полсотни. А впрочем «призрак» сам принялся отвечать, разбивая все убеждения и подтверждая опасения бедного Чхве. — Вы спрашивали, кто я? Я вновь ответил правду — я никто, падрэ, и вопреки всем вашим устоям, своего имени у меня тоже нет. Единственное, что у меня есть очень… Отталкивающе — в настоящем обличии боюсь напугать вас ещё сильнее. Хонджун заерзал на месте, подняв голову к потрескавшемуся потолку, а после вовсе лёг на лавку, сложив ладони на груди и прикрыв глаза. — Настоящем… — Да, настоящем. Только у меня нет рогов и хвоста со стрелочкой, как вы сейчас подумали. Чхве дёрнулся вперёд, рывком развернувшись к парню, и сжал крест в руке покрепче, рассматривая совершенно спокойное выражение на молодом идеальном лице. — Нет, я не то чтобы могу прочесть ваши мысли, но я чувствую их. Это тяжело объяснить. Но я хотел бы расставить точки — мне не понятны ни ваш Ад, ни Рай. Я никогда не видел их и это навряд ли со мной приключится, поэтому можете считать меня, кем хотите. А самое обидное, в отличие от вас я не могу верить, потому что все вы этот мир бросаете, а я вынужден быть здесь вечно, не имея и намёка на существование любого из Богов. А вы уж поверьте Богов было предостаточно! Увы, я полагаю их просто напросто не существует. — Мне не стоит слушать тебя. — Так вы реагируете на правду? Сколько вам? — Сорок два. — Для меня вы дитя, логичней будет повериться тому, кто прожил сотни ваших жизней. — Доверять демону вовсе не логично. Хонджун недовольно усмехнулся, сведя брови. — Ваше право, я продолжу? Почему его не существует? Я жил в те временпа, уже почти ничего не помню, хотя могу утверждать — мы отчаяно искали Богов. Их просто нет, как бы не хотелось себя утешить, пожалеть свою голову. Я говорил вам о своём друге вчера, это не совсем верно — он единственный мой. Мы даже венчались несколько раз. Чхве почти потерял сознание от того, что демонов в их городе двое. Он вовсе не глуп. Причины пропажей и чудовищных расправ стали ясными и близкими к нему, как никогда. Самое страшное — об этом даже не расскажешь бессовестному Рамирасу, он ведь не поверит, ещё, не дай Боже, пустит по городку слух о сумасшедшем священнике! — Я заметил интересную закономерность в людях. Когда им что-то нужно или происходит некое необъяснимое и далекое, вы придумываете себе Божка, легенду, глупую поговорку… Не представите, как я хотел бы быть настолько же наивным, отец Чхве. А я не могу. Бесполезно пытаться, когда за тысячи лет тебе никто не отвечает. Возможно даже твой Бог был одним из нас. Меня тоже можно «убить», а после я вернусь, это так. С другой стороны — хорошая новость, получается и вашего Дьявола не существует. Одно без другого еще глупее. Полагаю там нет для вас ничего. — Я не понимаю, зачем ты говоришь все это мне. — Вы поймёте, я думаю, что вы поймёте меня, я чувствую это, — искренне объяснил Хонджун, вновь усевшись на лавке. — Вчера вы поняли меня. — Вчера ко мне приходил парень. — Клянусь, сейчас я не соврал ни на мгновенье, я искренен с вами, как положено вашими законами, — прошептал демон с придыханием и тут же наклонился ближе к мужчине, уложив свои руки на его плечи. Чхве в который раз вздрогнул, все никак не привыкнув к чужой компании, а когда Ким вовсе прижался лбом к его затылку, человек задержал дыхание. — Может быть вы скажете мне что-то новое, если… Я не знаю… У вас очень блестящая душа, — вырвалось совсем не к месту от все того же соблазнительного запаха. Теперь Хонджуну казалось, что все здесь пропахло сладким. — Душа?! — на грани новой волны истерики спросил человек, да так словно в Бога не верил и впервые слышал о своей бессмертной душе. — Да… У вечности видимо своя цена. Душа есть у каждого из вас, но вкус у них разный — я не могу съесть горькие и склоняюсь к тому что, сладкие мне велит забирать моя природа, как бы не прискорбно признавать. Знаете, душа словно воздушный шарик, она заполняет все ваше тело… Демон вел холодными ладонями вниз по чужим плечам, разглаживая ткань сутаны, пока Сан рывком не поднялся на ноги. Четки зацепились за край лавки, когда мужчина, запутавшись в своих же одеяниях, вывалился из-за лавок в центр храма, и с треском порвались. Бусины попрыгали по полу, пока Чхве пытался собраться после болезненного