День за днем. Эпизод 4

Все! Больше не хочу быть полоумной дурой. Все утро стыдно смотреть Аньке в глаза за свое вчерашнее поведение. Если Калугин считает, что может удобно сидеть на двух стульях, то он ошибается! И показывать всем, и ему, в том числе, что вчера превратилась в тряпку, о которую можно вытирать ноги, я не намерена - одеваюсь и причесываюсь даже дольше и тщательней, чем обычно. На сегодня выбираю мягкие серые брюки и белую кофту с длинными рукавами и с завязками внахлест на спине, поверх голубого топика — красиво, строго, женственно. На голове тоже все в порядке — две прядки с боков увела назад и заколола двумя заколками, чтобы волосы лежали волной на спине и не лезли вперед. Когда приезжаю в издательство, еще внизу у лифта снимаю куртку, просунув ее под ручки сумки и повесив на плечо. Все, как обычно, ничего не случилось, я сама невозмутимость! Выйдя на этаже, провожу пропуском в щели датчика пропускного агрегата и под его звонкое тюлюлюканье направляюсь к Люсиной стойке, на ходу убирая пропуск в кармашек тоута: - Доброе утро. - Доброе утро Маргарита Александровна. Не поднимая головы, интересуюсь: - Мне что-нибудь есть? Людмила мнется: - Вы, извините, честно, я вот пока не знаю. - Ясно… Не глядя на секретаршу, продолжаю одной рукой копаться в глубинах сумки, на этот раз в поисках мобильника. - Маргарита Александровна, вы, конечно, извините... Людмила задумчиво чешет висок: - Но это личная просьба Бориса Наумыча. Кисло смотрю на нее. Это про что? Вот так вот, не успеешь прийти, уже личные просьбы. И я кажется знаю по какому поводу… Со скучающим видом отворачиваюсь, сунув руку в карман брюк: - Какая просьба? - Ну, в общем, он сегодня хочет взглянуть на вашу статью. Мало ли кто чего хочет. Кошусь на секретаршу: - А… Да, я помню. Та сразу подается вперед, нависая над своей стойкой: - Так что ему передать? Как только, так стразу! Поморщившись, вздыхаю: - Передай ему, пожалуйста, пятьсот долларов. Людмила испуганно меняется в лице: - То, есть? Упс… Похоже, она еще не проснулась до конца. Укоризненно улыбаюсь: - Люсь, ну чего ты как маленькая! Будет тебе статья. Скоро, будет! Уже когда иду к себе, вслед доносится облегченное: - Хорошо. Статья.... Понятия не имею о чем писать - на последней летучке, так и не пришли к консенсусу по теме номера. У кого-то чего-то, а в единое - не связать… Думать совсем не хочется, и я оглядываюсь по сторонам, высматривая поблизости Любимову: - Галь! О чем хоть последние фотосессии? Галины не видно и я отправляюсь к ее рабочему месту: - А Любимову никто не видел? Окинув взглядом ее стол, просматриваю разбросанные распечатки. Увы, ничего определенного и креативного. Неожиданно сзади слышится вкрадчивый голос Андрея, и я напрягаюсь: - Доброе утро, Марго. Можно напрямую спросить Калугина про съемки, но я с ним разговаривать не хочу. Даже не оборачиваюсь и, молча, продолжаю свое занятие. Голос становится тверже: - Маргарита, я с тобой поздоровался. Сжав зубы, разворачиваюсь к нему лицом, мельком скользнув глазами: - А я с тобой нет! И с каменной физиономией топаю мимо. Андрей бросается следом: - Пожалуйста, подожди! Пожалуйста, жду. Останавливаюсь и, оглянувшись, жду продолжения. - Давай выпьем кофе, м-м-м? И нормально поговорим... Нормально поговорить ты мог вчера, по телефону, до ночи прождала. Сунув руки в карманы, начинаю раскачиваться с мыска на пятку, благо каблук невысокий: - Кофе пьют в ресторанах. А здесь люди работают. - Хорошо, я могу хотя бы объяснить? Ничего нового услышать я не надеюсь и раздраженно смотрю на него: - Как хочешь. С мученическим видом Калугин укоризненно глядит на меня. Но это меня только злит сильнее. - Маргарита я тебе клянусь, я пытался с ней вчера поговорить. Поджав губу, мелко киваю несколько раз – вешай, вешай лапшу! - Но когда речь заходит о ребенке… Меня аж перекашивает – ребенка давно уже нет, а песенка все та же. Сморщившись, веду головой из стороны в