Глаза цвета Крови

Приведя себя в порядок Джин идёт караулить под дверью с надписью: «Не входить». Как какой-то мальчишка!.. Но даже это лучше, чем войти и снова столкнуться взглядом с глазами цвета крови. Вот же прилипшее словосочетание! Как будто он восхищается… Но это же не так!.. вроде бы… Он снова с силой мотает головой, сдерживая рвущийся из глотки звериный рык. Это невыносимо!.. Полное впечатление, что его прокляли! Или приворожили… Мысль спотыкается. Проклятия, привороты, ворожба – равно «ведьма». Если это чёрная малявка так развлекается, он позаботится о том, чтобы та умоляла о смерти!.. Сознание поглощает яростный шторм, наконец нашедший себе цель, но холодная логика удерживает от немедленных действий. Он не был бы одним из лучших убийц организации, если бы позволял себе без оглядки поддаваться чувствам. Разум твердит, что не чёрная виновата в произошедшем. И инстинкты это подтверждают. Пусть сейчас им веры мало, но вроде бы в остальном, что не касалось девки с глазами цвета крови, осечек не было. Доводы разума приняты и «Вызнать любой ценой», заменяется на «Попытаться поговорить». Именно попытаться, Джин трезво оценивает своё нынешнее нестабильное состояние. Но для этого нужно дождаться пока чёрная малявка выйдет. Зайти и снова увидеть ту картину, от которой внутри что-то переворачивается – определённо нет. Вызвать ведьму вежливым стуком и просьбой ответить на пару вопросов – тем более. Остаётся ждать. Это не так унизительно, как показать, что нуждаешься в ответах. Время тянется как жвачка и снова вспоминается та сцена, от которой непроизвольно передёргивает. Но теперь по другой причине. Предупреждение на двери; испуг малявки; попытки выдворить, пока он не увидел пленницу; то, как она заглядывала в лицо, радуясь отсутствию чего-то… Вывод: она знала. И на неё саму это не действует. Или действует на всех, кроме неё? Нужно поговорить, очень нужно! И вежливо, насколько получится. Ложь он учует, а вот заставить сказать правду будет сложнее. Пытать нельзя – эта малявка ещё нужна боссу. Когда терпение Джина уже на исходе, ведьма наконец показывается из «своей» комнаты. Он позволяет заметить себя только когда та делает несколько шагов от двери – чтобы не скрылась. «Кто она такая?», – вопрос с холодной злостью в голосе. Вся вежливость, какая только есть. «О, так на тебя всё же подействовало? Не устоял…», – радуется эта мелкая дрянь. Прежние доводы резко перестают быть важными, он толкает малявку к стене и сжимает пальцы на её горле. Ехидство мигом исчезает с её лица, сменившись страхом, а царапающие руку тупые ноготки заводят ещё сильнее. Сопротивление!.. Но он держит себя в руках. Сейчас цель – информация. Тщательно следя за тем, как бы не передавить тонкую шею, повторил вопрос. «Я нужна боссу. Ты не можешь меня убить», – хрипела та, отказываясь говорить. Желание сломить вместе со злостью на невозможность сделать это наложилось на общее состояние и вылились во вспышку ярости. Снова сдержавшись, он позволил себе лишь немного свести пальцы, сопроводив: «Ты его видела, этого босса? Может, это я и есть. Ну!». Та поняла, что её и правда могут вот так просто и без затей придушить в этом коридоре. Сдалась: «Я скажу. Отпусти», – разжать пальцы было сложно, но Джин отказал себе в удовольствии закончить начатое. Откашлявшись, ведьма заговорила без понуканий: «Она тоже ведьма. Красная. Они могут управлять желаниями». Это многое проясняло. Если точнее – всё. И предосторожности с пленницей, и собственные неправильные побуждения. Всё, кроме одного: «Думаешь, она согласиться работать на организацию после того, что ты с ней делаешь?». На сомнение в действенности её методов вербовки, чёрная малявка ответила пояснением об источнике сил ведьм. Бормотала что-то сложное и сбивчивое, явно стараясь запутать – понятия не имея, что ему это всё и даром не надо. Суть такова: если ведьма поклянётся этим самым источником, то вынуждена будет придерживаться слова даже против воли. Эту-то клятву и пытается выпытать у Красной чёрная малявка. Магия – это, конечно, чушь, но иначе не объяснить. Ни собственные несвойственные желания, ни мгновенное заживление, которое он наблюдал у девки с глазами цвета крови, ни заинтересованность босса, который далеко не дурак. Поняв, что сказанула лишнего, малявка заторопилась добавить, что клятву может взять только другая ведьма. Определить ложь для Джина было плёвым делом, но та искренне боялась за свою жизнь, потому он просто отступил и направился обратно в свою берлогу. Спрашивать, может ли она снять наваждение, не стал. Никаких долгов, если без них можно обойтись – одно из основных правил жизни. А он ещё не