удара, не выпуская из рук все что осталось от розария. — Прошу вас, — беспокойно раздалось совсем близко. Демон нависал сверху, предлагая руку помощи, и чисто небесными глазами смотрел на душу священника. От этого взгляда становилось не по себе, в какой-то степени глаза Кима были прозрачными, напоминающими хрусталь, а взгляд его — пронзительным. До самых костей пробирающим. Он осторожно взял человека за руку и прикладывая минимум усилий, поднял мужчину с пола. Сан почти не ощутил хватку на своей талии, все тело оцепенело, в особенности от воспоминаний всех подробностей убийств, в которые любезно посвящал его Рамирос. Демон прижался ближе очень мягко, словно считал человека родным, как минимум — любимым. Он раскрыл его дрожащую ладонь, выхватил маленькое распятье с парой бусин на порвавшейся верёвочке и слегка наклонил голову в бок. — Простите, — извинился Ким, приподнял брови и отпустил чужую ладонь. — Может быть я могу сделать для вас другие? Сан почти не слышал его за своим внутренним криком о побеге, не мог больше держать рук, из-за чего всё, что осталось от четок, тоже оказалось на полу, забежало под лавки. Чудовищно страшно ощущать себя в объятиях сумасшедшего убийцы. Хватка казалась железной, но между тем бережной, словно эта невероятная сила куталась мягким хлопком. Волосы встали дыбом от понимания, каким же лёгким движением эти руки сорвут ему голову с плеч. Хонджун уткнулся носом в изгиб чужой шеи чуть выше воротника, вдыхая притягательный запах, и рывком поднял мужчину на руки. Вопреки всем возможным ожиданиям, Сан всего лишь оказался на той же лавке, аккуратно усаженный чудовище. Казалось, состояние безвольной куклы больше не пройдёт никогда, подкрепляемое постоянным чувством смерти. Словно одну ногу он уже поставил в гроб, а может оставалось то только откинуться назад и прилечь на дешевую ткань жесткого деревянного ящика. — Что я могу сделать, чтобы вы не боялись, отец Чхве? Парень обошёл переднюю лавку, на этот раз оказавшись лицом к лицу со священником, и медленно опустился на колени. — О душах я выразился не корректно, простите. — Ты убьёшь меня. Прозвучало так, словно Сан уже свято верил и в это. Снова в его голове всплыло чье-то имя с буквы «Ч», оставаясь загадкой для демона. Чхве ни на секунду не прекращал умолять Отца прекратить эти страдания. Сердце кололо в груди, предвещая нехорошее. И если быть честным, он размышлял лишь о том, куда попадёт после такой трагичной и загадочной смерти. — Нет, сегодня нет, — не врал демон. — Ты сам себе прот-тиворечишь. — Вовсе нет, отец. По сути дел, тело само умирает без души. Сана окатило волной удушья, он страдальчески опустился корпусом к доске перед ним и едва пододвинул Библию обратно к себе, ища поблизости четки, что порвались пару минут назад. — Я не буду верить тебе, Ким Хонджун. — В чем я вру? — с искренним интересом вопросил парень, приятные мурашки пробежались по телу от прозвучавшего имени. Человек уважал его просьбу, не назвав демоном хоть раз. И это было еще интересней, ещё притягательней. — Ты говоришь мне, что Бога нет, но сам хочешь забрать мою душу. Как связать это? — Я задаюсь тем же вопросом столетия… Хотя сейчас все чаще, — воодушевленно выдал демон, мимолетно повернувшись голову к высокому распятью. — Возможно это и не душа, вы просто называете это так, а я с вами заодно. Может быть это нечто иное, я не ощущаю в этом частицы чего-то высшего. Для меня все равно, что еда… Возможно так просто бывает в природе — я мог объясняться этим раньше. Но всё в природе умирает, даже камни время превращает в прах, а я. — Хонджун развёл руками с ироничной улыбкой. — Выбиваюсь из этого круга, ни умереть, ни дать жизни, ни уснуть. Никак не продолжить цепь. Сан слушал его куда внимательнее, чем прежде, приводя дыхание в порядок. — Иногда с Супругом, мы думали, что пришли сюда с небес, со звёзд. Но я не могу достать до звёзд… даже так я не могу избавить себя от мучений! Земля — моя тюрьма, отец. И если есть ваш Бог, то он самый беспощадный надсмотрщик. — Почему ты не можешь уйти? — неловко произнёс Чхве, не вынося молчания со стороны демона. Когда он говорил создавалось хоть какое-то впечатление течения жизни в нем. Когда молча прожигал светящимися глазами, в нем