ㅤКак только Томас пересёкся взглядом с Терезой, что-то в голове Ньюта щёлкнуло, и явно не хорошее — хмурые брови, опущенные уголки губ, страшная аура, сжатые в кулак пальцы. В следующий момент его спину жестко притиснули к стене, заткнув рот умелым и идеальным поцелуем. Тот поцелуй был столь мастерски выполнен, что невозможно было устоять. Он словно втягивал в себя, создавая магнитный поток, от которого трудно было уклониться.
ㅤВозможно, это снова всплеск ревности. Как странно, с каждым годом собственничество в отношении возлюбленного увеличивается в геометрической прогрессии, в то время как Томас надеялся на обратный эффект. Он думал, что с течением времени Ньют осознает, что Эдисон не предаст своего партнера ни в мыслях, ни в снах. Никогда.
ㅤРевность Ньюта бушевала силой огня, горячей и неудержимой. И каждый раз она завершалась такой страстной сценой, что вспоминать её невозможно без жгучего стыда и румянца. В эти моменты возлюбленный превращал то, что ранее существовало только в его воображении, в реальность. После таких сладких минут остается лишь вихрь эмоций: адреналин, стыд, удовольствие, голод, желание...
ㅤ— Ньют... — парень даже не даёт Томасу спросить, что случилось, подхватывая за ягодицы, поднимая выше и прикусывает нижнюю губу, приказывая замолчать.
ㅤИ Томас выполняет, покорно затыкается и отвечает на безумный поцелуй. Родной язык проникает в глубь его рта, исследуя уже помеченную им же территорию. Постоянный и желанный гость. Томас стонет, когда Левис мягко прикусывает и сосет его язык, поощряя его послушание. Покорность Томаса — слабость Ньюта. Но сегодня не получится, Ньют слишком заведён — пальцы крепко сжимают и раздвигают ягодицы, слишком частые рычания, не на шутку возбуждающее его.
ㅤ— Прекрати улыбаться каждому второму. — Ньют шепчет ему в шею, сильно прикусывая кожу и медленно тянет, извлекая из Томаса поток эмоций.
ㅤ
Оставляет свою метку.
ㅤМозг хочет поработать в последний раз, перед тем как покинуть его. Томас снова слишком был близок к Терезе и слишком много улыбался. Непозволительное действие.
ㅤ— А мне плакать? — за смелость Левис прижимает зубы туда, где звучат голосовые связки, вызывая характерный хрип в голосе.
ㅤНьют поднимает его выше, не отпуская уст из его шеи, которую Томас охотно предоставляет для ревнивых меток. Он цепляется за своего партнёра — за светлые и длинные волосы, плечи, за лицо, дабы не свихнуться от жгучего удовольствия. Кровать жалобно скрипит под ними от неожиданной тяжести. По спине Томаса пробегает дрожь от минусовой температуры постели.
ㅤТомас понимает, что это соитие станет невероятно запоминающееся. Он будет вспоминать его горящими щеками и ушами, прикусывая губу и отчаянно жмурясь. Эрекция будет разрывать штаны, принося дискомфорт и заставляя сжимать и прикрывать его, отчаянно сведя ноги вместе, в то время как душа вопит о том, чтобы раздвинуть их как можно шире... Чего стоит секс в машине...
ㅤКогда секретарь и стилист уходят за новым контрактом, Ньют из невинных поглаживаний бёдра переходит в страстный акт. Их страсть создает атмосферу, насыщенную теплом и опасностью, зная, что их могут застать. Ньюту плевать, что коллеги могут заметить — опасность быть раскрытым лишь сильнее заставляли трепетать. Томас всегда чувствовал, что в душе его возлюбленного таится немного эксгибиционизма. Возможно, их давно уже застукали, и коллеги просто ради уважения подождали на выходе, не прокомментировав про многочисленные салфетки в углу.
ㅤОднажды ему пришлось надеть вульгарное белье и лифчик, которые, чёрт возьми, оказались прозрачными — выставляя напоказ член, покрытый смазкой, и твердые соски, которые Ньют искусывал, как сейчас — через рубашку. Их застукали, непонятно, из-за шума или их искали. Шокированные, неловкие, смущенные, на них направлены были самые разнообразные взгляды, но это не заставило Ньюта остановиться; наоборот, он ускорялся, когда Томас горел со стыда, шепча ему утешение или умопомрачительно целуя. Они решили не предоставлять дополнительный материал для слухов в Пороке, но Ньют вышел из ситуации сухим из воды, словно Томас сам себя трахал в гримёрной.