пробовал самое простое, самый лёгкий выход – но сложный в другом. Если Красная наложила на него какие-то чары, то должна быть способна и снять их. Под угрозой приставленного к виску дула, например. А если откажется – всегда можно спустить курок. На интересы босса уже плевать, Джин так больше не может. Это состояние… ощущение… будто выворачивают на изнанку – попросту невыносимо. И лучше уж какое-нибудь наказание, чем продолжать это терпеть. И то, если кому-то удастся доказать его причастность. Добравшись до своих комнат, кивнул напарнику и тот ушёл спать. Расположившись в кресле лицом к двери, стал обдумывать подробности проникновения в место содержания пленницы. В отсутствие её надзирательницы, разумеется. Откуда-то пришла мысль, что при смерти ведьмы, наложенные ею чары спадают – наверное, из забытых детских воспоминаний. Это казалось правдой. Мысли вернулись к составлению плана незаметного проникновения. Взгляд прилип к двери – теперь можно и глубоко уходить в себя. Любое движение вернёт к действительности. Никогда не мог полностью успокоиться и сосредоточиться на раздумьях без контроля всех входов-выходов. И вообще редко сидел спиной к наружным дверям, прошлым вечером позволив это себе в порядке исключения. Тогда именно сидящему «правильно» Водке, как находящемуся в трезвом уме, предстояло контролировать подходы. Сейчас тот спал и было самое время подумать. Но думалось как-то вяло. Про полезность девки с глазами цвета крови и вытекающий из этого факт повышенной охраны. О необходимости дополнительной разведки… Конкретика приходила, когда всё начиналось. Так было всегда, Джин держал в уме одни только наброски планов: несколько штрихов о действиях в той или иной ситуации, воспоминания или фото с описаниями мест, задействованных в операции – и, собственно, всё. Ах да, ещё состав участников – бывало, что требовались сторонние специалисты в узких областях. Каждый из оперативников организации имел минимум две дополнительные специальности помимо ликвидации неугодных начальству целей. Взрывчатка, механика, электроника, программирование, вождение всего, что движется, продвинутый шпионаж, особые навыки владения каким-то видом оружия или всеми сразу… Каждый – универсал, знающий азы остального, и каждый в чём-то мастер. Дополнительными специальностями Водки являются психология, незаменимая для переговорщика, и виртуозное вождение вертолётов, в частности: умение зависать, каким-то образом компенсируя «болтанку», чтобы он мог выстрелить с достаточной точностью. Пригождалось и то, и другое, но первое, конечно, чаще. Наверное, в силу своей «профессии», напарник такой понимающий. А может, от того, что хорошо его знал, но объяснять что-то приходилось крайне редко. Они даже не говорили толком, нескольких взглядов и коротких указаний всегда было достаточно. Тот понимал задуманное даже не с полуслова, а с полувзгляда… План дальше намёток так и не придумался. Но главное, что чутьё молчало – значит, ничего способного помешать не будет. Несколько часов проходят в каких-то вялых невнятных мыслях. После пробуждения Водка, как и он сам, приводит себя в порядок, и только потом выходит в переднюю комнату. Встаёт за стойку. Джина будто бы магнитом притягивает на стул напротив. Снова они не говорят, только смотрят друг на друга. И вдруг тот снимает очки. И смотрит просто глазами. Обычные глаза, карие, и разрез самый стандартный, какой только может быть. Но ему всё равно неуютно под этим взглядом, какое-то беспричинное раздражение. Водка снимает очки крайне редко. Только наедине и в полной безопасности. Это был способ напарника привлечь внимание и заставить задуматься – всегда так делал, когда видел или чувствовал, что ему как-то «не так». Взгляд ничем не прикрытых глаз напарника помогал взглянуть под другим углом. Решение всегда находилось. Водка слаб зрением. И на улице был, и сейчас остаётся. Несколько операций выправили положение до приемлемого уровня, но человек с такими глазами всё ещё не мог быть полезен организации. Балласт, мусор – слыша подобное, Джин, тогда ещё не имевший алкогольного имени, лишь скрипел зубами. «Конфликты в среде оперативников не поощряются», – фраза Вермут. Это он ещё терпел, но за «подстилку», ломал пальцы не взирая на чины и ранги. Оперативникам не хватало мозгов предположить, зачем ещё ему такой напарник. Тот был удобен – и всё тут. Организовывал быт, помнил всё, что нужно помнить, не раздражал своим существованием и нахождением поблизости, знал его предпочтения и делал всё как надо без пояснений. Из-за сломанных пальцев кому-то из начальства они и оказались на грани «выбытия» из организации – ногами вперёд. А потом