виднелся лишь мрак и смерть. — Я не знаю в этом и суть. Это очень тяжёлая ноша. — Зато ты. Лишаешь жизни других так бездушно. — Кажется вчера вы отпустили мне этот грех. Сан встрепенулся, выпрямившись довольно резко и нахмурился, оглядев демона ещё раз. — Ни слова ты не сказал об убийствах, ты не можешь… — Сказал, просто между строк, отец Чхве… Раз вы мне не верите, я хотел бы поговорить о времени недавнем, так будет легче и правдоподобнее. Мы прибыли в этот городок в середине июня, я и мой партнёр, такой же как я — без имени. Ещё перед отъездом, в Лондоне, он сказал мне очень интересную фразу — « Время нас не ждет». Вы поймёте её как человек, а я думаю о ней иначе. Время не ждёт меня — окружает полностью, захватывает в петлю и тащит за собой вровень, без моего желания. Словно это бездумная и вечная казнь! Где я по ногам и рукам привязан ко времени, как к чёртовому коню. Волочусь за ним по земле, собирая всю грязь и камни. И он не останавливается ни на секунду, не прекращается, не выдыхается, отец… Мне так страшно от той мысли, что впереди может ждать только столько же сколько остаётся позади. Хонджун наклонился корпусом вперёд, склонив голову к полу и зажмурил глаза, борясь уже со своими страхами. Как ужасно подумать — хватит всего лишь полвека и этот новый слушатель окажется в сырой земле. Могло ли время остановиться хоть на секунду и отпустить его, заставив постареть и сгинуть, как всё вокруг? Зачем вообще он открывал свой рот, рассказывал что-то — он ведь уже знал конец. А так хотелось, чтобы кто-то понял, а столько хотелось рассказать, услышать ответ. — Человеку тяжело понять меня, я знаю. Вы стремитесь к вечной жизни, не понимая какого Ада хотите. — Полагаю, любое существо, отказавшееся от еды, погибнет, — грубо, но ожидаемо предположил священник, на секунду в глубине души проникшись к чудному рассказу демона. Хонджун не обиделся, пусть слова мужчины и разбудили в нем очень неприятные воспоминания. Все же он готов был ответить на любые вопросы. — А здесь ещё один просчёт, к сожалению, все не так просто. Вам лучше не знать что будет, откажись я от своей еды… Это страшнее вечности. Тем не менее, меня может понять мой Супруг. Мне так казалось, вернее. Наверное нет ничего страшнее вечного одиночества. Я боюсь остаться один, боюсь, что он уйдёт навсегда. Вчера вы дали мне повод для размышлений, но при всем уважении — я не уверен в его страхах. Он сможет справиться и один… Мне тоже стоило бы перестать бояться. — Все бояться одиночества… это больно? — Вам бы не знать, вы ведь тоже одиноки — эту боль не передать словами, — не поняв, ответил демон о своём. — Могли бы вы представить что все вокруг вас мрут, словно бабочки, и заводить друзей нет резона? — Кажется, мог бы. — Видите. — Улыбнулся Ким с неким болезненным облегчением. — У вас есть, что сказать мне. Я знаю, что вы поймёте меня, падрэ. Мне просто страшно, что это никогда не закончится — вам тоже страшно не найти ответа .Я боюсь потерять себя, но это происходит вновь. Могу ли я уйти? Демон вдруг сжался на полу, обхватив колени руками и зажмурился, опять терпя ледяные слезы. Хотелось превратиться в маленькую букашку и забиться в самую крохотную щелку. А Сан не понимал, как такое возможно, физически ощущая чужую настоящую боль. Разве демону может быть больно, разве демон задаётся подобными вопросами? — На самом деле вчера я простил его, отец. — Ким говорил сквозь слезы, не обращая внимания на перемены в своем голосе. Возможно он вовсе не замечал. — Как вы просили — искренне. Он волен поступать, как хочет, и говорить, как хочет, вы правы. Я не обязан из-за него совершать ужасные вещи и держать в себе обиду. — Mea maxima culpa , — произнёс демон на латыни и поднял голову на священника, коснувшись своей груди. Сан замер, не найдя в чужих глазницах самих глаз. Они окрасились в иссиня-чёрный, а изнутри наружу стучались малюсенькие точечки белого перламутрового дымка, то принимая вид нечётких силуэтов, то вовсе растворяясь. Чхве наблюдал за этим завороженно, физически ощущая ледяные когти смерти, коснувшейся его затылка. Перед собственными глазами все это проносилось стремительно, выскакивая странными кадрами из чужих жизней, но хуже всего ощущались чудовищные адские страдания, тут