Love me again

Хенджину двадцать один. Весна снова тоскливая и мрачная. Чонин собирает свои вещи, они с Чаном решили съехаться и арендовали квартиру недалеко от университета младшего. Бан Чан подрабатывает на фрилансе параллельно учебе. Чонин, будущий хирург, устроился в маленький семейный ресторанчик официантом. У них все серьезно: четыре года отношений, общие интересы, общие друзья, общий быт. Хенджин в этой картине чужого счастья стоит где-то за ее пределами. Его холст — соседний, про одиночество. Собственные работы Джинни тоже об этом. Они мрачные и нечеткие, но очень нравятся его преподавателям, потому что Хенджин своими картинами «заставляет чувствовать отчаяние». Сынмин приезжал в феврале буквально на пару дней, чтобы познакомить семью с Ричи, омегой, с которым все вроде бы серьезно. По крайней мере, серьезнее, чем с другими до него. Блондин с большими голубыми глазами в Корее выглядел странно и чужеродно. Отец был недоволен, но Сынмин плевать хотел. Альфа возвращаться в Корею не собирался. У него в Америке своя жизнь, свободная, без этих устаревших традиций, удушающих «надо» и «соответствуй». Он за эти годы стал совсем другим. Ему по пути с такими, как Ричи. Сынмин и сам теперь тоже чужеродный и не вписывающийся. Жизнь шла своим чередом. Вяло и тоскливо. В доме стало совсем тихо. Ильсон то в командировках, то в офисе до середины ночи. Что-то происходило там, за кулисами, Джинни это всем существом чувствовал, но вопросов не задавал. Все равно на них не ответят. Джину пропадал в салонах и бутиках с такими же, как он, омегами, которые пресытились жизнью настолько, что пытались ее разнообразить новым шмотьем и филлерами во все возможные места. Чонин приезжал редко. Хенджин этому, с одной стороны, даже был рад, потому что не приходилось наблюдать за чужим счастьем. С другой, он Чана не видел несколько месяцев и сильно скучал. Безумие просто. Иногда хотелось вырвать сердце, раз оно не может никак успокоиться, не может перестать тосковать и тянуться к недосягаемому. Но в то же время эти чувства не позволяли холодным ветрам окончательно заморозить без надежды на спасение, тлея робким угольком глубоко внутри. И только ради этого вытравливать из себя альфу не хотелось. Привычная жизнь содрогается и еще долго шатается из стороны в сторону, грозясь вот-вот рухнуть, как башня с хлипким фундаментом, в одну из обычных суббот сентября, которая ничем не отличалась от других, пока на улицах рано утром не взвыли сирены воздушной тревоги. — Что такое? — Джину выглянул из спальни в длинном шелковом халате, разглаживая тканевую маску на лице. Он последние несколько лет совсем помешался на поддержании увядающей красоты и почти целыми днями не выпускал из рук зеркало и нефритовый ролик для массажа лица. — Об учебной тревоге не предупреждали. — Она не учебная, — Ильсон вошел в дом, на ходу снимая пальто, и небрежно бросил его в кресло. Мужчина сразу направился к столику, на котором стояла бутылка виски, стакан и его любимые кубинские сигары. — Север напал. — О, боже, — Джину вцепился в перила одной рукой, а второй прикрыл рот. Хенджин бы закатил глаза от такого театрального драматизма, если бы не был так напуган новостью. Внутри все будто инеем покрылось, и ни пошевелиться, ни слова сказать. Рука так и застыла в воздухе с недопитой чашкой кофе. — И что же теперь делать? Нужно срочно собрать вещи и заказать билеты… — И куда ты собрался? Я — министр, черт возьми! Я и моя семья в такое тяжелое для страны время должны оставаться с народом. — Но как же…? Ты подставишь собственную семью под вражеские пули? — Не нагнетай, — отмахнулся Ильсон от супруга, налил алкоголь в стакан и залпом выпил. — Наши пытаются локализовать конфликт. Если получится, так на границе все и останется, а от их ракет наше ПВО способно защитить. Только ужин с Со пришлось перенести на следующий месяц. Джину, постояв ещё немного в трагичной позе, кивнул, спустился вниз и выглядел уже спокойнее, чем минуту назад. Все эмоции этого омеги — тщательно отрепетированный спектакль. Он уже давно ничего не чувствовал, но делал вид, будто все наоборот и он такой эмоциональный, с лёгким перегибом. — Если мы тут умрем, я на том свете тебе покоя не дам, — сказал, забирая у мужа стакан и налил виски уже для себя. Для Хенджина война — это что-то далекое, про что только в книжках читал и фильмы смотрел, а осознать весь ужас и трагизм не мог. Он знает, что будет страшно, возможно, больно. Что будут умирать люди. Возможно, близкие. Но прочувствовать всю глубину приближающейся трагедии не мог. Пока неясно, как все будет происходить и чем закончится, но то, что последствия будут, и так было понятно. Вот только какие и для кого? На следующий день Хенджин получил первую дозу своего личного кошмара — Чонин приехал в особняк в слезах, рассказал, что Чан отправился добровольцем на границу. Мелкий умолял, чуть ли не на коленях ползал перед отцом, чтобы тот похлопотал и пристроил его в военный госпиталь, поближе к его альфе. Отец, разумеется, был против. Их спор слышала вся улица. А Джинни стоял в углу комнаты, опираясь на стены, потому что ногам не доверял, и прятал лицо в ладонях. Его глаза наверняка были полны ужаса от этой новости, но смотреть на свое отражение, чтобы убедиться, он не хотел. Его фантазия слишком хорошо работала на всякий печальный контент, а потому рисовала картины одна хуже другой. С трудом взяв себя в руки, омега потащил брата на кухню под предлогом выпить воды. — Какого черта, Нинни? Ты зачем его отпустил? Как ты мог?! — вцепившись в волосы, Хенджин нарезал круги по кухне. Он бы на месте младшего осьминогом вокруг него обвился, к кровати приковал, но на войну не отпустил бы. Как можно вот так любимого человека туда, где он может умереть в любой момент? — Я пытался! Ты хоть знаешь, что его невозможно переспорить, если он вобьет что-то в свою голову?! — Тогда делай, что хочешь, но сделай так, чтобы он вернулся, мелкий ты идиот! — Джинни свои слова не до конца осознавал в тот момент, чудовищный страх за одного глупого альфу напрочь отбил здравый смысл. — Господи, а тебя до сих пор не отпустило! — истерично засмеялся Чонин. — Только не говори мне, что ты однолюб, а то я буду чувствовать себя виноватым! — Иди ты к черту! — зашипел Хенджин, едва сдерживаясь, чтобы не залепить брату пощечину, и вылетел из кухни в сад. Слова младшего попали точно в цель, потому и больно, и обидно, и тоскливо. Чонин уехал через четыре дня. Отец, скрепя сердце, все же пошел у него на поводу, как и всегда. Гладил по голове дрожащими руками, что-то говорил, наставлял, прощаясь. А Хенджин понимал, что и за мелкого теперь боится. Хотел бы он, чтобы его последние слова были другими, но просто помахал рукой на прощание. Возвращаясь домой, он думал, что хуже ситуация стать не может.