Джин ловит крысу, уже готовую уйти со всеми сведениями и отношение к нему разительно меняется. Напарника награждают алкогольным именем явно «за компанию», это потом тот становится профессиональным переговорщиком и их пытаются использовать сначала вместе, а потом отдельно, пытаясь заменить для него Водку какими-то левыми напарниками. И он наглядно доказывает, что так не стоит делать… Но это было позже. С самого начала работы на организацию он копит деньги, тратя только на самое необходимое. Слышал, что обладатели алкогольных имён получают на порядок больше и прикладывал все силы чтобы перейти в их разряд. Первую операцию на глазах Водке делают вскоре после именования. Пара заданий в новом качестве – и денег наконец хватает. Им и правда стали платить больше. Четверо суток бодрствования – и «послеоперационная диагностика» показывает улучшение наполовину от того, что было. Это словосочетание намертво отложилось в голове, бесчисленное количество раз он скользил взглядом по этой надписи на двери, куда его не пустили. Один из немногих случаев, когда он позволяет так с собой обращаться, ведь напуганный врач может сделать ошибку, а это последнее, чего Джин хотел. Из рекомендаций, пересказанных напарником: повторная операция. Водка попытался спорить о её необходимости – первый и последний раз. Одного взгляда хватило, чтобы тот заткнулся. Вторая операция назначается через полгода – и им как раз хватает времени снова собрать деньги. Но вот и она проведена. После обследования Джин всё же входит в кабинет и спрашивает правда ли то, что лучше уже не будет. Спрашивает так, как он умеет… Впрочем, врачу хватает и одного его вида, чтобы проникнуться в достаточной мере и дрогнувшим голосом подтвердить диагноз. Инстинкты не улавливают лжи – и он просто уходит, больше ничего не говоря и не делая. Брошенное вслед что-то про очки почти забывается. Водка видит хорошо и остальное неважно, но так продолжается недолго. Тот начинает щуриться на свету, а заметив слёзы после выхода из тёмного помещения, Джин сразу же направляется к окулисту. Новый диагноз неутешителен: светочувствительность, приобретённая вследствие операции. Просто у кого-то дрогнула рука. С этим ничего не поделать, как и с небольшой близорукостью, ещё одно вмешательство с большой вероятностью может сделать хуже. Услышав это от покаянно выглядящего напарника – будто это он виноват! – Джин ничего не говорит. Он просто находит того урода с дрожащими руками, который допустил непозволительную ошибку и вымещает на нём свою злость. Клокочущая внутри ярость не мешает профессионально заметать следы – тот врач просто пропадает без вести. Конечно, босс в курсе его «похождений» и выказывает своё недовольство. Совсем немного, понимает, видать, почему. Месть – местью, но жить дальше всё равно нужно. И он снова оказывается у кабинета окулиста, сообщившего неприятные новости. Снова заходит лично, интересуется возможно ли изготовить такие очки, которые покрывали бы все недостатки. И делает это настолько вежливо, что самому от себя тошно, но раздражение легко подавляется осознанием цели всего этого. Доктор оказывается очень непростым человеком – инстинкты подсказывают, что тот понял кто перед ним, как и то, насколько ему непривычно быть в роли просителя. Ещё и поэтому Джин просит. Склоняет голову – и просит сделать это. Откуда знает, что этот человек в силах выполнить требуемое – ответить не смог бы, но уверенность тверда. Врач кивает и соглашается сразу, не заставляя его стоять согнутым дольше секунды. Предупреждает, что это будет дорого, но деньги не имеют значения. Джин так и говорит. В ответ доктор велит беречь глаза и приходить через неделю. Через неделю у него в руках обычные солнцезащитные очки. Разумеется, сначала осматривает сам. С виду обычные, но когда Водка их надевает, то выдыхает потрясённо: «Аники!..», – хорошее потрясение. «Постороннего» не выгоняют, позволяя остаться и понаблюдать за диагностикой. Врач ставит в известность, что линзы подошли идеально и при проверке реакции на свет всё тоже в порядке. Как будто он сам не видит. Стёкла темнеют при ярком освещении, защищая глаза, но и при неярком свете остаются несколько затемнёнными. Всё время диагностики Джин сидит на стуле для посетителей и усмехается. Не слишком доброжелательно, но уж как получается. Единственное доступное ему проявление радости. Доктор не пугается, улыбается в ответ, протягивая чек. Никто не уточняет о выплатах, но вся сумма наличными оказывается на этом же столе спустя всего пару месяцев. Джин благодарит за всё и даёт свой телефон, предлагая обращаться по любым – подчёркивает голосом – любым вопросам. Что