Кто убил Лору?

Микки сидел на полу подвала, из под ресниц поглядывая на опущенную к груди голову Йена. Он был привязан рядом с Липом, к той же балке, пленником которой Микки сам недавно был. Затянувшись в очередной раз, он встал и еще раз проверил кудрявого. Он подлатал его лучше, чем это даже сделали бы в неотложке. Годы практики. Нередко приходилось проделывать подобное с собой, с братьями, с мамой... У ублюдка немого стесалась кожа на затылке, от чего и кровило, но он, скорее всего, отделается сотрясением средней тяжести. С Микки бывало и хуже. Но придурок не приходил в сознание уже вторые сутки, потому Микки периодически проверял его пульс. Йен тоже "пропадал" уже вторые сутки. Как только Микки его вырубил, то тут же поменял его с собой местами, а затем и Липа к ним в кружок спустил. У рыжего не должно было быть серьезных повреждений, Мик не задавался целью его убить, только оглушить. Вот только рыжий Галлагер все никак не просыпался. Микки опустился перед ним на корточки и приложил два пальца к яремной вене — пульсирует слабо, еле слышно, но, черт возьми, мотор работает, какого хрена он тут спит? Мик провел теми же пальцами по колючей шее и поднес их подбородку Йена, слегка приподнимая веснушчатое лицо. Горячий. Это слово обухом вышибло дух из Микки. Какого хуя?! Блять, да, Микки гей и в постели был нуждающейся сукой, способной выбить зубы тому, кто не насытит его достаточно. Но, ебать, Галлагер? Из всех людей — ебучий Галлагер? Он положил всю ладонь под подбородок рыжего, большим пальцем поглаживая его скулу. Щетина отросла, скрывая асимметричность челюсти, Микки нравилось бы и то, и другое. Губы казались сухими от обезвоживания, волосы жирными, он был похож на мокрую крысу, но, ебать же его, какой он горячий. Микки опять отошел в противоположный конец комнаты и сел напротив обоссаного матраса, ютившего задницы двух Галлагеров. Подкурив очередную сигарету, он вынул ее изо рта двумя пальцами, большой прикладывая к губам и потирая их. Поцелуй с Йеном. Микки не помнил, чтоб кто-то кода-то хотел его так сильно. Он вообще не рассчитывал, что именно этот план выгорит, он не ставил на свою привлекательность для звезды New York Times. Но, черт, их поцелуй, а эти огромные ладони на его затылке, а потом на заднице. Мягкие, горячие и жадные губы, пожирающие Микки, от которых сам он еле нашел в себе силы оторваться. Вся мощь доминанта, возвышающего над Микки, почти подчинила его, он был готов отбросить все и сдаться. Принять так, как мог только он. Он принял бы Галлагер, лучше, чем все, кто у Галлагера были до него. Микки был требовательным пассивом — даже стоя на коленях с чужим членом во рту, это он трахал, не его. И когда рыжий провел своей лапой по расщелине задницы Микки, скрытой джинсами, он готов был перенести свои планы по возмездию на утро и выебать дух из этого самоуверенного засранца. Он бы заставил его умолять, он бы заставил его стонать свое имя, с мольбами разрешить ему кончить. Но Микки здесь не для этого. Он задвинул свою похоть на задворки сознания, в последний раз взглянув на ссутулившуюся фигуру рыжего. Докурив очередную сигарету, он рывком поднялся с пола и тут же под ноги кинул окурок, растоптав его носком. На кухне он покопался в холодильнике и в шкафах, в поисках чего-нибудь съедобного. Рыжему, очевидно, нравилось готовить, потому что в холодильнике обнаружились контейнеры с остатками разной стряпни. Микки вытащил оттуда две бутылки питьевой воды и отставил на кухонную стойку, чтоб позже отнести их в подвал. Еще нашлась пара кусочков странной пиццы — тесто был темным и пахло дешевым хлебом, но в начинке было много мяса, грибы и толстая корка сыра. Не думая дважды, Милкович запихнул "это" в микроволновку и стал терпеливо ждать. Вместе со звонком готовности еды, в его руку врезалось что-то холодное и мокрое, от чего Микки аж подпрыгнул. Переведя дух и успокоив дыхание, он обнаружил возле себя старого облезлого пса, которого вспомнил по нападению на себя. И Микки мог быть кем угодно: ублюдком, отсидевшим срок, грязным пидором, ничтожным мусором с Южной стороны Чикаго. Он был жестким, но он не был жестоким. Поэтому сейчас он снова роется в кухонных шкафах, в поисках собачьего корма. Ели бок о бок. Микки за стойкой, пес тут же, у ног. Милкович не нашел ничего лучше, чем насыпать корм ему на пол кучкой, которую пес тут же своим носом разнес по всей кухне. Горошинки сухого корма валялись тут и там, Микки забавлял этот малый и он указывал пальцем на пропущенное лакомство и кричал: "там, вон там", да только пес и ухом не вел, полагаясь, видимо, на свой нюх. В подвал спустились вместе, собака тут же рванула к хозяину, тыкаясь носом в его лицо и тихонько поскуливая. — Я жив, дружок, отбой тревоги, — сказал Йен хриплым голосом. — Чувствуй мой голос, успокойся, — продолжил он, с трудом открывая веки и подставляя лицо под собачьи ласки. — Ожил? — спросил Микки, подходя чуть ближе и смотря на Галлагера сверху вниз. Тяжелый, безжизненный, серый взгляд Йена ему совсем не понравился. В нем еще трепетало воспоминание о голодных глазах хищника, поймавшего добычу, которой Микки как раз и выступал. А вот из этого взгляда всю жизнь выкачали. — Алекс? — Микки. Меня зовут Микки. А вот это было глупо. И мелочно. Каким бы именем его не называл Галлагер, он пришел сюда за ответами. Ему просто... просто хотелось хоть раз услышать, как его имя будет звучать устами Йена. — Микки... Ахуенно — вот как. Чуть с хрипотцой, устало, повержено. Микки бы хотелось, чтоб это он отнял все силы у Йена, оставив только хриплый шепот. —... ты его кормил? Господи, это первое, о чем он подумал? — Ага. — Хорошо, спасибо тебе, — сказал Йен и снова опустил отяжелевшие веки. Он, блять, тут спать собрался?! — Эй, придурок, подъем! — сказал Микки, подходя ближе и пиная ногу рыжего. Не сильно, но достаточно, чтоб тот снова открыл глаза и начала озираться, будто вот только сейчас проснулся. Завидев рядом Липа в отключке, Йен снова начал хрипеть своим будуражащим шепотом. — Я убил его? — Не, сотряс, оклемается, — сказал Микки, даже не пытаясь скрыть сожаление по этому поводу. — Я воду принес, — вспомнил он и сел на корточки возле прозаика, откручивая крышку одной из бутылок. Он поднес бутылку к сухим губам Йена, но тот не выказывал никаких жадных попыток сделать глоток, как того бы хотелось Микки. — Ты не хочешь пить? — Хочу. — Так почему ты... — Ты убьешь меня? — спросил Йен, добавляя силу в голос и поднимая глаза на Микки. — Не собирался, — честно ответил Микки. Он не стал вслух упоминать, что только не в том случае, если убийцей окажется Йен. — Пожалуйста... — Что "пожалуйста"? — Убей, — пробормотал Йен и снова опустил голову внизу, сеюсикундно выпадая из сознания.