(baby) maybe that matters more

Проходит всего несколько секунд, прежде чем лифт звенит, и Стайлз неохотно высвобождается из объятий Питера. Питер такой теплый, что из него получается идеальный партнер для объятий, и Стайлз уже представляет, с каким блаженством будет прижиматься к нему в постели. Затем он понимает, что представляет себя спящим с Питером, и густо краснеет, разворачивается на каблуках и выходит из лифта.  Это не тот разговор, который он хотел бы вести посреди коридора.  В длинном коридоре всего несколько других дверей, и он позволяет Питеру отвести себя к самой дальней. Стайлз приподнимает бровь, когда все, что делает Питер, это достает ключ, но затем он достает еще два ключа, все на разных брелоках, чтобы отпереть три замка на двери. Питер распахивает дверь и протягивает руку, коротко бросая: — После тебя, — на что тот закатывает глаза. Переступая порог, Стайлз чувствует, как на него накатывает... давление. Как только он твердо стоит обеими ногами в квартире, у него закладывает уши от изменения давления. Он испуганно оглядывается, но Питер легко переступает порог и никак не реагирует на то, что Стайлз только что почувствовал.  Это были... это были обереги?  — Ключ-код. Три разных ключа. Обереги, которые ты заметил. — Стайлз мычит, оглядывая квартиру. Это... намного уютнее, чем Стайлз ожидал.  — Я же говорил тебе, что она безопасная, — замечает Питер, закрывая за собой дверь и запирая ее на все три замка. Стайлз снова чувствует, как меняется давление, и задается вопросом, не сделали ли только что что-то обереги.  И почему, черт возьми, он их чувствует. Ух. Еще для списка "Поговорить позже".   — Я лучше получу полную экскурсию утром, богатый волк, — дразнит Стайлз, громко смеясь, когда Питер показывает ему клыки и притворно рычит на него.  — Все лучшее, чтобы баловать тебя, дорогой мальчик, — поддразнивает Питер в ответ, вырывая из горла Стайлза еще один, более громкий смешок. — Ванная в этой стороне. — О, да, — бормочет Стайлз, следуя за Питером и чувствуя себя лишенным прикосновений Питера. Питер ведет его через спальню, на которую Стайлз не обращает внимания, и через вторую дверь, не останавливаясь, и Стайлз, чьи глаза как бы приклеены к заднице Питера, тоже не останавливается. Пока... — О. Вау. Стайлз с благоговением оглядывает ванную, не зная, куда, черт возьми, ему следует смотреть. Полы выложены простым белым мрамором, но по плитке проходят золотые линии, которые сияют на свету. Справа от двери находится длинный туалетный столик с двойной раковиной чистого, сияющего белого цвета, со столешницей, похожей на пол, только с большим количеством золота, проступающего сквозь мрамор. Он подходит к кранам и красивым деталям, окружающим огромное зеркало, и дверным ручкам мраморных выдвижных ящиков. Напротив, слева от двери, находятся глубокие встроенные полки с целой кучей полотенец, которые выглядят до глупости мягкими. Две нижние полки заполнены средствами для ванны (есть даже стеклянная чаша, наполненная бомбочками для ванн, о боже), очевидно, для использования в глупо большой ванне на ножках рядом с полками. Еще больше золотых кранов, толстый бортик, усеянный свечами, и коврик для ванной, похожий на настоящий мех. Напротив этого — большая душевая кабина, заключенная в стекло, в которой определенно могли бы поместиться два человека. О чем Стайлз не думает, даже когда Питер смотрит на него с глуповато-сексуальной ухмылкой.  — Питер, твоя ванная размером с мою спальню. — Твоя спальня немного больше, — комментирует Питер, подходя к раковине и тщательно вымывая руки.  — Питер... — Начинает Стайлз, затем замолкает, пытаясь подобрать нужные слова, потому что, о господи, что. — Откуда ты знаешь, насколько большая моя спальня? Питер закрывает кран и вытирает руки полотенцем, висящим рядом с туалетным столиком, прежде чем обернуться, приподняв бровь. — Ты действительно хочешь, чтобы я ответил на это? — Справедливое замечание, — смягчается Стайлз, внимательно наблюдая за Питером, когда тот пересекает пространство между ними. На его лбу пролегла озабоченная морщинка, похожая на ту, которую Стайлз разгладил ранее. Стайлз хочет протянуть руку, снова притянуть Питера к себе, и это пугает его. Он не боится Питера, совсем нет, но он боится того, как сильно он его хочет, как хорошо ему, когда он рядом. Стайлз изо всех сил старается не обращать на это внимания, откладывая мысли в папку "Поговорить позже", и снова сосредотачивается на слегка нахмуренном лице Питера.  Прежде чем он успевает протянуть руку, Питер твердо требует: — Руки вверх, — и Стайлз инстинктивно подчиняется.  — Хороший мальчик, — мурлычет Питер так, что Стайлз густо краснеет, а в животе зарождается возбуждение. О, боже. Он почти благодарен Питеру за то, что тот стягивает рубашку через голову, так как она скрывает его лицо, но когда он понимает, что происходит, он взвизгивает. — Что ты делаешь? — Резко спрашивает Стайлз, обхватывая живот руками и стискивая зубы от тошноты, которая подступает к горлу при мысли о том, что Питер увидит его без рубашки.  Ничто из того, что произошло сегодня вечером, не имеет никакого смысла, и хотя Стайлз знает, почему все это происходит, внезапно это кажется ошеломляющим. Все его вопросы без ответов накапливаются и кружатся у него в голове, и он не может сделать глубокий вдох. Питер, совершенный, как оборотень, и до глупости мускулистый, пристально смотрит на него. Питер, который сильнее и старше, и который вообще не должен заботиться о Стайлзе, особенно настолько, чтобы Питер по настоянию своего волка отвел его в свое логово, смотрит на Стайлза, который стоит перед ним без рубашки. Стайлз, которому... которому шестнадцать и он худой. Он бледный, и у него совсем нет мышечной массы. Он, конечно, бегает, но он не такой сильный и худощавый, как Дэнни, он просто. Он просто Стайлз, который вертится вокруг да около и слишком много болтает, который отпускает глупые шутки, пытаясь привлечь внимание людей, который не уродлив, как он думает, но который чертовски уверен, что не привлекателен, как любой из других оборотней, которых он знает. Он просто человек. Он окровавлен, в синяках и чертовски сломлен, а Питер смотрит на него сияющими глазами и видит слишком многое. Всего этого слишком много, и в следующий раз, когда Стайлз пытается сделать вдох, он давится и начинает кашлять. Кашель причиняет боль, и внезапно боль взрывается под веками, и всего этого так много, слишком много, и он не может, он не может— — Стайлз, посмотри на меня, — говорит Питер тихо, но твердо, и Стайлз делает все возможное, чтобы заставить себя открыть глаза. Но от взгляда на Питера лучше не становится. Не тогда, когда все, что он может видеть, — это толстая шея Питера и плавный изгиб его мускулистого плеча, которое, типа, до смешного привлекательно для гребаного плеча, и Стайлз беспомощно хнычет.  — Милый, посмотри на меня, давай, — тихо бормочет Питер, а затем его руки обхватывают лицо Стайлза. Как будто все его внимание сосредоточено на ощущении рук Питера на нем, и внезапно больше ничего не имеет значения. Стайлзу удается сделать глубокий вдох, который наполняет его легкие, и пока Питер обнимает его, боль, терзающая его тело, медленно уходит. Следующий вдох дается ему еще легче, теперь, когда грудь не болит. Большой палец Питера касается нижней губы Стайлза, гладкой и теплой, и у него перехватывает дыхание.  — О чем бы ты ни думал, прекрати это, — говорит ему Питер, его глаза так блестят, что Стайлзу приходится вместо этого сосредоточиться на красивом изгибе его носа.  — Питер, — слабо бормочет Стайлз, крепко обхватывая руками подол рубашки Питера и дергая его, когда что-то похожее на хныканье вырывается из его горла. — Я не... — Мне жаль, что я снял с тебя рубашку без спроса, дорогой. — Голос Питера срывается на ласковом слове, и когда Стайлз снова смотрит ему в глаза, в них боль. — Но мне нужно убедиться, что с тобой все в порядке. Мне нужно увидеть собственными глазами, что тебе не нужна больница. — Я в порядке, — слабо говорит Стайлз, но когда Питер поднимает бровь, он стискивает зубы.  — Мне не следовало вот так снимать с тебя рубашку. Но... — Питер обрывает себя с чисто волчьим звуком, и, обнажив клыки, он говорит: — Мне нужно знать, что с тобой все в порядке. — Ты можешь посмотреть, — шепчет Стайлз, чувствуя себя глупо, когда признается. — Я просто беспокоюсь, что тебе не понравится то, что ты увидишь. Что ты будешь... разочарован. Все лицо Питера меняется. Тревожное напряжение, которое делало выражение его лица жестким, тает, и остается самый мягкий взгляд, который Стайлз когда-либо видел. Когда Питер говорит, Стайлз верит каждому слову. — Дорогой, ты абсолютно великолепен. Ничто в тебе никогда не сможет разочаровать меня. — Я... Я в полном беспорядке, — шепчет Стайлз. Он знает, что это правда. Он перевязал себя в ванной после того, как, наконец, доковылял домой. Его кожа усеяна порезами и синяками, и все это... все это так по-человечески.  Питер рычит так громко, что Стайлз чувствует, как его пробирает дрожь, и он протягивает руку, чтобы обхватить горло Питера руками, придвигаясь ближе, пока их пальцы ног не соприкасаются. — Тсс, волк-защитник. — То, что этот монстр сделал с тобой, не умаляет твоей привлекательности, — уверенными словами клянется Питер. — Ты великолепный, красивый мальчик, и ты мой. — Питер, — шепчет Стайлз, запрокидывая голову и целуя Питера в подбородок в знак храбрости. Теплые руки нежно обхватывают его бедра, прежде чем скользнуть по бокам, а затем по пояснице.  — Прости, — невнятно произносит Питер, и следующий вдох, который он делает, превращается в рычание. — Я пытаюсь успокоиться. Стайлз издает короткий звук и кивает головой. Он не отстраняется. Вместо этого он проводит ладонями по плечам Питера, взад и вперед, и покрывает линию его подбородка легкими поцелуями, пока Питер не перестает рычать. Он все еще глубоко дышит, но это явное улучшение, поэтому Стайлз делает небольшой шаг назад.  — Джерард не сможет снова причинить мне боль. Ты позаботился об этом, помнишь? — Стайлз проводит ладонями по рукам Питера, чтобы сжать запястья мужчины, затем заводит руки Питера за спину. — Я в порядке. Ты можешь смотреть, если все еще будешь считать меня красивым. На этот раз рычание Питера игривое, и его глаза снова становятся прелестными, человечески голубыми. Стайлз неуверенно улыбается ему, но изо всех сил старается выглядеть невозмутимым. Он все еще не хочет, чтобы Питер смотрел на него. Но... Питер, по сути, только что одним простым словом развеял все сомнения, которые были у Стайлза, даже если он этого не осознавал.  