ㅤТомас твёрдо знал, что навсегда прекратил бы этот срам, если бы Ньют хоть раз бросил его под косыми взглядами или попытался сделать вид, что они не занимались ничем таким. Где-то в самой глубине души он испытывал иррациональное удовольствие от того, что все знают — Ньют принадлежит ему одному и тащит в каждый угол, не в силах удержать член в штанах рядом с ним.
ㅤНьют с явным желанием отметить его повсюду. На шее уже нет даже свободного участка кожи — все украшено багряными следами. Недовольный горловой звук вырывается из груди Ньюта, когда он, словно хищник, расчленяет его роскошную одежду практически на куски. Бренда убьёт его.
ㅤ— Эй, полегче…
ㅤ— Заткнись, заткнись. Я хочу тебя.
ㅤТвёрдый член возлюбленного трётся о его, а его эрекция откликается на страстные признания. Ключицы пылают, дыхание ласкает кожу, волосы на затылке встают дыбом, и фриссон пробегает по всему телу. Ньют с удовлетворением следит, как он покрывается гусиной кожей, насмехается, восхищаясь своим творением.
ㅤ— Держу пари, завтра все будут думать, что этот парень хорошо потрахался. — о, они не только будут думать, они объязательно скажут ему это, смеясь за тем, как Томас смущается.
ㅤМинхо обязательно заявит главную речь: «Скоро Порок откроет отдельную колонку для ваших прохождений».
ㅤ— Хочу поиметь тебя. Хочу, чтобы ты кричал на моем члене.
ㅤНьют когда-то высказал подобное, и впоследствии Томас сорвал голос. Стоит подчеркнуть, что сделали они это прямо на подоконнике. Место неудобное, но оно наполняется невероятной энергией. Отлично подходит для того, чтобы обнять партнера за талию. Каждый мог бы застать их за этим занятием, но Ньют уверял, что они предоставят зрителю нечто изысканное и чувственное, как настоящее произведение искусства.
ㅤ— Хочу увидеть тебя, сними штаны.
ㅤРуки дрожат, стремясь укрыть пылающее лицо, но Томас быстро приходит в себя, помня предыдущий инцидент, за такую выходку они были связаны над головой. Вместо этого руки направлены вниз, расстёгивая штаны. Ньют внимательно следит, наслаждаясь моментом, когда Томас демонстрирует своё возбуждения. Штаны и боксёры опускаются, а возлюбленный мгновенно избавляется от них — выбрасывая.
ㅤ— Раздвинь ноги шире.
ㅤТомас издаёт тихий стон, расставив ноги для удобства Ньюта. Его широкая рука с яркими венами ласкает ногу, поднимая выше и выше, раскрывая весь вид его, бедра прижимается к груди. Ньют предается поцелуем, лижет, сосёт, прикусывает колено Томаса. Тот, как под гипнозом, уставленно смотрит на это великолепное зрелище, не в силах оторвать взгляд. Сердце его трепещет, готовое вырваться, не вынося красоты того, кто занял там место. Мягкие, тонкие губы прижимаются к коже, рука сжимает бёдра до синяков, глаза закрыты, словно он погружается в нереальное наслаждение.
ㅤНьют не спускает взгляда с Томаса, поднося его руку к губам. С изысканной грацией он целует тыльную сторону ладони, как джентльмены леди, облизывает и нежно сосет, стремясь создать след, будто на шее, скулах и даже на колене еще не достаточно. Бренда и Соня убьют его. Первая — из-за испорченной брендовой рубашки, вторая — из-за дополнительной работы, необходимой для прикрытия всех этих засосов. Тем не менее, Томас уверен, что Ньют сможет убедить их сохранить эти следы, будто это настоящее произведение искусства, которое должно сохраниться в музее.
ㅤЛевис опускается вниз, дует на горячую головку и берёт в рот, посасывает и делает вакуум. Язык облизывает уздечку уретры и целует яички, облизывает и не больно кусает, снова поднимается и берёт член на половину.