✦✦✦

Может. Пусть ракеты вглубь страны не летят, это «хуже» сидит напротив, тяжелым взглядом пригвождает к стулу. Хенджину кусок в горло не лезет, и пальцы предательски дрожат. Пора уже ему перестать драконить судьбу фразочками по типу «хуже уже не будет», потому что та будто на спор каждый раз подкидывает омеге дерьмо на метафорический придверный коврик. В данный момент очередное «дерьмо» от судьбы зовут Со Чанбин, наследник крупной IT-компании. Он рассекает по городу на только поступившем в продажу черном мерседесе, не стесняется демонстрировать неприлично огромное богатство и свой отвратительный характер. К сожалению, Хенджин слышал о нем. К еще большему сожалению, ничего хорошего. Чанбин устраивал шумные вечеринки, переходящие в оргии, в своем двухуровневом пентхаусе в центре города, избивал омег, злоупотреблял алкоголем и запрещенными веществами, часто попадал в ДТП, но всегда выходил сухим из воды. Разве удивительно, что от такого альфы из-под венца сбежал жених? Джинни и не представлял, что этот ужин и не деловой вовсе. Даже удивился поначалу, почему отец берет его с собой. Хватило лишь одного упоминания о свадьбе, чтобы омега выпрямился и отложил палочки. Масштабы грядущей катастрофы начали понемногу вырисовываться. Он даже знал, чем родители будут его шантажировать, чтобы принудить к этому браку. И Хенджин заранее сдается в надежде, что Со его прибьет в первый же день супружеской жизни. Потому что да — он безработный, сидит на шее у родителей, которые оплачивают его образование, и ему некуда идти, потому что Джинни — одинокий неудачник. У него нет ни желаний, ни мечтаний, ни планов. Он настолько хреново чувствует себя последние несколько лет, что ничего не хочет, лишь идёт, как бычок на верёвочке, туда, куда потянет рука хозяина. Он бы с радостью лежал целыми днями в постели и даже ради еды не вставал, но оставшаяся крупица воли заставляла каждое утро просыпаться, выполнять автоматические действия «душ — завтрак — университет — дом» и изображать нормального человека. Сможет ли этот Со сделать еще хуже? О, конечно. Омега в этом не сомневался. Вернувшись домой, Хенджин сразу уходит в свою комнату. Ему почему-то совсем не страшно причинять себе боль, будто все чувства на время отключили. Тогда это решение казалось лучшим. К черту родителей, к черту навязанного жениха. К черту всех. Он просто исчезнет, как просил когда-то Чонин. На следующие утро Джину нашел его в спальне со вскрытыми венами посреди окровавленной постели. К глубокому сожалению Хенджина, у него быстрая сворачиваемость крови, и тонких порезов оказалось недостаточно. Врачи спасли его от смерти, но не от осуждающих родителей и собственного желания умереть. Омега повторяет про себя, что в следующий раз нужно резать вдоль, а не поперек и делать это в ванной, чтобы простыни снова не прилипли к порезам.

