Blood circulator

Хмурое дымчато-серое небо нависло над городом, проливаясь прозрачным дождем на сырую землю. Стеклянная пара глаз вглядывалась в пустоту перед собой. Овал лица приобретал все более мертвецки-бледный цвет, а на щеках виднелись высохшие дорожки соленых слез. Гахен лежала неподвижно, теряя счет времени собственной жизни. Сил не было ни на то чтобы подняться, ни на то чтобы выключить звук на давящем своими оповещениями мобильнике. «Просто оболочка, больше ничего» - думала она. Смысл и все цели в жизни постепенно размывались безутешным дождем, стучащим по окну уже который день подряд. В квартире творился полный хаос. На столе лежал надкусанный кусок хлеба, а по комнате цветными пятнами была разбросана одежда. Рядом с кроватью стояла бутылка воды, опустошенная почти до дна, а на полу валялись упаковки из-под препаратов, которые, очевидно, должны были поддерживать в Гахен какое-то стремление к тому, чтобы каждый новый день не заканчивался истерикой или психогенной рвотой, которая не давала спокойно усваиваться пище и чувствовать насыщение. Организм постепенно давал сбой, из-за чего здраво думать и фокусироваться на чем-либо становилось просто нереальным. Отчаяние, немое и вязкое, постепенно заполоняло рассудок. А время, как немая подруга, оставляло за собой шлейф одиночества. *** «Смешанное тревожно-депрессивное расстройство» - отчеканил человек в белом халате, перекинувший ногу на ногу, попутно поправляя свою тонкую оправу очков. Девушка, которая сидела рядом, смотрела в одну точку, и, казалось, вообще не замечала всего происходящего с ней в данный момент времени. В мозгу что-то щелкнуло, но будто совсем далеко, на периферии собственного сознания, все же заставив поднять голову на мужчину перед ней. «Гахен, дорогая, у тебя довольно запущенная стадия депрессивного периода, я бы даже сказал, что ты очень близка к самой тяжелой ступени, почему ты пришла на прием только сейчас? У тебя же наверняка уже внушающий промежуток времени длится это состояние, как я могу судить, исходя из всего тобой выше сказанного. Я понимаю, что для многих пациентов могут быть и не так показательны какие-то красные флаги в их жизни и самоощущениях. Но, я всегда говорю, что нужно особенно чутко прислушиваться к своим внутренним часам. Когда одна шестеренка дает сбой, то нарушается работа всего механизма» - монотонным и слегка поучительным голосом закончил фразу врач и принялся что-то записывать в медицинской карте пациента. Гахен сидела и даже слишком смиренно принимала свою судьбу. Вылить до этого всю свою подноготную оказалось тем еще испытанием. Было очень сложно подбирать нужные слова, чтобы хоть как-то здраво объяснить то, что с ней происходит. Девушка до последнего верила, что просто себя накручивает, и нет у нее никаких психических расстройств или заболеваний. Просто воспаленный от усталости мозг продолжает подкидывать ей страшные картинки и нежелательные сценарии, не давая объективно воспринимать и оценивать реальность. Но все оказалось куда прозаичнее, чем могло бы быть. Мужчина средних лет, он же частный психиатр, видимо в силу опыта своей работы смог довольно четко и лаконично объяснить и собрать воедино всю ту кашу, что творилась в голове Гахен, назначив нужные препараты и лечение. Он ее не жалел и не поучал, просто выслушал и дал свою субъективную оценку. В самом деле от это стало куда легче дышать, теперь точно стало ясно откуда брали начало все ее нервные срывы, выливавшиеся в опустошение желудка после очередного приема пищи, и бесконечная слабость во всем теле, побудившая нежелание к какому-либо виду бурной деятельности. Девушка почти бесшумно покинула кабинет врача, все еще с каким-то неверием таращась на бумажки в руках. Немые вопросы витали в воздухе, оставляя после себя неприятное послевкусие. Гахен рылась в своих мыслях и пыталась найти ответы на все эти вопросы. Она явно не относилась к той категории людей, которая была несчастна и обделена чем-то с рождения. У нее было нормальное детство и такая же нормальная семья, как, впрочем, и все. Разве что своего отца она почти не знала, он жил в другой стране и присылал ей всего пару слов в год, продолжая кормить обещаниями, что обязательно приедет к ней повидаться. Но из раза в раз эти обещания осыпались песочным замком детских недежд, а потом оседали горьким пеплом сигаретного дыма в легких, когда Гахен уже перестала быть наивным ребенком. Впрочем, большой проблемой и упущением в своей жизни она это не считала. Когда девушка училась в старшей школе, у нее, как и у всех, было пару неоправданных и наивных влюбленностей, несколько хороших друзей и кошка по имени Тама. Все шло своим чередом, она не считала себя лучшей, но и явно не являлась худшей среди своих сверстников. Гахен вполне успешно окончила школу и пошла в университет, быстро нашла себе хорошо оплачиваемую работу, съехала от родителей, и, вообще, жила