сторону: - Так, все! Слушай, меня эта заезженная пластинка уже не интересует. Если тебе нравиться, крути ее кому-нибудь другому, ладно? А вот и объект нашего столкновения — за спиной Андрея появляется Егорова со счастливой улыбкой во все лицо и берет Калугина за локоть: - Андрюш... Андрюш, сегодня в филармонии какой-то классный джаз. Она зыркает глазами исподтишка в мою сторону. Презрительно усмехаюсь: джаз - отличное времяпровождение для жаждущих суицида. И их бывших женихов, тоже! - Папа позвонил, оставил два билета. Пойдем? Как патетически прозвучало: «Когда речь заходит о ребенке…», и как прозаически «джаз в филармонии»... Хотя бы договорились об единообразии. Калугин угрюмо бурчит: - Не знаю. Тут уж я не могу сдержаться — вся эта плохая мелодрама меня уже достала и я откровенно издеваюсь: - А чего тут знать?! Надо идти. Ты даже здесь, Калуга, решения принять не можешь. Оглядываясь на парочку, ухожу к себе, оставляя поникшего Ромео и повисшую на нем Джульетту. *** Страдания со статьей продолжаются пол дня и без особого успеха. На редакционных часах шестнадцать ноль пять и я все еще продолжаю корпеть над первой страницей, уткнувшись в монитор и покусывая нервно ноготь — третий раз меняю вектор и все не то… Тускло и не слишком интересно! Мобильник подает сигнал о пришедшей SMS и я ворчу: - Да слышу я, слышу. Оторвавшись от экрана, тянусь за трубкой и, открыв крышку, читаю послание от Калугина: «На номер +79261203685. Как насчет пообедать»». Что-то поздновато для обеда. Интересно другое, откуда такая смелость? Наверно, невеста усвистела по магазинам, вот и пользуется моментом. Как он говорил? «Нас теперь ничего не связывает»? И такая конспирация. Зажав мобилу в ладони, сразу набираю ответ, нажимая кнопки большим пальцем и шевеля губами, повторяя текст: «Утром деньги, вечером стулья». Усмехнувшись, отправляю ответ, а потом, отложив со стуком телефон в сторону, опять утыкаюсь в монитор в поисках умных мыслей. Но найти не успеваю - в кабинет заглядывает улыбающаяся Люся: - Маргарита Александровна, можно? Пожалуй, гребаную статью я так никогда и не напишу. Повернув голову в сторону двери, устало переспрашиваю: - Можно, что? - Ну-у-у, зайти. - Ну, зайди. Людмила, прикрыв за собой дверь, спешит к столу: - Я просто хотела поинтересоваться. Снова разворачиваюсь к монитору: - Насчет статьи? - Угу. Киваю: - Ну, поинтересуйся. Слышу сопение и неуверенное: - А, как бы... - Вот, видишь? Какой вопрос, такой ответ. Поджав губы в полоску, только вздыхаю: - Ничем пока порадовать не могу. Увы. Муза сегодня отдыхает. - Понятно. А, м-м-м… Люся продолжает топтаться в торце стола и не уходит. С виноватым видом подавшись ко мне, она не оставляет свое нытье: - Просто, Борис Наумыч, он... Оглянувшись, укоризненно смотрю на нее снизу вверх: - Я знаю, он очень просил. - Угу. Я впитала, но от этого быстрей не рожу - намек, по-моему, прозрачней некуда. Но Людмила не уходит - стоит, опустив глаза в пол и вцепившись двумя руками в тонкую папочку: - Маргарита Александровна, понимаете, Егоров достает меня, а я соответственно достаю вас. - А мне кого доставать? Секретарша лишь пожимает плечами, и я отворачивается к экрану — мне к сказанному добавить нечего: -- Ладно, передай, что я скоро закончу. Пару секунд она стоит, а потом, слышу, делает шаг к двери: - Хорошо. И снова возвращается, капец какой-то! - А скоро, это когда? Блин, я ее сейчас ударю. Разворачиваюсь в кресле: - Капец, Люсь, ну я ж не против, чтобы ты доставала, но надо же и меру знать! Последнее предупреждение и начну скандалить! Отворачиваюсь к монитору и Людмила, наконец, убирается: - Извините. С гримасой мученицы грызу ноготь и пытаюсь нашкрябать, хотя бы еще один абзац *** Приходит момент, когда для плавности мысли не мешает попить кофе и чего-нибудь поклевать из холодильника - с такой мыслью выползаю в холл и, прикрыв за собой дверь, бросаю взгляд на часы - скоро пять, день идет к концу. Откуда-то