***
6 сентября
В комнате было тихо. Ну, не считая звуков какой-то возни на кухне. Антон уже не спал, но вставать не собирался. Он понимал, что надо, но абсолютно не хотел. В коридоре послышались шаги, и дверь открылась. — Антон, ну ты вставать вообще собираешься? Будильник трижды звонил! — сказала женщина, вытирая руки кухонным полотенцем. Несмотря на раннее время, она выглядела очень даже бодрой. — Да, мам, уже встаю, — сказал парень, нехотя отлипая от тëлой подушки. Глянул в телефоне на время. 07:20. — Мая, ты закончила? — послышался грубоватый голос из зала. Это был Костя. Мамин «друг». Они с Антоном не были врагами, просто отчимом называть его он физически не мог. Язык и мозг не воспринимали его как любящего человека. Поэтому он обращался к нему только по имени. Сидя на кровати, русоволосый парень натянул на себя серую, немного растянутую футболку и чëрные домашние спортивки. Через приоткрытую дверь в комнату незаметно проскочила чëрная кошка. Она громко мяукнула, обозначив своë присутствие. Погладив Пушистую, — а именно так звали кошку — Антон направился в ванную. Выйдя из комнаты и пройдя прямо по коридору, он почувствовал приятный запах из кухни. Аромат принадлежал жареной картошке с каким-то мясом. Из зала был слышен шум телевизора, который Костя так любил включать на фон, пока собирался на работу. Завернув направо по коридору, Шастун пошёл в ванную. Умылся, почистил зубы — впрочем, обычная утренняя рутина. Причесав окольцованными пальцами короткие, лохматые и заломленные после сна волосы, Антон направился на кухню, где мама уже разложила еду по тарелкам. Отрезав хлеб, он сел за стол и бренным взглядом посмотрел в окно, думая о предстоящем дне. Хоть он и любил жареную картошку, сейчас есть совершенно не хотелось. Как в принципе и всегда утром. С утра многие подростки не хотят есть, в том числе и Антон. — Поешь. Не огорчай мать, — проворчал отчим, поедая свою порцию. «Да иди ты», — подумал школьник, но всё же немного пожевал еды. Встав из-за стола, он закинул посуду в раковину и быстрым шагом ретировался в свою комнату. Переодевшись в валявшуюся комком в недрах шкафа форму, Шаст посмотрел на себя в зеркало. Максимально отряхнувшись от вездесущей кошачьей шерсти, он взял сумку и направился к выходу из квартиры. «Зачем сегодня идти? Всё равно ни Оксаны, ни Макара не будет. Дима в своей ёбанной Греции, гречанник, блять». Погода была вполне отличной. Несмотря на тёплый сентябрь и не светящее в глаза солнце, моросило. Школьник накинул капюшон на голову, прячась от холодных капель, стекающих по шее под одежду. Он шёл по улице и встречал на своём пути совсем малышню, бежавшую в школу, взрослых, опаздывающих на работу, старшеклассников, которые вообще не хотели идти в школу — таких же, как и Антон. По району было вообще не интересно ходить. Все напыщенные, важные — москвичи. Хотя райончик и красивый. Ещё год назад, в девятом классе, он учился в другой школе. Она была неплохой: рядом находилась, учили хорошо, до внешнего вида не докапывались, как в Воронеже, но вот сам коллектив и учительский состав подвели. Его бывший 9 «Б» будто практиковал все словесные и прямые издевательства на новичке. То учебники с тетрадками водой залитые, то спортивная форма в мусорке, то грязную куртку на полу в раздевалке найдёшь. Про устные угрозы и подстёбывания даже говорить не стоит. «Пидор», «шампунь», «сосательный петушок» были вторыми именами Антона в 9 «Б». Чем было вызвано такое коллективное отторжение парня? Да тупой неудачей. Вся параллель с «А» до «Е» классов была переполнена учениками. Рекорд был в «А» классе — сорок семь человек. А вот в «Б», как раз из-за такого «доброго класса», там было всего двадцать девять учащихся. Учителя тоже были не «сладкими булочками». Из-за срывов уроков в кабинетах стоял постоянный