Бракованный товар

Бросая его мучаться в сомнениях – вернусь я или нет – я обратила внимание, что окна в ближайшем здании непроницаемо темные. Это было приятно, потому что следить за ним из какого-то грязного переулка не очень-то хотелось. Стоило скрыться от его взгляда достаточно, чтобы Аен поверил, что я действительно ушла, окольными путями (один раз пришлось прыгать по крышам) я попала незаметно для него в этот дом. Нашла временно пустующую квартиру и благополучно вселилась в нее. Без спроса разумеется. Хозяева были так добры, что даже оставили мне еды. Я сделала себе пару бутербродов, взяла бутылочку пива и села к окну, смотреть, когда сдастся Аен. Я поставила на подоконник камеру, чтобы можно было не бояться пропустить что-нибудь интересное; например, если я отвлекусь, а он тем временем уйдет, было бы неплохо просмотреть этот великий момент в записи. Хотя, конечно, Аен никуда уйти от меня не мог, и я нашла бы его даже на другом краю Вселенной. Знакомые с демонической магией могли заметить и различить демоническую метку, а ко мне он был ей привязан прочнее, чем еще не родившийся ребенок привязан пуповиной к своей матери. Через нее я могла заставить его делать все что угодно и даже убить. Аен почему-то никак не мог смириться с таким положением вещей. Неужели он не понимал, что он теперь мой раб и должен подчиняться? Мне это казалось ужасно возмутительным. Может, потому что я слишком хорошо к нему отношусь? Точно, все от того, что я его сильно избаловала. Мне всегда было трудно бороться со своей мягкотелостью, но я никогда не считала себя обязанной делать то, чего не хочу, особенно если это портит настроение. Вот как сейчас, например. Приходиться наказывать его так, чтобы его проняло. И никакого веселья. Я засекла время, чтобы знать, сколько он выдержит. Смотреть на его тоскливо сгорбившуюся фигуру, и правда, было мало удовольствия. Я перекусила, допила пиво, поиграла в какую-то дебильную игру в голопланшете, а Аен все сидел. Я решила больше не обманывать себя и не думать, что что-то может заставить меня его бросить. Ясно, что я втютехалась так, что больше жить без него не могла. Нужно было быть честной хотя бы с самой собой. Но и спуску давать я ему не собиралась. Нае снова обернулась собакой и носилась вокруг него, жалобно скуля. Аен сидел понурившись и не обращал на нее никакого внимания. Я пыталась понять, что твориться у него в башке, хотя и так все было понятно: мания величия, безграничная уверенность в собственных силах, непонимание какого хрена я от него хочу. Тяжелый случай. Но мне не хватало информации, чтобы конкретизировать его мотивы и планы. Я ведь знала, что Аен что-то задумал, но до меня долго доходило что. Так было нельзя. Я должна была держать свою жизнь под контролем. Я в который раз перебрала по косточкам все, что задумала, чтобы убедиться, что все идет относительно гладко, несмотря на все его выходки. Похоже Фэнк все-таки отстал еще в пустыне, иначе давно нашел бы нас по устроенной Аеном шумихе. В принципе, можно было закругляться и переходить к следующему этапу, но план был придуман тоже не с кандачка, поэтому проведя совещание с самой собой, я решила продолжать придерживаться изначальной схемы и дальше двигаться по намеченному маршруту. Может на всякий случай, а может из-за собственного упрямства. Потом я старательно вспомнила все, что Аен говорил и делал, чтобы попытаться понять, чего стоит ожидать от него дальше. Ну то, что он сильно хочет, чтобы я перед ним отчитывалась о всех своих делах, это само собой понятно. Аен хотел меня куда-то увести. Зачем? Для чего? Что он собирается делать с деньгами? Теперь, когда он раб. Странный тип. Нае обеспокоенно покусывала его за пальцы, добавляя тоскливости открывающейся передо мной картине. Я посмотрела на время – прошло пять часов. Я знатно отсидела себе задницу за это время и решила убрать стул, на котором сидела, ведя свое наблюдение, и перетащить к окну мягкое кресло. Аен видимо ничего себе не отсидел. Мне, конечно, известно, что его задница крепче бетона и навредить ей практически