Хенджину пятнадцать.
Он ходит в школу, прилежно учится, занимается танцами и во всем слушается родителей. Он больше не ест пирожные и торты, следит за фигурой и ухаживает за кожей. У него есть несколько школьных приятелей, его круга, но совершенно нет друзей. Впрочем, это неважно. Джину добился своего. Теперь Хенджин просто кукла, пластилин, готовый в любой момент подстроиться под чью-то красивую картинку.
Это то, что снаружи.
Внутри дуют ветра, покрывая душу толстым льдом. Они спускаются с гор прошлого опыта, проходя вниз, к пока маленькому морю боли, снося на своем пути робкие надежды и мечты. Хенджин сделал выводы, что ему нельзя быть счастливым и радоваться жизни, иначе кто-то будет страдать. Нельзя сближаться, нельзя любить, нельзя привязываться. Омега замыкается в себе.
Ему в противовес Чонин расцветает. Снимает брекеты, которых так стеснялся, что совсем перестал улыбаться, осветляет волосы, стильно одевается. Он самый умный в своем классе, и особых усилий для этого не прилагает. И Хенджин слишком поздно понимает, что для него такой идеальный брат — проблема.
Все началось с того, что в класс Джинни перевелся альфа из далекой и странной Австралии, получив грант на обучение в их школе. Парень подавал большие надежды в плавании и школа Хвана, никогда не побеждавшая в соревнованиях по этому виду спорта, на новичка молилась. Альфа неплохо говорил на корейском, сам был корейцем из семьи корейцев, но для местных все равно оставался чужаком. Он был крупнее одноклассников — то ли плавание сказывалось, то ли австралийский воздух был волшебным, безумно вкусно и свежо пах мятой, улыбался широко, покорив некоторых омежек своими ямочками на щеках и кудрявым беспорядком на голове. Альфа был слишком дружелюбным, добрым и отзывчивым. Даже на высокомерное фырканье Хенджина в свою сторону реагировал смущенной улыбкой, от которой мысли омеги разбегались в разные стороны, а на щеках тут же проступал предательский румянец. А еще он был из обычной семьи. Середнячок, как сказал бы Джину. Не из лиги Хванов. И омега решил, что лучше держаться от него подальше, чем позволить этой улыбке пробраться в хрупкое сердечко еще больше. Потому что, в итоге, этот глупый австралиец будет страдать. Джину для младшего сына уже все будущее распланировал, и альфы из простой семьи в этом сценарии не было.
— Уверен, что такие добренькие тихони сталкерят какого-нибудь омежку и дрочат на его фотки, сделанные исподтишка, — однажды сказал Минги, которого с большой натяжкой можно было бы назвать другом Джинни. Хенджин лишь неопределенно пожал плечами, хотя очень хотелось возмутиться и сказать, что новичок совсем не такой. Глупость какая. Хван его совершенно не знал. Может, у того и правда все стены были обвешаны полуголыми фотографиями, скрыто сделанными где-нибудь в туалете или душевой спортзала. — Иностранцы вообще странные.
— Еще скажи, что он в своей Австралии вверх ногами ходил, — хмыкает Хенджин на стереотипное мышление приятеля. Бан Чан действительно выделялся более свободным проявлением себя и раскрепощенностью, которую консервативные корейцы не всегда могли понять. Но это было не плохо. Просто не так. Он не нарушал личное пространство других, с уважением относился к омегам, не шутил пошлых шуточек, не пытался облапать. Именно это, по мнению некоторых приятелей Джинни, и было подозрительным. Все-таки альфа-подросток, а такой самоконтроль, будто никакие бушующие гормоны его не тревожат.
Каждое утро Чан проходил мимо парты Хенджина, говорил «привет» и улыбался этой своей раздражающей улыбкой, которая переворачивала все нутро омеги. Тот лишь высокомерно задирал носик и отворачивался к окну, чтобы спрятать красные щеки и то, как трепещут крылья носа, когда он глубоко вдыхал аромат мяты. Так продолжалось довольно долго: Чан был дружелюбным, Хенджин — высокомерным, и когда один из них опаздывал или вовсе в школу не приходил, у другого было стойкое ощущение, что чего-то не хватает. Иногда Чан приходил раньше и оставлял на парте омеги одинокие цветки со школьных клумб, шоколад и конспекты, если Хенджин пропускал какой-то урок. Джинни о личности дарителя узнавал лишь по тонкому исчезающему аромату мяты.