Когда Стайлз отступает назад и опускает руки по швам, он понимает, что хочет принадлежать Питеру. Он еще многого не знает, о многом им придется поговорить, но когда руки Питера нежно скользят по его коже, мягкие и, о, такие теплые, снимая боль, Стайлз понимает, что все в порядке. Это нормально, что он многого не знает. Потому что он знает, что Питер заботится о нем. Что он заботится о Питере. Что Питер греховно сексуален, и что Питер думает, что он красив. Что Питер богат, что Питер поможет ему рассказать отцу о сверхъестественном, что Питер защитит его.  Возможно, он знает не все, но он знает достаточно. И, возможно, то, что он знает, в любом случае важнее, чем то, чего он не знает. Стайлз начинает привыкать к рукам Питера на нем, прежняя нерешительность растаяла от уверенных слов Питера. Питер внимательно осматривает его, ощупывая ребра и бока. Его веки тяжелеют, убаюкиваемые теплом Питера. Он так устал, устал больше, чем знает, как с этим справиться, и его глаза только начинают подрагивать, когда Питер отступает назад и— Опускается на колени.  — Боже мой, что ты делаешь? — Стайлз кричит, отбрасывая руки и хлопая Питера по лицу, когда тот начинает наклоняться вперед.  Но затем Питер смеется в его ладони и целует его пальцы, откидываясь на пятки. — Я снимаю с тебя туфли, дорогой. Что, по-твоему, я собирался сделать? — Извращенец-волк, я не буду отвечать на это, — ворчит Стайлз все еще немного высоким голосом, и Питер разражается смехом.  Затем он снимает ботинки и носки Стайлза, что напоминает ему о том, что у него сломан мизинец на левой ноге. — Черт, — ругается он, только чтобы тихо вздохнуть, когда Питер немедленно снимает боль. — Боже, ты действительно потрясающий. Все, что он получает, — это самодовольное: — Я знаю, — но Стайлз пропускает это мимо ушей. Стайлз не может отвести глаз от лица Питера, когда его руки медленно скользят вверх по обтянутым джинсами ногам Стайлза, и он, затаив дыхание, кивает головой, когда руки Питера останавливаются на его талии, и Питер смотрит на него снизу вверх. — Ты можешь снять их. — Спасибо, дорогой, — говорит ему Питер. Затем он наклоняется и целует красный порез над бедром Стайлза, и Стайлз издает звук, как будто его ударили.  Они снова погружаются в молчание. Питер осторожно стягивает джинсы вниз по ногам Стайлза и помогает ему приподнять каждую ступню, чтобы снять их. Стайлз решительно игнорирует тот факт, что на нем боксеры со смурфиками, сосредоточившись на ощущении рук Питера на себе, когда они медленно щекочут его ноги вверх и вниз. Он никогда бы не смог представить, что кто-то прикасается к нему подобным образом. Особенно тот, кто ему нравился. Особенно такой горячий, как Питер. Руки Питера скользят вверх по его ногам, по бедрам, заставляя его дрожать. Затем пальцы Питера цепляются за резинку боксеров Стайлза, и он возвращается в настоящее. — Нет! — Стайлз взвизгивает, отталкивая Питера назад с такой силой, что тот падает на задницу. — Нет, это плохой прием! Питер смотрит на него с недоверчивым выражением, выглядя так, словно Стайлз только что пнул его щенка.  — Не-а, мистер, — твердо говорит ему Стайлз. Он поднимает руку и указывает на дверь, заявляя: — Мои гениталии не пострадали. Вон. — Но… — Никаких задниц! Ни моей, ни твоей, ни чьей-либо еще! Стайлз, в душ. Питер, в спальню. Иди. Питер тихо рычит на него, но все равно встает и делает несколько тяжелых шагов из комнаты. Как только он переступает порог, он разворачивается на каблуках, а затем смотрит на Стайлза, скрестив руки на груди. — Я жду здесь и войду внутрь, если с тобой что-нибудь случится. Стайлз закатывает глаза, но он не может притворяться, что от этого у него не становится тепло на душе. — Отлично. Что угодно. Хороший командный план. — Питер не двигается, поэтому Стайлз снова закатывает глаза и говорит: — Закрой дверь, Питер. Снова ворчание, но Питер делает это без какого-либо реального протеста. Мягкая улыбка появляется на губах Стайлза, и он мечтательно вздыхает, вспоминая последнее... Боже, прошло не так уж много времени с тех пор, как Питер нашел его. Над ванной висят часы, и Стайлз понимает, что Лидия показалась всего чуть больше двух часов назад. Такое чувство, что прошла целая жизнь с тех пор, как Питер впервые подошел к нему на складе и все такое... Заставляет Стайлза понять, что ему нужно написать отцу. Дерьмо.  