Люблю, ты слышишь?

Люблю, ты слышишь? Эта песня, как дивный яд. Пусть глупым кажусь сперва, пусть странный я на словах. Важнее всего ты, Ведь малейшим движеньем Разожгла моё сердце Ты! Опенинг Магической Битвы в переводе Jackie-O

Когда ты не знаешь, откуда берётся скрежещущий металлический голос, который звучит и из-за спины, и из твоей головы одновременно, прокатывается вибрацией по животу и студит лёгкие, а потом из пустого пространства за тобой тянутся чудовищные когтистые руки, сворачивающие хребет любому, кто к тебе не добр. Когда ты не знаешь даже того, в какой момент ты опять услышишь чужие вопли, когда не можешь контролировать это чудовище, творящее бесчеловечное этими белыми жилистыми пальцами, то постоянно испытываешь страх. А ещё почему-то вместо гнева тебя переполняет холодная мстительная благодарность. А за ней вина, желание разодрать себя на части, а за этим стыд, что не сделаешь с собой ничего подобного, что сделало проклятье за твоей спиной с теми людьми, чьи искалеченные тела теперь истекают кровью в школьных шкафчиках для учебников и сменки. Нет, на самом деле Юте было страшно и страшно жаль, что всё так. Рика погибла уже давно, но осталась этим чудовищем. Он чувствовал это. Оно звало его по имени, он звал её Рика. Он говорил про эту Рику – она. Он не задумывался, всегда ли Рика прячется где-то рядом или по-настоящему исчезает из реальности, пока снова не появится. И уж тем более Юта не думал, что даже если прячется, то с любопытством наблюдает. Они обещали быть друг с другом всегда. Они должны были взрослеть вместе, любить друг друга, гулять, учиться, жить полную мелких разочарований, но прекрасную в своей многогранности жизнь, взявшись за руки. И он любил её. Любил Рику. А потому и знал, что это она. Юта завидовал тем, кто мог обнять свою любимую, подхватить на руки, а добравшись до возраста, когда с любимыми хочется заниматься и не таким, что он никогда не закинет Рикины ноги себе на плечи. Когда он представлял, какой бы она стала теперь, чтобы даже в фантазиях быть только с ней вдвоём, то после окончания, понимал – ничего от неё в фантазиях не было. Сплошные картинки журналов, увиденных на полках или с вирусных сайтов. Он прятал горячее лицо в ладонях и взывал к собственному благоразумию. Но расслабление после разрядки заполняло голову, а с ним приходили вина и грусть: «Нет, нет, нет. Ты не могла, не должна была так уходить. Не отпущу». Он был добрым, Рика так говорила, пропевала, смеясь своим нежным голосом. Юта не хотел больше никому навредить. Само его существование теперь было проблемой. Но ещё он был слабым, это он понял после её смерти. Слабым и безвольным. Он даже не мог себя убить. Рика просто выгибала все ножи в штопор. Но Юта не знал, можно ли ему вообще жить. По крайней мере в таком страхе, что из-за него опять кому-то сделают больно. Даже с Рикой, которая не была той самой Рикой, он один. И в этом бесконечном одиночестве, так хотелось хоть кому-то быть нужным. Некоторые дни особенно пусты. Сегодня совсем уж было не исключением, если только его наполнила школа чем-то ещё более пустым, хоть и многолюдным. Юта пришёл домой, поел, попытался разобраться с заданиями, даже помыл пол. Время тянулось, и всё Окоццу делал машинально, не вдумываясь. Ему не хотелось нового завтрашнего дня, но и в этом было неуютно. Какое-то время он стоял у окна и смотрел на закат. Но так и не понял, когда село солнце. На что он вообще рассчитывал, если жил с окном во внутренний двор и противоположную стену. По телевизору тоже ничего интересного не показывали, и Юта перестал переключать каналы, принявшись смотреть то, что шло после вечерних новостей. Ничего не запомнилось, кроме этой дурацкой рекламы, где две девчонки сходили с ума от вкуса жвачки, делясь ей друг с другом почти изо рта в рот. У Юты завалялась эта жвачка, такая химическая и банановая, что купив и попробовав на днях, он решил игнорировать её наличие в кармане брюк. Но после рекламного ролика отвращение к жвачке поутихло. Рекламщики могут собой гордиться. Юта потёр джинсы, нащупывая прямоугольник упаковки. Потом вытянул его медленно, двумя пальцами из щели ткани и принялся сжимать, выдавливая ярко-жёлтую подушечку. Пришлось помочь себе зубами. Колкий алюминий обертки, приторно-банановый вкус. Юта причмокнул. Из одной такой даже пузырь нормально не надуть, ещё полпачки ссыпалось в рот. От сладости аж глаза