невозможно, но все равно нездоровая аенавская выносливость бесила меня, особенно сейчас. Я ведь вроде ясно дала ему понять, что не вернусь. Какого тогда хрена он продолжал там сидеть? Лучше бы сдался и свалил, чтобы я его поймала и наказала как-нибудь иначе – не так тоскливо. Но нет! Аен, как всегда, продолжал выделываться и упрямо исполнял отданный ему приказ. Вот козел! Прошло уже восемь часов, как он усадил свою задницу на эту долбанную лавку. Меня это начало конкретно подбешивать. Я хотела спать или двигать дальше поближе к космопорту. Да все что угодно, лишь бы не торчать у этого долбанного окна и не смотреть, как Аен там внизу страдает. Я не выдержала, спустилась вниз, нашла каких-то детей, подкупила их сладостями, вручила им оружие и вернулась обратно на свой пост смотреть, как они его доведут. Штурмоотряд мелких чертей был в полной боевой готовности. Они рассредоточились по периметру, заняли все подходящие укрытия, такие как кусты, бордюры, автоматы с газировкой, другие лавки, и открыли огонь по противнику. В мрачную сгорбившуюся фигуру полетели игрушечные пульки, стрелы на присосках, струйки воды из водяных пистолетов. Аен даже не вздрогнул. С его волос капала вода. Нае разозлилась и с гневным лаем разогнала ребятню. Девчушка в розовом платьице, с игрушечными крылышками на спине, подбежала к Аену и на прощание прилепила к его спине жвачку. Испуганные «солдаты» с визгом покинули поле боя. Он все так же продолжал сидеть. Я решила, что вечно Аен так продолжать не сможет и даже если не сдастся – когда-нибудь уснет, и можно будет забрать его оттуда и, если получится, даже сделать вид, что ничего не было. Я заказала самую адекватную пиццу, которую нашла в сети, и, когда ее доставили, с удовольствием поедала ее, глядя на этого придурка внизу. Пицца оказалась приличных размеров и очень сытной. От безделия и нагнетенной атмосферы я ела ее до тех пор, пока в коробке не остался только жирный след от нее, и обожралась так, что думала лопну. На нормальных часах был час ночи, на часах упертого сидения на лавке было двенадцать. Все это время Аен почти не шевелился. Он не ел и не пил, что для него, в принципе, было не в первой, но в туалет-то ему должно было хотеться. Я, к примеру, уже сто раз за это время сбегала. У меня было такое впечатление, что некоторые мужики ходят раз в полгода, но не до такой же степени. Я устала, умаялась и вообще мне все это осточертело. Плюс ко всему Нае так охренела, что обратилась Аеном, и теперь на триклятой лавке сидели две одинаковые угрюмые фигуры. В этом городе не было улиц-этажей, зато здесь был дикий уровень иллюминации. Все улицы были утыканы фонарями настолько, что ночью было даже светлее, и ясно почему. Местный народец, судя по всему, не считал, что раз село солнце – нужно расходиться. Нет, жизнь продолжала кипеть. Все работало так же, как днем: магазины, кафе, рестораны, какие-то административные учреждения оставались открытыми, и судя по толпам, заполнявшим улицу, важные срочные дела утра не ждали. Я не знала, сколько эта выносливая сволочь собирается издеваться над собой, и надо мной заодно, и снова решила его подстегнуть. Очередная небольшая манипуляция с управляющей всем в этом мире системой, и вездесущие летающие шары оглушили всю улицу, и меня заодно, громкой сереной, после чего из них раздались объявление о надвигающейся буре и просьба срочно эвакуироваться. Дисциплинированные местные бросились выполнять команду и с визгом разбежались в разные стороны. Я наблюдала эту картину уже много раз за последние пару дней. При любом намеке на опасность этот народ бежал без оглядки, но стоило всему затихнуть – заполняли покинутые места как ни в чем не бывало. Чем-то они напоминали мне рыбок в аквариуме, только шума значительно больше. Через три минуты в пределах моей видимости на улице остался только один человек. Один сложивший руки на коленях человек и с громким мурлыканьем трущаяся об его ноги большая рыжая кошка. Это вывело меня окончательно. Аен не боялся ничего и готов был терпеть что угодно, но не мог просто