же крючками прицепившиеся и к костям смертного. — Ты убил их всех… — на грани потери сознания прошептал священник. Ким застонал и накрыл лицо аккуратным ладонями, выдавая лишь малую часть своей реальности мужчине. Стоило контролировать внешность лучше, но в голове крутилась одна кромешная запутанная тьма. — Всех, падрэ… Я убил их всех и у меня никогда не будет выбора! Вы понимаете меня?! Чхве накрыл свои губы ладонью, желая спрятаться. По лицу демона он, как и вчерашней ночью, осознал — о своих чувствах это существо не лжет. Возможно Сан позволял себя бессердечно обманывать, но его собственные эмоции, воспоминания заполняли голову, в ушах звучали фантомные выстрелы, а перед глазами всплывали не души, запертые демоном, а кучи обезображенных трупов. Был ли шанс того, что Ким Хонджун послан ему в испытание, которое он не способен выдержать? За что он говорил именно те слова, что резали и рвали сильнее любого орудия? Глаза мужчины забегали по храму, а в сердце вонзился фантомный кинжал, перекрывая дыхание. — Они были невинны, я не должен был, — сквозь слезы продолжил парень, гадая, когда это поход в человеческую церковь стал его возможностью безвольно выплакаться. — Ваша жизнь и без того так коротка, святой отец… Вы сами сказали, что нужно уметь прощать — я думал об этом весь день. Скажите мне, как важно прощать себя? Об этом люди не говорят так часто, Сан. Что я смогу не простив себя? Что я смогу?! Чхве ударили так жестоко, отвесили тяжёлую, грубую пощёчину. Он потерял дар речи, погрузившись в чудовищные воспоминания уже о своём существовании. Перестали волновать даже мёртвые мученики его города. — Не могу! Не могу! Почему так мне неспокойно?! — Лающими криками разнеслось по церкви, и демон быстро поднялся, подскочив к человеку и схватив его за ворот. — Себя я простить не смогу, вы понимаете?! Даже Его смогу, Бога смогу простить, но себя! Слова, эхом разносящиеся по черепной коробке круглосуточно, оказали на священника сильнейший эффект спускового механизма. На самом деле они понимали друг друга куда больше, чем сами предполагали, просто масштабы их миров были разными. — Прекрати! — закричал Чхве, схватившись за холодные запястья в ответ и ударил демона в грудь, когда тот замер от неожиданности. — Заткнись! Замолчи и убирайся отсюда! Я ничего не хочу больше знать, никогда и ничего, убирайся! Хонджуна затрясло, но руки он опустил, тут же разгневано отойдя от мужчины. В человеке больше не отражалось того страха, что адресован был чудовищу — ярко светилась ненависть к самому себе. Настолько едкая, что тряслось всё смертное тело. То ли то самое наитие привело его сюда, то ли желание быть понятым — чтобы там не было, на секунду Хонджун подумал о существовании Бога, сведшего их вместе во вчерашний день в нужный час. Всего лишь на секунду. Разговор вышел не таким, каким его надумывал себе парень весь день. Никаких благодарностей, никакого спокойного повествования, короткий, скомканный, ничего что он бы представлял в конечно итоге, но нужный. То было к лучшему. Хонджун просто не мог сдержать последнего в какой-то степени ехидного вопроса, который сам лез на ум при виде священников, особенно тех, что хранили старые скелеты в своих глазах, как демон души: — Сан… А все ли грехи можно простить? Чхве рывком поднялся со скамейки, схватившись за свое человеческое сердце и взглядом, пропитанным болью, одарил парня, выйдя в центр храма. — Нет, — отчаяно рявкнул он. — Никто не простит тебя. Парню показалось, что волосы на голове в прямом смысле встали дыбом, как в тех дурацких кинофильмах людей. Он почти ощутил себя разъярённым котом с распущенных хвостом, на самом деле не подготовившись к отрицательному ответу от человека. Не зря он выдернул ту глупую табличку, она вовсе не соответствовала мнению хозяина храма, получается она лгала, а хуже всего — Ким оказался правым в том месте, где всем своим существом хотел бы ошибаться! — Убирайся, Хонджун, мне нечем помочь тебе. Сан, едва передвигая ногами, поплелся к распятью, все ещё прижимая руку к груди. В глазах от боли темнело. Ким уловил повторный всплеск совершенно не хороших мыслей со стороны мужчины, идентичных его собственным. Только Хонджун эгоистично полагал — ему можно хотеть смерти, ведь