✦✦✦

Свадебная церемония проходит для него в тумане — Хенджин на сильных антидепрессантах после неудачной попытки побега из этой жизни. От них все тело мягкое, непослушное, и в голове мутно. Любимый папочка, видимо, на это и рассчитывал, криво усмехается омега. Наверное, очень хотел выпнуть из дома последнего ребенка, что успел за полтора месяца, которые Джинни провалялся в психиатрической клинике, подготовить все к церемонии. Ведь свадьба с Со была идеей Джину, а Ильсон всего лишь в очередной раз ему уступил. Но обиды или злости не было. Было лишь огромное безразличие ко всему. То, что происходит ночью, стоит двери в спальню захлопнуться, заставляет омегу поблагодарить волшебные пилюли, поделившие ужас, отвращение и отчаяние пополам. С другой стороны, те же таблетки свели его способность сопротивляться к минимуму. И черт его знает, что было бы лучше. Хенджину больно от члена, врывающегося в его тело без элементарной подготовки, а он девственник, вообще-то, и струйка, текущая по бедру, точно не смазка. Она марает простыни красным. Порванная одежда разбросана по полу, как свежие синяки по телу омеги. Чанбин не церемонился. Они даже не говорили толком, а теперь альфа насилует его, вжав голову омеги в подушку одной рукой, а второй держит хрупкие запястья. Тому остаётся лишь сдавленно хрипеть от нехватки кислорода и боли. Чанбин двигается яростно, разрывая на части, оставляет унизительные и болезненные шлепки на ягодицах и спине. Кончает внутрь, заставляя чувствовать себя еще более грязным. А потом встает и идет в душ, будто только что не растоптал чью-то гордость, не плюнул в душу, не причинил боль. Той ночью адское пиршество Со Чанбина повторяет еще раз. Хенджин надеется, что у его новоиспеченного мужа отвалится член. А если нет, то он обязательно придумает, как этому поспособствовать.