ор. Кто-то вообще даже не пытался успокаивать старшеклассников — понимали, что безполезно. На жалобы родителей и жертв буллинга разводили руками. Мол, решили бы проблему, да не можем, директор во власти только. А директор, как школьная медсестра, появлялась исключительно на проверках или праздниках. Единственные, с кем он подружился в том классе, так это Илья Макаров и Дима Позов. Они тоже были не на высоком статусе в классе, но физически их не трогали. В третьей четверти, когда издевательства стали уже мешать готовиться на уроках к ОГЭ, родители Поза подсуетились и быстро перевели сыночка в другую школу. Как раз в ту, в которую Шастун перевёлся в этом году и где учились другие его друзья: Оксана Фролова и Катя Добрачёва. До проблем Тохи, к сожалению, его матери не было дела. Были другие заботы. Она переживала развод с мужем и переезд. Поэтому Шастун и Макар остались в той школе одни на произвол судьбы. Теперь он перешёл в очень старую школу в Пресненском районе. Сама школа была тоже неплохой, уж лучше той, которая была до. Жёлтое здание в пять этажей со старыми рамами на окнах, ремонтом в начале десятых годов нашего столетия и с просто офигенной акустикой. Если кто-то что-то шёпотом скажет другому на ухо, то слышно на все этажи. Кажется, что вся информация и сплетни так и передаются в ней. Правда, как сказали девочки, на образование это не распространяется. Третий этаж, левое крыло, двухсотый кабинет. Антон зашёл в свой класс. Практически все одноклассники были в кабинете. За первым рядом у окна, за четвёртой партой сидела одинокая Катя. Из всего класса с ней он более-менее хорошо был знаком, поскольку до перевода сюда они общались в компаниях. Как раз у них было общее звено — друг Дима, который ещё в школе не появлялся. Только усевшись рядом с девушкой и поздоровавшись с ней, в кабинет зашел классный. Он был учителем русского языка. Высокий, худой и весёлый мужчина. Павел Алексеевич поздоровался и сразу же сел за учительский стол, закинув ногу на ногу. ― Извиняюсь, ребята, что меня не было эти два дня. Неотложные дела, сами понимаете… ― задумчиво протянул он, рассматривая журнал класса. ― О! Шастун Антон Андреевич! Это кто? Ну-ка, покажись! Зеленоглазый неловко поднял руку. ― Я. ― Ага. Вижу, ― мужчина достал какие-то бумажки, разглядывая их с минуту. ― Хорошо сдал ОГЭ. Двадцать восемь из тридцати трёх. Почти пять. Похвально! Из 2055 школы? ― он глянул на парня. ― Да, ― тупо ответил школьник. — Ладно, садись. Не буду пока тебя мучить. — Павел Алексеевич усмехнулся и жестом попросил сесть. Урок был в принципе даже отличный. Никого не вызывали и не спрашивали по предмету. Немного поговорили о том, как сдал класс ОГЭ и как будут сдавать ЕГЭ. Ещё оставшиеся минут двадцать они вообще просто говорили о жизни Павла: он рассказывал об отдыхе с женой в Анапе. Повспоминали историю предложения руки и сердца, которая уже стала легендой в стенах школы, о долгом редактировании текста друга-стендапера, а в конце уже плавно перешли на школьную жизнь учителя. ― И тут какой-то умник говорит учителю: деепричастие образовано от глагола и причастия! Честно, я и педагог были, «мягко говоря», в ужасе. И как он еще умудрился отучиться предыдущие восемь лет своей жизни? Рассказ был прерван звонком на перемену.***