сдержать слово и не водить меня за нос. Я не могла больше сидеть. Я вскочила на ноги и стала метаться как лев по клетке. Я меряла комнату шагами, и каждая следующая пришедшая мне в голову мысль все больше выводила меня из равновесия. Первой под руку мне попалась дурацкая скатерть на столе непонятной формы. Я сдернула ее, и на пол посыпалась посуда, озаряя царящую здесь тишину звоном осколков. Я смахнула какой-то хлам с полок, и он действительно стал хламом. Я подняла такой шум, что посреди комнаты объявился человекоподобный интерфейс ИИ квартиры, хотя я его, естественно, отключила, прежде чем войти. Я схватила стул и разбила все голопроекторы, а заодно и всю технику. За одну вспышку моего гнева это место превратилось если не в руины, то в помойку точно. Слушая, как в ушах стучит сердце, я заставила себя сесть на место. Я закрыла глаза и позволила себе уснуть. Когда я проснулась, было уже шестнадцать часов наказания, а значит мне удалось поспать три с лишним часа. Аен сидел там же. Нае превратилась в какой-то цветастый лизун с глазами и бесформенной массой очень медленно стекала с лавки. С надеждой, что пока я спала, он вставал, я проверила запись и окончательно расстроилась. Я не знала, сколько человек может вот так просидеть. Честно говоря, никогда об этом не думала. За окном светало. Я снова вышла на улицу и припахала какую-то сердобольную бабульку. Она принесла ему купленной в ближайшем прилавке уличной еды и бутылку минералки. Аен покачал головой, и мне захотелось придушить его. Бабуля в свойственной ей манере некоторое время домогалась до него с попытками накормить, но, как я и думала, убить его было проще. Мог хотя бы воды попить, сволочь. Рано или поздно он должен был сдаться. Я ждала, без конца поглядывая на время. Аен сидел вот так уже двадцать с лишним часов. «Подожду, когда пройдут сутки», – подумала я, а через пару минут не выдержала и пошла к нему. Аен выглядел ужасно, как будто его пытали. Он поднял измученный взгляд: – Ты закончила со своими делами? – спросил Аен. – Закончила, – вздохнула я. – У меня не было никаких дел, сам знаешь. – Ты меня уже простила? – продолжал допытываться он, и я подумала, что его придется силой стаскивать его с этой лавки. – Да, – я смотрела, как Нае обратившись белой с черными пятнами крыской, развалилась прямо у него на голове, потому что ему в глаза смотреть не очень хотелось. – Сейчас я достаточно себя ненавижу, чтобы на время забыть о всех твоих выходках. Пойдем уже. Аен поднялся и собирался идти, но я подхватила его на руки, Нае перебежала мне на плечо. – Со мной все нормально, – тут же стал спорить Аен. – Я сам пойду. – Когда ты уже перестанешь командовать, – проворчала я в ответ. Аен стыдливо прикрыл лицо руками. Мне было глубоко посрать, что думают другие, жаль, что руки были заняты – мешает раздавать факи любопытным прохожим. Оказавшись в квартире, ставшей моим временным смотровым пунктом, Аен тут же спросил, что там случилось. – Без понятия, – соврала я, переступая через осколки посуды и обломки разбитой аппаратуры. – Когда я пришла сюда, здесь уже так было. Я откопала на столе среди мусора бутылку минералки. – Я не хочу пить, – сказал этот гад, заставляя меня жалеть, что я забрала его. Я набрала в рот воды и, прижавшись к его губам, влила ее насильно. Такой способ показался мне приятным, но малоэффективным. Я сдавила пальцами его щеки и, удерживая его рот открытым, наклонила бутылку. Глядя на меня своими жалобно-счастливыми мазохистскими глазами, Аен радостно терпел собственное спасение от обезвоживания. – Теперь писять, – скомандовала я и, придерживая его за бока, повела в туалет. Нае спрыгнула с моего плеча и затерялась в этом беспорядке. Я была рада, что она не пошла с нами, потому что там происходило нечто смущающее. Я подвела Аена к унитазу и подняла крышку. – Я сам! – снова запротестовал он, хватая меня за руки и не давая снять с себя трусы. – Я просто немного устал, я не парализованный! – Кажется, кто-то обещал меня слушаться, – напомнила я ему и все-таки стянула вниз штаны с трусами. – Госпожа