в свое удовольствие. Если говорить о том, каким человеком она была, то смело можно было заявить, что ее смех и шутки явно не оставляли никого равнодушными. Она очень любила всех своих друзей и дорожила каждым из них по-своему. Многие говорили о том, что она просто светилась изнутри, когда находилась рядом с дорогим сердцу человеком, даже если не испытывала никаких романтических чувств к нему. Есть мнение, что с возрастом человек черствеет, но это явно было не про Гахен. Такое ощущение, что с годами она становилась только более открытой и эмоциональной, любила рисковать и встревать в какие-то неприятности, выходя из не особо приятных ситуаций с натянутой улыбкой на лице. Можно было даже сказать, что многие ей завидовали, потому что так умело находить общий язык почти с каждым - это надо уметь. Все так и оставалось бы прекрасным и пестрело разноцветными пятнами в ее жизни, пока встречи с друзьями не становились все реже, рабочих смен прибавлялось все больше, а долги по учебе копились пыльной стопкой в углу. Одним утром она встала и поняла, что ее телефон молчит уже вторую неделю. Ей никто не писал, даже Суа, ее подруга детства, больше не отправляла ей забавный стикер с лягушкой Кермитом, желая доброго утра. Тишина, обволакивающая и заполоняющая, она постепенно надавливала на сознание, оставляя за собой только звенящую пустоту. Но Гахен быстро собрала вещи и вышла на работу, больше не придавая особого значения неприятным мыслям. Когда прошел еще месяц, она пришла в университет и обвела взглядом свою группу, ища глазами свободную парту в аудитории, за которой сидела Хандон. Эта девушка была еще одним очень важным человеком ее жизни. Сначала они правда совсем не сошлись характерами, думая друг о друге далеко не самые воодушевляющие вещи. Но постепенно поняли, что у них довольно много общих интересов, стали проводить больше времени вместе вне учебы, зависая друг у друга дома. Им было комфортно вместе, Гахен была во многом благодарна ей, потому что Хандон была действительно хорошим другом, умела выслушать и дать совет в неординарной ситуации. Особенно, когда нужно было принять какое-то трудное решение. Чаша весов в голове Гахен часто склонялась именно туда, куда своими суждениями приводила ее подруга. Она не могла назвать ее самым лучшим другом, нет. Но действительно важным человеком она для нее была. Гахен прошлась между парт и остановилась рядом с Хандон, заходя за ее спину, когда почувствовала легкое прикосновение руки: «Гахен, здесь занято, ты можешь сесть впереди» - Хандон улыбнулась и сказала это так, будто само собой разумеющееся, а ее слова не имели никакого значения в данный момент времени. «Да, хорошо» - с какой-то странной интонацией произнесла Гахен. Девушка немного потупила взгляд, но все-таки без какой-либо задержки прошла вперед и заняла свое место. Было такое ощущение, будто ее сознание находится в вакууме. Хандон что-то говорила ей, шутила, но она не слушала ее, или не слышала. Пустота. Она не понимала, что сейчас произошло, как будто бы какой-то червь сомнения забрался прямо в ее душу, выедая себе дорогу, выстланную липким страхом. За окном постепенно темнело, вечер оседал неприятным осадком, а в этот день Хандон впервые помахала ей рукой и ушла куда-то с другой однокурсницей. Снова это мерзкое чувство опустошения. Дни шли и крутились как старое и скрипучее веретено, каждый раз начинавшись неприятным осознанием очередного дня сурка. Гахен работала, училась, работала и снова приходила на учебу в замыкающую сознание аудиторию. Яркая улыбка сменялась хладным равнодушием, лишь изредка напоминая о том, чем оно когда-то было. Она больше не смеялась так звонко, а иногда и вовсе чувствовала себя настолько непонятно, что вся ее жизнь казалась чем-то совсем далеким и недосягаемым. Холод пробежал по позвоночнику, завязав колючую лозу одиночества, впиваясь своими сильными шипами в мягкую кожу горла. Внутри стоял влажный ком, сердце отбивало четкий выверенный ритм, лишь изредка напоминая о том, что девушка все еще существует. Ночи стали совсем невыносимо долгие, кошмары мучили и душили, сжимая в своих мертвых тисках. Постепенно каждый, с кем Гахен когда-либо поддерживала какую-то связь, уходил. Уходил незаметно, совсем бесшумно, точно выверяя каждый свой шаг, просчитывая время до секунды, оставляя за собой лишь шлейф ледяного холода. «Это все еще ничего, с этим можно справиться. Люди приходят и уходят» - говорила Гахен в звенящую тишину квартиры, а слезы нескончаемым потоком лились из ее карих глаз, окропляя безумную для человека улыбку. В очередной раз девушка понимала, что прошел еще один день, а она все еще живет и дышит. Квартира постепенно превратилась в какое-то непонятное и непригодное для человека место. Сигаретный дым въелся в белые обои помещения, а ваза валялась разбитыми осколками в углу. Фантики можно было найти по периметру всего