Выйдя из класса, Антон направился на улицу. Была большая перемена, длящаяся обычно пятнадцать минут, между четвёртым и пятым уроком. Выйдя из здания школы, парень завернул за угол и поднялся на крыльцо запасного выхода, где сейчас ошивалось большинство курящих школьников. После того, как у входа на крышу, где раньше любили собираться подростки, повесили камеры, там переловили добрую часть малолетних курильщиков. Достав ашку, Антон прикрыл глаза и затянулся. Только он расслабился, как сзади его кто-то прохлопал по плечу и протянул руку. — О, Макар, привет! Как себя чувствуешь? — это был тот самый Макар. К сожалению, тот последнюю неделю сидел на больничном. — Привет, Тох. Всë ещë хреново, но уже иду на поправку. Оба, вроде, после бухича под ледяную решили залезть, а на больничном только я валяюсь, — немного обиженно сказал парень. Его голос явно описывал выше сказанное. Он был сиплый и хрипящий. — А ты это с каких пор электронки куришь? Сам же говорил, что это хрень. — Да недавно вот купил. Беру свои слова обратно, неплохая штука. — Ясно всë с тобой. Пойдëм ко мне после занятий? А то я в одиночестве скоро совсем зачахну, — сказал он, драматично сложив руки на груди. ― Когда я от таких предложений отказывался? Пойдём, конечно. ― Договор. Ладно, я в магаз ещë успеваю, увидимся, ― сказал парень и быстрым шагом направился в сторону пришкольного магазина. Докурив, зеленоглазый пошёл на занятия, где его уже ждала подруга Катя.***
Прозвенел звонок с последнего — шестого — урока. Закинув всë в портфель, Антон попрощался с подругой и быстрым шагом направился на первый этаж. Парень вышел из здания на улицу и, поправив портфель через одно плечо, поплëлся к Макару. Достав телефон, школьник стал набирать номер. ― Алë, я у подъезда. У вас опять он нихера не работает? — он стукнул кулаком об домофон. ― А заранее не судьба позвонить? Подожди, — из трубки послышались звуки шуршания ткани и скрипа, будто собеседник до этого валялся на кровати, — сейчас спущусь к тебе. ― Давай быстрее там, — сказал Антон и отключился. «Ну и когда они уже этот домофон грëбаный починят?», ― подумал раздражённый парень. Как он ни придёт к нему, вечно что-то да сломано. Потоптавшись ещë около минуты у подъезда, максимально истекая потом от жары, ему наконец-то открыли дверь. Оба друга ржали до усрачки, ели заказанные наггетсы с бургерами и прикуривали на балконе. Потом созванивались с Фроловой, пытались узнать, куда она вообще пропала. Оказалось, была на важном мастер-классе, на который приезжал какой-то там то ли Сеня, то ли Петя Попов. Подруга не затыкалась про него. Эмоции били через край. — Вы даже себе не представляете, какой он классный! Он, конечно, больше сейчас работает в киноиндустрии, от театра отошёл, но, Господи, как он классно всё объяснял, критиковал, разбирал… — она на секунду замолкла, собираясь с эмоциями. — Фух! Аж вспотела! Странно, блин, Антон, что ты про него не слышал. Конечно, в кино он стрельнул недавно. «Последний аксель» и «До рассвета» сейчас на пике популярности в его актёрской карьере. И в российском театре до этого он был хорошо так известен. В «Щелкунчике» его актёрскую игру критики считают лучшей! — А-а, так это он! Я понял, про кого ты, — Шастун и правда вспомнил из лекций режиссёра, что некий Попов из Санкт-Петербурга — первоклассный актёр театра. Он плохо помнил имена актёров. Так, Высоцкий, Раневская, Быстрицкая, Безруков, его бабуся, да и всё. И то, только потому, что это иконы театрального искусства и игры. — Он такой ещё… как его… Тёмненький и высокий? Это с ним фанаты делают эдиты в тиктоке из пьесы «Вселенная Островского»? — Да-да! Он самый! Шпала, какой позор! А еще и актёр называется! Как его не знать-то? — Гном, не заводи, — отмахнулся школьник. — Ладно, мне собираться надо. Пока, — Фролова помахала ребятам и отключилась. Антон отошёл за газировкой на кухню. Когда он вернулся с литровой бутылкой, в него сразу прилетел вопрос, который заставил его задуматься и напрячь извилины. — Ты будешь возвращаться в театр и ко всему этому? — Ой, блять, Макар… Хф-ф… Хуй знает. Вроде как и надо, вариантов у меня не много, куда поступать. Журналистика, экономика, дизайн и как бы всё. На эконом я не хочу, но хотят родители: типа доходно. Журфак… Ну там, конечно, есть факультеты без инглиша, но не то. Художественный и там графдизайн — самое норм. Но, боюсь, вступительные не сдам. Уверен на семьдесят процентов. Я уже почти четыре года за мольберт не садился. — А актёрство? — Хах-х… — простонал Антон. — Илья, ты меня видел? То, что я занимался пять лет в Воронеже, — то фигня. Видел конкуренцию? И уровень подготовки москвичей и петербуржцев? А сколько ещё поступает в институты через знакомых режиссёров? — «И через постель, блять», — договорил в мыслях Шастун. — Это не так просто, как кажется. Это не педагогический. Тем более я хочу поступать что-то типо МГУ, там нужно предоставить бумажку о том, что у меня есть начальное обучение в театралке, а в Воронеже я ж не доучился. Ещё год где-то пахать. — А в чём проблема здесь доучиться? Вон, Оксана же тоже два года назад в Москву переехала, нашла же местечко. И плюсом подготовку годовую нашла для поступления куда-то там… — У Окс знакомый дядя там работает, а у меня? — А у тебя бабка — известная актриса и гордость страны! Царство ей небесное. — Это не поможет, — не унимался парень. Он тоже об этом думал, но после рассказов подруги понял, что вряд ли поступит. Ей на комиссии все мозги оттрахали с тем стихотворением: видите ли, слишком банально передала эмоции и настроение стиха. В коридоре что-то упало. Послышался срежет когтей об пол убегающей собаки. Макар выругался и пошел смотреть вселенский размер катастрофы. Зеленоглазый остался наедине с самим собой.***
Антон сидел в тёплой, маленькой и уютной кухне. Закат освещал комнату жёлтым светом, что красиво смотрелось на белом гарнитуре и цветах на подоконнике. Чай с сахаром уже почти остыл, когда пришли остальные члены семьи. Мама была весёлая. Она похвасталась, что ее новую сиреневую шёлковую блузку оценили аж четыре коллеги, а все клиенты сегодня были адекватные. Костя был, как обычно, без настроения. Он чмокнул мать и оглядел пасынка, недовольно фыркая на яркие цветные шорты парня. «Для него они явно пидорские. Но и хуй ему в рот». — У меня тут это, разговор есть… Очень важный. Это касается моего будущего. Женщина удивлённо подняла бровь. Родители сели, ожидая продолжения. Антон нервно крутил кольца на руках. Подобные разговоры были уже с матерью, но всё, что предлагал сын, она воспринимала не всерьёз, а как хобби или заскоки молодости. А вот отчим был человеком старой закалки и нравов. Его бы, наверное, устроило решение идти в металлургический или хотя бы в аграрный. А тут театр! ― Мам, Константин, ― Шастун увидел, как мать нахмурила брови от имени нового мужа, ― я размышлял на кануне, взвесил все «за» и «против», ― «Нихуя се, блять, я литератор», ― и решил продолжить свою дальнейшую жизнь в театре и, возможно, в кино. Я решил поступать на актëра, — сказал парень на выдохе и сдался, будто ожидая удара. Но ещë секунд десять ничего не было. Мама и Костя просто молчали, пялились на Антона, после чего женщина вздохнула, будто сын сказал какую-то глупость, типа «нарвалы — это скрещенные русалочка и единорог, вы разве не знали?» — Антон, — начала мать, сложив руки перед собой в замок. Костя тем временем всë ещë выглядел озадаченным, — ну какое актëрство… — Так, я что-то не понял, — резко перебил еë мужчина. — Я думал, ты будешь поступать на военное, у меня там как бы связи есть, если что. Или, не знаю там, на эконом или инженерное. Ну вот опять. Костя уже не раз говорил об этом, мол, отучишься, послужишь и в тридцатник уже уйдëшь на пенсию, а оттуда на электрика или, как он, в офисе — мечта, а не жизнь. Опять-таки так считал сам горе-родитель. — Ты в этот театральный как поступать собираешься? Какие там вообще перспективы? — Ну я… — уже начал говорить Антон, но его перебили. — Нет, ну вот скажи честно, ты издеваешься?! Это шутка такая или что? — Мая Олеговна в это время сидела, не вмешиваясь. — Ты собираешься всю жизнь на сцене скакать вместо