сбоку слышатся стремительные шаги, и Калугин придерживает меня за локоть: - Маргарит, Марго подожди. Ты обедать? Все никак не отобедается. Тут уж ужинать впору, а не обедать. Идем рядом. Но может и правда нормально пожрать? Если допоздна сидеть придется? Только тогда сумку нужно забрать из кабинета. Или пускай Калуга кормит в долг. - Да. - Я тоже. Я на него все еще зла и огрызаюсь: - Какое совпадение, приятного аппетита. Андрей, с несчастным видом, канючит: - Ну, подожди. Меня уже бесит от двух его любимых словечек – «поговорить» и «подождать», и я взрываюсь: - Слушай, надоело! Понимаешь, надоело - ждать, ждать, ждать. В наш милый разговор врывается крикливый голосок Егоровой: - Андрюш! Она бежит к нам, чтобы снова вцепиться в локоть Калугину: - Ну, мы пойдем с тобой обедать или как? Еще одна любительница обедов. Покачав головой, с усмешкой вздыхаю: - Фу-у-ух. Нырком обхожу парочку, устремляясь дальше. Вслед слышится: - Ты знаешь, мы с Юлечкой недавно такое кафе вкусное нашли. Ага. Наверно там у нее была очередная угроза суицида. Или в филармонии… Людмила тормозит меня возле секретарской стойки - А, Маргарита Александровна! Калуга с Наташей топают к лифту, а я останавливаюсь, сунув руку в карман. Приходится собрать все силы в кулак, чтобы не сорвать на Люсе накопившееся раздражение: - Вот, ты сейчас прежде, чем спросить про статью, ты хорошенечко подумай, ладно? Секретарша кивает, и я для верности добавляю: - Просто, возможно, от этого будет зависеть твоя дальнейшая карьера. Людмила мотает головой: - А я и не собиралась ничего спрашивать. Вздохнув, кладу локоть на стойку: - Хорошо, слушаю. - Просто, вас Борис Наумыч искал. - По поводу? - Не знаю, сказал, что очень важно. Подняв глаза к потолку, обреченно считаю в уме до пяти - не мытьем, так катаньем. Задолбали со своей статьей: - Ох, капец, господи, да что ж за день сегодня такой, а?! Не торопясь, размахивая руками, марширую на ковер к начальству. Егоров как раз выходит из кабинета: - О! Вот это я понимаю оперативность! Из-за моего плеча, он пытается выглянуть и посмотреть на Людмилу: - Тебе, Люся сказала? Оглядываюсь. Если согласиться, то сразу придется оправдываться за статью и ее отсутствие, поэтому отнекиваюсь: - Да нет, сама, можно так сказать, спинным мозгом почувствовала. Закинув голову назад, Егоров хохочет: - Ха-ха-ха! Ну, раз настроение хорошее, значит, разборка откладывается, и я улыбаюсь, наблюдая за непосредственной реакцией начальника. Егоров продолжает смеяться, отмахиваясь: - Твой мозг меня не перестает удивлять. Даже спинной! И снова заливается смехом, закидывая голову назад: - Ха-ха-ха… Заходи! И мы проходим гуськом внутрь кабинета. Шеф присесть не предлагает и я, засунув руки в карманы, останавливаюсь в торце его стола. Наумыч чешет затылок, собираясь с мыслями, потом рубит воздух рукой: - Вот, послушай Марго... Он проходит за моей спиной, перемещаясь к своему креслу, но не садиться, и переходит к делу: - Я тут анализировал наш последний номер, ну тот который Зимовский делал. Ну, сказанул, так сказанул… Что мог делать Зимовский, кроме того, как вставлять палки в колеса? - Борис Наумыч! Егоров отводит глаза: - Я понимаю, тебе неприятно об этом вспоминать. Естественно! Если бы ты не пьянствовал все это время, ты бы знал, сколько нервов сожрал у меня этот урод. Егоров теперь проходит у меня за спиной в обратную сторону и встает с другого бока: - Но там есть одно очень светлое такое пятно, знаешь? Это, какое? С Зимовским, по-моему, могут быть только темные пятна. Выпятив нижнюю губу, отрицательно качаю головой: - Честно, говоря… Егоров расцветает: - Твоя статья! Которая хоть как-то, вот она спасла этот тираж. Он уже опять мельтешит с другого бока и глядит с восторгом, высунув кончик языка. - Ты помнишь, о чем она? Естественно, я этот гинекологический креатив никогда в жизни не забуду. О девственницах. - Ну, я амнезией пока не страдаю. Наумыч, опершись