Он осторожно наклоняется, чтобы взять свои брюки, игнорируя боль в ребрах и пояснице. Его телефон все еще спрятан в заднем кармане. Экран треснул из-за какого-то дурацкого сверхъестественного дерьма, случившегося несколько недель назад, и как бы Стайлз ни хотел новый, его отец уже заменил ему телефон месяц назад. Он справится. Стайлз отправляет сообщение своему отцу, сообщая ему, что он останется у Скотта, а затем переводит свой телефон в беззвучный режим и кладет его лицевой стороной вниз на стойку. Ему не нужно думать о том, что, черт возьми, он собирается делать со своим отцом до утра, прямо сейчас он просто хочет чувствовать себя чистым. Он собирает свою одежду и кладет ее в корзину рядом с туалетным столиком, медленно снимая с себя свои боксеры и изо всех сил стараясь не покраснеть. Он один. Нервничать буквально не из-за чего. Неважно, что Питер стоит прямо за дверью комнаты, что он в доме Питера, что Питер назвал его "своим". Нет, все это не имеет значения прямо сейчас, не тогда, когда Стайлз раздраженный и уставший.  Ему требуется всего несколько секунд, чтобы разобраться с краном для душа, а затем он ждет, пока нагреется одна из насадок для душа с водой с дождевым эффектом, прежде чем зайти в кабинку. Душ Питера такой же приятный, как и выглядит, и Стайлз стонет, немного нарочно, и немного просто потому, что теплая вода ощущается восхитительно, когда он встает под нее. Он позволяет себе понежиться в теплой воде несколько минут, прежде чем начать двигаться. Он не торопится — Стайлз просто хочет спать. Что бы ни случилось с их разговором, он точно знает, что завтра будет адский денек, и он готов проспать неделю. У Питера есть коллекция флакончиков на встроенных в стену полках, и Стайлз тщательно подбирает каждый предмет, читая этикетку, прежде чем решить, стоит ли им пользоваться.  Он рад, что ничего не имеет слишком сильного запаха, а средство для мытья тела утверждает, что оно антибактериальное. Душ жалит, и когда остатки грязи и крови, покрывавшие Стайлза, смываются в канализацию, он почти жалеет, что не позволил Питеру присоединиться к нему, просто чтобы он мог унять боль.  Когда он, наконец, заканчивает, он прижимается лбом к прохладной плитке и делает несколько глубоких вдохов. Они ощущаются хорошо, и теплый воздух оседает глубоко в его легких. Стайлз, честно говоря, не уверен, где он находит силы оттолкнуться от стенки душа, но ему удается устоять на ногах после минутного головокружения.  Блядь. Он так устал. К счастью, дверь не открывается, когда он выключает воду. Все время, пока он идет к полотенцам, он беспокоится, что Питер вот-вот ворвется в ванную. То, как Питер, очевидно, заботится о нем, пробуждает к жизни что-то хрупкое и обнадеживающее в его груди, и когда он нежно вытирает себя насухо, он теряется в том, как приятно осознавать, что кто-то готов так заботиться о нем.  