тысячи лет это больше чем можно себе представить, а каких-то сорок лет? Как они могут хотеть смерти, если ещё толком не узнали жизни! Инстинкт сковал сознание, погрузившееся в агонию круговорота мыслей. Ким одновременно злился, физически ощущал пламя в своей голове и хотел реветь на всю землю от боли. Священник маячил рядом как светлячок из сахара. Хонджун не верил себе, но прекрасно ощущал их схожесть и не смотря ни на что продолжал предвкушать понимание глубоко в себе. Сан успел обернуться, увидев неподвижного демона посреди церкви с теми же чёрными безднами в глазницах. Хонджун завис в совершенно неестественной для человека позе, слегка наклонившись вперёд и сгорбившись, не дыша и не моргая. Чхве не смог подумать о своём, когда парень кинулся на него, взяв за плечи и прижался мягкими губами к его. Мужчина зажмурился, судорожно схватившись за страшное создание в ответ, тот на ощупь представлял собой тяжелейшую каменную статую. В голову ударило — вот он — конец. От осознания смерти в сердце загнали финальный клинок. Сан болезненно застонал, практически повисая на руках своего убийцы и чувствуя, как задрожали чужие губы. Демона обдало жаром впервые за последнее столетие — он опомнился, до смерти испугавшись своих же действий и того, что мог сотворить за секунды, вырвав единственный смысл из своих же рук. На губах остался сладковатый приятный привкус, когда он рывком отодвинул от себя человека, заглянув в его окончательно опустошенные глаза. В ту же секунду Хонджун хотел раскаяться, так сильно извинитьсяч насколько это представлялось возможным, но привычная тишина храма заполнила все здание, как душа заполняет человеческое тело. Сан несколько секунд держался за чужие руки, смотря сквозь дрожащего парня, вспыхнувшего жаром, а после глаза его закатились и сознание все же не выдержало испытаний. Демон подловил мужчину быстро и ловко, не дав его коленям коснуться старого пола. Сан, как и все люди во сне, выглядел беспомощно и отчего-то умиротворенно — возможно он подумал, что умер. Хонджун слишком долго, даже для себя, смотрел на его приоткрытые губы, убеждая себя в том, что человек не достоин смерти, а в его испанской копилке и без того много невинных душ. Он поднял голову к Христу, опустошив собственный разум и перехватил священника поудобнее, прижав к себе тело, слыша неспокойное биение сердца, чувствуя свое тепло. Перед глазами больше не эмаячил силуэт Супруга, не слышался его противный смех и не ощущалось его присутствия, не тянула вниз обида. Пусть он делает, что желает. Хонджун отправился по уже изученным коридорам в комнату отца Чхве, осторожно уложив его в постель и стянув душащий ворот. Здесь пахло унынием и бедностью, Ким не удержался от того, чтобы погладить человека по голове и поцеловать его в лоб на прощание. Покидая храм Хонджун решил, что не вернётся туда за душой. Или вовсе не за душой, за этой. материей в людях? Они именовали это «Душой», как они называли его «Демоном», пусть ни его Супруг, ни он сам за целую вечность себя так не обозначили. Правда откуда им это знать. Раз так говорят все, зачем ему с этим спорить.***
Небо затянулось тяжёлыми грозовыми тучами, площадь Святого Петра безлюдна и отчего-то темна. В величественной колоннаде прятались огромные чёрные змеи, занимая своими бархатными телами все свободное пространство. Сан прокрутился на месте, привычно ощутив себя крошечным и потерянным, кроме того — напуганным до дрожи. Обычно в этом святом месте он находил спокойствие и веру, но сейчас все вокруг потухло, а огромные статуи апостолов и Христа смотрели с фасада до тошноты осуждающе. Мужчина поежился и вздрогнул, услышав раскаты грома прямо над головой. Огромная пустая площадь вдруг стала еще неуютней — чуждой. По воде в обоих фонтанах застучал дождь, а сотни статуй святых подолжали следить за ним. На секунду он увидел собор с высоты — огромную замочную скважину. Мысли тут же обернулись к апостолу Петру, священник опустил взгляд вниз, где должен был найти высокую статую святого, что удерживал в руке ключ от Царства Небесного, но её не оказалось на месте. По спине пробежал холод, Чхве поежился, повёл плечами, оглянувшись на пустынный город. Становилось лишь страшнее — все мысли в миг заполнил Хонджун. Сану