желает позаботиться о своем рабе, раб должен быть счастлив. – Я счастлив, моя Госпожа, – слабым голосом пролепетал Аен и, когда я взяла в руку его член, запрокинул голову и хватал меня за предплечье в поисках опоры. – Что же ты делаешь? – прошептал он, вздрагивая от стыда и возбуждения. Он зажурчал, и мне было очень приятно смотреть насколько сильно я его засмущала. Закончив, я стряхнула пару раз, как это делают парни. Аен суетливо натянул назад спущенные трусы и штаны, как будто это помогло бы сделать вид, что ничего не было. Мы тщательно помыли руки. Особенно я. Меня саму совсем ничего не смущало, с Аеном я чувствовала себя еще более раскованно, чем с самой собой, и могла совершенно спокойно делать с ним что угодно. Я усадила его на кровать, облокотив на кучу подушек, и принесла еды. Расчленила вполне свежую булочку и, схватив его за волосы на затылке, запихала ему в рот по кусочкам. Проглотил, глядя на меня своими глазами-магнитами. Поцелуй с раздеванием. Аен умолял жестко трахнуть его, но я приказала спать. Он поджал губы, но ничего не сказал. Зато встретил протестом попытки снять с себя ошейник. – Если совсем не снимать его, – предупредила я, – представь, что будет с кожей на шее. Прелости и даже сыпь. Аен с отвращением скривился и перестал мне мешать. – Завтра наденем назад, – пообещала я. Через специальное затемнение на окнах в комнату лился приглушенный свет яркого солнца. Мы лежали вдвоем в кровати, глядя друг другу в глаза. – Это уже третий раз, – хмурясь сказал Аен. – Что третий раз? – не поняла я. – Третий раз ты меня наказываешь, – неожиданно сообщил он, откровенно намекая на затаенную обиду. – В первый раз тебе не понравилось, как я смотрю, и ты отдала меня какому-то конченному уроду, который чуть не запытал меня до смерти. Второй раз ты наказала меня за то, что чуть не задушила, а я не стал на тебя обижаться, – Аен не стал уточнять, как я его наказала во второй раз, что явно свидетельствовало, что такое наказание его пугает больше зверского избиения до полусмерти. – И вот в третий раз ты заставила меня чувствовать себя брошенным, и все из-за того, что я о тебе волнуюсь. Вид у него был такой несчастный, что я не могла злиться и позволила ему ворчать и жаловаться. – Сильно плохо? – спросила я, касаясь его щеки. – Голова болит, – признался Аен. – Вот так сидеть ничего не делая, куда тяжелее чем кажется. Выматывает. – Почему не ушел? – Я знал, что ты вернешься. – Откуда? – Ты меня любишь, – внезапно заявил он; я заметила, что для подобных разговоров он выбирает моменты, когда мне его жалко. – С чего ты это взял? – безразлично спросила я. – Ты сказала, что я твой парень, – выпалил Аен. – Глупость сморозила, – парировала я. – А мне кажется, – упрямился Аен, – ты и правда так считаешь. – У нас ничего не получится, – вздохнула я. – Мы слишком разные. – Не разные, – он покачал головой. – Это невозможно. – Возможно. – Я тебя ненавижу. – Ты меня любишь. – Почему ты все время со мной споришь? – нет он все-таки вывел меня и заставил высказывать все, что я думаю. – Давай я тоже посчитаю. В первый раз ты был наказан, потому что смотришь на меня свысока, хотя это не я облажалась и попала в рабство. Ты слишком жадный и хочешь всего сразу, даже если эти вещи противоречат друг другу. Если тебе нравится быть моим рабом, ты не можешь быть главным и командовать. Ясно? Если ты раб – веди себя соответственно. Во второй раз я тебя наказала за то, что тебе часто посрать, что я чувствую. Да-да. Захлебываясь в эйфории от осуществления своих сексуальных фантазий, ты редко задумываешься о том, чего хочу я. Мечтал уже, надрачивая, как трагически погибаешь от моих рук, сволочь? А может я не хочу, чтобы ты сдох тем более по моей вине, не думал, нет? Собака такая, – незаметно для себя самой я распалилась. – А в третий раз, как ты это называешь, хотя тут уже событие совершенно из другой оперы, когда ты, делая из меня дуру набитую, водил меня за нос, чтобы я тебе рассказала то, что тебе хочется знать. – Так я хоть что-то узнал, – стоял на своем Аен, очевидно совершенно