Стайлз туго обвязывает полотенце вокруг талии и не смотрит на себя в зеркало. Он знает, что выглядит плохо и... он не хочет видеть это снова. Стайлз даже не успевает полностью открыть дверь, как Питер внезапно наваливается на него. Однако вместо того, чтобы позволить Питеру приблизиться, Стайлз прикладывает руку к центру его груди и смотрит волку прямо в глаза. — Ты и близко ко мне не подойдешь, пока не помоешься. Глаза Питера вспыхивают ярко-синим, и он обнажает клыки, тихо рыча. В этот момент все, что Стайлз делает, это закатывает глаза. — Чем быстрее ты примешь душ, тем быстрее сможешь затащить меня в постель, большой негодяй. Похоже, это волшебные слова. Стайлз хихикает, когда Питер пробегает мимо него и начинает раздеваться, оставляя дверь ванной открытой. Стайлз абсолютно игнорирует это и не оборачивается, чтобы посмотреть, даже когда слышит, как на пол падает то, что может быть только парой джинсов. Вместо этого он со своим полотенцем мягко ступает по спальне Питера, оглядываясь вокруг широко раскрытыми глазами. Дверь, через которую они вошли, находится справа от них, а прямо перед ним есть еще одна дверь.  Когда он толкает ее, Стайлз громко фыркает. — Я не должен удивляться, что твой шкаф размером с мою ванную, — говорит он, зная, что Питер легко его услышит. Здесь... много одежды. Много одежды. Черт возьми. Первое, что привлекает внимание Стайлза, — это полка с обувью во всю стену. Кроссовки. Парадные туфли. Блестящие парадные туфли. У Стайлза есть две пары потрепанных кроссовок converse и пара потрепанных кроссовок Nike, в которых он бегает, и бутсы, которые ему нужны для лакросса. Стайлз даже не хочет считать, сколько обуви у Питера.  Стайлз: сосредоточься. Ему нужно нижнее белье. Если он собирается спать, и спать хорошо, тогда ему нужно надеть что-то, в чем он действительно сможет спать. Он ненавидит спать в штанах, и поскольку он также не хочет спать голым, ему придется что-то надеть. Если бы я был богатым оборотнем, где бы я хранил свое нижнее белье? Думает Стайлз, пересекая комнату и подходя к шкафу, на котором висят несколько нижних рубашек с набором ящиков под ними. Он открывает первый ящик и улыбается, когда ему сразу же удается — он буквально гений, — а затем он почти падает в обморок, когда действительно смотрит на нижнее белье Питера.  Там есть. Так много пар. Так много модных пар. Стайлз чувствует, как румянец заливает его щеки, когда он представляет, как Питер надевает несколько бандажей, которые прикреплены отдельно к трусам, проводит пальцами по цветовому миражу и тяжело сглатывает. Он все еще слышит шум воды в душе, но не думает, что Питер даст ему много времени, поэтому, решительно вздохнув, он отбрасывает в сторону все возбуждение, затуманивающее его мысли, и хватает черные трусы. Что ж, они достаточно хорошо сидят. Стайлз поворачивается по кругу, держа полотенце в руке, чтобы оно не упало на пол. Рядом с дверью стоит корзина, так что Стайлз бросает в нее полотенце и тихо радуется, когда делает попадание. Он поворачивается обратно к ряду маек, прикидывая, выглядят ли они достаточно мягкими, прежде чем медленно подойти к корзине.  Стайлз берет свое полотенце с верхней части стопки одежды и кладет его на край. Его сердце бешено колотится, ударяясь о ребра, когда он начинает рыться в корзине с предположительно грязной одеждой. Там есть майка, которая выглядит лишь немного поношенной, не такой мятой, как остальные, и Стайлз подносит ее к лицу. Что-то теплое и виноватое поднимается из его живота, но быстро тает, когда запах Питера наполняет его ноздри. Почти не задумываясь об этом, Стайлз аккуратно надевает майку, прежде чем бросить полотенце обратно в корзину. Она свободно сидит на нем, особенно на теле, и достаточно длинная, чтобы прикрывать задницу Стайлза, но делает очевидным, что под ним нет ничего, кроме нижнего белья. Его щеки вспыхивают, когда он смотрит на себя сверху вниз, хотя легкая улыбка появляется на его губах, когда он представляет реакцию Питера. То, как Питер смотрел на него в ванной... Боже, теплое возбуждение наполняет его изнутри, когда он думает об этом. Стайлз вцепляется пальцами в подол майки, его дыхание учащается, он закрывает глаза, вспоминая Питера на коленях.   