перспективного будущего? Я для кого стараюсь? Поняв, что разговор не удался, Антон резко поднялся из-за стола и быстро прошёл по коридору, направляясь в свою комнату. «Ну и чего ещë можно было ожидать…», — подумал школьник, садясь на заправленную кровать. Взъерошив волосы, прислушался. Всë-таки кухню и его комнату разделяла не особо толстая стена, через которую всë было прекрасно слышно. На кухне родители обсуждали этот недодиалог. Точнее, обсуждал Константин по большей части сам с собой, а Мая пыталась его успокоить. Он говорил о том, что пасынок неблагодарный, ничего не ценит и прочее. Антон уже привык к подобному. От отчима он слышит это настолько часто, что уже ни о какой обиде на эти слова речи не идёт. Это было скорее смешно, чем обидно. Но в этот раз парень хотел поговорить серьёзно, без ругани и агрессии. Антон откинулся на кровать и тупо пялился в потолок с минуту. Хотелось закурить. Разговор оставил гадкий осадок в душе, будто кто-то плюнул туда и пепельницу из подъезда перевернул сверху. Открыл окно, тёплый ветер подул ему в лицо, вороша его челку. «Что делать? Господи, за что?». Школьник смотрел на двор, где дети гоняли мяч и кричали на всю улицу. То и дело слышались возгласы «Гол!», «Подавай!», «Беги!». Шастун решил посмотреть театральные вузы, в которые он мог бы поступить. Вариантов масса, но что из этого множества может позволить себе он сам? Куда бежать в восемнадцать лет из уютного гнёздышка? Может показаться, что проблема раздута: подумаешь, на эконом пойдёт или в армию. Велика ли потеря! О-о-о, какая… Для любого подростка это проблема. Как сейчас, так и в будущем. Шастун это увидел на живом примере — матери. Мая Олеговна хотела быть педиатром всю свою сознательную жизнь. Но обстоятельства вынудили отучиться на другую специальность и работать все годы менеджером по логистике. Такого будущего парень себе абсолютно не хотел. К часу ночи Антон изучил все интересные для него вузы Москвы. Универы: МГУ имени М.В. Ломоносова, ГИТИС, ВГИК больше всего приглянулись. Правда МГУ и ВГИК пришлось выбросить из списка: он здраво оценивает свои умственные способности и психику. И денежно точно не потянет, если не поступит на бюджет. А ГИТИС ещё и оказался в том же районе, что и жил Шаст. Плюсом ко всему там были мастер-классы актёрства для школьников, онлайн-курс по определённым видам направления искусства и т.д. Всё что можно для поступления. Решение принято. ГИТИС. «Опять реклама! Да чтоб её…». Антон недовольно закрыл всплывающее окно с надписью: «Москва. Билеты в театр на премьеру «Евгений Онегин» с Арсением Поповым в главной роли. Купить». Антон резко оторвался от ноутбука. По коридору послышались шаги в его комнату. Он быстро забрался под одеяло. С помощью своих способностей он одним взглядом аккуратно перенёс ноутбук на стол. Шаги на долю секунды стихли. Ручка провернулась, дверь приоткрылась. В темноте парень одним глазом разглядел силуэт родителя. Мама, бурча под нос о дыме от сигарет соседей, закрыла окно. «Бля-я… А я сиги и ашку спрятал? Сука-сука». Антон зажмурился. Будто от того, что он не видит, мама тоже не заметит никотиновые штуки на прикроватной тумбе. К счастью, женщина не стала разглядывать комнату сына, только глянула, что телефон лежит на зарядке, а ноутбук — на столе. В спальне остался один подросток. Убедившись, что мать ушла к себе, он сел на кровать и убрал всю запрещëнку в рюкзак. Не хватало ещë и спалить вредные привычки. Приняв исходное положение на кровати, Антон подумал о том, что нужно узнать о ГИТИСе больше, чем цену за обучение и местонахождение. Глаза начали слипаться, а веки — тяжелеть. Парень заснул, клятвенно пообещав самому себе сделать это завтра.***
11 сентября