врач расскажет кому-то, он не беспокоится – всё равно никто из знающих не поверит. Словестная благодарность кажется обязательной и правильной, да и инстинкты требуют… С момента получения этих очков у Водки больше не было проблем со зрением, без них только спал. Или снимал по особым поводам. Как сейчас. И это, как всегда, помогло. Кивнув, понаблюдал как взгляд напарника скрывается под извечной защитой, и встал. Теперь он точно знает, что делать. И раньше знал, но теперь появляется уверенность, что он сможет. Жестом велев Водке оставаться здесь, вышел. Это только его дело. Проникновение в камеру проходит незамеченным. Сегодня он освободится от этого наваждения! Так или иначе. Рука будто сама собой касается оружия: если договориться с Красной не удастся, всегда есть другой выход. Повторив это себе ещё раз, Джин приближается к пленнице. Та без сознания и снова вся в крови, этот вид усиливает то непонятное чувство внутри, и он больше рефлекторно выхватывает пистолет. Уже с глушителем, подготовка – это главное. В случае чего всё спишут на заигравшуюся чёрную малявку, ведь у кого ещё мог быть мотив? Слишком стойкая, острая на язык пленница… и один спец по устранениям совершенно не при чём… Нацелив дуло с глушителем точно в сердце, Джин собирается жёстким ударом разбудить девку с глазами цвета крови, но сумев только несильно ткнуть, ошарашенно замирает. Странно-неправильное ощущение в груди ещё увеличилось, сознание, казалось, сейчас расколется от противоречия и знакомо-незнакомого слишком сильного чувства. Та же очнулась: «Наконец-то ты пришёл», – ни страха, ни неуверенности. Будто она тут хозяйка, а не пленница! Собственная предсказуемость разозлила, а злость ослабила неправильные чувства. «Я убью тебя!», – рыкнул Джин, изнемогая от этого желания, бессильного желания, невыполнимого, которому противилась вся его суть. «Не убьёшь. Если б мог, уже сделал бы», – улыбнулась так коварно, что он невольно сглотнул. Одёрнул себя. Противоречие нарастало. «Освободи меня», – прозвучало приказным тоном. Он отшатнулся от неожиданности. Эта прикованная девка смеет ему приказывать!.. И в то же время что-то внутри сдавило побуждением выполнить. Наверное, впервые в жизни он не мог положиться на свои инстинкты, никогда ранее не подводившие, они требовали одновременно прямо противоположных действий. Замер в недоумении. «Освободи», – повторила та, – «И я освобожу тебя». «Нельзя. Ты ещё нужна. Пропажу заметят…», – от растерянности ответил, как думал – правду, поддавшись побуждению, на миг возобладавшему над разумом. Чары, колдовство, наваждение – умом понимал, но… если нельзя надавить, то всегда есть возможность торговаться или воздействовать иначе. «Чёрная малявка сказала, есть клятва…». «Никому не выбить её из меня» – ещё одна снисходительная усмешка. Говорит будто королева с нерадивым лакеем! «Тогда я убью тебя! Со смертью ведьмы…», – озвучил пришедшее в голову ранее. «Верно, все наложенные чары рассеиваются. Вот только это невозможно. Но ты можешь попытаться», – милостивое разрешение. Больше не обращая внимания на собственную предсказуемость и то, что фактически выполняет чужое распоряжение, Джин пытается. Палец дрожит на курке, почему-то не в силах нажать. Он борется с собой, навязанным чувством, прилагая максимум усилий – и плевать, что с ним сделают за это убийство. Только бы освободиться это этого непонятного, противоестественного состояния! Перед глазами уже плывёт, а голова, кажется, сейчас лопнет, когда звучит властное: «Хватит». И он непроизвольно подчиняется, опуская оружие. Рассудок проясняется, и он понимает – побеждён. «Теперь-то ты понял, что избавиться от меня можно только одним способом?» – он просто смотрит с бессильной ненавистью в ответ. Желание убить всепоглощающе и огромно – и невыполнимо, уже убедился. Но ответ и не нужен. «Или ты хочешь, чтобы я присоединилась к вашей организации?» – её присутствие постоянно? Эта дрянь, давящая на мозг и вносящая разлад в отточенные инстинкты – постоянно?! Из горла вырывается какой-то постыдно-высокий звук, когда он представляет. Желание убить свидетеля слабости огромно… и нереализуемо. Он может лишь смотреть, вкладывая во взгляд всю свою ярость. «Освободи меня!» – на сей раз это именно приказ, громкий и властный. И вроде как, вот он – выход, но предать организацию тоже нельзя… В позорной – и видимой! – растерянности, он выходит вон и только через несколько шагов по безлюдному коридору, вспоминает о важном и возвращается, чтобы запереть дверь обратно. Потеря концентрации – ещё одно последствие наваждения, от него нужно избавляться как можно скорее. Но сначала – как следует всё обдумать.