***
— Северус, ты ещё не готов? Северус… — Мужчина тонул в облаках пара, исходящих из многочисленных котлов, словно рок-звезда в сценическом дыму, и на призывы девушки никак не реагировал. — Мы же ещё вчера договаривались и обсуждали этот визит неделю назад, нас ждут Поттеры. Но реакции не последовало. Как, впрочем, и вчера, и всегда, когда он сильно увлечён, будь то новое исследование или интересная работа, что свалилась на него сейчас по заказу Отдела тайн… Так не пойдёт. — Милый, давай поговорим? Вздёрнутая бровь просигнализировала, что она услышана. Возможно. И крайне неточно. Думая, что выглядит сейчас достаточно сексуально (уж точно настолько, чтоб он наконец взглянул на неё и согласился с любым её доводом и предложением), и подойдя на безопасное, но максимально близкое расстояние, произнесла нараспев: — Мой прекрасный ангел… — и половник громыхнул о дно котла, расплескав часть содержимого. — Я же просил меня не отвлекать. Какой колючий взгляд, что же так больно… Проглотив комок обиды и тихо выскользнув из лаборатории, Гермиона, послав друзьям сову с извинениями и заверениями, что встретятся в другое, более удобоваримое для всех время, отправилась прочь из дома.***
Мысль отправиться туда, где её ждали, ждали их, отмелась сразу. Проницательность друзей быстро вытащила бы на поверхность всё, что таким тщательным образом скрывалось, а уж обсуждать причины дурного настроения своего партнёра тем более не представлялось возможным в первую очередь по причинам этическим, да и сама их до конца не понимала, как можно знать наверняка, о чем думает человек, если у самой в голове рой мыслей с огромной вариативностью? Мерлин, в такие моменты девушке казалась невероятной сама возможность человечества существовать друг с другом, вместе создавать, жить, любить, понимать — невероятное волшебство, недоступное ей… Вот и все эти люди, снующие туда-сюда, от одной сверкающей витрины к другой, — веселящийся муравейник, в котором всегда бурлит жизнь. Спешащие порадовать своих близких, прыгали из магазинчика в магазин, сопровождаемые перезвоном колокольчиков над приветливыми дверьми. Среди разноцветных огней нет места печали, нет места ей. Чем дольше девушка находилась на улице, тем быстрее её бесцельное бдение обретало очертание: ей нужно было добраться до кофейни в идеале и немедленно согреться. Магловская часть Лондона не уступала по яркости магической его части: жизнь тут кипела, отовсюду доносилась рождественская музыка, шумные компании пели песни и поздравляли каждого прохожего, рад он был тому или нет. На скамейке под фонарём сидела уставшая и, по всей видимости, подпитая пародия на Санту с банкой пива, варежкой разгоняющая падающие снежинки. Кажется, и его праздник не задался. Глубже зарывшись в шарф, Гермиона прибавила шаг и тут же, завернув за угол, чуть было не столкнулась с пожилой на вид женщиной. Та стояла у пешеходного перехода и никак не решалась вступить на зебру, да и как, если ни один водитель не соизволит и притормозить? Ну что за люди? Девушке не нужен был и повод, чтоб гнев взял верх: почва была благодатная и в полной мере гармонировала с её настроением. — Мэм, вам нужна помощь? Старушка медленно повернулась, Гермионе даже показалось на мгновение, что та как-то неверяще на неё посмотрела. Словно пробуя слова на вкус, та скрипуче откликнулась: — Деточка, удружи уж, подмоги до дому добраться. Минуя дорогу, старуха остановилась. Гермиона, обеспокоившись, что недостаточно сбавила шаг и заставила пожилую женщину передвигаться на грани её сил, поспешила проявить участие. — Мэм, вы в порядке? Где вы живете? — Раз шажочек, два шажочек, На калитке той замочек. Ты тихонько отопри, Створку скоро отвари, Карусель вращается, Игра моя кончается. — Что вы сказали? — Пришли мы, говорю. И правда, старушка подошла к ветхому крыльцу и, достав из-за пазухи красивый, резной ключик, провернула его по одной, ей понятной схеме. — Проходи, дитя. Проходить не хотелось… Девушку терзало смутное беспокойство, но что может случиться с волшебницей в магловском районе в гостях у незнакомой бабушки? Воспоминания услужливо подбросили Батильду Бэгшот и её эффектное превращение в питомца Волан-де-Морта. — Что с тобой, дитя? Вся краска с лица сошла, ой, не дело. Присядь-ка давай, я тебе чая сейчас наведу, да с пирогом, вот увидишь, вмиг раскраснеешься, да тяжесть с сердца уйдёт. Ты мой первый гость, да и единственный, а ведь поверье есть, знаешь? Коль первым порог темноволосый переступил, быть счастью, горечь и печаль с собой белобрысые да рыжие принесут, чурайся их. А вот тëмного привечай, да пусть монету подарит, да уголёк в камин бросит, а ты его пирогом угощай, значится, как я тебя сейчас. — Так я не темноволосая. — Девушка впервые за вечер улыбнулась, глядя на добродушное лицо старушки. — Дык и не белобрысая, да не рыжая! Гермиона засмеялась: — Ой, мэм, ваш чай и правда творит чудеса. — Вот и славно, дитя, вот и славно. — Мне нужно домой, мэм. Спасибо за вечер, что приютили и согрели, но меня ждут… — Ждёт, значится… Гермиона куталась в пальто и обвязывалась шарфом, когда старушка вернулась с деревянной коробчонкой. — Тебе, дитя моё, в благодарность, что подмогла. — Что вы, не стоит… — Не перечь. А теперь ступай. Да не боись, ежели чего, всё в голове. И уж больно резво выставила её за дверь. Какой странный вечер… Беспрепятственно перейдя дорогу, Гермиона обернулась и растерялась: дома не было. Как и ветхого крыльца. Но в руках была вполне себе материальная коробушка. Поозиравшись ещё по сторонам в поисках укромного угла, девушка поспешила скорее аппарировать. Хватит с неё на сегодня странностей.