Холл университета был красивый и огромный, как и сам он. Это именно здесь Оксана и поступила на подготовку. Шастун оглядел стены здания. Они были тёмно-серого и молочного цветов, с декоративной отделкой из дерева. Под потолком висели вертикальные люстры в виде дождя. Всё в здании выглядело дорого и знатно. Парень огляделся. Сбоку, по лестнице, по красной дорожке бежала к нему Фролова. Он уже издалека увидел радостное лицо девушки. Они побежали друг другу на встречу, как маленькие дети. Впоследствии они хлопнулись друг о друга и чуть не снесли других студентов. ― Как давно я тебя не видела! ― Ага, целые сутки! ― заулыбался одноклассник. ― Ты всё выучил? Всё подготовил для подачи? Точно? ― она внимательно рассматривала Антона, не надеясь его уличить во лжи. Ей бы не хотелось, чтобы он провалил поступление в конечный год. ― Да что ты как мамка?! Я готов. Оксана скептично рассматривала цепь, надетую поверх чёрной футболки, на груди парня, джинсы, больше напоминавшие длинные панталоны, рюкзак через плечо и, на удивление, всего три кольца. Мимо них прошла одна из педагогов, направлявшаяся явно в кабинет напротив. Она быстро, даже не входя в помещение, бросила на ближайший к дверному проёму стол какие-то папки и ушла, не закрыв дверь. Фролова, со своей врождённой педантичностью, махнула кистью руки, захлопывая дверь в аудиторию. На этом можно было бы и не заострять внимания, но только дверь была в нескольких метрах от них. — Ты, надеюсь, хоть один амулет брал с собой? — она блеснула ведьминским зелёным огоньком в глазах. — Конечно, взял. Подковка медная и вот, — он протянул руку, демонстрируя серебряное кольцо. На нем была красивая ручная гравировка с мудрой совой, четырёхлистным клевером, подковой, слоном, глазом и цифрой семь. — Еле откопал в завалах своих. У индуса в Анапе на белладонну обменял. Подруга закатила глаза. Антона надурили откровенно. Колечко не выглядело как магическое: здесь явно обычный ювелир поработал. Так ещё и растение из красной книги зря потратил, в убытки себе же, как ведьмаку. — Ладно, идём. Того, кто тебя будет принимать, зовут Станислав Владимирович, но можно просто будет его называть по фамилии и имени. Стас Шеминов. Ещё Сергей Вячеславович и Диана Викторовна. Стас и Сергей тут работают. А Диана вообще на данный момент балерина, но осталась работать в актёрской комиссии, если это так можно назвать, — она пожала плечами. — Мы пришли, — сказала девушка, указывая на массивную железную дверь. Шаст огляделся. Никого. Ребята из утреннего потока уже ушли. А вечерним еще рано: приём начнётся только через час. Но Окс пришла так рано сюда только из-за одноклассника. Взгляд парня наткнулся на табличку на двери: «ауд. 202. Шеминов С.В. Продюсер и режиссёр». — Пожелай мне удачи. — Ни пуха ни пера! — К чёрту.***
Антона трясло как никогда. Приёмная комиссия оказалась очень разношёрстной. Угодить каждому было невозможно. Когда школьник читал стихотворение Анны Ахматовой, Диана, услышав знакомые строки о беспомощно холодеющей груди и лёгких шагах, недовольно закатила глаза. А Шеминов демонстративно уткнулся куда-то в свои документы. Только Сергей Вячеславович, улыбаясь, как чеширский кот, сидел и слушал парнишу. Затем был дан список из десяти произведений, чтобы Антон мог выбрать одно и сыграть небольшой отрывок оттуда. Выбор был не трудный: он знал все произведения. Глаз пал на Шекспира «Ромео и Джульетта». Для помощи в отыгрыше к нему в напарники вышла сама Диана Викторовна. — Мой друг, клянусь сияющей луной, посеребрившей кончики деревьев… — Шастун, влюблённо смотря на женщину и держа ее за руки, громко, с лёгким придыханием читал свои реплики. — О, не клянись луною, в месяц раз меняющейся — это путь к изменам… — женщина отступила от него и умоляюще сложила ладони на груди. По Стасу было трудно понять, нравится ему или нет. Зато по Сергею — уж точно. Он улыбался и был похож на собачку, которой дали