ㅤ—
Пожалуйста... — Томас прибегает к эффективному приёму — ломает брови и делает щенячьи глаза, увлажняя их.
ㅤ— Раздвинь их.
ㅤОн оттягивает пространство между ягодиц не первый и далеко не второй раз, но даже с опытом чувствует дрожь внутри, словно впервые. С выдохом Томас издаёт стон, когда влажные губы нежно прижимаются к мягким мышцам ануса, лижет и медленно погружаются глубже. Звёзды кружат перед его глазами, в то время как пошлые звуки эхом наполняют комнату, и его член реагирует сильнее, истекая смазкой, поток возбуждения становится неудержимым.
ㅤЕму не дарят возможности кончить, сильная рука крепко сжимает кончик его члена. Как же этот мучитель играет с ним, то кончить не даёт, то не трахает, оставаясь неизменно одетым. Обиженный, Томас вытягивает руку, стремясь возместить упущенное, точно так же, как сделали с его рубашкой, оставив на спине следы в виде царапин от ногтей.
ㅤОн чуть-ли не плачет, когда Ньют перехватывает его руку и смотрит на него холодным взглядом.
ㅤ— Трахни себя пальцами.
ㅤТомас распахивает глаза, с них пропадает былая обида и меняется на шок.
ㅤ— Это чересчур.
ㅤ— Почему?
ㅤВ мире Ньюта понятие «чересчур» не существует. Для него сексуальная жизнь — безграничное поле, где возможность возбудиться присутствует в любой момент. Его возлюбленный не против даже зрителей, их интим становится своего рода инновацией. Трах в машине, подоконнике, в лифте, на столе, в душе — он осуществляет свои фантазии где угодно. Томас сомневается в нормальности этого, осознавая, что и он сам стал ненормальным. Он не раз поймал себя на возбуждении, глядя на свое отражение в зеркале, лаская себя, и магическим образом, возлюбленный появлялся рядом, заставляя кульминацию. Ньют, однако, утверждает, что ему всё равно на нормы, и любая нагота его партнёра возбуждают его.
ㅤ— Будет не больно. Я достаточно увлажнил, дам вкусную смазку. Взамен я трахну тебя, как только ты подготовишь себя для меня. — Ньют в такие моменты может быть чрезвычайно упрям.
ㅤПоследнее предложение вызвало у Томаса уверенный кивок. Ньют отточенными движениями достает новую смазку из тумбочки, срывает пленку зубами, открывает её и, взяв за руку Томаса, щедро наливает на его ладонь вязкую субстанцию. Запах вишни наполняет воздух, и Томас с жадностью вдыхает его. Смазка липкая и скользкая, и он наслаждается моментом, покрывая пальцы этим восхитительным составом. С легким смущением на лице, он осторожно вводит один палец, медленно погружая его в глубину, предоставляя себе время привыкнуть.
ㅤНьют прижимает его бедра к груди, широко раскрывая вид на соблазн. С внимательным взглядом, следя за подготовкой Томаса, он ловко снимает с себя рубашку и мастерски избавляется от штанов. Нетерпеливо целует тазовые косточки возлюбленного, направляя его руку, в то время как лижет и ловко подхватывает стекающую смазку.
ㅤ— Ах... — стон пронзает комнату эхом, и его голос самого себя возбуждает, член выделяет ещё больше смазки, создавая лужу на влажном животе.
ㅤНьют смотрит на него глазами бездны. Чмокает его губы и грубо оттягивает подбородок. Возлюбленный высовывает розовый язычок, а слюна, смешанная со смазкой, капает ему в рот. Ньют удовлетворённо закрывает его уста и приказывает:
ㅤ— Глотай.
ㅤИ Томас глотает. Чувствуя вязкость на нёбе, он умело выставляет перед партнёром зрелище, играя языком со смазкой. Прошлая смазка была не такой приятной, может, потому что там не было слюны Ньюта?
ㅤВторой палец легко входит, позволяя ему раздвигать пальцы, на манер ножниц, раскрывая тугие и горячие стенки. Третий палец касается простаты, и Томас издает громкий стон. Откидывает голову назад, всем телом дрожит. Ещё раз прокатывается по нему, массируя. Томас скулит, неистово двигается на кровати, и, сжимая черную простынь от жгучего удовольствия, трахает себя пальцами, наслаждаясь нереальным кайфом.