Бывали моменты, когда Хенджину хотелось плюнуть на все и ответить на приветствие, улыбнуться в ответ, купить сок или кофе в столовой и оставить на парте альфы в благодарность за конфеты и записи. Попросить проводить до дома, невзначай коснуться руки и, может быть, робко поцеловать в щеку. Но жужжание омег-приятелей под ухом возвращало его в реальность, в которой он сидит в столовой за столом с отпрысками чрезмерно богатых и высокомерных бизнесменов и политиков, а Бан Чан — на другом конце зала со спортсменами, такими же в большинстве своем обычными ребятами, получившими возможность учиться в одной из лучших школ Кореи лишь благодаря своим собственным достижениям. Он весело смеется, бесится с другими альфами и бросает мимолетные взгляды в сторону Джинни. Ему не нужно притворяться тем, кем он не является. Не нужно выбирать друзей по влиятельности их родителей. Не нужно скрывать свою симпатию. Бан Чан — счастливый человек.
Пусть таким и остается.
Со временем Хенджин замечает, что Чонин стал подозрительно часто крутиться у кабинетов, в которых проходили занятия старшего омеги. Джинни пытался узнать, в чем причина такого поведения, но младший просто сбегал от расспросов или игнорировал их. У них вообще общение не складывалось, и это было нормой. Даже в школе немногие знали, что они родственники.
Когда Хенджину исполнилось шестнадцать, он ощущал себя совсем взрослым и самостоятельным, считал, что ему никто не нужен, и просто ждал, когда наступит тот самый момент и родители отправят его учиться в Штаты, как Сынмина. Отъезд старшего очень подкосил Джинни. Он не был очень близок с братом, но в моменты, когда становилось совсем невмоготу, мог прийти к нему и просто молча лежать на его кровати, пока Сынмин гладил его по голове и читал вслух какой-нибудь учебник по физике или экономике — это было неважно, голос брата в любом случае успокаивал роящиеся в голове омеги мысли, как и обволакивающий запах ветивера. Это было последним убежищем. И его Хенджин тоже лишился. В огромном особняке не было места, где бы он чувствовал себя спокойно и безопасно.
Чонин долго обнимал Сынмина, не желая отпускать из своих объятий, а после закрылся в своей комнате и не выходил до утра. Хенджин был уверен, что слышал всхлипы младшего через стену. Он думал, что Чонин будет долго горевать и скучать, но тот удивительно быстро восстановился и через пару дней подсел к Джинни, начав расспрашивать его о Бан Чане.
— А тебе зачем? — спросил омега, с подозрением косясь на брата. Ему этот интерес сразу не понравился. Предчувствие чего-то неприятного сворачивалось под солнечным сплетением ядовитой змеей.
— Я слышал, что он лучше всех по математике, а у меня с ней полная лажа.
— У тебя? — Хенджин не знал, плакать ему или смеяться от такого гнилого предлога. Чонин был чертовым гением в математике, переплюнув даже Сынмина. Среди этих двух Джинни ощущал себя умственно-отсталым неандертальцем, который вылез из пещеры и может только махать дубинкой, чесать зад и издавать нечленораздельное мычание.
— Там тема сложная, — пробурчал младший на такой неприкрытый скепсис. — Без тебя справлюсь.
— Ну-ну, — хмыкнул омега, посмотрев вслед Чонину, и вернулся к своим конспектам. За подготовкой к экзаменам этот разговор забылся, совершенно вылетел из головы.
А через неделю он открыл дверь и увидел на пороге гребаного Бан Чана. Тот вскинул брови, будто удивленно.