показалось, что он должен срочно рассказать хоть кому-то об этом загадочном бессмертном убийце с холодными слезами и причудливыми историями. Внутри собора его точно должны понять, не посчитать сумасшедшим. Он ведь встретил настоящего демона. Священник закружился на месте от накатившего страха и отвратительного чувства тяжести небес, что прижимали все ниже к площади, наровя раздавить. Вдруг из-за одной из колонн в фасаде — в нескольких десятках метров от Чхве, выплыл чужой силуэт, словно звезда, замаячив на площади. Прямой, стройный, еле подвижный и белоснежный. Священник замер, сощурившись и не веря своим глазам — это спасение? Мужчина в белой дзимарре, стоял как одна из статуй, повернув голову к Чхве. Его круглая шляпа с широкими краями прятала лицо под все тем же белоснежным светом, а крест на груди горел золотом. Чхве сделал шаг навстречу к понтифику, приоткрыв рот, но ни крики, ни слова не звучали вслух. Он вновь обернулся, встретив всё ту же тьму по площади и сердце повелело найти спасение у света. Однако, яркий силуэт струящегося сияния развернулся от него и устремился к высоким дверям собора. Паника накрыла сплошной волной, Чхве мог поклясться, что на несколько минут попал в отбойное течение, что пыталось унести его подальше от дверей. Он бежал на месте, прикладывая уйму сил, но не двигаясь вперёд. Со спины раздался грохот могущественной стихии, молния озарила всю площадь и на маленькую тень Чхве легла огромная и озлобленная. Сан устремил свой взгляд к дверям в храм, вновь ринувшись за силуэтом света и на этот раз сумел достичь цели, судорожно вбежав внутрь. В соборе стояла гробовая тишина, стоило сделать шаг — он разнесся эхом по огромному произведению искусства. Чхве все же застыл любуясь невообразимо прекрасными шедеврами истории. Гроза не слышалась внутри и все сознание окутал обманчивый покой. Сан не мог оторваться от расписанного потолка, ощущая себя ничтожным. Мраморные полы, по которым бегал свет, «живые» скульптуры, искусно созданные творцами прошлых столетий, высоченные арки, блестящие золотом. В центре под куполом уводящим в живописной росписи к небу, на четырёх фигурных столпах стоял киворий — балдахин над могилой апостола Петра, алтарь, за которым мог служить мессу лишь Папа Римский. И вот весь собор, изученный до каждой мелочи заставлял любоваться собой вновь. Чхве не мог сделать и маленького шага, чувствуя, как по щекам скатываются слезы — он не видел эту красоту уже как пять лет. Душа ныла до окоченения, изнеможения и нестерпимо умоляла что-то найти для неё. Чхве как и всегда не слышал. Краем глаза он уловил фигуру понтифика, мягко и спокойно выходящую из-за угла. Сан заметно занервничал в присутствии столь важной персоны, к тому же мужчина перед ним излучал нечто притягательное и заставляющее восхищаться. Силуэт пленил его, как мысли о демоне в который раз выбили из души все остальное. Чхве выпрямился, опустив руки по швам и взволнованно двинулся к мужчине, не произвольно сжимаясь от того, как его шаги разносились по величественным стенам собора. Однако — его не ждали. Понтифик медленно зашёл за угол, Сану показалась ухмылка на чужом лице, а стоило прибавить шагу и заглянуть за угол, тело пробило дрожью в очередной раз — лишь статуи смотрели на него сверху вниз. Чхве нахмурился, поправив ворот своей чёрной сутаны. Силуэт появился на противоположной стороне, остановился у небольшой исповедальни из тёмного лакированного дерева. Не думая и секунды, Сан побежал на другой конец собора, видя, как яркий свет прячется от него даже не оглядываясь. Оказавшись почти у самой двери, Чхве сумел разглядеть белые одежды внутри, сквозь красивейшие вырезные узоры, осмелившись заговорить: — Ваше Святейшество, я так рад вас видеть. Понтифик молчал — кажется не двигался. Руки затряслись сами по себе, Сан подкрался ближе, попытавшись разглядеть чужое лицо, но противная шляпа выполняла отведенную ей роль на всю сотню баллов, пряча своего хозяина. — Пожалуйста, заходи, не стой. Чхве подпрыгнул на месте от голоса мужчины. Он соответствовал светлому образу, мягко лился сквозь решётку прямо к Чхве и обволакивал — завладевал беспощадно и просто, как сделать вздох. Сан смутился от собственных мыслей, но ко второй двери отошёл, потянув