ладонью о крышку стола одной рукой, другой подбоченивается: - А знаешь, чем она замечательная? Как для кого. Для меня так часовым позорищем на оперативке и долгим промыванием косточек среди наших кумушек. Но я лишь вопросительно приподнимаю плечи: - Борис Наумыч, вы хотите, что бы я сейчас себя похвалила? - А это я сделаю сам с великим удовольствием! С довольным видом он шлепает ладонью по столу: - Просто, вот в ней, как и во всех остальных твоих работах… Растопырив руки, он обрисовывает весомый шар этих самых работ, а потом мечтательно поднимает глаза к потолку. С любопытством жду к чему все эти дифирамбы. - Есть вот у тебя свой стиль, понимаешь?! Вот я сегодня прочитал многие твои статьи. Так уж прямо и многие… Задумываюсь, сжав губы в узкую полоску. Сколько мы выпустили номеров за эти полгода, шесть – семь? И парочка из них, точно - посмотреть и забыть. Егоров снова проходит за спиной: - И я понял, я просек, в чем они привлекают так мужиков! Мужиков? С таинственным радостным видом он смотрит на меня, явно ожидая вопроса: «Чем?». - Забавно. Даже самой интересно стало. Новое метание за спиной и мне приходится повернуть голову в другую сторону. - Ты понимаешь, вот у них у всех есть одна своя формула. У мужиков или у статей? Наконец он встает за свое кресло и упирается пальцами в стол: - Ты берешь вот…, э-э-э…, женскую проблему… Наумыч хватает и поднимает со стола первую подвернувшуюся папку: - И смотришь на нее глазами мужчины. Это точно, «Head & Shoulders», два в одном флаконе. Подыгрываю шефу, широко распахивая удивленные глаза: - Серьезно? Егоров аж подпрыгивает в радостном возбуждении: - Абсолютно точно! И опять бежит за моей спиной, чтобы встать по другую сторону: - А когда начинаешь логически вскрывать вот эту проблему, появляется какая-то…, ну я не знаю… От суеты позади меня уже начинает кружиться голова, голос Наумыча уходит то в одну сторону, то в другую. Забавно. Но я пока не догоняю, к чему он, в своих исследованиях, клонит. - Какая-то легкая такая пикантность, что ли…, сексуальность. Сексуальность? Про старых дев и месячные? Удивленно таращусь, недоверчиво качая головой. - А потом вскрывается один план, второй план, третий план. Представляешь? Трясу отрицательно головой. Пока не очень. И пытаюсь отшутиться: - Ого! Третий план это уже что-то! Мечтательно подняв глаза к потолку, Егоров продолжает петь дифирамбы: - Твои статьи, они как бы сказать…, они пробуждают фантазии. Сексуальные фантазии у пенсионеров? Вот чего не хотела, так не хотела - даже слегка краснею от смущения и переспрашиваю: - У вас? Наумыч закашливается: - Кхм..., знаешь, не надо делать из меня это…, сексуально озабоченного! Он опять проходит у меня за спиной и таинственно добавляет: - Не одному мне так кажется. Егоров, взмахнув рукой, прекращает прения: - Так! Теперь по поводу нового номера. Голос за спиной меняет направление движения: - Ты свою статью закончила? Мда… Так все хорошо начиналось. Неуверенно гляжу в сторону закрытой двери и тычу в нее пальцем: - Ну-у-у… Там еще это… Наумыч меня перебивает, пришлепывая ладонью в воздухе: - И замечательно! В смысле? Прямо зависаю с поднятой рукой от такого поворота – центральная статья и не нужна? Шеф по-отечески приобнимает меня за плечи: - Я хотел бы тебя попросить, чтобы ты вот не меняла свой стиль. И тогда получится, ну просто – у-у-ух, понимаешь? Да я как-то о стиле никогда и не задумываюсь – пишу и пишу, как пишется. И что значит «у-у-ух»? Пока шеф перемещается на другую от меня сторону, веду головой вслед за ним и, недоуменно улыбаясь, непонятливо трясу головой: - Не совсем. - Я буду тогда откровенен. Номер получается так, средненький. И бомбы там пока нет, понимаешь? Задумываюсь – ну, может и правда средненький, спорить не буду. До меня доходят его ужимки и прыжки, и я согласно киваю: - А-а-а, хм… То есть бомбой должна стать моя статья, да? Наумыч тут же подхватывает, взмахивая кулачком: - Вот, молодец, можешь если захочешь! Можно подумать, что это так просто, и я все время так и норовлю написать исключительно примитивное и убогое. Не получается бомб-то… Ничего не обещая, лишь хмыкаю. Неожиданно дверь кабинета распахивается и на пороге возникает взбудораженная Сомова. Что-то случилось? Егоров тоже удивленно смотрит на свою Джульетту: - Аня, а ты чего здесь? Сомова с серьезным видом просит, растопыривая пятерню: - Марго, ты извини, нам с Борисом Наумычем пять минут tet-a-tet. Что же случилось? Любопытство раздирает меня, но приходится убраться восвояси. *** Возвращаюсь к себе в кабинет «писать бомбу» и даже не представляю, как превратить то, что успела «натворить» в орудие массового поражения. Несмотря на все напутствия шефа, дело движется с трудом, и все равно нет уверенности в успехе. Спустя пол часа раздается стук в дверь и на пороге появляется отобедавший Калугин: - Марго, можно? Видимо покормил свою убогую и теперь пришел завести старую шарманку – как Наташа чуть не подавилась роллами и все из-за выкидыша. Молчу, уставившись в экран, и не обращая внимания на гостя. Потоптавшись, Калугин прикрывает дверь и идет со вздохом к столу: - Марго. - Что? Он останавливается сбоку от моего кресла и начинается мяться там: - Я пришел перед тобой извиниться. Ежедневная мантра. Хмыкаю, не глядя в его сторону: - За что? Он садится на угол стола: - Маргарита, ну прости, ну честное слово я… Не мог даже позвонить? Чуть развернувшись и, по-прежнему, отведя взгляд в сторону, прерываю поток слов: - Так, стоп - машина! Какой смысл во всех этих оправданиях? Мужчину красят поступки, а не слова. Поднявшись, наконец, смотрю ему в глаза: - Я тебе не директор школы… Отхожу к окну и встаю там, сунув руки в карманы: - А ты не курил в туалете. Что ты мне все прости, да извини? Спиной чувствую, как Андрей подступает вплотную: - Марго, ну пойми, там все очень непросто. Капец! Что – то я особых страданий у нее не наблюдаю, цветет и пахнет. По джазам ходит, по кафешкам. Оглядываюсь на Калугина и натыкаюсь на его больной мученический взгляд. Страдалец - перфекционист. Однобокий перфекционист, правда. - А ты знаешь, я охотно верю. Единственно, у кого все просто - это я! Мною можно крутить, швырять, вертеть как угодно, да? До двух часов ночи, как дура, сидела, ждала телефонного звонка! Калугин вздыхает и молчит. - А что? Я же таблетки не пью, не вешаюсь, да? - Марго, ну подожди, ну… Адреналин требует выхода, и я начинаю метаться вдоль окна, выплескивая энергию: - Нет, это ты подожди. Потому, что я ждать, уже устала! Хэ… А ты очень хорошо устроился мой дорогой - на работе бегаешь за одной, а дома у тебя другая, да? Калугину явно не нравятся мои слова, и он морщится: - Марго. Возмущение практически достигло точки кипения: - Что, Марго?! Вздернув вверх голову, язвительно интересуюсь: - А что ты ей говоришь, вот мне интересно! Тоже, «подожди»? Андрей пытается взять меня за руку, но я вырываюсь. - Маргарита… - Так, все Калугин, закрыли тему. Больше песню о страдающей Егоровой слышать не хочу. Надоело! И вообще мне надо писать статью. Пробравшись за стол, усаживаюсь в кресло: - Покинь кабинет! Андрей с несчастным видом зависает у меня за спиной, не реагируя, и я разворачиваюсь к дисплею и клавиатуре, демонстрируя занятость и желание работать. Калугин вдруг решительно передвигается в торец стола и встает там, сложив руки на груди: - А я никуда не уйду! То есть вот так? Сногсшибательная смелость и твердость духа? Недоуменно оглядываюсь, даже от удивления открыв рот. Волна возмущения, бултыхающаяся где-то внутри меня, выплескивается через край - я с грохотом задвигаю приоткрытый ящик стола и вскакиваю: - Замечательно! Тогда я уйду. Стремительно прохожу мимо Калугина, а потом, приостановившись на миг, даю волю эмоциям, повышая голос: - Капец! Он мне еще принципы свои показывает. Егоровой их покажи! Иду на выход, и с силой хлопнув дверью, выскакиваю в холл.