— Какого черта ты пришел? Следишь за мной? — Хенджин никогда не признается, что его сердечко екнуло при виде парня. Безудержная омежья фантазия уже нарисовала картину, где альфа ловко вытащит из-за спины букет каких-нибудь ромашек, надерганных с клумбы в сквере неподалеку, Хенджин обязательно их сложит в тяжелую энциклопедию и засушит, а потом расскажет, каких усилий ему стоило раздобыть адрес Хенджина. Как шел через горы, леса, моря и сразился с драконом, у которого почему-то было лицо Джину. Реальный Чан лишь отвел взгляд и в смущенном жесте пригладил волосы на затылке.
— Я не знал, что ты здесь живешь.
— Ну, конечно, так я тебе и поверил! И к кому же ты тогда пришел? К кому-то из слуг? — съязвил омега, стараясь задеть побольнее, как его задел ответ одноклассника и собственные фантазии, лопнувшие, словно мыльный пузырь. Не знал он, как же. Все знают, что огромный особняк в конце улицы принадлежит министру торговли Хван Ильсону. Все знают, что Хенджин — его средний сын.
— Он пришел ко мне, долбанная истеричка, — Чонин быстро сбежал по лестнице, подошел к Чану, взял его за руку и потянул за собой. Хенджин закипал, как чайник, медленно, но верно. — Еще раз будешь гавкать на моих гостей, и я расскажу отцу, что ты отдаешь все карманные деньги кое-кому по имени Сонджун.
— А он в курсе, что ты в свою комнату альф водишь?! — испуг вызвал лишь новую волну агрессии. И откуда только младший узнал? Где он мог спалиться? Если это дойдет до Джину Хенджину не сдобровать. Как и Сонджуну. — Не мал еще?
— Он мне и разрешил, — Чонин приподнял одну бровь, пока Чан пытался слиться с местностью, не понимая, как себя вести в подобной ситуации. Он пришел помочь младшему с математикой, а попал в эпицентр братских разборок.
— Вот значит как… — Хенджина закоротило от обиды и зависти. — Тебе можно общаться со всякими безродными, а мне нет?
— Высказывай свои претензии родителям и прекрати оскорблять моих друзей! — дверь в комнату брата захлопнулась, скрывая за собой ненавистную сейчас парочку. Картина переплетенных рук младшего брата и одноклассника отпечаталась в памяти и злила больше всего.
— Друзей… Да у тебя их отродясь не было, затворник чертов! — крикнул омега в пустоту, сходя с ума от бессильной злобы и того, что было очень похоже на ревность.
А потом пришла злость на себя и свои обидные слова. Но подойти и извиниться перед альфой он так и не смог.
✦✦✦
Хенджин и Чонин были красивы, но каждый по-своему. У Джинни красота была утонченной, как у работ великих скульпторов. Плавные черты лица, большие раскосые глаза, пухлые и чувственные губы. Длинные, шелковистые волосы даже в укладке не нуждались, всегда выглядели безупречно. Тело, вызывающее зависть своими идеальными пропорциями, в меру подтянутое, ноги бесконечно длинные. Аристократичные манеры, мягкие движения, голос мурлыкающий, убаюкивающий. Горьковато-сладкий аромат артемизии не всем приходился по вкусу, и Хенджин своего запаха стеснялся когда-то, пока Сынмин не сказал:
— Полынь отпугивает насекомых и вредителей. Так что, если кому-то не нравится твой запах, просто знай, что этот человек — паразит, — Джинни такое объяснение очень понравилось, и со временем он смог даже найти плюсы и полюбить свой природный аромат.
Красота Чонина была дикой. Как и его запах. Ему достался редкий, «сложный», как их называли, представляющий собой смесь нескольких нот — полевые цветы и дикие травы. Он был ненавязчивым, но притягательным, нравился всем, как что-то давно позабытое, но родное. Лисьи черные глаза смотрели пронзительно, в самую душу, будто знали все наперед. Черты лица острые, резкие. Черные короткие волосы всегда были в небольшом беспорядке, пока омега не осветлил их и не начал заморачиваться укладкой. Голос и движения порывистые, иногда на грани. Но сам Чонин был молчалив, нелюдим, плохо заводил новые знакомства, предпочитая проводить время наедине с собой. И если Хенджин с детства занимался танцами, то младший пел. Пел много, грустно, с надрывом. Пел так, что остаться равнодушным было невозможно.
