Je vous choisis

      Цыганка уже около трëх минут молчала, глядя на виселицу. С каждым мгновением болтаться на ней становилось всë страшнее и страшнее. А перспектива отдаться священнику была всë краше и краше. — Эсмиральда! Ответь наконец! — он хрипло дышал, смотрел на неë широко раскрытыми глазами. — Монсьë… — тихо пробормотала она, — я согласна быть вашей, если вы спасëте меня от этого, — она взглянула на виселицу, которая показалась ей совсем страшной. — Очень хорошо, — священник выдохнул и, как показалось Эсмиральде, с некоторым счастьем, — пойдëм.       Цыганке ничего не осталось, кроме как послушно побрести за ним. Они шли долго. Очень долго. Девушка поражалась тому как священник ориентируется в этой ночной темноте. Но он вëл еë весьма уверенно. Даже слишком уверенно. Эсмиральда испугалась что сейчас он отведет еë к тем, которые хотят еë повесить. Недаром у него была слава чернокнижника.       Но в конечном итоге они дошли до какого-то дома, который выглядел весьма неприглядно. Священник остановился перед ним, зашарил в карманах одежды. — Это и есть убежище? — Да, — он это сказал таким тоном, что у цыганки пропало всякое желание говорить с ним. Наконец он достал ключ и отпер дверь.       Внутри дом казался ещë меньше чем снаружи. Напротив входа стоял стол с подсвечником, который священник мгновенно зажëг, осветив комнату. Прямо над этим столом было небольшое окно. В глубине дома, справа от входа, стояло две кровати. Священник грубо дернул Эсмиральду на себя, подведя еë к кровати. — Ложись. — Монсьë, ох, столько всего произошло, монсьë, скажите, могу ли я хоть одним глазком завтра увидеть Феба?       Он издал звук — что-то среднее между рычанием и вздохом разочарования. — Никакого Феба! Какая же ты ещë… Глупая! — выплюнул он, — Феб предал тебя! Ты в курсе же, наверное, что он через пару недель женится на мадмуазель Флëр де-Лис? — Ах, не врите! Он говорил мне что любит только меня! — Эсмиральда заплакала, спрятав лицо в ладонях, — противный священник! Вы колдун! О вас правильная слава ходит! Всë из-за вас! Вы чуть не убили Феба… Моего Феба. — Хорошо. Раз ты так в этом уверена, я отведу тебя на его венчание. — Ах, я не верю вам! Колдунам всë под силу! Разлучить сердца которые любят друг друга, соединить сердца которые ненавидят друг друга! — она продолжала плакать, не замечая того как уселась на одну кровать. — Раз так, то почему я не завладел твоим сердцем? — Чтобы помучать меня. Вы признались мне в любви уже, наверное, раз третий. Вы просите ответить вам взаимностью, а я даже не знаю вашего имени. Впрочем, мне всë равно! — Эсмиральда наконец перестала плакать, — вы можете делать что хотите. Я не полюблю вас никогда. Можете отвести меня обратно к виселице. — Нет, — мужчина встал над нею, — глупая, перестань! Ты терзаешь себя и в то же время меня! Феб де-Шатопер скоро женится. К тому же о нём ходит слава по всему Парижу. Весь город знает что он обесчестил не одну девушку. Ты лишь очередная… Τρόπαιο. — Замолчите! Замолчите! — Эсмиральда вновь расплакалась.       На этот раз священник терпеливо ждал пока девушка успокоится сама. Когда она, наконец, перестала всхлипывать, то подняла на него красные от слëз, но такие прекрасные и сердитые глаза. — Уберите свои руки! Мне противны ваши касания!       Мужчина сам не заметил того, как начал ласкать еë густые чëрные, как смоль, волосы. Как только девушка это сказала, то рука сразу же исчезла с неë. Он неумело и небрежно похлопал еë по спине, перед тем как отойти от неë.       Священник хотел поспать в этом доме, да, пока он вёл еë сюда, уже наступила глубокая ночь да и путь был неблизок — мужчина устал. — Ложись спать. Не бойся я тебя не трону, — он сам не поверил себе. У него был слишком возбужденный и хриплый голос. — В сундуке, — он подошëл к небольшому сундуку, который стоял меж кроватей, — есть женская ожежда. Мой брат любил сюда приводить девушек.       Брат… Жоанесс… Возбуждение мигом спало. На его место пришла щемящая тоска. Не говоря ничего он вышел из дома. Он не мог успокоится. Рыдания начали душить его, ноги перестали держать. Он упал на землю, пребольно стукнувшись носом, но не обратил никакого внимания. Ему было плевать. Он лежал и буквально вопил от горя. Его младший брат… В голову приходили те самые моменты как он не давал ему денег, читал проповеди, задевал его едкими замечаниями.       Он не знал сколько он пролежал на земле. Когда он вернулся в дом — Эсмиральда уже спала.       Раздевшись, стараясь не шуметь, дабы не потревожить чужой сон, он лëг во вторую постель. Вспомнив, что на ней тоже спал брат, он вновь впал в отчаяние и не смог заснуть всю оставшуюся ночь.