её на себя. Внутри его ждала лавка и почти такая же перегородка, опять не позволяющая увидеть лицо — это все увереннее превращалось в навязчивое желание. — Зачем ты здесь? — Я? — от неожиданности выдал Чхве, в миг ощутив себя чужим и пустым. Кроме того, сидеть рядом с ним стало куда волнительнее. — Ты что-то хотел от меня? — От вас? Я… Я хотел сообщить вам о случившемся со мной, — спохватился Чхве. — Так не бойся, дитя, говори. Сану послышалось или мужчина вновь усмехнулся? — В храме, где я служу, происходят страшные вещи. — Страшные? — Да, я. Мне не привычно говорить о таком, но я думаю, что столкнулся с чем-то неизведанным. — И с чем же? Сан опустил голову, взглянув на свои бледные ладони и тяжело вздохнул, не к месту вспомнив то, как Хонджун бросился к нему, поцеловав в губы. — С чем же? — вопрос повторился с все той же интонацией. — С демоном В исповедальне воцарилась тишина, мужчина в белом наклонился ближе к перегородке и переспросил тише: — С демоном? Сан зачем-то повторил за Папой, сжав руки посильнее. — Да. В городе пропадают люди и происходят страшные убийства. Он приходил ко мне дважды, рассказывал о том, как видит души и забирает их. Чхве зажмурился от неприятных воспоминаний и одной ладонью коснулся перегородки, в попытках не потерять происходящего и найти поддержки. — Что ещё он говорил тебе? — прозвучало будто бы без интереса. — Он… Сказал, что путешествует с кем-то, с таким же, как он. Сказал, что боится остаться один, плакал и говорил, что не может не убивать. Сказал, что простил второго… Я не до конца понимаю, как все это возможно. — Простил? — мужчина повысил голос, поспешно выпрямившись. — Да, он многое сказал об этом. Что постарается справиться один. Чхве отодвинулся по примеру напротив и поник, продолжив дрожащим голосом: — Вдруг я сделал только хуже, святой отец… Дверь хлопнула, заставив Сана подпрыгнуть на месте и тут же погрузиться в некий стыд и обиду.Зачем так обращаться с ним и бросать прямо во время разговора?
Поднявшись, он сквозь щели в двери разглядел понтифика, стоящего напротив в нескольких шагах. — Пойдем. Священник беспрекословно вышел из маленького ящика, обнаружив мужчину медленно шагающим к центру базилики, уже прямой спиной к нему. На этот раз догнать его получилось быстро — он оказался чуть выше самого Чхве, но сделать ещё один решающий шаг и заглянуть в лицо, Сан не решался, оставаясь чуть позади. Подняв голову к вершине одного из куполов, Чхве пропал в красивейшей росписи, голубом небе и светящихся ангелах, забывая о грозе за стенами. Красные, бордовые, рыжие, белые, золотые и небесно-голубые цвета сливались в единое, заставляя Чхве видеть настоящее небеса, а его сердце — замирать. — Ты боишься, Чхве Сан, и вот что правильно. Настораживающая фраза, заставила голову опустить, переведя свое внимание на мужчину. Идя за ним, Сан не сразу заметил отсутствие на месте второй статуи святого Петра. На этот раз это напугало куда сильнее. Чхве хотел остановиться, осмотревшись — не бродит ли где-то здесь скульптура, не прячется ли за колоннами и углами? Но тело его не слушалось, продолжая плестись за понтификом. Священник засмотрелся на его ярко-красные туфли, не успев осознать, что идут они уже вровень, разворачиваясь к киворию в центре собора. — Откуда вы знаете моё имя, Ваше Святейшество? — Я знаю всё, — легко ответил мужчина. Киворий вблизи всегда удивлял своими размерами, представляя высоту четырёхэтажного здания. Витые колонны, увенчанные скульптурами ангелов переливались бронзовыми, а на самом верху стоял крест. С купола лился свет, падая на него, создавая чудное впечатление — будто совершенно все состояло из золота. Сан мог долгие минуты благоговейно рассматривать четырёх евангелистов на вершине, один из которых пребывал в компании ангела, а трое других — «апокалиптических зверей». Льва, орла и вола, окружающих престол Бога. Чхве остановился подобно силуэту рядом и всмотрелся в огромные буквы по куполу:«Ты — Пётр, и на сем камне Я создам Церковь Мою и дам тебе ключи Царства Небесного.»