Чану нравилось его слушать,Чонин читал это в его глазах по искоркам восхищения, при виде которых становилось так тепло внутри, и влюбленное сердце начинало биться с удвоенной силой.
Он этого альфу заприметил сразу, стоило лишь раз столкнуться в школьном коридоре. Омега, может, и казался равнодушным ко всему, но у него тоже были свои мечты и надежды. Чонин мечтал стать выдающимся хирургом и завести двух детишек с идеальным альфой. А Бан Чан был воплощением его идеального альфы. Добрый, отзывчивый, безумно красивый, мужественный и сильный. Чонин долго наблюдал за ним издалека, смотрел, как тот тренировался в бассейне, приходил на его соревнования, задерживался вместе с ним допоздна в библиотеке. И этого было достаточно. Он никуда не спешил и ждал удобного шанса для ненавязчивого знакомства.
Пока омега не заметил, как альфа его мечты смотрит на его брата. Если сучий характер Хенджина даст слабину, то у Чонина больше не будет ни единого шанса. Он относился к старшему прохладно, но отрицать его не мог и прекрасно понимал: если Джинни с кем-нибудь по-настоящему раскроется, он станет совсем другим человеком, от которого по собственной воле уйдет разве что конченый идиот. А Бан Чан не мог быть идиотом.
Но хуже — ответные взгляды и румянец Хенджина. Поэтому надо было действовать. Он был готов выгрызать у отца разрешение пригласить к себе альфу, но этого не понадобилось. Ильсон, потрепав его по голове, дал свое согласие. Чан тоже долго не ломался. Стоило Чонину войти в роль омежки в беде, Бан тут же проникся его печальными глазенками и согласился помочь «глупому» парню, который боялся завалить экзамены.
Чонин в тот день даже через стены чувствовал злость старшего брата, но вкус триумфа был слишком сладким, чтобы думать о чужих чувствах. Он потом, вечером перед сном, пищал в подушку, вспоминая, как набрался смелости и взял Чана за руку, а тот позволил.
Так они начинают общаться. Чонин узнает, что хобби Чана — музыка, и они могут часами говорить об этом. Часто омега поет, а Бан Чан слушает его с закрытыми глазами и мягкой улыбкой. Так же, как сам омега слушает треки, записанные альфой. Нинни кажется, что музыка похожа на волшебство, из разрозненных звуков собирающее идеальное звучание, а Чан — волшебник, по чьей воле происходят такие чудеса. Чонин просит когда-нибудь записать совместную песню и, получив согласие, еще неделю чувствует себя самым счастливым человеком на планете. Омега приносит Чану печенье, которое сам печет, почти каждый день. Потом, узнав, что тот живет один, просачивается на его территорию под предлогом приготовить альфе нормальную еду.
Чан сам не замечает, как начинает проводить все свободное время с этим омегой. Им вместе комфортно и интересно. Но симпатия у него к другому, что по-прежнему недоступен и очень колюч. Он иногда видит его вне стен школы, когда приходит к Чонину. И каждый раз дышать не может от чужой красоты. Хенджин — воплощение и сосредоточие всех идеалов Чана. Если не брать в расчет сложный характер. А может, и не было у альфы никаких идеалов и именно из-за омеги они появились.
Но это проходит однажды, когда разочарование оказывается сильнее других чувств.
То ли бушующие гормоны переходного возраста, то ли просто дурной характер, то ли звезды зашли не в тот дом, но Чонин последние месяцы будто задался целью выбешивать Хенджина на каждом шагу, иногда знатно перегибая палку, задевал за живое, зная, куда ударить побольнее. До сего момента выдержки старшего хватало, чтобы не повыдирать дурачку пару клоков волос, до того бесил порой.