самую большую и мясистую кость. — Святая ночь, святая ночь! А вдруг всё это сон? Так непомерно счастье, так сказочно и чудно это всё! — он поднял руки в небо, вопрошая и одновременно идя по воображаемому городу, где встречались тайные влюблённые. На лице проступил пот: парень начинал нервничать. Он опасался, что реплики, которые он знал, могли уже скоро закончиться. К счастью Антона, комиссия сказала, что этого достаточно. Часть экзамена с песней, можно сказать, прошла хорошо. Школьник исполнил песню Анны Герман «Эхо любви». Это единственное, что понравилось прямо всем экзаменаторам. Дальше была самая любимая для Антона часть экзамена: импровизация. В этой части поступающему предложено импровизационное исполнение сценического этюда на простейшее действие в заданных обстоятельствах. Отыграть роль адвоката в суде в юмористическом характере было не трудно. Правда, шутка про гулящую мать была лишней. Сергей Вячеславович укоризненно посмотрел на «адвоката», а Диана Викторовна сердито поджала губы. Сейчас Шастун сидел и тупо смотрел вперёд в стену. В голове эхом раздавалась фраза Стаса: «Ты, конечно, способный мальчик, ничего сказать не могу. Но не уровень ГИТИСа. Вот начнешь всё с начала, тогда, может, что и получится. Так… Окончить последний актёрский класс у нас для поступления — даже не рассматривай. Это уровень Воронежа, но не Москвы». На листочке, который выдали ему, красочно были выведены красной ручкой баллы: «Стих — 0/5 б. за оригинальность; 2/5 за исполнение Отрывок произведения — 4/5 за оригинальность; 2/5 за исполнение Песня/Частушка — 5/5 за оригинальность; 4/5 за исполнение Импровизация — 2/5 за исполнение Общее впечатление — 2,5/5 Итог — 21,5/40; не пройден ОЭП» Двадцать один с половиной. Не хватило ровно полбалла для поступления. Антон склонил голову к коленям. Ком в горле мешал дышать. Голова кипела. Перед глазами парня уже мелькали кадры его жизни: сдача экзаменов, военная служба, универ, свадьба, ипотека, дети, пенсия двенадцать тысяч и… Последняя надежда на его великолепное будущее иссякла. Он не хочет жизнь своих родителей. Он хочет жить хорошо. Хотя, идя сдавать экзамен, о чём он думал? Он и правда поверил, что сможет? Идиот. Листок в руках стал сам собой, без чьей либо помощи, сжиматься. Заметив это, Шастун быстро замахал головой мысленно проговаривая: вернись, воротись да иссякни. Лист обратно расправился, без единого сгиба. Будто бы всегда был таким. «Мда… Я даже себя контролировать не могу. Бестолочь».***
Зелёные, болотного оттенка глаза смотрели перед собой. Белая плитка ванной, кран, бутылочки со средствами гигиены по краям ванны. В голове Антона была пустота. Апатия — интересное состояние. Ты вроде как думаешь о чём-то не очень, но тебе всё равно на масштаб этого «не очень». Вот и сейчас он сидел в ванной: с мокрой головой, на коленях руки, подпирающие голову, закатанная нижняя губа. Так и не скажешь, что этот парниша думает о том, как лучше будет: скинуться с крыши или прожить убого жизнь? «Полбалла. Половина. В Воронеже был минимум двадцать четыре, а рекордно — тридцать восемь. Где я тогда был хорош? Неужели мне ставили за красивые глазки? Или Шеминов прав? Уровень town, а не city? Хотя Оксана того же уров… дядя. Её дядя там работает. Ну понятно. Интересно, если бы я сказал, что я внук Шастун Григории Ильиничны, что-нибудь бы поменялось? Нужно прям все козыри выкидывать? А шута-добивку? В виде магии?» Школьник резко вздрогнул. Его голову посетила гениальная мысль. Идея, которая, может быть, сработает и будет его последним шансом войти в счастливую жизнь. Бабушка после смерти оставила свою ведьминскую книгу. В ней хранилось всё: от лечения кашля до послания порчи через кровь кавказского коня. И как раз там было то, что могло пригодиться Антону. Любовное зелье краткого действия.