не ощущая своей вины. – Иначе ты совсем ничего не рассказала бы. – Да, – подтвердила я. – Потому что не хочу. Хотя в жизни до хрена всякого происходит, что противоречит моим желаниям. Это печально, но естественно. Но не для тебя, так ведь? Ты готов на что угодно, чтобы было так как ты хочешь. На любую подлость и гадость. Я расскажу тебе одну вещь. Я все время требую от тебя послушания, и ты противишься. Не перебивай. Ты знал, что с помощью рабской метки я могу полностью подчинить тебя своей воле и заставить делать что угодно? Нет? А теперь ответь, почему я этого до сих пор не сделала? Не знаешь? Подумай над этим. И над тем, как ты себя ведешь. Не надо делать из человека марионетку, тем более если, как ты говоришь, ты его любишь. Мы еще немного полежали в напряженной тишине, я решила, что плохо заканчивать разговор на такой серьезной ноте, и еще повозмущалась. – А по поводу наказаний скажу: еще неизвестно кто от них больше пострадал. В первый раз я потратила кучу времени, сил и бабла, исправляя свою ошибку, которую я, конечно, совершила на эмоциях, и мне тоже пришлось сделать кучу выводов. Во второй раз пострадала моя задница. А третий вызвал у меня гадкое чувство собственной виноватости. Очень блять весело. А во всем ты виноват. – Да? – удивленно хлопая глазами, переспросил Аен. – Да, – уверенно подтвердила я. – Спи давай, как отдохнешь, тебя ждут ошейник и некоторые приятные вещи. Когда мы проснулись хохлатая птица, которую определенно звали Нае, клевала крошки, оставшиеся на одеяле от булки. – Если ты хочешь, – сказала я, не уточняя чего, потому что и так понятно. – Прогони чудище. Мне не нравится делать это при свидетелях. Аен моментально вскочил с кровати и поволок птицу к окну. – Погуляй, Нае, – упрашивал он прилипчивого ингу. – Ладно? Мы остались одни. Аен пополз ко мне, нарочито вытягивая шею. Ошейник занял свое законное место. Аен нырнул в свою сумку в поисках того, чем его сейчас будут любить или наказывать – не до конца уверенна, как именно он воспринимает наш секс. Любовь на четвереньках. Как собачка. Я сказала ему гавкать, и он залаял, как послушный пес, но сбивался, когда я входила слишком глубоко или резко. К тому же, натягивая его, я дергала его за ошейник, заставляя хрипеть и задыхаться. После сумасшедших скачек я, утирая пот со лба, направилась в ванную. Аен провожал меня тоскливым взглядом. – Ты идешь? – спросила я. – Ты не разрешаешь принимать ванну вместе с тобой, – удивился Аен. – Сколько ни просил, всегда отказываешь. – А сегодня хочу купаться вместе с тобой, – я пожала плечами, он перестал выделываться и пошел за мной. Я набрала полную ванну. Аен добавил всяких средств, и вода в ней поднялась вместе с душистыми холмами белой пены. Сначала залезла я, между моих ног пристроился Аен и, наслаждаясь тем, как я его лапаю, вяло игрался с пеной. – То, что мы оказались в той пустыне, – спросила я, – тоже твоих рук дело? Ты знал, что там будет дракон и ингу? – Откуда мне такое знать? – удивился Аен, и я пока ему поверила. – Это всего лишь совпадение. – Невероятное совпадение, – скептически возразила я. – Какой шанс, что мы встретим редчайшее создание? А тем более сразу два. Слишком странно и удивительно. Неправдоподобно. Он немного помолчал, а потом сказал: – А какой шанс у меня был встретить тебя. Это даже более удивительно и неправдоподобно. Где-то перед ним в воде скрывалась Нае, которая незаметно прошмыгнула следом за нами. Из-за пены не было видно, во что она превратилась. Из воды вытянулись тоненькие длинные глаза-перископы, навроде тех, что у улиток. Аен аккуратно коснулся одного ее глаза, и тот свернувшись снова скрылся под водой. После водных процедур я отправила Аена обратно в кровать, чтобы он выспался как следует. Проходя мимо окна в зале, он заметил ощетинившуюся от бычков пепельницу на подоконнике и кресло. Аен выглянул на улицу и, глядя на треклятую лавочку, сказал: – Ты все это время сидела здесь и наблюдала за мной. Ты такая жестокая. Я не стала с ним спорить. Велела заткнуться и дала пинка для ускорения. Потом подумала