Вот и в тот злополучный день случилось так же. Хенджин даже не вспомнит сейчас, из-за какой мелочи тогда они сцепились посреди столовой, конфликт набирал обороты, а Чонин никак не желал заткнуться.
— Ты меня достал, — сквозь зубы шипел младший на очередную просьбу успокоиться и идти куда шел. — Ты вообще никому не нужен. Даже родителям. Просто исчезни уже и не порть мне жизнь!
Хенджину до того стало больно и обидно от слов брата, что омега не сдержался и ударил его по лицу. Царивший в столовой гул стих после громкого звука пощечины. Братьев будто подсветило невидимым прожектором, направив на них все внимание. Тяжело дышащего Джинни и прижимающего ладонь к щеке Чонина.
— Что случилось? — конечно же, Чан появился именно в этот момент. Альфа нежно гладил плечо Чонина и смотрел с такой тревогой, что у Хенджина сорвало предохранитель.
— Тебе какое дело? Иди куда шел, — протиснувшись между альфой и омегой, Хенджин на секунду остановился, пытаясь удержать слова за зубами, зная, что пожалеет о них, едва скажет. — Не получилось со старшим, решил на младшего переключиться? Смотреть противно! Ненавижу вас обоих!
У Бан Чана первая влюбленность крошилась, осыпалась под ноги, превращаясь в грязь. Как же можно было так ошибиться в человеке? Почему авансом наградил кого-то качествами, которыми тот совершенно не обладает? Стоило понять все еще по поведению омеги, но альфа упорно не хотел замечать правды, считал, что к нему отношение как к иностранцу предвзятое. Но нет. Одно накладывается на другое, и сложившаяся картина получается удручающей. Хенджин совсем не такой, каким представлялся Чану. Совсем он не сосредоточие всех его идеалов. Но разве Хван виноват в разочаровании альфы? Нет. Он с первого дня был честен, не пытался казаться лучше, чем есть. Чан сам виноват, что напридумывал себе то, чего нет, доставал человека абсолютно ненужным ему вниманием. Чан просто видел то, что хотел: и румянец на милых щечках омеги, и быстрые смущенные взгляды в его сторону. Нет. Хенджин просто ещё один избалованный ребенок, временами жестокий даже со своей родней, наверняка манипулятор и интриган. А Чан — идиот.
Бан не особо помнит дальнейший разговор и как держал лед на щеке Чонина. Мысли были заняты совершенно другим. Омега до позднего вечера плакал у него на плече, рассказывая о сложных взаимоотношениях с братом. А у Чана юное сердце все сильнее болело от каждого его слова. Хенджин внезапно предстал совсем в ином свете, полной противоположностью тому образу, который нарисовал поверх реальной личины его влюбленный разум. Он себя таким глупым никогда не чувствовал ни до, ни после.
На следующий день альфа прошел мимо парты омеги молча.
✦✦✦
— Ты куда? — раздраженно спрашивает Хенджин, заметив принарядившегося брата. Джинни теперь бесит даже громкое дыхание мелкого. Бан Чан игнорирует его почти два месяца, не здоровается, в его сторону не смотрит и в особняке больше не появляется. Больше никаких подарков на парте и быстрых взглядов в столовой. Омега понимает, что сам виноват, но легче от этого не становится. Хочется подойти и извиниться, но извиняться Хенджин не умеет.
— На свидание, — бодро отвечает младший, натягивая кеды.
— С кем?
— С Чаном.
Хенджин смотрит на давно закрывшуюся за Чонином дверь и пытается себя убедить, что ослышался. От одной только мысли так плохо, что желание догнать Чонина, остановить, не позволить вот-вот одержит верх. Но омега упрямо стоит на месте, сжав кулаки до глубоких отпечатков ногтей на коже.
Разве не слишком быстро? Неужели он был прав, и Чану плевать, с кем из них встречаться? Или он Хенджина вообще никогда всерьёз не рассматривал как какое-то развлечение? За все время он не набрался смелости подойти, заговорить и пригласить на свидание, а Чонину перепало через какие-то жалкие два месяца.
— Ну и пошли вы оба к черту...