Тихий звук прекращающегося душа вырывает его из фантазий, и он быстро выталкивает себя из шкафа Питера. Затем он понимает, что на самом деле не знает, куда идти, и останавливается в центре его спальни, на секунду осматриваясь. У Питера огромная кровать, задрапированная в разные оттенки серого. По обе стороны стоят два хромированных прикроватных столика, и на каждом из них стоит причудливо выглядящая лампа. Одна из них включена, добавляя больше света к тому, что испускает люстра над ним. Прежде чем Стайлз успевает начать разглядывать, что у Питера есть на тумбочке напротив кровати (кроме огромного телевизора), он слышит, как Питер прочищает горло, и поворачивается, чтобы посмотреть на волка, стоящего в дверях ванной.   Питер выходит в спортивных штанах с низкой посадкой и больше ни в чем, несколько капель воды все еще стекают по его груди. Стайлз ничего не может поделать с тем, как его глаза отслеживают их путь, взгляд останавливается на маленькой полоске волос под пупком Питера, которая, насколько Стайлз уже может видеть, переходит в более густые лобковые волосы. Стайлз густо краснеет, но прежде чем он успевает осознать тот факт, что смотрит на очертания члена Питера в серых спортивных штанах, Питер оказывается на нем. Он издает глупый звук, когда руки Питера опускаются ему на талию, проскальзывают под майку и прижимаются к бокам Стайлза. Боль, которую он отчаянно пытался игнорировать, исчезает, и Стайлз падает прямо на грудь Питера. Питер, который, кажется, абсолютно не возражает против близости, если судить по тому, как он чуть ли не прижимается к Стайлзу. Стайлз кладет свои руки поверх рук Питера, касаясь кончиками пальцев обнаженных плеч Питера. Боже, он такой теплый, и его тепло проникает прямо в кости Стайлза.  Затем Питер начинает рычать.  — Питер? — Тихо спрашивает Стайлз, впиваясь пальцами в кожу Питера, пытаясь понять, что случилось такого, что расстроило Питера.  — Ты в моей одежде, — невнятно рычит Питер, обнажая клыки, его горячее дыхание касается горла Стайлза. — Ты пахнешь как я. Как мой. Стайлз понятия не имеет, какой на это подходящий ответ, поэтому он просто стонет и запускает руки в волосы Питера. Наверное, это правильно, думает он, когда руки Питера скользят вниз по его заднице, а затем хватают за верхнюю часть бедер, чтобы приподнять его.   — Питер! — Стайлз взвизгивает, поспешно обхватывая Питера ногами за талию.  А потом он вообще не может думать ни о чем другом, потому что руки Питера сжимают его бедра, его задницу, на самом деле, насколько они большие, а его лицо все еще уткнуто Стайлзу в шею, горячее и влажное дыхание проникает за воротник и заставляет его дрожать. Член Стайлза, становящийся все более и более чертовски заинтересованным, очень плотно прижимается к животу Питера, который весь твердый и мускулистый, и— — О боже мой, Питер, — стонет Стайлз, его сердце бешено колотится, член твердеет, а в голове ничего, кроме буквальной каши. — Прости, черт возьми, я... — Питер громко стонет, царапая зубами горло Стайлза, а затем наклоняется и прижимает Стайлза к своей кровати, прежде чем резко отстраниться, отодвигаясь так быстро, что Стайлз даже не успевает дотянуться до него. — Минутку, — хрипло выдыхает Питер, выпрямляясь во весь рост и напрягаясь, крепко сжимая руки в кулаки. — Просто дай мне минутку.  