и тоже пошла вздремнула. Но я, конечно, не была такой измученной, поэтому проснулась еще до рассвета и, сидя за столом, уничтожала принесенные из холодильника остатки еды. Ко мне присоединилась Нае. Она так охренела, что снова обернулась мной, и принялась меня отчитывать: – Ты должна дать ему шанс. От неожиданности я уронила куриную ножку обратно в тарелку и так и замерла с открытым ртом. – Тебе, что, бля, жить надоело?! – немного отойдя от шока, поинтересовалась я. – Не надо меня злить. И, вообще, вали подальше, непонятная странная хрень. – Тебе стоит быть повежливей, – холодно предупредила меня я, и я на время заткнулась, потому что хрен его знает, чего ожидать от оборотня, когда он это я. Я жалобно заскулила и уперлась лбом в стол, потому что никто не заслужил такого. Конечно, я часто говорила сама с собой, хоть и не вслух, иногда даже спорила, но это совсем другое. Вот это вот охренеть как похоже на шизофрению. – Может не надо? – с надеждой спросила я. – Я пиздец как недовольна, – ответила другая я. – То, что ты делаешь, ни хрена невесело. На кой так нагнетать обстановку? – Но он…, – я сделала безнадежную попытку оправдаться, но мой аппонент был слишком силен, и у него были все козыри на руках. – От того, что ты испортила всем настроение, что-то изменилось? – строго отчитала меня я. – Когда ты уже будешь умнее? Нужно хитрее действовать, нельзя катить на всех как танк. Так добра не будет. Чего ты добилась своим упрямством? Потрепала себе нервы, создала новое неприятное воспоминание, и мы потеряли еще один день, который могли весело провести на третьей луне Туата. Судя по фоткам там охуенно. Но нет мы вместо этого торчим в этой тесной квартирке, которую ты разбомбила, потому что опять позволила своим эмоциям управлять тобой. Что вообще с тобой не так? – Не боишься, что я после такого от тебя избавлюсь? – стиснув зубы, поинтересовалась я. – Подруга, – Нае наклонилась ко мне и, глядя на меня моими глазами, насмешливо ответила, – не забывай, что я это ты. Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой. Я знаю, как работает твоя голова, и о чем ты думаешь. Так что не пизди, такая сопливая привязчивая девочка, как ты, ни за что, ни от кого не избавиться. И под ни от кого, я подразумеваю меня и вот этого, что сопит в две дырки, в которого ты по уши влюблена. Я взвыла от отчаяния и снова уткнулась мордой в столешницу, чтобы хотя бы не видеть этот ужас. Сраная розовая слизь из яйца отыгралась на мне пополной. Она прошлась по всей моей жизни. Вспомнила слепую старуху Гра, которая держала нас, сирот, в своей тесной квартире, как котят, а вместе с ней и мое голодранское детство. Потом перескочила на все неудавшиеся отношения, в которых, как она считала, я была причиной всех проблем. Особенно тщательно разжевала мои неуклюжие попытки построить отношения с Марисом. После чего вернулась к моей Дюжине, так мы называли свою маленькую банду. Слезливо вздыхая, напомнила о каждом, а когда дошла до Раэля – расплакалась. Это было уже не в какие ворота. Я сама себе такого не позволяла. Пока я в ахуе смотрела на нее, она нарыдалась и полезла обниматься. – Эй! Это чë блять такое?! –возмутилась я, безуспешно пытаясь оторвать от себя то, что ни хрена не я, я так точно не делаю. – Отвали, я сказала! К нам выперся Аен и с довольной рожей наблюдал за этой трогательной картиной. – Отцепи эту хрень от меня, – потребовала я. – Пока она меня окончательно не довела. – Нае, – Аен протянул к ней руки, – иди ко мне. Ингу обратилось то ли мартышкой, то ли капуцином, ни черта в этом не понимаю, и с радостью повисло у него на шее. За окном светало. Чужая хата была полностью разбомблена, и не то чтобы меня это сильно ебало, но я почему-то вызвала роботов ремонтников с фойе дома и даже оставила денег хозяевам на новую технику. Будто пытаясь навести порядок в этом месте, можно было сделать тоже и в душе, а потом прикинуться, что ничего не было. Больше нас в этом мире ничего не держало, и мы со спокойной душой отправились в ближайший космопорт. Так закончилась наша длинная остановка.