✦✦✦

Побои и сексуальное насилие — база семейной жизни супругов Со. Хенджин живет ради редких новостей из родительского дома от Чонина. «Вялотекущий конфликт», как окрестили военные действия на границе двух Корей СМИ, продолжается периодическими обстрелами друг друга и особого смысла не имеет. «Главы двух государств не могут договориться» — вот как должно это называться, по мнению Хенджина. Пока они меряются членами, его брат и не его альфа находятся в постоянной опасности. Джинни иногда боится просыпаться, боится читать новости и отвечать на звонки. Пока Чан жив, в Хенджине тоже что-то слабо трепыхается и тянется к свету. Пока Чан жив, омега просыпается каждое утро, отдирает себя от постели и собирает по кусочкам заново. Так глупо делать другого человека своим смыслом. Но другой причины жить у Хенджина нет. Поначалу страх перед мужем парализует его, но постепенно возможность функционировать возвращается. Как выяснилось опытным путем, бояться тоже можно устать, вот и Джинни устал трястись. Ну что Со может ему сделать из того, чего еще не делал? Вот именно. Все пройдено уже десятки раз. Он привык и к боли, и к унижениям. Омега назло обстоятельствам и мужу руки не опускает, замазывает синяки, надевает лучшие костюмы, не отказывается от дорогих украшений, опустошает карточку мужа в бутиках без угрызений совести. Покупает себе ядрено-красный Porsche последней модели, на презентацию которого ходил вместе с альфой. На этом ведь все и строится у них. Хенджин — безвольная кукла, которую можно бить и трахать. Чанбин — его кошелек. Но со стороны они идеальная пара. Ведь так хорошо смотрятся вместе, так мило воркуют, когда появляются вместе на людях. И неважно, что в эти моменты проклинают друг друга тихо, с улыбками. Со этот брак тоже как кость в горле, но отец поставил перед выбором: либо остепенись и прекрати позорить семью, либо больше ни воны от бизнеса не получишь. Чанбин слишком любил деньги и то, что они давали, чтобы долго думать. Повезло, что Хенджин был красивым, слабым и не требовал чувств. Омега втягивается, думает, что уже все продумал, предусмотрел, но неожиданная утренняя тошнота повторяется и доводит до истерики. Приходится делать тест в туалете торгового центра, чтобы муженек не прознал, а то мало ли. Хорошо, если потащит на аборт, но тот в последнее время подозрительно часто говорил о детях, и старший Со давил с наследником, поэтому скорее привяжет к батарее на девять месяцев. Перспектива так себе, мягко говоря. В нормальную больницу не сунешься — у Со много прихлебателей, и нарваться на одного из них не хотелось. Радости от растущей внутри жизни нет совершенно. Хенджину кажется, что в его животе поселился монстр, пусть и маленький, но уже со звериным оскалом. Он считает, что никто другой от насилия родиться просто не может. Джинни идет к знакомой и желанной цели, но другим путем: опустошает аптечку себе в рот, без разбора заглатывая сухие таблетки и липкие капсулы, проталкивая в глотку водой из-под крана. Без разницы, от чего они, главное, чтобы вместе помогли доехать до конечной станции. Просыпается омега в больнице, подключенный к аппаратам, стонет от бессилия и абсурда. Он так хочет умереть, но каждый раз выживает. И по взгляду Со понимает, что дома его ничего хорошего не ждет, но ничего летального. То, что Чанбин его никак не добьет, вызывает только горькое разочарование. Слабак, думает Хенджин, окидывая мужа самым презрительным взглядом, на который только способен в такой ситуации. — У тебя был выкидыш, — спокойно говорит альфа, подходя ближе. — Неужели? — сухие губы еле двигаются. На изможденном лице — ноль удивления. — Значит, знал, — усмехается и вздыхает. — Жаль, что сам не сдох. — Не с твоим счастьем, дорогой. Только после тебя, — хрипит омега в ответ, из последних сил выдавливая бесячую ухмылку.

✦✦✦

Семейная жизнь на седьмом круге ада, и конца ей нет. Хенджин был рад, что Со не тащит свои вечеринки в их дом и возвращается уже немного оклемавшись, хоть и пахнет так, будто в толпе омег извалялся. Ему самому в легендарных сборищах мужа, к счастью, участвовать не доводилось. Но после того, как Джинни вернулся из клиники, Чанбин начал приходить то пьяным, то обдолбанным. То добрый и ласковый, что аж тошно, то привычно жестокий и злой. Вторая беременность — следствие течки. После неудачной попытки суицида Хенджин не мог принимать никаких лекарств. Альфа следил за ним, как коршун за добычей, аптечки спрятал — теперь медикаменты выдаются нормировано и по нужде, а противозачаточные к нужде не имеют никакого отношения, по мнению супруга. Для Чанбина это ещё один способ сломать омегу, понаблюдать, сколько тот выдержит. Забавный, мать его, эксперимент. Хенджин смотрит на слишком роскошную позолоченную люстру с длинными хрустальными подвесками, которая является изюминкой холла-гостиной первого этажа. Символ излишества и полет фантазии люксового дизайнера. Она кажется крепкой, но слишком высоко расположена, чтобы быстро добраться, не привлекая внимания. Что за жизнь такая, если даже спокойно ее закончить не получается? Второго ребенка из него выскабливают в какой-то маленькой клинике сомнительной законности. Чанбин даже не узнает об этой беременности. Хенджин выдыхает с облегчением. Он ни за что не позволит отпрыскам Со расти в своем чреве. Надо будет — матку вырвет своими собственными руками. А через две недели, во время очередной драки-избиения, омега толкает супруга с лестницы. Хенджин оседает на пол и истерично смеётся, вытирая кровь с разбитых губ. Подумать только, за жалкий год он трижды убил.