ㅤНьют сжал челюсть, на его лице заиграли желваки, а кадык начал дёргаться, выдавая его нетерпение и желание, хотя колом стоящий член упирающийся в его ягодицу более чем достаточно.
ㅤ— Теперь я, иначе меня разорвёт.
ㅤТомас не обращает внимания, словно бы он оглох или перестал воспринимать человеческую речь. Стонет, соблазнительно опуская одну ногу вниз, наказывая возлюбленного за завтрашнее.
ㅤ—
Пожалуйста, Томми. Я хочу тебя.
ㅤОн меняет угол направления и снова проходит по простате. Томас стонет громко и сладко, точно так, как любит Ньют.
ㅤ— Блядь, Томми, дай мне тебя трахнуть, или я с ума сойду!
ㅤТомас хихикает и, наконец, сдаётся, медленно высовывая пальцы, обильно покрытые смазкой. Преподносит их к губам и лижет, словно кот своё лакомство.
ㅤ— Иди ко мне. — голос так и сочится императивом.
ㅤВ следующую минуту в него резко входит наполовину. Он и его возлюбленный стонут в унисон, только у Ньюта проскальзывает рычание. Толчок, и член проникает на всю длину, попадая в сладенькое местечко, вбиваясь туда сильными и страстными толчками, так что кровать скрипит и качается.
ㅤТолчки следуют один за другим. Ньют вслушивается в его стоны и крепко сжимает бёдра. Томас видит синяки, но ему начхать на них — ему слишком хорошо. Мозг давно перестал работать, собственные громкие стоны и мольбы звучат в пустой голове. Его разум одновременно и пуст, и переполнен. Он забывает даже дышать, когда его возлюбленный целует и обменивается воздухом с ним. Ньют такой красивый, полный ревности и великолепия, смотрит на него с затуманенными глазами от похоти.
ㅤ— Сильнее!
ㅤ«Сильнее! Глубже! Больше! Ещё!» — повторяются как в мантру. Однако, Ньют поощрительно даёт ему желаемое, толкается глубже, даёт больше, и берёт столько же.
ㅤ— Чёрт возьми, какой же ты красивый.
ㅤИ Томас плачет. Похвалы всегда были его слабым местом, особенно если они идут от Ньюта. Сладкие слова, как мёд, приносят ему не меньше возбуждения, как от грязных слов. Он жаждет услышать
ещё больше, но ему слишком стыдно и неловко спрашивать. Надо заслужить.
ㅤКровать качается, а его изголовье бьется о стену в кошмарном битве. Раздаётся треск, и кровать
ломается.
ㅤ— Чёрт побери...
ㅤСломанная кровать, казалось бы, должна была остановить его возлюбленного, но нет. Ньют удовлетворённо ухмыляется, будто именно этого он и добивался своими толчками, в то время как Томас не успевает среагировать на внезапный прилив удовольствия.
ㅤ— Оно стоило... Три тысячи... Долларов!
ㅤ— Плевать, купим.
ㅤЭкстремальная ситуация добавляет масла в огонь. Его душа наполняется самодовольством — Ньют даже сейчас не теряет своего возбуждения, не прерывается, не волнуется. Главное для него — Томас. Любовь к возлюбленному переполняет его. Томас прижимает руку к щеке возлюбленного и целует, жадно и долго. Ньют даже убавляет скорость, полностью поглощенный своей сосредоточенностью.
ㅤСильные толчки заставили его удержаться недолго. Томас кончил с громким стоном. Ньют совершает пару последних толчков и изливается внутрь, с тихим выдохом.
ㅤОн блаженно закрывает глаза с лёгкой улыбкой. Тело дрожит от экстаза, приятная нега распространяется по всему телу, а в голове восхитительно пусто, не мучит обсессия. Когда возлюбленный пытается вытащить член, Томас отрицательно качает головой; ему нравится чувство наполненности. Перед дремой, Томас чувствует и мельком видит, как сильная и теплая ладонь возлюбленного прижимается к его щеке, и он напоследок ластится, шепчет, чтобы не испортить идиллию:
ㅤ— Люблю...