помещения, смятые и растерзанные ногтями от безысходности, они валялись как тяжкое напоминание о своем паршивом существовании. Когда кровь алой жижей полилась на дно ванны, Гахен впервые почувствовала очертания ужаса в своей голове. Инстинкт самосохранения загорелся красной лампочкой в воспаленном разуме, и девушка поспешила промыть свои неглубокие раны, убедившись, что сейчас все обошлось. В самый первый раз, когда ею была предпринята попытка навредить себе, она не могла остановить кровь очень долго, пугаясь больше не того, что ее жизнь может вот-вот оборваться, а скорее от того, сколько вокруг было крови. Позже ее очень долго тошнило и мутило от вида запекшийся жижи на стенках ванной. Но спасло больше даже не то, что порезы были не столь глубокие, а то, что своей целью она не ставила закончить свою жизнь, точнее, не закончить ее вот так. Скорее просто получить облегчение и какую-то призрачную надежду на то, что она все еще живой человек, а не просто тело или пустая оболочка без чувств и эмоций. Со временем, правда, это перестало помогать, поэтому она просто скуривала около пачки парламента в день, продолжая ходить на работу, и чувствуя себя в прямом смысле «живым трупом», выполняющим какие-то операции больше на автомате, чем всерьез. Никто больше ничего не спрашивал, а Гахен все больше и больше замыкалась в себе, понимая, что людям есть дело только до себя. Явно не до человека, который своим хобби считал пересчитывание шрамов на руках от самых разных ножей. В конце концов она пришла к выводу, что ей, в принципе, особо то и не нужен никто рядом. Разве что кошка, но мысль о том, что ее придется забирать из маминого дома, заставила отложить эту идею в дальний ящик. Там ей было определенно лучше, чем с человеком, который даже с кровати встать не может. Недели окроплялись неприятным серо-алым оттенком. Потому, когда мама в очередной раз приехала к ней без предупреждения и ужаснулась от увиденной картины ее места обитания, Гахен, видимо, поняла - приперло. Мать потом долго смотрела на нее немигающим взглядом, из глаз ее катились крупные слезы, а когда она задрала рукава ее домашней кофты и увидела порезы, то долго не могла сдержать надрывной истерики. Гахен видела в ее глазах чувство вины, перемешанное напополам со страхом потерять свою единственную дочь. Внутри что-то противно надломилось и порвалось, все не должно кончиться так. Гахен быстро нашла частную клинику с хорошими врачами, благо проблем с деньгами она не испытывала в силу своей хорошей работы и целеустремленности. Врач выслушал ее от начала и до конца, оставаясь беспристрастным даже тогда, когда девушка показала свои рубцы от порезов на руках. Мужчина был хорошим врачом, по крайней мере, ей так показалось, поэтому она не стеснялась и рассказала все именно так, как было на самом деле. В голове опять возникло лицо рыдающей матери, поэтому обеспечить себе должное лечение все равно придется, хочет она того или нет. Врач размашистым и слегка кривоватым почерком выписал ей несколько рецептов, на которых позже были поставлены синие печати клиники. Сначала ей требовалось принимать от двадцати пяти миллиграмм в сутки, затем доза доходила до двухсот миллиграмм, что уже было довольно много. Но так как состояние пациента явно было запущено, другого выхода просто не было. Гахен вышла из кабинета врача и по дороге домой купила в аптеке все необходимые медикаменты, написав попутно маме: «все хорошо, я была на приеме, мне выписали таблетки. начну принимать сегодня» Свернув из лифта в направлении своей квартиры, она обнаружила, что рядом с ее входной дверью стояло около пяти коробок с большими надписями. На каких-то из них было написано «одежда», на каких-то «посуда» и так далее. Гахен хотела было обойти всю эту неистовую пирамиду, как в подъезд из соседней квартиры вышла девушка с длинными синими волосами. Гахен сразу подметила, что она была намного выше ее самой, у нее была красивая линия плеч и необычайно тонкие пальцы, а острая линия скул только сильнее подчеркивала утонченный образ. Девушка подошла к ней и склонила голову набок: -Привет, меня зовут Дами. Я твоя новая соседка, - добродушно сказала она и протянула пачку овсяного печенья. -Ты всем соседям растрачиваешься на угощение? - немного язвительно произнесла Гахен, явно не настроенная на дальнейший диалог. -Нет, просто подумала, что стоит познакомиться с тем, с кем я живу через стенку, - улыбка явно и не думала сползать с ее лица, что очень бесило. Гахен сотни раз уже сталкивалась с такими людьми, каждый раз они не приносили в ее жизнь что-то хорошее, кроме остатка тягучей горечи. Девушка отвернулась, открыла дверь в свою квартиру, и тут же захлопнула ее прямо перед носом новоиспеченной соседки. Пачка печенья так и осталась в протянутой руке Дами, которая немного опешила и потупленным взглядом смотрела в только что захлопнувшуюся дверь перед собой.