Стайлз не может ответить, слишком занят, хватая ртом воздух, пока его сердце пытается найти что-то, что на самом деле является нормальным ритмом. Его руки дрожат, когда они падают обратно на кровать, а ноги становятся ватными, когда они плюхаются на очень мягкий матрас Питера, черт возьми. Стайлз не двигается, пока переводит дыхание, а затем приподнимается на локтях, чтобы увидеть Питера.  — Черт, ты в порядке? Питер разражается смехом и говорит: — Я только что набросился на тебя, а ты спрашиваешь, в порядке ли я? Стайлз смотрит вниз на свое совершенно нормальное — ну, не худшее тело — и бросает на Питера равнодушный взгляд. — Ты не набрасывался на меня, Питер. — Питер закатывает глаза и рычит, очень мягко Стайлз спрашивает: — Эй, все в порядке. Ты можешь рассказать мне, что случилось? — Мой волк правда хотел бы вылизать твои раны дочиста, и он не понимает, почему он не может, — коротко говорит ему Питер, его глаза сияют голубизной, а слова невнятны. — Я не щенок, но я прожил не так уж долго. Мой контроль... слабее, чем я думал, и я прошу прощения. Стайлз моргает. Его разум пытается осмыслить, что это значит, но он выдает ошибку 404. Страница не существует. Питер... увидел его в майке и потерял контроль? Из-за Стайлза? Это... черт, его полуэрекция тут же вздрагивает, и Питер снова рычит, хотя на этот раз в его голосе звучит боль. — Я знаю, нам о многом нужно поговорить завтра, но... К твоему сведению, тебе не нужно извиняться за попытку трахнуть меня. Питер снова стонет, а Стайлз немного истерично хихикает. — Стайлз… — Ты остановился, прежде чем все могло зайти слишком далеко. Ты выслушал все, о чем я просил. Я... на самом деле, это действительно круто, что тебе так трудно контролировать себя. — Круто? Стайлз пожимает плечами, и он знает, что его улыбка вымученная. — Это значит, что я правда нравлюсь тебе, а не в шутку. Поскольку Стайлз наблюдает за ним, он видит, как лицо Питера искажается чем-то близким к гневу, прежде чем разгладиться выражением, от которого у Стайлза болит сердце. Что он может сказать? Старшая школа — гребаный отстой.  — Милый, тебе больше никогда не придется беспокоиться о чем-то подобном. Стайлз ухмыляется и говорит: — Я знаю, — прежде чем протянуть руку и спросить: — Теперь ты вернешься? Я хочу обнять тебя, а потом вырубиться на неделю. Питер слушает, как будто у него есть весь вечер. Он разминает шею и поводит плечами, и по мере того, как он продвигается вперед, Стайлз ползает по кровати Питера, пока не устраивается поудобнее под одеялом. Он немного поворачивается под пронзительным взглядом Питера, хихикая, когда Питер притворно рычит на него, игриво и легко.  Вау. Он реально может определить типы рычания Питера? Когда Стайлз приподнимает край простыни, Питер больше не ждет. Он скользит в кровать и не останавливается, пока не оказывается достаточно близко, чтобы заключить Стайлза в объятия. Он делает это охотно, счастливо, прижимаясь все ближе, пока Питер не оказывается на спине, а Стайлз наполовину растягивается на нем. Стайлз никогда не делил постель с кем-то вот так, но есть что-то в том, чтобы быть с Питером, что делает все так легко.   Он кладет голову Питеру на грудь. Переплетает их ноги. Стайлз не знает, где начинается он и где заканчивается Питер, и это прекрасно. Питер целует его в лоб, щекоча волосами лицо, и шепчет: — Сладких снов, дорогой. Я буду оберегать тебя. — Я знаю, — шепчет Стайлз, прижимая поцелуй к сердцу Питера. — Я знаю.