***
ㅤНьют зачарованно наблюдает, как Томми прижимается к его руке и трётся об него, шепчет ему излюбленное слово и засыпает. Прекрасные глаза закрываются, лицо смягчается, но улыбка ещё остаётся.
ㅤИ снова его переполняют мысли: А вдруг он был слишком грубым? А может, он как-то надавил на него? Нагрубил? Причинил боль? Потому что Томми плакал. Ньют не успел спросить почему. Но он сомневается, что плакал его любимый из-за боли, потому что в карих глазах было наполнено таким...
Желанием. А если Ньют понимает этот взгляд неправильно? Он наклоняется к голове любимого, целует в лоб, трётся об него и шепчет в искусанные губы:
ㅤ— Прости, пожалуйста.
ㅤНьют так боится причинить боль своему счастью. Томми — его алмаз. Потому что Томми не требует от него подарков, не просит о драгоценностях, не претендует на деньги или популярность. Всё, что он желает — любовь, искреннюю любовь. Идеальный.
Томми — идеальный. И Ньют любит его, любит до безумия, нуждается в нем больше, чем в кислороде, воде или сне, потому что без Томми они не имеют смысла. Нет слов, чтобы описать его, все выражения для описания кажутся несовершенными.
ㅤСовсем не хорошо изливать свою ревность на Томми. Но Ньют просто не может девушке нагрубить или ударить. Парню — пожалуйста, ночь в госпитале обеспечено. Ньют пытается себя остудить. Ему больше не девятнадцать, ему двадцать три, надо прекращать, но это невозможно. Не ревновать Томми — это всё равно, что грех. Невозможно не ревновать его красивую и широкую улыбку, прекрасный смех. Ньют выходит из себя, когда видит, что Томми улыбается
не тому человеку, касается
не туда какого-то человека, или как
смертник смотрит на его любимого
не тем взглядом.
ㅤРевнует Ньют не потому, что не доверяет, а потому, что считает, что Томми чуть-ли не священный. Ньют уверен, что Томми — это его человек, созданный специально для него. Поэтому,
Томми его.
ㅤОн счастлив, что его любимый это понимает. Томми улыбается, тихо хихикает и шепчет, что бывают разные люди, каждый человек может не ревновать, и да, на счастье, ему попался последний тип — Ньют. Понимает и признается, что сам такой же, просто более пассивно выражает, и это греет его душу.
ㅤНьют целует украшенную шею любимого. Берёт сосок в рот и играется языком с длинными и костлявыми пальцами. Целует бедра и тазовые косточки, ягодицы. Чмокает в губы и щёку, наслаждаясь запахом родной кожи. Даже физический параметр у любимого идеален: широкие плечи, длинные ноги, узкая талия, пухлые губы, длинные ресницы. Плечи, о которых женщины-модели мечтают. Талия такая, что мечтают об этом подростки. Ногами хоть век любуйтесь, а когда они обхватывают его поясницы и сжимают... На губы делай рекламу на помады, а ресницы натуральные, чёрные и длинные. Шея тонкая но длинная, красиво украшено им собственноручно. Пальцы как у пианиста, длинные и изящные. Ровные, египетские ноги. Лицо — отдельное искусство. Будто скульпторы отточили его лицо до идеала. Как можно им насытиться? Верно, никак. Не зря ведь каждая крыса гонится за его любимым, чтобы он надел какое-то барахло. Каждый человек смотрит на рот Томми, пытаясь его заманить в свои лапы, строя глазки или предлагая какой-то невыгодный контракт. А Томми, смотрит только на него, лишь при виде Ньюта его глаза сияют, губы растягиваются, а в глазах появляется жизнь.
ㅤЕго. Его. Его...
ㅤ—
Мой, мой, мой Томми. — произнёс Ньют, расплываясь в счастливом смехе, ласково улыбаясь, когда любимый, улыбается во сне.
ㅤОн ложится рядом, медленно выходя из Томми, и коварно засовывает пробку в растраханную дырочку. Прижимается лицом к его макушке и собственнически обнимает.
ㅤ
Томми — материальное воплощение его жизни.
'Cause my love is mine, all mine,
I love mine, mine, mine.
Nothing in the world belongs to me,
But my love mine, all mine.