слиплись. Жвачка тягуче липла к зубам, крошилась и может даже шипела, растворяясь в слюне. Интересно, сколько платят за то, что ты изображаешь удовольствие от такой гадости. Юта снял жёлтый комок с языка и покрутил в пальцах, представляя, как запихивает его одной девчонке в рот, пока вторая целует самого Юту своими приторно-сладкими губами. Настроение лучше не стало, но тело отреагировало молниеносно, подгоняя фантазию. Вот он через блузку уже мнет и теребит упругую грудь у блондинки, а вторая, тоже вроде крашеная, и с очень пухлыми губами покорно и охотно усаживается рядом на колени. Юта растянул жвачку на пальцах и вдел в самое тонкое прозрачное место кончик языка. По телу прошла первая яркая волна желания, прокатилась от паха в кончики ног, а потом ударила в голову. Юта сплюнул мерзкую химозу и решил, что придумал отличный способ скоротать остаток времени перед сном. У одной из девчонок по подбородку текла и капала слюна, Юта размазывал капли по шее, второй рукой давил на затылок, проталкиваясь в чужой мокрый рот всё глубже. А у светловолосой в тот же момент он кусал и облизывал грудь. Обе были страшно довольны происходящим, и стонали в унисон его имя. Одна сдавленно, поперхиваясь, другая тоненьким голоском, всхлипывая. Чтобы не терять образ, приходилось то и дело запрокидывать голову и зажмуриваться. Юта уже пару раз сменил руку, даже в какой-то момент решил, что выдохся, но член упорно стоял и требовал продолжения. Но вот он вроде поймал момент, и из груди невольно родился нетерпеливый стон. В ушах зазвенело: «Юта…». Хоть разрядка была близко, он закрыл глаза и остановился, стало почти больно. «Ютааа…» – как вспышка за закрытыми веками. «Да, Рика. Что такое?» – Юта тяжело сглотнул сухим горлом и облизнул губы. Ему не ответили. «Рика?» – и опять в ответ дыхание, не понятно, то ли в голове, то ли на плече. Прошло ещё несколько секунд, и Юта уже было решил, что можно продолжить, как: «Ты красивый, Юта». «О. Рика, спасибо», – он смутился. В синем изменчивом свечении комнаты потный Юта лежал на кровати, спустив штаны до колен, придерживал рукой член, и мечтал о каких-то незнакомых женщинах, которые молниеносно испарились от звука Рикиного голоса. Вряд ли он сам мог назвать это хоть в какой-то мере красивым. Но это было приятно, и он улыбнулся, все так же не отрывая глаз. «Хочешь… – Юта собрался с духом. Это была сомнительная идея, пошлая и сладкая как сам грех, как банановая жвачка, как десять девчонок одновременно. Юта согнул ноги и положил голову на подушку, которая уползла до этого куда-то в бок. – Хочешь мне помочь, Рика? Я… – он вдруг опомнился и изумился своей наглости. Сбитая простынь, его голое тело, все нелепое, убогое, нет… Как ему не стыдно. – Прости, конечно, не..». И никак уж он не ожидал скрежетания ответа: «Можно, Юта?» Какая-то совсем другая, плотная и вязкая похоть расползлась по венам и заполнила его всего до кончиков пальцев. «Да, – Юта не знал, на что сейчас согласился, но в груди горело, и он в нетерпении засучил ногами. – Да, Рика, где же ты?» – жалобно скулил он, с трудом сдерживаясь и втягивая воздух сквозь сжатые зубы. Всё замерло. Волосы на теле встали дыбом, когда появились её руки. Всё такие же большие, белые, пугающие своей силой. Тянулись они откуда-то сзади. Огромные ладони легли на грудь и заскользили вниз. Юта задержал дыхание толи от страха, толи от… Всё в нём поджалось и задрожало: «Ааа-х». Член пропал в Рикиной ладони. Юта не мог разобрать горячо или холодно в этих руках. Пальцы свободной руки взяли в капкан бедро, им не хватало буквально пары сантиметров, чтобы сомкнуться. «Ютааа…» – неуверенно позвала Рика. Он хотел ответить, даже что-то промычал, но рот не слушался. Рика отдернула руку и зазвучала пугающе обреченно: «Юта-а-а, ты больше не хочешь, чтобы я помогала?». «Нет, Рика, что ты… – он бы сказал, что как раз хочет этого больше всего на свете, чтобы это продолжалось, даже если после он сам попросит свернуть себе шею. Юта тяжело и громко сглотнул. – Очень хочу». Показалось или по его плечам прокатился вздох облегчения? Длинные пальцы опять потянулись вниз, и Рика провела указательным от головки до основания, потом, словно задумавшись на секунду, обхватила ствол и опустила белое когтистое кольцо вниз. «Да, Рика, так. Мне очень приятно», – от ещё одного движения Юту накрыло такое яркое желание, что сдерживаться у него больше не получалось. И он отбросил