Понтифик также поднял голову, рассматривая поражающее собой произведение искусства. Тишина, повисшая в высоких стенах, скользила вниз еле видимой пылью, с которой продолжал играться свет. — Он сказал тебе? Бога не существует. Сан резко опустил голову, окоченев на месте, и наконец прозрел. Это был мужчина не старше тридцати, с размытыми чертами лица, будто свет с купола не давал рассмотреть его до мельчайших подробностей. Сан отчётливо запомнил пухлые губы искаженные в презренной ухмылке, пропитанной отвращением, для которого нужно стать врагом не просто страны — да всей планеты, и миндалевидные глаза, такие же слишком небесно-голубые, какие он видел совсем недавно в своём убогом храме, и от чего-то смотрящие на него безумно. Чхве мог поклясться, что никогда не видел такого понтифика. — Не видел, Чхве. Незнакомец опустил мягкую ладонь в красной кожаной перчатке на плечо опешившего Чхве и развернулся к нему полностью, пугая своим расплывающимся видом. — Кто вы? — Ты не блещешь оригинальностью, — в этот раз совершенно видимо и слышимо ухмыльнулся мужчина напротив, параллельно этому пригладив ткань чужих одеяний. В главные двери постучали до потери сознания страшно, после раздался адский скрип, пронзивший слух человека, а дьявольский смешок напротив лишь усугубил кошмар. — Не бойся, мы ещё встретимся, Чхве Сан… Я заберу его. Двери слетели с петель, пустив по мраморным полами трещины, Чхве вскрикнул увидев в проходе статую, смотрящую прямо на киворий — вероятней, прямо на него. Демон рядом, провел по его голове рукой, взъерошив волосы, резко схватив за шею и притянув к себе, поцеловал совершенно иначе нежели Хонджун — отвратно, долго и холодно, доставая пугающие — длинным языком до самого горла, создавая рвотные позывы. Сан не сумел и пальцем шевельнуть, как незнакомец растворился в соборе, а сам он обнаружил тяжеленный ключ сантиметров тридцати в своих руках в ужасе обернувшись к разозленной статуи, начавшей движение к нему. Справа вдруг отмерла ещё одна скульптура, вначале повернув голову, а после выдернув собственное тело из камня с грохотом спрыгнув на пол. Чхве закричал, не зная куда бежать и выронил из трясущихся рук ключ тут же разбившийся о полы и растаявший, будто он состоял изо льда. Статуя апостола изменилась в лице, нахмурила брови и приняла до того зловещий вид, что Чхве ринулся к киворию без оглядки, упав на колени. Статуя за статуей принялись оживать, спрыгивая на полы собора, греметь и разбиваться. Сан взмолился к Господу, судорожно сложив ладони перед собой, но тот не слышал его. Скрежет, заставивший кровь застыть в венах, раздался над головой — Чхве в панике оглянулся, обнаружив бронзового ангела, спустившего по столбу кивория и злобно уставившегося на него. Всё стихло, стоило обернуться — мужчина обнаружил себя в окружении высоченных скульптур, каждая из которых, осуждала его до смерти. Сан свалился на пол, весь сжался, бегая взглядом от одной к другой. Пол под ним затрещал, пятиметровая статуя апостола с силой ударила по полу вновь и когда мрамор стал провалиться вниз, Чхве заплакал, услышав треск Адского пламени, увидев, как глубоко придётся упасть. Собор вспыхнул в ту же секунду, статуи начали проваливаться вниз, охватываемые языками пламени. Последним, что ощутил Чхве было свободное падение и невероятный болезненный жар по всему телу. Мужчина крупно вздрогнул, вскрикнув в мокрую подушку, порядком заглушившую звук и чудом перевернулся на спину, оглядев свою тёмную и скромную обитель. На первый взгляд пустота комнаты показалась обманчивой и страх кошмара продолжал бить по вискам, но стоило зажечь небольшую лампочку на табурете возле постели, Сан убедился в своём одиночестве, стукая по дрожащим, немеющим рукам в поптыках разогнать кровь. Священник не долго держался в стороне от собственных эмоций, в конце концов накрыв лицо руками, и забился ближе к холодной стенке, думая лишь о демоне. Почему-то он был убежден, что пришедший во сне незнакомец являлся тем самым «другом» знакомого ему Хонджуна. Сан просил себя ошибаться и выдавать кошмар за полет травмированной фантазии, но чужое присутствие «там» с горящим красным предупреждением «я заберу» было куда реальнее фантазий, как и от чего-то онемевшие губы. Одно было ясно — Ким Хонджун вернётся. Правда, как справиться с этой ужасающей мыслью Чхве себе не представлял, да и мысли про Рим по неволе окрасились мраком. Впрочем, и уснуть он теперь вряд ли сможет.***