даже попытки соображать, вцепляясь из всех сил в простыни. Пусть всё горит синим пламенем. Горло раздерало: «Рика-а». Это была не фантазия, Юта не мог бы себе такого представить – он был не один. Он был счастлив и весь дрожал от щекотки, когда волосы на затылке выдувало потоком Рикиного дыхания. Она воплотилась, и теперь Юта, словно невесомый пух, лежал на её твердой груди и животе. В голове мутилось от собственной хрупкости и уязвимости. Рика опять сжала член в ладони, и Юта закусил плечо, но заглушить стон не вышло. Он боялся её напугать, боялся напугать чудовищного монстра, его монстра. Мучительно изнывая, просил не останавливаться. Лишь бы она не исчезала, лишь бы была с ним. «О - о… Юта-а-а», – звенящим голосом Рика вторила ему. Осмелев, она не рассчитала и сильно ущипнула его за сосок, но выпустив из капкана пальцев ногу, второй аккуратно и нежно прошлась по животу и бокам. От контраста Юту выгнуло дугой. В самый раз было тронуться головой. Это было так, так много, очень сладко. Он почти в припадке тёрся спиной о ребристую грудь, хватался за первое, что попадалось под руку. Всё было твердым как каменным, но Рика отвечала на его движения звенящим по всему телу рыком. Захотелось поцеловать. Ведь раньше у Рики были губы, она мазала их бальзамом, улыбалась ими, говорила: «Трескаются». Да что бы там вместо них ни было теперь. Он же не может быть настолько жалким, хоть что-то в ответ, в благодарность он должен сделать. Юта облизнулся и в неимении других возможностей притянул к лицу большую, белую ладонь, спрятал в ней лицо, вжался носом и ртом. Рика так резко выдохнула, что Юту качнуло. Он улыбнулся и поддался азарту, отогнав бесконечный стыд. Пусть Рика уже не была той, какой он увидел и полюбил на всю оставшуюся жизнь девочкой, но она была с ним, всегда и здесь, теперь тоже, отзывалась, чувствовала его. И всегда будет в его сердце, в его жизни. Он никогда не откажется от своих слов. Мысли, лежавшие на душе камнем, вдруг обернулись бабочками и запорхали. Сердце зашлось нежностью. Они здесь вдвоем и не этого ли он всегда хотел? «Рика, – Юта прошелся языком от запястья до пальцев, – тебе хорошо?» В рот погрузилась подушечка пальца, потом вторая. Все вокруг разом накалилось. «Да…» – завибрировал стон под спиной. И если голос благоразумия попытается просипеть хоть что-то, то Юта забъет его этим ответом насмерть. Ничего больше нет, только Рикино «да». Юта начал самозабвенно зацеловывать каждый палец, кусать ребро ладони, облизывать, гладить, опускать лицо и водить по линиям кончиком носа. На языке так и оставался вкус химической жвачки, но теперь Юта хотел сожрать всю ту пачку целиком. Волосы липли ко лбу, а по вискам скатывались капли пота. Казалось, ещё немного и они расплавятся в этом пекле. Юта плыл в плотном жарком мареве, забываясь в каждом ответном стоне. Но тут Рика перехватила его грудь зацелованной рукой с такой силой, что вышибла, последний воздух. Рика переломит его как сухую, вызженную до сердцевины ветку, пусть. Юта понял, что сейчас умрёт и не жалел об этом. И не посмел бы пожалеть даже после смерти. Это было страшно и хорошо, страшно хорошо. Второй рукой она то мяла и переминала член, то гладила его кончиками пальцев. Все мышцы в теле ещё немного и затрещат. Лишь бы она не останавливалась: «Рика, ещё… О…». Он рвался в эту огромную ладонь, изнывал, слушался только её движений. Что-то жадное, томившееся, запретное как самая неприличная мысль, протяжный стон, выгибало спину, било ознобом. Внизу живота волчком крутилась болезненная истома. Дыхания не хватало, и последние стоны смешивались с именем и бились в клочья. «Юта! Я люблю тебя! Слышишь?» Он хотел, хотел ответить ей, он слышал её всем телом, он знал, он ненавидел рекламу и жвачки, а любил её, Рику. И весь целиком без остатка ей принадлежал, как кольцо, которое когда-то надел на хрупкий девичий палец. Но Юта не успел. Слова залили голову, рванули вниз, в живот, расплескались в темноту комнаты, вспыхнули обжигающим, могучим пламенем, и Юта оглушительно кончил, почти теряя сознание. В мареве самого большого удовольствия за свою короткую жизнь, на границе сознания Юта услышал, как Рика ещё раз прошептала его имя, а сам он покрылся гусиной кожей, оказавшись на холодной простыне. – Рика! – Юта рывком сел. Комната была пуста, и в её темноте, на тумбочке рядом с кроватью, на тонкой змейке цепочки, фиолетовым блеснуло кольцо.